Рассекая мир времени

Если мы хотим сполна оценить красоту времени, нам необходимо постоянно держать в уме две очень важные истины. Во-первых, время и вечность не противоположны, а взаимозависимы, не исключают, но дополняют друг друга. Во-вторых, смысл времени раскрывается только во взаимоотношениях, в общении, в отклике и открытости другому. Время невозможно определять "от противного", как выражение человеческой предельности и способ ограничить нашу "вольность"; оно – выражение смысла человеческой личности, неотъемлемая предпосылка подлинной человеческой свободы и любви". Ключ к пониманию времен и сквозь призму этих двух истин дает нам воплощение Христово.

Время и вечность не противостоят друг другу. Трудно согласиться со второй частью утверждения Спинозы о том, что "вечность не может ни определяться временем, ни иметь ко времени какое-либо отношение"[4]. Именно Боговоплощение стало той "точкой", в которой пересеклись "вневременное и время"[5], как писал в "Четырех квартетах" Элиот. А в "Камне" Рождество Христово осмысливается им как событие, не просто происходящее во времени, но преображающее время:

"Тогда в предназначенный миг настал миг времени и во времени,
Миг не из времени, этим мигом сотворено время то, что зовут историей[*****]: ибо без смысла нет времени, А этот миг времени и придал ему смысл... "[6]

"Пересекая, рассекая мир времени... " Эту же мысль находим и в "Протоевангелии, или Книге Иакова", когда Иосиф рассказывает о том, как в момент Рождества остановилось время:

"И вот я, Иосиф, и шел, и не шел. Я поднял глаза и увидел, что воздух замер в восхищении. Тогда я посмотрел выше, на самую вершину небес, и увидел, что небеса остановились, и птицы небесные застыли без движения. Я взглянул на землю и увидел трапезу и работников, возлежащих вокруг; их руки тянулись к трапезе, но жующие были как нежующие, и подносящие пищу как неподносящие, и глотающие как неглотающие, но лица всех были устремлены вверх. А вдали я увидел, как гонят овец, но вдруг овцы замерли без движения; и пастух поднял посох, замахиваясь на них, но его рука так и повисла в воздухе. И взглянул я на речной поток, и увидел детские губы над водой, но они не пили. Но вдруг все задвигалось, и пошло своим чередом". [7]

Все, о чем в превосходной степени говорим мы в связи с Боговоплощением, будет столь же истинно и для любого момента времени. Вторжение вечности во время, которое произошло в момент Боговоплощения, неповторимо. Но каждый миг настоящего времени тоже открыт вечности; в любой миг вечность может нарушить привычный ход событий, вобрать в себя время и преобразить его. Она – не где-то там, за пределами времени, но в сердцевине каждого мига; только присутствие вечности придает времени подлинную ценность. Как считает один из исследователей христианского представления о времени, румынский православный богослов прот. Дмитру Станилоэ[8], "вечность в равной мере пребывает во времени и вне его".

Платон был недалек от истины, когда называл время "движущимся подобием вечности"[9]. Время и вечность (а, следовательно, пространство и бесконечность) не противостоят, а дополняют друг друга. Время и пространство суть измерения тварного мира, но они коренятся и обретают полноту лишь в предвечном, несотворенном бытии Божием. Пользуясь образом французского православного писателя Оливье Клемана, можно сказать, что между временем и вечностью заключен "брачный союз", иn rapportproprement nuptial. [10] У Максима Исповедника можно найти суждение о том, что "внутренние основания (logoi, "смыслы") времени пребывают в Боге". [11] "Божественная вечность, – пишет о. Станилоэ, – несет в себе возможность времени, тогда как время несет в себе возможность соучастия в вечности". Вечность поворачивается лицом ко времени и выходит навстречу ему, а время, войдя в вечность, преображается, но не исчезает.

Дата добавления: 2015-05-08