Бравые Весты 10 страница

На борту «Дидоны» наступила рабочая пора. Стучали лебедки, опуская и поднимая термограф (эту операцию Валерий назвал «ставить градусник под мышку океану»), батометры, вертушки для измерения скорости течения и другие приборы. Эхолот исправно чертил линию океанского дна. Брали водные пробы. Ходила за борт и обратно планктонная сетка.

Группа Селезневой не только изучала на практике методику доктора Русто, но и испытывала свои методы измерений. Ежедневно с носа и с кормы вывешивали свинцовые электроды Миронова и брали с разных глубин показания электрических токов океанского течения. Ур налаживал ниобиевый прибор своей конструкции, опускал в воду, но записи, снятые с самописца, никому не показывал. Наладка оказалась не простой. Да и шло судно пока в попутной струе Мадагаскарского течения, не пересекавшей магнитный меридиан. Ниобиевый прибор дожидался своего часа — погружения в Течение Западных Ветров, к которому с каждым днем приближалась «Дидона».

Погода стояла хорошая. Индийский океан словно бы разленился по-летнему, нежился, мягко колыхаясь, под жарким солнцем. Безоблачными, безветренными были рождественские дни. Новый год встретили дважды — сперва по московскому, потом по парижскому времени. Жорж, исполнявший по совместительству обязанности кока, превзошел самого себя. Из муки, сгущенного какао, яиц и тапиоки[16] он создал торт неслыханной вкусноты. Нонна кинулась было записывать рецепт, но, увы, оказалось, что Жорж творил в порыве вдохновения и никаких конкретных данных о процессе творчества сообщить не мог.

Шесть тысяч метров было под килем «Дидоны» в новогоднюю ночь. Долго разносились над Центральной Индийской котловиной русские и французские песни. Вероятно, они достигали слуха вахтенных с встречных судов. Тут была оживленная океанская дорога, и суда линий Кейптаун — Калькутта, Кейптаун Сингапур и других часто пересекали курс «Дидоны».

— Затрубили во дворе трубадуры, закурили в кабаке трубокуры! воскликнул Валерий. — Что бы еще спеть? Друг Мюло, давай затянем старинную провансальскую песню «Ах, зачем ты меня целовала»…

И грянула песня. Старательнее всех подпевал Валерию Ур. Он был весел, в море он чувствовал себя прекрасно. И Нонна, сидевшая рядом, подумала с облегчением, что он поборол свои страхи и все будет у него хорошо, а значит, и у нее тоже.

Шли дни, стало холодать. Впервые это заметили по тому, что Мюло перестал окатывать себя забортной водой. Когда же он появился в кают-компании в свитере вызывающе алого цвета, стало ясно, что тепла больше не жди. Вскоре и другие «дидоновцы» сменили майки на свитеры. Ощущалось уже дыхание Антарктики. Небо побледнело, будто отражая еще далекие льды.

В этих широтах океан был пустынен. Раза два или три попадал на экран небольшой, судя по радарному силуэту, траулер. А может, это были разные суда. Да еще как-то под вечер разошлись на встречных курсах с норвежским китобойцем.

Океан пока миловал их. Но волна пошла крупнее, началась бортовая качка. Поутихли песни на «Дидоне». Кое-кто из членов экипажа потерял аппетит. Нонна и вообще-то отличалась умеренностью в еде, а теперь и вовсе мало ела, огорчая заботливого Жоржа. Она посасывала таблетки аэрона и за обедом избегала смотреть на Армана, на которого качка действовала необычным образом, возбуждая аппетит.

Франсуа, впервые попавший в открытый океан, тоже маялся, но держался хорошо. Аэрон, предложенный Нонной, ему не помогал, но зато помогало другое — репчатый лук. Работая в лаборатории, Франсуа старался не дышать в сторону Нонны, которую запах лука однажды довел едва ли не до обморока.

Но все это были, так сказать, мелочи быта. Океан есть океан, надо приспосабливаться к его нраву. И на судне исправно несли вахты, исправно выполняли полный цикл научных работ.

И настал день, когда «Дидона» вошла в Течение Западных Ветров Бравые Весты, как называли его французы. Под сорок пятым градусом южной широты Русто решил закончить меридиональный океанский разрез и, не доходя да островов Крозе, повернул судно на восток. Был холодный день с шквалистым ветром и дождем. Белыми барашками покрылся океан. Но изматывающая бортовая качка теперь, после перемены курса, почти не ощущалась, ее сменила килевая. «Дидона» как бы отбивала вежливые поклоны волнам. Войдя в скопление плавучих водорослей, характерное для граничных зон больших течений, она легла в дрейф.

Заработали лебедки, отправляя за борт приборы.

Вскоре были получены первые результаты измерений. Температура воды здесь, на северной границе Бравых Вестов, оказалась чуть выше тринадцати градусов тепла, скорость течения — около двух километров в час. Нонна с Валерием занялись магнитными измерениями, потом они вычислили величину электродвижущей силы, наведенной в течении. Здесь, в соленой токопроводящей воде, фарадеевский эффект проявил себя несравненно лучше, чем на речке Джанавар-чай, но, в общем, такие ничтожные токи не могли иметь никакого практического значения.

С помощью Валерия Ур вынес из лаборатории увесистый ниобиевый прибор. На юте им ударил в ноздри острый запах водорослей. Боцман Жорж ворчал, что запакостили всю палубу, и отказывался пустить лебедку для нового «улова» этих «никому не нужных растений». Арман, готовя сетку для спуска за борт, посмеивался над боцманом и уверял его, что скоро люди съедят все, что растет на суше, и возьмутся за эти самые водоросли.

— Никогда! — воскликнул Жорж. — Лучше грызть камни.

Моросил дождь. Над «Дидоной» парил огромный альбатрос — белоснежный красавец с черными маховыми перьями, с трехметровым размахом крыльев.

— Здравствуй, птица-буревестник! — восхитился Валерий. — Да он скорее белой молнии подобный, чем черной.

Они отправили прибор за борт. А когда расшифровали запись, Нонна ахнула: «дополнительная» величина ЭДС оказалась невероятно большой. Рядом с ней цифры, полученные летом на Джанавар-чае, выглядели убогими.

Русто не поверил, когда ему показали результат измерений. Пришлось повторить замер, и Русто самолично наладил лентопротяжный механизм, подозревая его во вранье. Однако повторный замер подтвердил предыдущий.

С погасшей сигарой во рту Русто прошелся взад-вперед по узкому проходу лаборатории. Его сухое горбоносое лицо как бы вытянулось, костистый подбородок ушел в воротник мохнатого свитера. Потом Русто сел на стол, выхватил изо рта сигару и наставил ее на Ура.

— Извольте, сударь, — сказал он, — членораздельно рассказать о своих чудесах. Что еще за космическая составляющая в океанских течениях, дьявол ее побери?

Он слушал объяснения Ура придирчиво: переспрашивал, бурно возражал, уточнял формулировки.

— Ах, значит, дело не столько в ниобии, сколько в инопланетной пленке! — воскликнул он. — Что за материал? Какова структура? Ах, так, вы не знаете! Послушайте, Ур, еще никому не удавалось провести меня, кроме губернатора Макао, и поэтому не воображайте, что я…

— Даю вам слово, доктор, честное шумерское слово, что не знаю, как и из чего делают эту пленку. Знаю лишь ее основные свойства, по ним и высмотрел в таблице Менделеева относительно похожий элемент — ниобий. Но и он недостаточно активен. Надо искать сплавы на основе ниобия.

— Искать сплавы, — повторил Русто, разжигая сигару. — И вы уверены, что ваши сплавы будут преобразовывать космическое излучение в электрический ток?.. Что? Да, я помню, вы что-то говорили об упорядочении геомагнитного поля. Значит, одно непременно связано с другим? Вы как будто спите, Ур. Неужели вы не можете внятно излагать свои мысли? Mon dieu,[17] что за косноязычие!

— Но вы не даете мне говорить…

— Я?! — вскричал возмущенный Русто. — Да я только и делаю, что вытягиваю из вас клещами слова. Говорите же, или я прикажу вздернуть вас на рею!

Он выслушал Ура, попыхивая сигарой и стряхивая пепел в пластмассовую ванночку.

— Так-так, — сказал он. — Установка в проливе Дрейка. Очень мило, сударь, очень благородное у вас намерение — напоить планету дешевым электричеством. И вы полагаете, что это вам удастся? Что вы шлепаете своими толстыми губами? Отвечайте!

— Не знаю, что вам ответить, доктор, — усмехнулся Ур. — Вы сами, кажется, видели…

— Видел, — энергично кивнул Русто. — И еще увижу. Будь я проклят, если мы не обойдем все кольцо Бравых Вестов и не выудим вашу «джи… джаномалию» из каждого десятка миль. Я о другом спрашиваю: неужели вы всерьез полагаете, что вам разрешат осуществить ваш проект и осчастливить человечество?

— Если проект получит достаточное теоретическое и экспериментальное основание, то он будет принят. По-моему, такое мнение сложилось в Москве. Разве не так, Нонна?

— Так, — подтвердила она.

— В Москве! — воскликнул Русто. — Насколько я понимаю, — проект имеет глобальный характер.

— Разумеется, — сказала Нонна. — Проект предполагает широкое международное сотрудничество. Иначе его не осуществить. Нужна договоренность на уровне правительств.

— Умница, Нонна, умница! Но тут-то, дорогие мои друзья, и выйдет осечка. У вас в Москве просто: есть хороший проект, сулящий энергетическое изобилие, и ничто не мешает правительству по зрелом размышлении его принять. Иное дело — ваши партнеры на Западе. С чего это, например, мистер Симпсон разрешит Конгрессу Соединенных Штатов принять проект, от которого ему, Симпсону, не будет ничего, кроме разорения?

— Какой мистер Симпсон? — спросил Ур.

— Не нравится Симпсон — пусть будет Гетти, Рокфеллер, уж о них-то слышали? Да вы имеете представление о военно-промышленном комплексе? Легко сказать — дешевая электроэнергия. А как быть с нефтяными и угольными концернами? Распустить за ненадобностью? Ха, как бы не так! Они сами кого угодно распустят. Или вы не слышали, что случается на Западе с изобретателями? В свое время Рудольф Дизель нанес удар фабрикантам паровых машин — и смерть его осталась тайной для всех. Был некто, изобретший сухой бензин, растворимый в воде. Просто порошок — брось его в бензобак и залей водой. Американские военно-морские силы произвели испытания и были поражены результатом. Вскоре изобретатель пропал без вести. Не утверждаю, что так бывает всегда. Но факты есть факты. Изобретатели поумнее продают патенты кому следует — для вечного погребения в сейфах. А несговорчивые изобретатели исчезают без вести, попадают в автомобильные катастрофы — им нельзя жить. Теперь представьте себе, как ласково посмотрят правления концернов на проект производства энергии без ископаемого топлива.

— Но ведь существует Организация Объединенных Наций…

— В ЮНО[18] сидят представители п р а в и т е л ь с т в. А президенты и премьеры, даже самые радикальные, дорожат своей жизнью не меньше, чем простые смертные.

— Так что же? — упавшим голосом спросил Ур. — Выходит, дело настолько безнадежно, что и затевать не стоит?

— Кто сказал, что не стоит? — рявкнул Русто, грозно сдвинув брови. Да если ваша «джаномалия» не случайный курьез, если Бравые Весты подтвердят ее на всем своем протяжении, то мы не станем сидеть сложа руки, как последние олухи. Мы опубликуем результаты исследования, мы обратимся к ученым всего мира, к правительствам, в ЮНО, к самому господу богу! Мы будем долбить и долбить в одну точку! Не из одних баранов, слава тебе господи, состоит человечество!

Глава седьмая

«А КАК ЖЕ УР? БЕДНЫЙ УР…»

И оснащен и замыслами полный,

Уже готов фрегат твой растолкнуть

Седых морей дымящиеся волны

И шар земной теченьем обогнуть.

В. Б е н е д и к т о в, И. А. Гончарову перед отплытием «Паллады»

В полосе Течения Западных Ветров «Дидона» шла на восток. Погода ухудшилась. Крепчал ветер, давший название течению, небо плотно заволоклось тучами. По всему океану, из края в край, паслись бесчисленные белые барашки. Даже не верилось, что это тот самый океан, который еще так недавно был ярко-синим, теплым, лениво колышущимся под солнцем тропиков.

Качка вконец измучила Нонну. Аэрон уже не помогал. Она держалась на пределе сил, на упрямом нежелании поддаться собственной слабости. Вид и запах еды вызывал у нее отвращение. Она перестала ходить в кают-компанию. Жорж таскал ей в каюту черные сухари и кофе с лимоном. Но каждое утро, осунувшаяся, побледневшая, она исправно являлась в лабораторию и садилась за работу. Одно только и было спасение — привычный ритм работ. Нонна хмурилась, ловя на себе сочувственные взгляды мужчин. И втайне мечтала о земле. О какой угодно, только бы она не уходила из-под ног, только бы не подбрасывала вверх, не мотала из стороны в сторону с тупой равномерностью маятника.

Но вот на экране судового локатора, поставленного на пятидесятимильную дистанцию, появилась мерцающая зеленая тень — очертания острова Кергелен. Здесь «Дидона» должна была пополнить припасы, здесь предполагался отдых перед следующим отрезком кругосветки — дальним переходом до Сиднея.

Столпившись на бот-деке, экипаж «Дидоны» смотрел на приближающиеся мрачные базальтовые скалы, на отвесные изрезанные берега Кергелена, на покрытую ледником гору Росса. Тучами кружили в низком небе поморники крупные темные чайки.

Валерий был радостно оживлен.

— Смотри, — дергал он Ура за рукав, — смотри, какие скалы. Настоящие башни! Вот это островок! А там, смотри, начинается настоящая тундра! А птичий базар!

И он, торопясь и глотая слова, рассказывал Уру и Нонне, как в восемнадцатом веке французский моряк Ив-Жозеф Кергелен в поисках легендарного Южного материка открыл этот неуютный архипелаг, состоящий более чем из сотни островков, и с тех пор сам архипелаг и единственный в нем крупный остров носят имя Кергелена, а самому Кергелену ничего приятного это открытие не принесло: во Франции его обвинили в чем-то, кажется, в жестоком обращении с командой, и посадили в тюрьму, — вот такие пироги, с этим островом только свяжись! Ледяной сфинкс!

— Почему ледяной сфинкс? — спросил Ур.

Но Валерий не ответил — он уже нацелил объектив кинокамеры на скалы Кергелена. Будет что показать по возвращении!

Между тем «Дидона», повинуясь искусной руке Мальбранша, медленно шла вдоль скалистого берега. Волны, отброшенные берегом, бесновались, создавая толчею и нередко перемахивая через верхнюю палубу «Дидоны». Наконец на малом ходу судно втянулось в узкий коридор меж высоченных базальтовых скал — это была естественная гавань Ройял-Саунд.

Открылись постройки на каменистом берегу, приземистые сараи, деревянные пирсы. Где-то горел в сером воздухе ранний фонарь. В бухте, укрытой от ветра, было сравнительно тихо. Покачивались на серой воде несколько промысловых судов — вероятно, начинающийся шторм прервал тюлений промысел и загнал суда в гавань.

Особых формальностей со съездом на берег не было. На судне остались Арман, матрос-мальгаш и моторист Фрето, жаждавший выспаться после трудной вахты. Остальные заторопились в спущенную с левого борта шлюпку. Остальные — кроме Ура.

— Опять ты решил остаться? — спросила Нонна, задержавшись у трапа. Пойдем с нами, Ур. Ну прошу тебя. Неужели тебе не хочется осмотреть остров?

— Нет… Лучше я побуду на судне.

— Лучше нам всем быть вместе. Но, поскольку тебя не переубедишь… Не стой на ветру с открытой шеей, надень кашне.

С этими словами Нонна спустилась по трапу, и шлюпка под ударами весел понеслась к близкому берегу.

Русто с Мюло и Жоржем направились к домику местной администрации, чтобы договориться о погрузке на завтра. Здесь, на Кергелене, была база топлива и продовольствия для промысловых судов. Остальные «дидоновцы» пошли по деревянным мосткам небольшого поселка, миновали с полдесятка домиков, сарай из гофрированного железа и очутились у крутого обрыва, под которым шли и шли на приступ угрюмого берега пенные волны.

Нонну немного пошатывало, океан еще не отпустил ее, но какое же это было счастье — идти по твердой, надежной земле! Она держала под руку Шамона и Мальбранша, и они вышучивали друг друга, выясняя, кого больше покачивает.

Валерий чуть приотстал от них. Он шел, надвинув на лоб капюшон нейлонового тулупчика и сунув руки глубоко в карманы. Ему нравилось бухать подкованными сапогами по бурому базальту, нравилось ощущать себя этаким бесстрашным скитальцем южных морей, нравилось идти по этому острову, хорошо описанному некогда Жюлем Верном, даром что сам Жюль Верн тут никогда не бывал.

Когда-то Эдгар По, тоже любимый писатель, выпустил повесть «Приключения Артура Гордона Пима» — о том, как славный парень Пим оказался на зверобойном бриге «Грампус» в антарктических водах и там таинственным образом исчез, сгинул вместе с бригом. Об Антарктике в то время толком ничего не было известно, и фантазия Эдгара По набросила на ледовый материк мистический покров. При всем том даже самым безудержным своим фантазиям этот превосходный мастер умел сообщить полную достоверность. Да, так оно и было, думали читатели: Антарктика полна страшных загадок, там человека подстерегает гибель…

Жюль Верн очень любил Эдгара По, но не любил неразгаданных тайн. И он по-своему почтил память американца — написал в 1895 году роман «Ледяной сфинкс», в котором предпринял поиски пропавшего «Грампуса» и несчастного Пима. Рукопись «одного янки из Коннектикута», то есть повесть Эдгара По, наводит героев Жюля Верна на последний путь «Грампуса». Они идут по следу, они преодолевают тысячу опасностей и узнают все о разыгравшейся полярной трагедии. И для каждой из фантастических деталей, разбросанных по книге богатым воображением Эдгара По, Жюль Верн подбирает сугубо реалистическое объяснение.

И как бы лейтмотивом проходит через книгу Жюля Верна молящий шепот друга Артура, метиса Дирка Петерса: «А как же Пим? Бедный Пим…» Эта мольба влекла героев Жюля Верна дальше на поиски — даже при обстоятельствах, когда следовало, казалось, позаботиться только о себе.

Валерий шел по голым скалам, по бесприютным базальтам Кергелена — тем самым, по которым шли герои Жюля Верна, расспрашивая жителей острова, последних людей, видевших экипаж «Грампуса». И этот вопрос: «Не заходил ли сюда промысловый бриг «Грампус»?" — едва не сорвался с его уст, когда он проходил мимо гофрированного сарая, у входа в который толпились люди с грубыми, обветренными лицами. Ему и в голову сейчас не приходило, что не было в действительности никакого «Грампуса», никаких героев Жюля Верна, не было несчастного Пима.

И он бормотал на ходу:

— А как же Пим? Бедный Пим…

В портовой таверне их уже ожидали Русто, Мюло и боцман Жорж. Здесь было шумно и накурено. Сидевшие за столами зверобои в кожаных и меховых доспехах, в зюйдвестках и высоких сапогах словно бы сошли со страниц пиратских книжек. Над стойкой высилась грузная фигура бармена с бритой головой и застывшей улыбкой, открывавшей два ряда металлических зубов.

— Ух и зверюга! — восхитился Валерий, глядя на бармена.

Разбитной кельнер со стуком поставил на стол бутылки, потом принес блюда с салатом и жареной рыбой.

— А где Франсуа? — спросил Русто. — Разве он не сошел на берег?

— Он был с нами, — сказал Мальбранш, — но в таверну не захотел идти. Я отправил его на судно. Пусть выспится.

— Бедный мальчик, — сказал Русто. — Это его первый рейс, но держится он молодцом, не так ли, друзья? — Он поднял стакан. — Ваше здоровье, милая Нонна. Вы тоже держитесь молодцом.

Часа два спустя они вышли из таверны в ветер и темень и направились к пирсу, освещенному подслеповатым фонарем. Шлюпки у пирса не оказалось — ну да, ее же увел Франсуа обратно на судно. «Дидона» стояла недалеко от берега, вон светятся ее огни в тусклых ореолах.

— На «Дидоне»! — крикнул Мюло, приставив ладони рупором ко рту. — Эй, Арман!

Молчание. Только завывал штормовой ветер.

— На «Дидоне»! — гаркнули все хором, а Валерий свистнул в два пальца.

— Есть «Дидона»! — донесся голос матроса-мальгаша. Его фигура возникла под кормовым фонарем.

— Гони сюда шлюпку!

— Шлюпка у пирса! — последовал ответ.

— Нету у пирса! — заорал Мюло. — Давай гони скорее!

С «Дидоны» донеслось:

— У другого пирса! Правее! Пра-аво смотри-и!

И верно, у соседнего пирса, метрах в двухстах, покачивалась белая шлюпка. Пришлось идти туда.

Коричневое лицо матроса-мальгаша было обрамлено светлым мехом капюшона.

— В чем дело, Жильбер? — спросил Русто, первым поднявшийся по трапу на борт «Дидоны». — Почему шлюпка была привязана у другого пирса? Кто на берегу?

— Мосье Ур и Франсуа, — ответил мальгаш.

— Ур на берегу? — удивилась Нонна. — Вы не ошиблись, Жильбер?

— Я ошибся? — Мальгаш засмеялся. — Значит, мои глаза не мои. Значит, я не видел, как Франсуа приплыл на шлюпке, а потом он вышел вместе с мосье Уром, и они сели в шлюпку и пошли к берегу. Значит, это видели не мои глаза…

— Они ничего не сказали? А почему пошли к другому пирсу? — спросил Русто. — Впрочем, откуда тебе знать. Где Арман?

— Арман спит, я сменил его в девятнадцать. И Фрето спит.

— То, что Фрето спит, слышно на весь Кергелен. Значит, ты сменил Армана, — Русто взглянул на светящийся циферблат своего хронометра, — два часа с четвертью тому назад. А когда ушли Ур и Франсуа?

— Я принял вахту, и тут приплыл Франсуа. Очень скоро.

— Выходит, они уже почти два часа на берегу…

Русто, сунув руки в карманы анорака, задумчиво обвел взглядом скудно освещенный берег. Внизу, на черной воде, билась о борт «Дидоны» шлюпка, привязанная у трапа. На промысловых судах, стоявших в гавани, вразнобой ударили склянки.

— Не понимаю, — сказала Нонна Валерию. — Не понимаю, что заставило Ура сойти на берег. Куда мог повести его Франсуа?

— Ну, мало ли, — сказал Валерий. — Может, они решили присоединиться к нам, но по дороге их что-нибудь задержало…

— Не понимаю. Не понимаю, — твердила Нонна, стискивая руки. — Он не хотел сходить на берег. Он чего-то боялся…

— Боялся? — Валерий вытаращил на нее глаза. — Первый раз слышу. Да брось, что еще ты выдумала! Пойдем в каюту, может, он там записку оставил.

Они прошли в каюту, которую занимали Ур и Валерий. Никакой записки тут не было. Слабо пахло луком. На столе лежали раскрытый атлас морей, стопка книг, учебник французского языка, какая-то плоская коробочка.

— Смотри-ка! — Валерий схватил коробочку. — Это же его блокнот!

Крышка блокнота стояла косо, были видны ролики с пленкой.

— Ну, значит, Ур отлучился ненадолго, — сказал Валерий. — Он же никогда с блокнотом не расстается. Даже спит с ним в обнимку. Не дрейфь, Нонна! Скоро он вернется.

Бодрый тон и уверенность Валерия подействовали на Нонну успокаивающе. Но время шло, а Ур и Франсуа все не возвращались. Тревога с еще большей силой охватила ее. И когда Русто решил отправить на берег поисковую группу, Нонна заявила, что пойдет тоже.

— Вам не надо, Нонна, — уговаривал ее Русто. — Не женское занятие лазать по скалам.

Но она настояла на своем. И отправилась с Арманом, Валерием и Шамоном на берег. Блокнот Ура она взяла с собой.

Они высадились на тот пирс, к которому, по словам мальгаша, ушли Ур и Франсуа. Светя ручными фонариками, пошли по стонущим деревянным мосткам к домику администрации. Заглянули на местную радиостанцию. Безрезультатно. Ледяной ветер ударил им в лицо, когда они повернули к таверне. Расспросы ничего не дали — ни бармен, ни зверобои, сидевшие тут, и понятия не имели, куда подевались двое из экипажа «Дидоны».

Обошли один за другим все домики поселка. Миновали склад — длинный сарай из гофрированного железа. Дальше дорожка уходила к обрыву, к диким нагромождениям скал, в необжитую тундру. При мысли о том, что Ур где-то там, за стеной мрака и неизвестности, Валерий передернул плечами. И пробормотал невольно:

— А как же Ур? Бедный Ур…

Долго кричали, звали, мучительно вслушивались — не принесут ли порывы ветра ответный зов. В темной пристройке сарая вдруг возник прямоугольник света и в нем — силуэт человека с красным огоньком сигареты.

— Кого вы потеряли, ребята? — спросил по-французски старчески надтреснутый голос.

Арман устремился к нему и вступил в разговор. Нонна и Валерий не все понимали, и Шамон им переводил. Нет, этот человек, оказавшийся кладовщиком со склада горючего, ничего не знал о пропавших. Да никуда они не денутся, добавил он, где-нибудь надрались и отсыпаются теперь, что еще на Кергелене делать в штормовую погоду? Вечером вот тоже — ходили тут, искали кого-то, а потом понесли пьяного. Нашли, значит…

— Ты этого пьяного видел в лицо? — спросил Арман.

— Где ж видеть, когда темнота уже пала? Мне ни к чему приглядываться, — разразился кладовщик скрипучим смехом. — Пьяные все на одну морду.

— А куда его понесли?

— Куда-то понесли. Вон сколько судов загнал сюда шторм. Поздно в этом году наступает здесь лето, поздно…

Дальше идти было некуда. Сели в шлюпку и направились к ближайшему промысловому судну. На крики с кормы свесилась голова в капюшоне, грубый голос ответил, что таких здесь не было и нет, проваливайте отсюда. Обошли и другие суда. На одном судне шла попойка, и зверобои стали зазывать «дидоновцев» к себе на борт, чтобы как следует повеселиться. Вахтенный другого судна посоветовал пойти поискать пропавших на ближайшее тюленье лежбище или отправиться следом за сумасшедшим траулером, который недавно снялся с якоря и ушел в океан.

Так ничего не узнав, вернулись на «Дидону».

Нонну бил озноб. Жорж принес ей чашку черного кофе с лимоном, но она покачала головой. Русто с погасшей сигарой в зубах ходил взад-вперед по бот-деку и все смотрел, смотрел на бесприютный берег.

— А как же Ур? Бедный Ур, — бормотал Валерий, не слыша собственного голоса в завываниях ветра.

Нонна позвала его в каюту.

— Слушай, — сказала она, глядя на него глазами, полными тревоги и какой-то отчаянной решимости. — То, что я тебе скажу, не должен знать никто. — Она вынула из кармана брюк бумажный пакетик и извлекла из него таблетку, как показалось Валерию. — Еще на Реюньоне Ур дал мне эту штуку и велел ее проглотить, если с ним что-нибудь случится…

Валерий осторожно взял «таблетку» и внимательно рассмотрел ее.

— Это пленка из его блокнота, — тихо проговорил он. — Черт, как тонко срезана…

— Он сказал, что здесь закодирована какая-то информация. — У Нонны сорвался голос. Валерий протянул ей остывший кофе, но она отстранила чашку. — Погоди, — сказала она. — Ты что-нибудь знаешь о том, что за информация и почему надо глотать?

Валерий поднял в раздумье бровь.

— Что-то я припоминаю… что-то он говорил однажды…

— Это когда рассказывал о своей проделке с баранами? Ну, о надписи на лбу Пиреева?

— Да нет, — отмахнулся Валерий, — раньше, еще когда он жил у меня… Что-то такое о том, как обучают методом глотания информации…

Нонну трясло. Вдруг она выпрямилась, решительно отобрала у Валерия пленку и положила себе в рот. Сделала глотательное движение. Валерий снова протянул ей чашку, и Нонна взяла, отхлебнула кофе. Она стояла посреди каюты и смотрела куда-то вверх остановившимся взглядом.

— Ну? Ну что? — нетерпеливо спросил Валерий. — Действует?

Она молчала.

— О добрый аптекарь, напиток твой действует верно, — пробормотал Валерий, пытаясь пересилить охватившую его жуть.

…Вода прибывала, волны с пенными гребнями шли через всю долину, затопляя селения и пальмовые рощи, это шел потоп, потоп… Над черным бортом ковчега встал человек с копьем. А, это ты, желтоглазый дьявол, ты все-таки подстерег меня и, связав по рукам и ногам, бросил в волны, а волны громоздятся все выше, они подбрасывают меня до неба и низвергают в пучину… Ты хохочешь и потрясаешь копьем на борту ковчега, на черном борту, обмазанном земляной смолой… Но я еще жив… И мы еще посмотрим… посмотрим, кто будет смеяться последним…

Ур очнулся. Он услышал стук двигателя. Как бы сквозь туман, увидел над собой электрическую лампочку в проволочной сетке.

Лампочка горела вполнакала, темно-желтым светом, красный червячок спиральки разгорался и темнел, словно подмигивал Уру.

Окончательно придя в себя, Ур обнаружил, что лежит на узкой койке, пристегнутый двумя широкими ремнями к ее бортам. Вокруг были железные стены, выкрашенные серой масляной краской, без окон. Стены начали валиться, койка стала боком, и он повис на ремнях, больно впившихся в тело. Потом — резкий толчок, Ура подбросило вместе с койкой… с силой швырнуло вниз… Хорошо еще, что его догадались привязать к койке, иначе он давно бы разбил себе голову о железные стены или о ножки стола, привинченные к палубе…

Но что это за каюта без иллюминатора? На каком он корабле и куда идет этот корабль по штормовому океану?

Тут он вспомнил все, что с ним произошло.

Вчера — или еще сегодня? — он остался на «Дидоне», хотя Нонна звала его на берег. Ему очень хотелось сойти на угрюмый берег этого острова, но он знал, что лучше ему остаться на судне. Он проводил взглядом шлюпку, увозившую Нонну и остальных. Что она сказала еще? Ах да, сказала, чтобы он надел кашне. Она всегда напоминает ему, чтобы он одевался потеплее, — ведь он непривычен к холоду…

Он сунул руку в карман пальто и вытащил шелковую голубую косынку ту, что подарила ему летом в Санта-Монике Аннабел Ли. Ладно, сойдет за кашне. Он обмотал шею косынкой.

— Чертов островок, — сказал Арман, заступивший на вахту у трапа. Здесь даже летом не поныряешь. Вы замечаете, насколько Южное полушарие холоднее Северного?

Ур оглядел гавань и промысловые суда, стоявшие на якорях. На одном из них, судне с низкой, косо срезанной трубой и непонятным вылинявшим флагом, он остановил взгляд: кажется, где-то он уже видел это судно.

— Слышите, как храпит Фрето? — сказал Арман. — Палуба содрогается. Вы бы тоже соснули, мосье Ур.

Дата добавления: 2015-05-08