Инструктаж

Эмокор

Улица до боли напоминала ту, по которой они с клоуном прибежали на площадь. Такая же

бесконечная, пыльная и пустая. Может быть, это она же и была. Эгор совсем не ориентировался в

этом розово-черном чужом, безумном и навязчивом мире. Да и ориентироваться стало крайне

сложно — солнце ушло, на черное небо вышел розовый месяц и высыпали розовые звезды. В

Эмомире наступили короткие сумерки.

— Что-то быстро день пролетел, — пожаловался Эгор.

— Сир, у нас не бывает дня. Вам придется привыкнуть. И ночи у нас тоже не бывает.

— А что же бывает?

— Черно-розовые закаты, угольные сумерки, немножко розовощекого утра, пепельный вечер

и романтический рассвет. В Эмомире время очень чувственное.

— А как же «время — деньги»?

— В Эмомире нет денег, сир. Да и покупать здесь нечего.

— Когда нет денег, то нет любви! — пропел довольный возможностью ввязаться в разговор

клоун. — О-о! Вот этого добра здесь предостаточно, — гордо сказал кот, помахивая черно-розовым

хвостом.

— А вот и нет, — встряла гордая Мания. — Достаточно для кастрированных ученых котов.

Найти настоящую любовь в наше время очень трудно, почти как счастье. Она так редко попадает к

нам из Реала. Ну, если только какой-нибудь ротозей потерял или от какого-нибудь хама ушла. Ею

ведь нужно еще уметь распорядиться.

— Кукольный эмо-кидский бред. Во дворце у нас целые склады любви. Тебе что, мало?

— Это все заменители, интенсивно обработанные суррогаты. Я предпочитаю натуральную

любовь из реального мира, пусть даже и адаптированную эмо-тронами.

— Чем? — удивился новому слову Эгор.

— Что ж, сир, будем считать, что моя лекция о природе Эмомира, по-нашему — Эмокора,

спонтанно началась.

— Профессор, итить твою мать, нельзя ли попроще и без понтов? — буркнул клоун.

— Без понтов-мостов нам не обойтись. Мне придется перекинуть мостик из грубого реального

мира в легкую материю бессознательного эмо. Так вот, Эмомир соседствует с Реалом,

соприкасается, находится буквально в нем и остается при этом невидим, но ощутим на

метафизическом уровне. Все в Эмомире соткано из эмотронов: и это небо, и дома, и вы. Эмотроны

— частицы, из которых состоит живая материя, принимающая любые формы по желанию

Создателя. Создатель сделал этот мир таким, какой он есть, и никто не вправе его изменять. Кроме

Королевы и вас, о бесстрашный Эмобой.

— Кот, ведь так тебя зовут? Давай на ты?

— Я не могу, сир!

— Я тебе приказываю! И перестань меня постоянно обсирать: сир, сир. Или ты намекаешь,

что я сир и убог?

Тик- Так заржал, а Кот только развел лапами.

— Есть вопросы?

— Куда мы премся? Я устал, — сказал Тик. Мания, показывая свое отношение к лекции,

демонстративно достала плеер и надела наушники.

— Есть миллион вопросов, — сказал Эгор. — Этот плеер тоже из эмотронов?

— И плеер, и музыка, которую слушает сейчас Мания, которая когда-то звалась просто куклой

Машей, и ее трусы, и она сама, и ты, Эгор, — все из эмотронов. То, что попадает к нам из Реала,

рассыпается на эмотроны и обретает новые формы благодаря Создателю. Все, кроме бабочек,

гвардейцев и меня, но это тема для отдельного доклада…

Коту явно с трудом давался переход на амикошонство с Эгором.

— А сколько лет Эмомиру?

— Эмомир существовал всегда. Я как ученый подозреваю, что он гораздо древнее мира

реального. Первобытный страх, который ты поверг на площади, древнее любого из созданий Реала.

А вот эмо-королевству пять лет с хвостиком — по меркам реального мира, конечно, поскольку

здесь понятие времени отсутствует. Пять лет назад Создатель призвал в этот бесхозный мир

великую королеву Маргит, чтобы она навела порядок и правила здесь до прихода Эмобоя. А что

будет дальше, знает только Королева — хранительница Великой книги.

— А что, Книга и правда — комикс? — улыбнулся Эгор.

— Да. Но это великий комикс предсказаний Создателя.

— И что за порядок навела эта Маргит?

— Когда Королева прибыла сюда со своей верной гвардией, Эмомир являлся взору безобразно

многоцветным, наивным и неискушенным. Но вместе с добротой, наивностью и прочими

невинными и слабыми тварями типа радости, умиления и вдохновения здесь разрослись и стали

активно их поедать различные чудовища — грусть, презрение, отвращение, страх и стыд. Королеве

удалось разогнать монстров и запереть их в темных подвалах.

— В Эмомире есть диссиденты? — вклинился в разговор Тик-Так.

— Скорее уж маньяки-убийцы, которые, хвала Создателю, сидят теперь за решеткой.

— И чем вы их кормите? Эмо-кидами? — не унимался клоун.

— Зачем эмо-кидами? Астеническими эмоциями, которые попадают к нам из реального мира.

Их в нем так много, что проблем нет вовсе. Как известно, отрицательные, астенические эмоции

тормозят все процессы в организме, вот чудовища и спят почти все время.

— Ага, особенно сонными оказались эти два добряка, которые чуть не слопали меня на

площади, — язвительно сказал Эгор.

— Нет, это совсем не то. Эмомир безграничен. Эти монстры — пришельцы, появившиеся

только вчера, и они реально страшнее всех, виданных доселе. Королевская гвардия с ними не

справилась бы.

— Банда ленивых алкоублюдков, — вставила свое слово Мания, которая вытащила из уха

один наушник и прислушивалась к разговору.

Кот бросил на нее неодобрительный взгляд.

— Кстати, эти твари сожрали кучу невинных паззеров, — сказала кукла.

— Шиздить эмо — это круто! — пропел Тик-Так и осекся, взлянув на остановившихся Кота и

Манию. — Извините, вырвалось. Слава Эмобою, спасителю славных паззеров! — ерничал клоун.

— И правда. Спасибо тебе, Эгор, от всех кукол эмо-кидов, — просто сказала Мания.

Эгор смутился.

Впереди показалось какое-то пустое пространство очередной площади, тускло освещенной

розовыми фонарями.

— А зачем вообще спасать этих кукол? — не унимался клоун. — Для них, по-моему,

поуничтожаться — одно удовольствие! Вон какую они бойню устроили на площади. Ужас! А эта

чертова кукла, которая себе сердце вырвала? Ведь помрет же, ДУРа.

Мания обиделась.

— Сам дурак. Нельзя ругать кого-то за искреннее проявление чувств. Кукла не помрет, куклы

от этого не умирают. Они умирают, когда о них забывают. Подлатают ее, и будет она вечно

страдать от неразделенной любви к Эмобою с полным на то основанием. Но в этом и есть смысл ее

кукольного существования. Ясно? — Как божий свет. Все позеры — идиоты, что в Эмомире, что в

Реале, — констатировал клоун.

— Судя по безобразной драке — да, можно так сказать. Но только заваруха эта — всего лишь

спектакль в честь Эгора, — сказала кукла.

— Фига себе, хеппенинг с отрыванием конечностей, — присвистнул клоун.

— Ну, может, ребята чуть перестарались, зато от души. Весело же получилось?

— Да уж, — сказал Эгор. — У нас эмо-киды не такие веселые.

— Так ведь это Эмомир, здесь все по-другому.

— Если ты закончила, Мания, я продолжу свой рассказ, — вкрадчиво сказал Кот, злобно

щурясь из-под очков. — Тем более что я тоже хотел поговорить про кукол эмо-кидов.

— Без проблем. — Мания демонстративно вставила наушник обратно в ухо и затрясла

головой в такт песне.

— Итак, куклы эмо-киды, — с интонацией заправского лектора произнес Кот. — Мир стал

розово-черным, и в нем, как тараканы, завелись позеры, или трупозеры, — куклы эмо-киды, как вам

будет угодно.

— Ближе к телу, — сказал клоун.

Они уже почти подошли к странной площади с фонарями. Стало видно, что она чем-то

заставлена, но очертания предметов были размытыми в рассеянном розовом свете.

— Самые бессмысленные и вредные обитатели Эмомира, его позор и крест — позеры, эмо-

киды. Не понимаю, почему Королева так благоволит к ним и всячески их культивирует. Эх, моя бы

воля… — Кот вздохнул.

— Чем же они так плохи? — спросил Эгор.

— Пустые бесполезные кривляки, возвели в культ собственные чувства, собственно говоря, их

у них не так и много: любовь и страдания. И устраивают из них постоянные спектакли. Для наших с

Королевой целей вполне хватило бы трудолюбивых барбикенов, а еще эмо-киды считают, что

созданы по образу и подобию Создателя.

— Неплохо, — вставил клоун. — А ты небось считаешь, что Создатель — это Кот с большими

усами? О, майн Кот!

— Бред, — обиделся Кот. — Я просто не люблю трупозеров и бездельников. Счастья они

приносят королевству с гулькин нос. А любви расходуют немерено.

— Меня в наших эмо-кидах больше всего бесили их показушные суицидальные попытки.

Вещь отвратительная и заразная. Пошкрябают запястья, заляпаются кровью и гордо выставляют

фотки в Интернет: вот какие мы крутые. Бе-е… Гадость. В Эмомире тоже так? — спросил Эгор.

— Ну у нас ни фоток, ни Интернета нет. Да и красоваться не перед кем. Но конечности свои

целлулоидные эмо-куклы все равно периодически режут. Зачем? Спросите у Мании.

Мания скривила рот.

— Я все слышу, но объяснять ничего не буду. Все равно не поймете. Вы не знаете, что такое

быть живой куклой…

— Да все мы знаем, — вмешался клоун. — Вы просто беситесь с жиру, а вернее, от его

отсутствия. Вам ужасно скучно — жизнь не оказывает вам достаточного сопротивления, вам не

нужно выживать, бороться с голодом и холодом. Вот вы и придумываете себе искусственную

опасность, бросаете вызов толпе. Но здесь, в Эмомире, вы сами толпа и поэтому полностью

деградировали. В Реале девяносто процентов эмо — тусовщики, тринадцати-, шестнадцатилетние

подростки, девочки, которым нравятся розовые тряпки и плюшевые мишки. Эмо-кор они не

слушают, слишком страшно и громко. То ли дело смазливая музычка от милашек из «Tokio Hotel».

А все эти резаные вены — ритуал выпендрежников. Взять бритву, пару раз чиркнуть по руке,

заснять это и гордиться собой — гораздо проще, чем быть личностью и что-то создавать,

сопротивляться лжи и пытаться изменить этот мир, пусть хотя бы проявлениями личных чувств.

— Так, отлично! — не вытерпела Мания. — Все, что ты сейчас сказал, не имеет никакого

отношения к Эмомиру. Это у вас в Реале происходит вся эта чушь. Это у вас эмо — субкультура, а

у нас — это единственная культура. Мы здесь единственные разумные создания, не считая

продажных отщепенцев барбикенов, этого говорящего животного, ну и Королевы, естественно. Для

нас «паззер» — это звучит гордо! А вены мы режем, чтобы убедиться, что мы живые, чтобы не

забыть, что есть другая боль, кроме душевного страдания.

— Звездострадальцы! — буркнул клоун.

— А хоть бы и так, — согласилась Мания. — В нашей жизни нет ничего важнее любви, мы

ищем ее, верим, влюбляемся, любим. Теряем ее — страдаем, находим — радуемся.

— А между делом демонстрируете друг другу нелепые эмо-наряды. Жертвы пубертатной

моды, навязанной вам из другого мира. Где ваша внутренняя свобода? — не успокаивался Тик-Так.

— Ты опять сбиваешься на реальный мир, клоун. Это у вас эмо-субкультура — разделение на

два лагеря. Один считает, что эмо — это музыка с корнями в вашингтонском хардкоре и стиль

жизни, наполненный искренними эмоциями. А второму наплевать на музыку, для него эмо — это

мода, одежда и эпатаж. Ради моды эти вторые готовы зарабатывать анорексию и резать вены. У нас

же все не так, мы — органичные эмо, мы сотканы из эмотронов, и в каждой нашей клетке звучит

эмо-кор, мы — эмо-куклы, созданные для любви и страданий, и нам не нужна никакая философия.

У нас свои проблемы. Мы не растем и не стареем, не рожаем детей, розово-черный мир вокруг нас

не кормит, и мы полностью зависим от Реала, откуда мы черпаем и нашу любовь, и другие эмоции,

которыми питаемся. В вашем мире любовь — это действие, процесс эфемерный и неуловимый, но

счастья, как и страданий, она приносит людям гораздо больше, чем та, материализованная, которой

здесь, в Эмомире, пользуемся мы. Вот в чем проблема. Понятно?

— Не очень, — сказал Эгор, который отвлекся от разговора, разглядывая странную площадь,

на которую они вышли. Она была квадратная, гигантских размеров и вся уставлена пустыми

застеленными кроватями. — Что за бред?

— Это Спальный район, сир. Извини, Эгор, сбился. — Кот смутился и тут же набросился на

куклу: — Мания, ты же понимаешь, что невозможно разобраться в той околесице, которую ты

нагородила. Вот, например, про музыку — она звучит у вас внутри, но ты все время в плеере.

Зачем?

— Я — элита, могу себе позволить слушать то, что хочу и люблю, помимо того, что звучит

внутри.

— И что ты слушаешь? — спросил Эгор, остановившись у одной из кроватей и присев на ее

розовое байковое покрывало. Клоун плюхнулся рядом. Кот и кукла сели на кровати напротив.

— «Saosin» — самый рульный эмо-кор.

— Слово какое-то китайское. Очередная подделка. Ты лучше, Маня, про любовь нам

подробнее расскажи. — Тик-Так болтал короткими ножками, не достающими до земли. — Во что

она в Эмомире материализуется — в игрушки из секс-шопа, в морских порнозвезд, в разорванные в

клочья сердечки?

— По-разному, красный эротоман. Бывают такие сладкие щенки с розовым носом и языком,

которым облизывают тебя с ног до головы. Чистый, наивный и добродушный щен, который любит

тебя бесконечно и бескорыстно с того момента, как увидел. А может быть, и свинья с бесстыдным

розовым пятачком…

— Свиньи самые чистоплотные животные в мире.

— Прости, клоун, я образно и вовсе не хотела тебя обидеть.

Тик- Так возмущенно хрюкнул.

— То есть влюбленные пары просто заводят собачку или свинку? — спросил озадаченный

Эгор, и между камнями у его ног бойко повылезали уже подзабытые грибы удивления.

— Можно сказать и так. Легко ошибиться и найти не свою любовь. Или неправильно за ней

ухаживать. К тому же все надо делать вдвоем. Ну и самое главное, любовь — единственная из

воплощенных эмоций, которая может умереть. Иногда очень неожиданно и без всяких

предпосылок. В Эмомире не счесть кладбищ любви, а эмо-кидов, которые чаще всего хоронят свою

любовь и большую часть времени проводят на могилах своих любовей, называют трупозерами.

— Круто, — присвистнул клоун. — Только я не понял, вы сексом-то занимаетесь? У вас

вообще пиписьки есть? В детстве меня страшно мучил этот вопрос: есть ли у кукол пиписьки?

— Фу-у — сказал Эгор, — детский сад какой-то. За кроватью рядом с ним вырос и расцвел

стыдливый розовый куст.

— Все у нас есть, — сказала ничуть не смутившаяся Мания, — все как у людей, даже лучше.

Показать?

— Давай, — обрадовался клоун, захлопав в потные ладони.

— Не надо! — Эгор даже вскочил. — Верю!

— Ну и дурак, — обиделся Тик-Так.

— Все у нас есть, — тихо повторила кукла, — кроме счастья. Простого человеческого счастья

— забирают его у нас.

— Ну, не все так грустно, — подключился к разговору давно молчавший Кот. — Это жизнь.

Королевство должно пополнять запасы валюты. Богатеет Королевство, богатеете и вы. Счастье

слишком эфемерная и редкая субстанция, даже для Эмоми-ра. Здесь нет денег, и единственной

ценностью для торговли с другими мирами является счастье. Королевские фрейлины, эмо-

фарфаллы, день и ночь трудятся, собирая пыльцу счастья на свои крылышки. Хранится счастье в

запечатанных сосудах в казне Королевы и ждет тебя, о Эмобой.

— Кстати, Маня, у людей счастье тоже долго не задерживается. Не парься, — успокоил куклу

клоун.

— Будь счастлива, — подпел ему Эгор и осекся.

— И вообще, нечего тут нюни разводить. Забирают у них счастье! — противным голосом

сказал Кот. — Все равно что деревья страдали бы из-за того, что кислородом, который они

выделяют, дышат все кому не лень. Потребляют углекислый газ — выделяют кислород. Вы

потребляете любовь — выделяете счастье. Правда, слишком мало и очень редко.

— Вот урод, — сказала Мания, и из ее дырок-глаз покатились круглые черные слезы.

— А я вот ничего не потребляю, — испуганно сказал Эгор, с сочувствием глядя на куклу.

— И не потреблял? — строго спросил клоун.

— Ну разве что пару раз, как все. Фу! Ты опять меня запутал. Не потребляю здесь. Ничего не

ем, не пью, и спать не хочется. Ты-то, клоун, уже тонну моих эмоций сожрал.

Кот всплеснул лапами в ярких браслетах: — Эгор, ты идеальное создание. В тебе уже все есть.

Ты можешь менять этот мир, а в будущем и мир реальный, подробней обо всем тебе расскажет

Королева. А я лишь преданный хвостатый паж ее. А насчет слова «спать» — в Эмомире такого

понятия нет. Во сне не спят, понимаешь?

— С трудом. Но если это сон, то есть ли у него конец?

— Конечно есть, и обязательно счастливый.

— Отлично. — Эгор повернулся к кукле. — Мания, ну хватит плакать. А то я не выдержу и

присоединюсь. Скажи лучше, чем так хорош этот твой «Saosin», который ты слушаешь и который

увековечила на своей груди?

Кукла сразу перестала плакать.

— Ты что, не знаешь? Странно. «Saosin» — это не только группа, это еще и мудрое китайское

изречение, которое означает примерно следующее: «Держи свое сердце закрытым, потому что

ничто не вечно. Не привязывайся к чему-либо, потому что это что-либо уйдет в конце концов и

разобьет твое сердце».

Эгор похлопал себя по пустой груди:

— Это правда. Услышать бы пораньше. Хотя я ни о чем не жалею. Только очень хочу

вернуться и увидеть Кити, одним своим глазком. Причем немедленно! Так как мне это сделать,

Кот? Где ваши разломы и точки соприкосновения с Реалом? И зачем в мире, где никто не спит,

огромная площадь, заставленная кроватями?

ГЛАВА 8

Первые лучи эмо-солнца осветили площадь Спального района. Закат плавно перетек в рассвет,

не выходя из уже привычной розово-черной гаммы. Четыре совершенно непохожих друг на друга

существа сидели на двух старых металлических кроватях с розовыми выцветшими покрывалами и

огромными черными подушками с орнаментом из розовых черепов в изголовьях. Испуганный

напором одноглазого героя, ученый кот держал перед ним ответ:

— Спальный район — это такая сложная телепортационная система, которая транслирует

образы обитателей Эмомира в сны обитателей Реала. Что-то вроде ваших кинотеатров. У эмо-кукол

нет иного способа попасть в мир снов, который в принципе не подвластен никому. Я говорю «в

принципе», потому что в Великой книге написано, что ты, Эмобой, сломаешь эти стереотипы и

покоришь мир снов. Ты сможешь вмешиваться в ход сновидений и менять их так же, как и Эмомир.

А пока это чисто развлекательное заведение. Любой из обитателей Эмокора может прийти сюда,

лечь головой на сонную подушку, попасть в сон любого человека в Реале и посмотреть его изнутри.

— И даже в сон Памелы Андерсон? — снова влез Тик-Так.

— Какой же у вас дурной вкус, клоун, — едко сказал Кот.

— Цирковой. И все же?

— Конечно, главное, чтобы она в этот момент спала.

Эгор опешил от открывшейся возможности.

— Тик-Так, а ну-ка пересядь.

— Ты что, хочешь прямо сейчас к Памеле?

— Да убери ты свою толстую задницу.

— Уже убрал. — Клоун юркнул на свободную кровать в метре от Эгора. — Только учти,

Памела на сегодня занята!

Эгор не ответил, только махнул на него рукой, как на надоедливую муху. Он уже вытянулся в

струнку, вжав голову в черный шелк подушки, и закрыл глаз. «Кити, Кити, где же ты? Я иду к

тебе!» Кукла и Кот переглянулись, ученый кивнул на свою левую лапу, где красовались сразу три

пары модных часов, и с сожалением покачал усатой мордой.

— Черт побери, я ничего не вижу. Что за тупые приколы? — закричал Эгор.

— Оно немудрено, Эгор, ведь в реальном мире сейчас день в разгаре, — развел лапами Кот.

— Зачем так орать! Ты мне весь кайф обломал, — раздалось с кровати клоуна, — а я только-

только познакомился со Скарлетт.

— Какой еще Скарлетт? Ты же хотел в сон Андерсон, — удивилась Мания.

— Андерсон — Йохансон, невелика разница. Большие сиськи и классная задница. Зато

Скарлетка моложе, и сиськи настоящие. И вообще, я борюсь со своим дурным вкусом.

— Нет, нет, нет! — Эгор забегал вокруг кровати, чувствуя, как закипает горючий фонтан в

глазу. — Я должен немедленно увидеть Кити. К черту королеву, к черту подвиги, к черту весь ваш

слюнявый Эмокор! Пока я не увижу Кити, никуда не пойду.

— Но, сир! Извини, Эгор, опять сбился, я просто в шоке. Это невозможно. Мы должны до

заката быть во дворце.

— Я знаю точно, невозможное возможно! — пропел красный шут и сел на шпагат.

Мания повернула к нему голову, приложила два пальца к виску и сделала вид, что

застрелилась. Эгор схватил Кота за лацканы его модного «ботанического» пиджака и с ненавистью

заглянул в его вертикальные зрачки.

— Кот, ты видел, что я сделал с клопом и с зайцем на площади? С тобой это проделать будет

гораздо проще. Я всего лишь хочу увидеть любимую девушку и попрощаться с ней. И все. Ты не

можешь мне отказать. И ты немедленно отведешь меня к чертовым разломам, или как вы там их

называете. Все понятно?

От Эгора разлетались злые вороны.

— Больно. Мяу. Как больно. Я отведу. Но Королева будет очень недовольна. — Шерсть у

Кота встала дыбом, он стал жалок и смешон.

— Скажи, что я тебя заставил под угрозой смерти или… как его… дезактивации эмотронов.

— Хорошо, только отпустите меня, сир, тьфу, Эгор.

Все четверо молча покинули площадь и свернули в маленький кривой переулок, который

внезапно закончился розовой глухой стеной с маленькой узкой дверью, закрытой на щеколду.

Уходя в небо, стена тихонечко подрагивала и гудела, как улей.

— Не нравится мне это место, — сказал клоун.

— Что это, Кот? Это и есть ваш разлом?

— Да, Эгор. Это ближайшая точка соприкосновения миров. Эмоциональный фон здесь

зашкаливает. Причем он крайне отрицательный. Место, действительно, не очень хорошее, даже

плохое. Это больничный тупичок. До прихода Королевы здесь жили и столовались два

неприятнейших монстра: Депрессия и Отчаяние. Но сейчас они в заключении, под надежной

охраной вместе с другими чудовищами.

— Очень хорошо, — сказал Эмобой, направляясь к узкой дверце, — всем пока, спасибо за

компанию.

Кот неожиданно резким лихим прыжком перескочил через Эгора, встал спиной к дверце и

затараторил:

— Нет, ты не можешь так уйти. А инструктаж? Ты ничего не знаешь о Реале. Вернее, все, что

ты о нем знаешь, теперь для тебя не годится. Это враждебный и чужой для тебя мир, твой мир

здесь, ты нужен нам, нужен Королеве, а там тебя никто не ждет. Там ты найдешь только боль и

отчаяние.

— Кот, отойди. Мы все уже решили. Зашибу ведь!

— А ведь ботаник прав, ты должен прослушать инструктаж, — сказал клоун. — А еще тебе

нужен проводник. Я пойду с тобой.

— Что? Какого черта! Ты уже здесь достал меня своими дебильными шутками! Или ты

хочешь вернуться обратно в балаган к Петросяну? А, беглый клоун?

— Ну, если только Кот вернется к Куклачеву. Очень смешно. Но ты не понимаешь, что

говоришь. Ты сейчас существо из тонкой, прозрачной, невидимой в Реале материи, зато все эмоции

мира, а в большинстве своем они негативные, ты будешь ощущать на собственной шкуре. Ты даже

не представляешь, какой ты сейчас ранимый. И вообще, если хочешь увидеть Кити, возьми меня с

собой, без вариантов.

Клоун состроил обиженное лицо и, повернувшись к Эгору спиной, сел на пыльную мостовую.

Мания, неодобрительно посмотрев на него, отошла в сторону. Немного растерявшийся от напора

попутчиков, Эгор сдался:

— Ладно, ладно, я возьму тебя с собой, Красный. А ты, хвостатый, давай поскорее

инструктируй и уходи с дороги, а то я за себя не ручаюсь.

Обрадованный Тик-Так обратился к Коту:

— Господин ученый, я тоже посоветовал бы вам поскорее приступить к инструктажу,

поскольку Эмобой сейчас находится в маниакально-экстатическом состоянии и любые уговоры и

аргументы только лишь ухудшают ситуацию. Пусть уж лучше сам во всем убедится, один раз все

сам увидит. Тем более что сфера его интересов в данный момент находится по ту сторону стены.

Эгор до сих пор еще не понял, кто он и где он, и немудрено. Ведь он всего лишь слепок жизненного

опыта, эмоций, памяти, мечтаний совсем еще незрелого юнца. Пусть сходит и скорей вернется,

сознательно и по собственной воле. А я уж поохраняю его там, чтоб не перегорел. А Королеве в

оправдание напомните, что интерес является фундаментальной эмоцией, движущей человека по

реке жизни, тем более Эмобоя.

Закончив, клоун скрестил руки на груди и задрал красный нос к небу, раздувшись от

ощущения собственной значимости еще больше, чем обычно. Кот, Эгор и Мания, открыв рты,

молча смотрели на него. Первым опомнился Кот:

— А ты не так глуп, клоун, как казалось все это время.

— Пустяки. Я просто старательно маскирую свою глупость за умными словами. Не

поддавайтесь, друзья, первое впечатление самое верное.

— Да кто ты такой, в конце концов? — не выдержал Эгор.

— Я краски слой под кожей на груди. Я встреча — расставанье впереди. Твой Санчо Панса.

Твой Ламме Гудзак. Жилет, чтоб плакаться, и шуточек рюкзак. Твой раздражитель и служитель

культа твоего, о Эмобой.

— Ладно, черт с тобой, не хочешь, не говори. Давай, Кот, свой инструктаж.

Кот принял лекторскую позу и начал вещать менторским тоном:

— Эмо-создания в Реале не могут находиться более тридцати семи минут, через этот отрезок

времени эмотроны начинают разрушаться под воздействием жесткого эмо-фона мегаполиса.

— А если я уйду не в город, а на природу, моя природа продержится дольше? — спросил

Эгор.

— Попрошу не перебивать меня и воздержаться от сарказма. Границы соприкосновения

ноосфер наших миров ограничены мегаполисом, Эгор, — это данность. Есть еще с десяток колоний,

но об этом как-нибудь потом. Вам понадобятся бинпер-часы, которые через полчаса начнут активно

напоминать о возвращении, — это первое. Теперь второе. Необходимо надеть розовые очки, чтобы

не разрушить психику, по той же причине уши нужно заткнуть берушами. Это хоть какие-то

средства защиты, помните, что вы сейчас гиперчувствительны. Вас никто не видит и не ощущает,

но зато вы все видите и все ощущаете так, как будто с вас сняли кожу, освежевали и электродами

подключили сердце и мозг ко всем нервным системам, попадающимся вам на пути. Передвигаться

советую не ногами и транспортом, а силой мысли и воображения. Нужно только четко представлять

себе то место, куда вы хотите попасть. И никаких контактов с людьми. Прямой контакт может

вызвать необратимые последствия в обоих мирах. Тебе, Эгор, все это еще предстоит. Но для этого

ты должен набраться сил, опыта, знаний, любви и счастья. Ну, в крайнем случае ненависти.

— А как можно с кем-то контактировать, когда я невидим и неощутим?

— Если ты нарушишь правила и допустишь в себя сильный энергетический эмо-заряд извне,

ты можешь материализоваться.

— Я же уже говорил тебе, — обиделся клоун. — Привидения. Они же только этим и

занимаются — материализуются, пугают людишек, получают заряд страха, подпитываются им и

дематериализуются.

— Да, это так, — согласился Кот, — но это самые несчастные создания. Они существуют

между двумя мирами. Изгои среди изгоев, отшельники среди отшельников.

— Да и хрен с ними. Всё? Инструктаж закончен? Я могу, то есть мы можем идти?

— Да.

— И где мне взять все эти прибамбасы: часы, очки, затычки?

— Все это в твоей сумке.

— Да? — Эгор впервые заглянул в сумку-почтальонку, которая висела у него на плече. —

Надо же, как раз две пары. А это что? — Он достал из сумки черный круглый прибор, похожий на

компас.

— Чуть не забыл. Это эмофон. Если будет время, постарайтесь выйти из разлома с

положительным фоном. Из роддома или из кукольного театра, например. А мы найдем вас там по

бипперам.

— О, да тут еще и плеер есть. Какой-то он страшный. Эй, Мания, как ты обращаешься с этим

куском… не знаю чего, тут даже кнопок нет.

— Это не кусок, это сгусток музыки. Просто вставь наушники в уши, и он заработает,

подстроится под твое настроение, выберет любимую музыку в твоей памяти и будет играть.

— А если я хочу новую?

— За новой — в Реал или в мир снов, кому как больше нравится.

— Клоун, пойдем-ка в Реал. Я все узнал и ко всему готов. Кот и Мания, на всякий случай —

до свидания!

Эгор и клоун оперативно экипировались в смешные рэйверские розовые очки, Тик-Так

заткнул уши берушами, а Эмобой надел плеер, и они важно, как космонавты, подошли к

обшарпанной розовой двери. Эгор отпер щеколду и вошел первым, за ним — клоун. Как только они

открыли дверь, их чуть не сбил с ног вихреобразный поток, который проскочил мимо них и

устремился в Эмомир. Дверь захлопнулась, и, щурясь от яркого света, который слепил, несмотря на

очки, Эгор подумал: «Как же мы выйдем обратно, если они закрыли щеколду?» Но мысль сразу же

потерялась. Оглядевшись, Эгор понял, что находится в больничном коридоре и прямо сквозь него

проезжает каталка с больным, которую толкает симпатичная санитарка в коротком белом халате. «Я

дома, — подумал Эгор, когда девушка уверенно прошла сквозь него и тупо улыбающегося

клоуна. — Я в больнице, я на верном пути. Наверное, я все-таки в коме, лежу в реанимации, и врачи

борются за мою жизнь. А может, я после операции, отхожу от наркоза и постепенно прощаюсь со

своими галлюцинациями. Сначала с Эмомиром, Котом и Манией, а теперь надо попрощаться и с

клоуном, открыть глаза и проснуться». Увлеченный этой замечательной идеей, Эгор не заметил, как

заплакал, и ощутил это лишь тогда, когда перестал что-либо видеть в мокрых запотевших очках. Он

помахал клоуну, прощаясь, и снял очки. Тик-Так в ужасе всплеснул руками и посмотрел на него как

на идиота. Эгор не проснулся, зато глаз мгновенно резануло больничным тихим ужасом, чужой

физической болью и немощью, несбывшимися надеждами и ожиданием смерти. В ушах голосил

«Finch». Эгор стоял в коридоре отделения нейрохирургии рядом с операционной, он даже не

заметил, как надел очки обратно. Но поздно, ему стало плохо. Он понял, что теряет сознание.

Фантомное сердце ухнуло и провалилось куда-то в желудок, голова опустела, колени подкосились,

и свет исчез.

ГЛАВА 9

Дата добавления: 2015-05-09