К Мэри, при получении ее портрета 2 страница

Билет №9 Светское общество в романе «Большие надежды»

Семилетний мальчик Филип Пиррип (Пип) живёт в доме у своей старшей сестры (воспитавшей его «своими руками») и её мужа — кузнеца Джо Гарджери, простоватого добряка. Сестра постоянно бьёт и оскорбляет мальчика и мужа. Пип на кладбище постоянно навещает могилу своих родителей, и в сочельник встречает беглого каторжника, который угрожая ему смертью, потребовал принести «жратвы и подпилок». Испугавшись, мальчик приносит всё тайком из дома. Но на следующий день каторжник был пойман, вместе с другим, которого пытался убить.

Мисс Хэвишем ищет товарища для игр для своей приёмной дочери Эстеллы, и дядя Джо, мистер Памблчук, рекомедует ей Пипа, который затем много раз побывает у неё. Мисс Хэвишем, одетая в пожелтевшее от времени подвенечное платье, сидит в тёмной, мрачной комнате. Она выбрала Эстеллу орудием мести всем мужчинам за жениха, который ограбив её, не явился на свадьбу. «Разбивай их сердца, гордость моя и надежда, — шептала она, — разбивай их без жалости!». Пип находит Эстеллу очень красивой, но высокомерной. До встречи с ней он любил ремесло кузнеца, а спустя год содрогался от мысли, что Эстелла застанет его черным от грубой работы и будет презирать. Он разговаривает об этом с Джо, когда к ним в дом приходит адвокат Джеггерс из Лондона, который сообщает, что его клиент, пожелавший остаться неизвестным, хочет обеспечить Пипа «блистательным будущим», для чего он должен отправиться в Лондон и стать джентльменом. Также Джеггерс назначается его опекуном до 21 года и советует обратиться за наставлениями к Мэтью Покету. Пип подозревает, что анонимный благодетель — мисс Хэвишем, и надеется на будущую помолвку с Эстеллой. Незадолго до этого сестру Пипа тяжело контузило страшным ударом неизвестного в затылок, констебли безуспешно пытались найти нападавшего. Пип подозревает Орлика, помощника кузнеца.

В Лондоне Пип освоился быстро. Он снимал квартиру вместе с другом Гербертом Покетом, сыном своего наставника. Вступив в клуб «Зяблики в роще», он напропалую сорит деньгами. Занимаясь составлением списка своих долгов «от Кобса, Лобса или Нобса», Пип чувствует себя первоклассным дельцом. Герберт только «осматривается», надеясь поймать удачу в Сити (он «поймал» её лишь благодаря тайной денежной помощи от Пипа). Пип навещает мисс Хэвишем, она представляет ему взрослую Эстеллу и наедине призывает любить её, несмотря ни на что.

Однажды, когда Пип был один в квартире, его нашел бывший каторжанин Абель Мэгвич (вернувшийся из австралийской ссылки,несмотря на страх повешения). Так выяснилось, что источником джентльменской жизни Пипа стали деньги беглеца, благодарного за давнее милосердие маленького мальчика. Мнимыми оказались надежды о намерениях мисс Хэвишем облагодетельствовать его! Отвращение и ужас, испытанные в первый момент, сменились в душе Пипа растущей к нему признательностью. Из рассказов Мэгвича открылось, что Компесон, второй каторжник, пойманный на болотах, был тем самым женихом мисс Хэвишем (он и Мэгвич были осуждены за мошенничества, хотя Компесон был руководителем, он выставил на суде таковым Мэгвича, за что получил менее строгое наказание). Постепенно Пип догадался, что Мэгвич — отец Эстеллы, а мать её — экономка Джеггерса, которую подозревали в убийстве, но оправдали усилиями адвоката; а также, что Компесон преследует Мэгвича. Эстелла вышла замуж по расчёту за жестокого и примитивного Драмла. Подавленный Пип в последний раз навещает мисс Хэвишем, предлагая ей внести оставшуюся часть пая в дело Герберта, на что та соглашается. Её мучает тяжкое раскаянье за Эстеллу. Когда Пип уходит, платье мисс Хэвишем загорается от камина, Пип спасает её (получив ожоги), но через несколько дней она умирает. После этого случая анонимным письмом Пип был заманен ночью на известковый завод, где Олик пытался его убить, но всё обошлось.

Пип и Мэгвич стали готовиться к тайному бегству за границу. Плывя к устью Темзы на лодке с друзьями Пипа, чтобы пересесть на пароход, они были перехвачены полицейскими и Компесоном, и Мэгвич был схвачен, а потом осужден. Он умер от ран в тюремной больнице (получив их при утоплении Компесона), его последние минуты были согреты благодарностью Пипа и рассказом о судьбе дочери, ставшей леди.

Пип остался холостяком и через одиннадцать лет случайно встретил на развалинах дома мисс Хэвишем разведённуюЭстеллу. После краткого разговора они пошли прочь от мрачных развалин, взявшись за руки. «Широкие просторы расстилались перед ними, не омраченные тенью новой разлуки».

Билет №10 Образ Эстеллы в романе Большие надежды

Закончив «Повесть о двух городах», Диккенс мог без ложной скромности признаться себе, что поддержал успех журнала, чему способствовали и постоянные редакторские хлопоты. Теперь читатели наслаждались романом «Женщина в белом». Для лета 1860 года был подготовлен «День в седле» Чарльза Левера. Но после первых выпусков спрос на журнал стал быстро падать; роман Левера явно не понравился публике. Поведение Диккенса в этом случае доказывает его оперативность, трезвую деловую хватку и одновременно удивительную снисходительность и доброту к друзьям и собратьям по перу. Он решил отдать журналу свой новый роман, который собирался печатать привычными месячными выпусками; понимая, что самолюбию Левера будет нанесен чувствительный удар, он попытался смягчить разочарование писателя сердечными, чуткими, поистине дружескими письмами и даже выговорил самые лучшие условия для издания «Дня в седле» отдельной книгой. Становится ясно, почему Диккенса одновременно и боялись и любили. Но поразительна уверенность писателя в том, что он сможет быстро перестроиться и перекроить еще только задуманный роман совершенно заново.

Достойно восхищения, что «Большие надежды» получились самым цельным из всех произведений Диккенса, ясным по форме, с сюжетом, согласующим глубину мысли с занимательной простотой изложения. Мало объяснять художественное единство книги тем, что Диккенс в совершенстве овладел мастерством лаконичного и строгого повествования, необходимого для еженедельных выпусков; в одном письме он замечает: «В связи с небольшой вещицей, которую я все время писал — правильнее сказать, пишу сейчас, потому что только сегодня надеюсь закончить ее, — меня осенила такая превосходная, новая, гротескная идея, что я стал сомневаться, не лучше ли перечеркнуть эту небольшую вещь и сберечь идею для новой книги». Короче говоря, этот великий роман — пусть потом Диккенс и надумал писать его неторопливо, месячными порциями — был начат как маленькая «вещица», и писатель сохранил ее внутренний лаконизм. Уже само название — образец точности: слова «Большие надежды» с меткой иронией передают пошлость той бездумной, праздной жизни, к которой стремится Пип после получения таинственного наследства; к которой готовит его Мэгвич, беглый каторжник, решивший сделать из него джентльмена; название передает и пошлость мертвого существования, уготованного Эстелле ее опекуншей мисс Хэвишем, старающейся сделать из девушки прекрасное, блистательное орудие мести всему мужскому племени; ирония распространяется даже на будто бы всемогущего жонглера человеческими судьбами Джеггерса, адвоката, перед которым дрожат преступники: ведь его аморальное кредо — быть выше простых человеческих чувств — делает его жизнь пустой, механической, одинокой, он осужден вечно и безнадежно умывать руки, стараясь смыть общую для всего человечества вину, от которой, будучи чем-то вроде кукольника, он ошибочно считает себя свободным.

Пошлые и претенциозные мечты отражают широко распространенные в обществе настроения — в пятидесятые годы Диккенс часто объявлял эти потуги выбиться в «приличное» общество проклятьем страны, делающим людей рабами бездушной системы; правда, мысль эта не навязывается читателю, поскольку в романе нет широкой панорамы общества, как в «Холодном доме» или в «Крошке Доррит». Однако этим пустым претензиям отдана лишь половина псевдобольших надежд Пипа; как Мэгвич пытался создать его самого, а мисс Хэвишем — сформировать характер Эстеллы, так сам Пип, снедаемый болезненной, всепоглощающей страстью, пытается сделать Эстеллу предметом любви, предметом больших романтических надежд, хотя ее ледяное сердце не способно ответить на его чувство. В романтической любви усматривается личный грех, аналогичный греху социальному — снобизму, это сентиментальный побочный продукт денежного общества. И раз все социальное в романе сводится к личному и каждый персонаж и событие увидены сквозь одну из граней чудно отшлифованного, сложного, хотя на вид и простого, характера Пипа, то все время ощущаешь — что в произведениях Диккенса вещь редкая — метафизический подтекст: все надежды тщетны, и это проявляется не только в отношении Пипа к наследству, Англии — к богатству, человека — к цивилизации и даже Пипа — к Эстелле, предмету его романтических мечтаний.

Когда Пип, еще мальчиком столкнувшись с холодностью Эстеллы, говорит: «Я посмотрел на звезды и подумал, как это, наверное, страшно, замерзая, обратить к ним лицо и не встретить в этой мерцающей бездне ни помощи, ни сочувствия», мы неизбежно начинаем размышлять о духовной смерти, которую навлекает на себя человечество, не допуская до себя или подавляя настоящую любовь и настоящее чувство. Напомню снова, сюжет так целостен, так хорошо скомпонован, что аллегорический слой нигде не вылезает наружу, все время оставаясь в глубине.

Содружество удалось и потому, что «Большие надежды», по существу, продолжают тему «Дэвида Копперфилда» — тему воспитания молодого человека жизнью; и, как «Дэвид Копперфилд», они имеют самое непосредственное отношение к самому Диккенсу. Даже время действия в обоих романах совпадает с детством и юношеством писателя. Отдавая себе в этом отчет, Диккенс писал Форстеру, что перечел первый из этих романов, чтобы случайно не повториться. Он напрасно боялся. Внешняя автобиография, ставшая основой «Дэвида Копперфилда» и сделавшая его, несмотря на поэзию воспоминаний, рыхлым, многословным плутовским романом, была уже полностью исчерпана. В «Больших надеждах» авторское «я» воплощает более глубокое, но и менее уязвимое отношение Диккенса к своей жизни.

В социальном плане «Большие надежды» великолепно расправляются с идеалом благообразной, уютной жизни, «скрасившей» вторую половину «Дэвида Копперфилда»; вот что писал Бернард Шоу в предисловии к «Большим надеждам»: «Взрослый Дэвид Копперфилд тускнеет, делается, как говорят в театре, статистом; повторное появление мистера Диккенса в роли кузнечного подмастерья можно рассматривать как извинение перед «Мучнистой картошкой». Насмешки мальчишки из мастерской Трэбба над одетым по-джентльменски Пипом, без сомнения, могут считаться полным прощанием со всем, что прежде связывалось с восхождением Дэвида Копперфилда наверх, к «славе и богатству». В сюжете «Больших надежд» не видно прямых параллелей с жизнью Диккенса. Только в характере Эстеллы критики усмотрели, и, возможно, справедливо, холодное равнодушие, с каким Эллен Тернан принимала чувства Диккенса. Слова о звездах и замерзающем человеке, которые я цитировал, перекликаются с названием пьесы о героизме и выносливости исследователей Арктики, «Замерзшая пучина», — с нее началось их знакомство. Меня не очень убеждает часто используемое соотнесение инициалов Э. Т. вымышленной героини и реального лица. Но образ Эстеллы — явный шаг вперед в понимании Диккенсом женской природы. Эстелла, конечно, не показана изнутри — форма книги не допускала этого; но ее нежелание подчиняться чужой воле доказывает, что автор уже видит в женщине личность, предъявляющую к жизни собственные требования (хотя ни Пип, ни Диккенс не хотят их признавать). Поскольку образ Беллы Уилфер из «Нашего общего друга», следующего романа Диккенса, продолжит дальнейшее развитие этих качеств, то в счет Эллен Тернан, пожалуй, можно занести и эту единственную прямую автобиографическую деталь в «Больших надеждах», и, что гораздо важнее, наконец, серьезное исследование романтической любви; в этом свете создание Доры, ее заклание и замена услужливой Агнес — лишь дань заурядному мужскому самолюбию.

Пустыми надеждами живут все основные герои книги, и комической крайностью этого является нелепая мания мистера Уопсла сыграть роль Гамлета. Но как ни сильна власть снобизма и претенциозности, как ни развращает она даже хороших людей — ведь Пип, Эстелла, Мэгвич, Джеггерс и даже мисс Хэвишем не черные злодеи многих произведений Диккенса, а в разной степени испорченные, но симпатичные люди, — автору удается создать и образы противостоящих этой власти положительный героев. Джо, как и мистер Тутс, стал одним из самых удачных святых «идиотов» Диккенса; в нем та же чудная сила, что в князе Мышкине Достоевского; простота и мудрость Джо сразу подкупают нас. Из письма Диккенса к Форстеру, где впервые упоминается об этой книге, можно судить, что Диккенс задумал сделать Джо комической фигурой; он в некотором смысле таков и есть, но в Джо проглядывает серьезность, житейская мудрость, критическое отношение ко всякому пустозвонству и софистике, и тут он — поднимай выше — почти философ. Я не знаю, как убедительнее подтвердить возможность простого счастья и простых радостей, чем словами Джо: «То-то будет расчудесно!» Бидди, возможно, получилась беднее, но она олицетворяет просто доброту, достоинство, и уже хорошо, что не перебарщивает в этом. А образом Герберта Покета Диккенс уточнил, что подобные качества не являются достоянием только тех, кто трудится.

Парадоксально, но этот замечательный роман, созданный в период разочарования, более мрачный и реалистический, чем все другие его книги, не очень смешной даже в комических местах, завершающийся (как в первом, так и в окончательном варианте 1) на какой-то неясной ноте, — парадоксально, что он самый мягкий роман Диккенса благодаря и авторскому сочувствию почти ко всем персонажам, и любви Джо к Пипу, и любви, которую Пип начинает чувствовать даже к Мэгвичу. Здесь больше, чем в ранних романах, настоящей, а не показной сердечности, больше скромности, чем смирения, украшающего Крошку Доррит и Эстер Саммерсон. И делу не помешало, что более трезвое и сочувственное отношение к человечеству не развеяло убежденности Диккенса в существовании абсолютного зла. По-моему, только один темный мазок портит картину: Джо осуждает детские выдумки Пипа, считает их враками, и в этом слышится толстовское, пуританское осуждение искусства (и прежде всего литературы, к которой Диккенс имел некоторое отношение).

Билет №11 Загадочная мисс Хэвишем.

В Сочельник, приблизительно в 1812, Пип, сирота приблизительно семи, сталкивается со сбежавшим преступником в деревенском кладбище, навещая его мать, могилы отца и младших братьев. Преступник пугает Пипа в кражу еды для него и файла, чтобы вкалывать его кандалы, из дома, который он делит со своей оскорбительной старшей сестрой и ее добрым, пассивным мужем Джо Гарджери, кузнецом. На следующий день солдаты возвращают двух преступников, занятых борьбой, и возвращают их к тюремному судну.

Мисс Хэвишем, богатая старая дева, которая носит старое подвенечное платье и жизни в обветшалом Доме Сати, просит, чтобы Дядя Зернышка Памблечук нашел, что мальчик играет с ее приемной дочерью Эстеллой. Зернышко начинает посещать мисс Хэвишем и Эстеллу, в которую он влюбляется.

Как молодой ученик в штамповочном прессе Джо Гарджери, к Пипу приближается адвокат, г-н Джеггерс, который говорит ему, он должен получить крупную денежную сумму от анонимного благотворителя и должен немедленно уехать в Лондон, где он должен стать джентльменом. Пип полагает, что мисс Хэвишем его благотворительница, и навещает ее и Эстеллу, которая возвратилась из изучения на Континенте.

Мисс Хэвишем, которая нанимает Пипа как компаньона и кого подозревает Пип, является его благотворителем. Мисс Хэвишем не препятствует этому, поскольку это вписывается в ее собственные злобные планы, которые происходят из ее желания мести, будучи брошенным в алтаре за несколько лет до этого. Она позже приносит извинения ему, поскольку ее настигает вина. Он принимает ее извинение, и она ужасно обгорела, когда ее платье, которое она никогда не снимала начиная с того, чтобы быть брошенным, ловит пламя от искры, которая прыгнула из огня. Пип спасает ее, но она позже умирает от своих ран.

С Зернышком теперь в большой степени в долгах, его благотворитель показан, чтобы быть Абелем Мэгвичем, преступником, которому он помог, кто транспортировался вНовый Южный Уэльс, где он в конечном счете стал богатым.

Есть ордер для ареста Мэгвича в Англии, и он будет повешен, если он будет пойман. План поэтому заштрихован для него, чтобы сбежать лодкой. Это также показано, что Эстелла - дочь горничной Мэгвича и г-на Джеггерса, Молли, которую Джеггерс защитил в обвинении в убийстве и кто бросил ее дочь, чтобы быть принятым мисс Хэвишем.

Зернышко сталкивает мисс Хэвишем с историей Эстеллы. Мисс Хэвишем стоит слишком близкий к огню, который зажигает ее платье, и она в конечном счете умирает от своих ран.

Пытаясь убежать, Magwitch захвачен и послан в тюрьму, где он умирает незадолго до своего выполнения. Зернышко собирается быть арестованным за неоплаченные долги, когда он заболел. Джо вылечивает его и заплатил его долги.

Билет № 12 Золотой человек Джо Гарджери.

Джо Гарджери, шурин Пипа, и его первый человек, подходящий на роль отца. Он - кузнец, который всегда добр к Пипу и единственному человеку, с которым Пип всегда честен. Джо был очень разочарован, когда Пип решил уехать из своего дома и поехать в Лондон, чтобы стать джентльменом, а не быть кузнецом.

В окрестностях Рочестера, старинного городка к юго-востоку от Лондона,жил семилетний мальчик, прозванный Пипом. Он остался без родителей,и его «своими руками» воспитывала старшая сестра, которая «обладала редкостным умением обращать чистоту в нечто более неуютное и неприятное, чем любая грязь». С Пипом она обращалась так, словно он был «взят под надзор полицейским акушером и передан ей с внушением — действовать по всей строгости закона». Ее мужем был кузнец Джо Гарджери — светловолосый великан, покладистый и простоватый, только он, как мог, защищал Пипа.

Эта удивительная история, рассказанная самим Пипом, началась в тот день, когда он столкнулся на кладбище с беглым каторжником. Тот под страхом смерти потребовал принести «жратвы и подпилок», чтобы освободиться от кандалов. Скольких усилий стоило мальчику тайком собрать и передать узелок! Казалось, каждая половица кричала вслед:«Держи вора!» Но еще труднее было не выдать себя.

Едва перестали судачить об арестантах, как в таверне какой-тонезнакомец незаметно показал ему подпилок и дал два фунтовых билета(понятно, от кого и за что).

Шло время. Пип стал посещать странный дом, в котором жизнь замерла в день несостоявшейся свадьбы хозяйки, мисс Хэвишем. Она так и состарилась, не видя света, сидя в истлевшем подвенечном платье.Мальчик должен был развлекать леди, играть в карты с ней и её юной воспитанницей, красавицей Эстеллой. Мисс Хэвишем выбрала Эстеллу орудием мести всем мужчинам за того, который обманул её и не явился на свадьбу. «Разбивай их сердца, гордость моя и надежда, — повторяла она, — разбивай их без жалости!» Первой жертвой Эстеллы стал Пип.До встречи с ней он любил ремесло кузнеца и верил, что «кузница — сверкающий путь к самостоятельной жизни». Получив от мисс Хэвишем двадцать пять гиней, он отдал их за право пойти в подмастерья к Джо и был счастлив, а спустя год содрогался при мысли, что Эстелла застанет его черным от грубой работы и будет презирать. Сколько раз ему чудились за окном кузницы её развевающиеся кудри и надменный взгляд! Но Пип был подмастерьем кузнеца, а Эстелла — молодая леди,которой должно получить воспитание за границей. Узнав об отъезде Эстеллы, он отправился к лавочнику Памблчуку послушать душераздирающую трагедию «Джордж Барнуэл». Мог ли он предположить, что подлинная трагедия ожидает его на пороге родного дома!

Около дома и во дворе толпился народ; Пип увидел сестру, сраженную страшным ударом в затылок, а рядом валялись кандалы с распиленным кольцом. Констебли безуспешно пытались дознаться, чья рука нанесла удар. Пип подозревал Орлика, работника, помогавшего в кузнице,и незнакомца, который показывал подпилок.

Миссис Джо с трудом приходила в себя, и ей требовался уход. Поэтому в доме появилась Бидди, миловидная девушка с добрыми глазами. Она вела хозяйство и не отставала от Пипа, используя любую возможностьчему-нибудь научиться. Они часто говорили по душам, и Пип признался ей, что мечтает изменить свою жизнь. «Ты хочешь стать джентльменом,чтобы досадить той красавице, что жила у мисс Хэвишем, или чтобы добиться ее», — догадалась Бидди. Действительно, воспоминания о тех днях «подобно бронебойному снаряду» разбивали благие помыслы войти в долю с Джо, жениться на Бидди и вести честную трудовую жизнь.

Однажды в таверне «У трех веселых матросов» появился высокий джентльмен с презрительным выражением лица. Пип узнал в нем одного из гостей мисс Хэвишем. Это был Джеггер, стряпчий из Лондона.Он объявил, что имеет важное поручение к кузену Джо Гарджери: Пипу предстоит унаследовать изрядное состояние с условием, что он немедленно уедет из этих мест, оставит прежние занятия и станет молодым человеком, подающим большие надежды. Кроме того,он должен сохранять фамилию Пип и не пытаться узнать, кто его благодетель. Сердце Пипа забилось чаще, он едва смог пролепетать слова согласия. Он подумал, что мисс Хэвишем решила сделать его богачом и соединить с Эстеллой. Джеггер сказал, что в распоряжение Пипа поступает сумма, которой хватит на образование и столичную жизнь. Как будущий опекун, он посоветовал обратиться за наставлениями к мистеру Мэтью Покету. Это имя Пип тоже слышал от мисс Хэвишем.

Разбогатев, Пип заказал модный костюм, шляпу, перчатки и совершенно преобразился. В новом обличье он нанес визит своей доброй фее,совершившей (он думал) это чудесное превращение. Она с удовольствием приняла благодарные слова мальчика.

Наступил день расставания. Покидая деревню, Пип расплакался у дорожного столба: «Прощай, мой добрый друг!», а в дилижансе думал,как хорошо было бы вернуться под родной кров… Но — поздно.Завершилась пора первых надежд…

В Лондоне Пип освоился на удивление легко. Он снимал квартиру вместе с Гербертом Покетом, сыном своего наставника, и брал у него уроки.Вступив в клуб «Зяблики в роще», он напропалую сорил деньгами,подражая новым приятелям в старании потратить как можно больше. Его любимым занятием стало составление списка долгов «от Кобса, Лобса или Нобса». Вот когда Пип чувствует себя первоклассным финансистом! Герберт доверяет его деловым качествам; сам он только«осматривается», надеясь поймать удачу в Сити. Закружившегося в водовороте лондонской жизни Пипа настигает известие о смерти сестры.

Наконец Пип достиг совершеннолетия. Теперь ему предстоит самому распоряжаться своим имуществом, расстаться с опекуном, в остром уме и огромном авторитете которого он не раз убеждался; даже на улицах распевали: «О Джеггерс, Джеггерс, Джеггерс, нужнейший человеггерс!»В день своего рождения Пип получил пятьсот фунтов и обещание такой же суммы ежегодно на расходы «в залог надежд». Первое, что хочет сделать Пип, — внести половину своего годового содержания для того, чтобы Герберт получил возможность работать в небольшой компании, а потом стал её совладельцем. Для самого Пипа надежды на будущие свершения вполне оправдывают бездействие.

Однажды, когда Пип был один в своем жилище — Герберт уехал в Марсель, — вдруг раздались шаги на лестнице. Вошел могучий седовласый человек, ему не было нужды доставать из кармана подпилок или другие доказательства — Пип мгновенно узнал того самого беглого каторжника! Старик стал горячо благодарить Пипа за поступок,совершенный шестнадцать лет назад. В ходе разговора выяснилось, что источником преуспеяния Пипа стали деньги беглеца: «Да, Пип, милый мой мальчик, это я сделал из тебя джентльмена!» Словно яркая вспышка осветила все вокруг — столько разочарований, унижений, опасностей обступило вдруг Пипа. Значит, намерения мисс Хэвишем поднять его до Эстеллы — просто плод его воображения! Значит, кузнец Джо был покинут ради причуды этого человека, который рискует быть повешенным за незаконное возвращение в Англию с вечного поселения… Все надежды рухнули в один миг!

После появления Абеля Мэгвича (так звали его благодетеля) Пип,объятый тревогой, стал готовиться к отъезду за границу. Отвращение и ужас, испытанные в первый момент, сменились в душе Пипа растущей признательностью к этому человеку. Мэгвича укрыли в доме Клары,невесты Герберта. Оттуда по Темзе можно было незаметно проплыть к устью и сесть на иностранный пароход. Из рассказов Мэгвича открылось, что Компесон, второй каторжник, пойманный на болотах,и был тем самым грязным обманщиком, женихом мисс Хэвишем,и он до сих пор преследует Мэгвича. Кроме того, по разным намекам Пип догадался, что Мэгвич — отец Эстеллы, а матерью её была экономка Джеггера, которую подозревали в убийстве, но оправдали усилиями адвоката, и тогда Джеггер отвез малютку к богатой одинокой мисс Хэвишем. Надо ли говорить, что эту тайну Пип поклялся хранить для блага обожаемой Эстеллы, несмотря на то что к этому моменту она уже была замужем за пройдохой Драмлом. Размышляя обо всем этом, Пип отправился к мисс Хэвишем получить крупную сумму денег для Герберта. Уходя, он оглянулся — свадебное платье на ней вспыхнуло,как факел! Пип в отчаянии, обжигая руки, гасил огонь. Мисс Хэвишем осталась жива, но, увы, ненадолго…

Накануне предстоящего бегства Пип получил странное письмо,приглашающее в дом на болоте. Он не мог предположить, что Орлик,затаивший злобу, стал подручным Компесона и заманивал Пипа, чтобы отомстить ему — убить и сжечь в огромной печи. Казалось, гибель неизбежна, но на крик вовремя подоспел верный друг Герберт. Теперь в дорогу! Поначалу все шло благополучно, лишь у самого парохода появилась погоня, и Мэгвич был схвачен и осужден. Он умер от ран в тюремной больнице, не дожив до казни, и его последние минуты были согреты благодарностью Пипа и рассказом о судьбе дочери, которая стала знатной леди.

Прошло одиннадцать лет. Пип трудится в восточном отделении компании вместе с Гербертом, обретя в семье друга покой и заботу. И вот он снова в родной деревне, где его встречают Джо и Бидди, их сын,названный Пипом, и малышка-дочь. Но Пип надеялся увидеть ту,о которой не переставал мечтать. Ходили слухи, что она похоронила мужа… Неведомая сила влечет Пипа к заброшенному дому. В тумане показалась женская фигура. Это Эстелла! «Не странно ли, что этот дом вновь соединил нас», — произнес Пип, взял её за руку, и они пошли прочь от мрачных развалин. Туман рассеялся. «Широкие просторы расстилались перед ними, не омраченные тенью новой разлуки».

Билет № 13 Сестры Броите.

Сестры Бронте — Шарлотта (Brontë, Charlotte) (1816—1855), Бронте Эмили (Brontë, Emily) (1818—1848), Бронте Энн (Brontë, Ann) (1820—1848) — английские романистки, основоположницы критического реализма в английской литературе 19 века.

Сестры Бронте родились в местечке Хауорт в Йоркшире — Шарлотта 21 апреля 1816, Эмили 30 июля 1818 и Энн 17 января 1820 — в семье бедного сельского священника ирландца Патрика Бронте. Их отец был ткачом, но впоследствии изучил богословие и стал англиканским священником, получив маленький приход на севере Англии возле промышленного города Лидса. Там родились его шесть детей — сын и пять дочерей; после рождения младшей жена умерла.

Когда Шарлотте было восемь лет, а Эмили шесть, отец отдал четырех старших дочерей в школу Кован-Бридж. Условия в школе, где готовили гувернанток, были ужасные — здесь умерли от туберкулеза две старшие сестры. Бронте забрал домой больных Шарлотту и Эмили. Позже Шарлотта училась в платном пансионе, а Эмили и Энн получили домашнее образование. Страшные воспоминания о школе остались в их памяти навсегда: позже Шарлотта упоминает о ней в романе Джейн Эйр. Все дети Патрика Бронте пробовали писать, а сын Бренуэлл и Шарлотта увлекались рисованием. После окончания пансиона Шарлотта продолжила там же преподавать, а сестры стали работать гувернантками в состоятельных семьях.

В 1837 Шарлотта посылает свои стихи на отзыв известному поэту-лауреату Роберту Саути. В ответ Саути отметил, что «посвящать себя исключительно поэзии — не женское дело», хотя допустимо заниматься поэзией как приятным развлечением, с условием, чтобы не забывать «ради него своих женских обязанностей».

В 1842 Шарлотта и Эмили едут в Брюссель, надеясь там овладеть французским. Чтобы не платить в пансионе за обучение, они сами взялись преподавать английский язык. Константин Эже, муж начальницы пансиона, образованный человек и знаток литературы, отвечавший в нем за обучение, высоко оценил первые французские сочинения, написанные англичанками. Он отметил их одаренность и предсказал, что они станут писательницами.

В 1846 сестры издают сборник стихов под именем братьев Белл (Шарлотта — Каррер, Эмили — Эллис, Энн — Эктон). В 1847 под теми же именами девушки посылают в Лондон свою прозу. Романы Эмили «Грозовой перевал» и Энн «Агнес Грей» были приняты, а роман Шарлотты «Учитель» отвергнут издательствами. В то же время издатели Смит и Элдер дали серьезную оценку рукописи «Учителя» и признали за автором литературный дар. Шарлотта начинает работать над новым романом Джейн Эйр.

Сестры пытались также открыть пансион для девочек. У них были педагогический опыт, хорошее образование, прекрасное знание французского и большое помещение в пасторском доме. Но не хватало денег и связей — никто не ехал учиться в бедно обставленный сельский дом около кладбища.

24 августа 1847 Шарлотта Бронте выслала издателям Смиту и Элдеру рукопись «Джейн Эйр», и 16 октября ее роман увидел свет. Сочинение, написанное с искренностью и страстью, покорило читателей и принесло автору шумный успех. Роман был восторженно оценен передовой печатью и подвергнут критике со стороны реакционеров.

Дата добавления: 2015-05-10