Рабле (продолжение)

На каждой странице – условность знака, что связано с новым пониманием мира и человека. Без освобождения языка и мир, и чел. подчинён религии. Заучивание готового символизирует недолжное восприятие языка и мира. Задача – разрушить устоявшееся представление о мире. Каждый чел. должен заново наделять мир смыслом. У Рабле постоянная тв. ирония, кот. смещает привычные ракурсы и наруш. привычные нам пропорции. Привычное мы видим в непривычном свете, мудрое – в дурашливом. Невероятное кол-во неологизмов. Самый общий приём у Рабле – игра с означающим и означаемым. Оторвать знак от смысла. Часто достигается тем, что слова в романе объединяются со своими полными антонимами и соед. по созвучию, а не по смыслу. Пр, определение брата Жана. Игра со знаком на уровне языка в целом: Рабле сочиняет целые речи, в которых нет никакого смысла. Пародия на современные бессмысленные тяжбы. Давать слова – дело влюблённых. продавать – адвокатов.

Новаторство мироощущения Рабле не в антирелигиозности, а в раскрепощении виденья, чувствования, мышления, кот. достигается пост. игрой с вещами и с читателем. Р. твёрдо убеждён, что чел, кот. следует своей природе, это чел добрый, чел такой, каким он и должен быть. Только естественная жизнь хороша и правильна. Человек только духовный, также ущербен, как и человек бездуховный. Чел. у Рабле начинает поступать и действовать не в соответствии с предписаниями, а по своему разумению, сообразуясь со своим соб. темпераментом. Девиз новой идиалистической культуры «Делай что хочешь». Это не карнавальная норма, т.к. она так же нормативна, как и религия. Противопоставлена этому Телемская обитель. Вся жизнь телемитов подчинена их собственной доброй воле. Некое утопическое пространство в романе. Второе утопич. пространство – сама Утопия.

Вслед за Эразмом Рабле начинает видеть оборотную сторону медали. Принцип «делай что хочешь» отягощён не только внеш. обстоятельствами. Рабле понимает, что есть и вн. препятствия в самой чел. природе. Даже в первой книге намёк на такое сложное поведение присутствует. «Благодаря свободе у телемитов возникло похвальное стремление делать всем то, что хотелось Кому-нибудь одному». Реформа одежды. Занудность описания говорит о том, что человеку сложно всегда быть индивидуальностью. Создание утопического пространства должно было бы венчать роман, но Р. не заканчивает роман на этом эпизоде.

В 3 книге Пантагрюэль отходит на 2 план, Рабле больше интересен Панург. Пантагрюэль становится воплощением гос. авторитета. Панург – оригинальный образ, в кот. воплощается всё понимание человека. Панург – частный индивид, он не принадлежит ни к какому коллективу. Маргинальный персонаж. Нет родителей, нет семьи, нет никакого соц. положения, прочного статуса. Он и не ищет устойчивого положения. Панург – воплощение новой морали, открытой гуманистами. Панург недаром сравнивается с Улиссом. П. постоянно занимает двойственную позицию. Панург как воплощение нового человека – фигура неоднозначная. К концу романа скепсис по отношению к нему усиливается. Р. ставит вопрос о степени свобода индивида и о возможности пользоваться ею в обществе. «Человек велик и прекрасен, если только он не злодей». Гуманисты как-то забывают о второй части этого утверждения. Для Рабле тема злодейства ещё не так важна (как для того же Шекспира). Внешне интрига смешна. Вроде как Панург решает шутовской вопрос – жениться ему или нет. П. действительно абсолютно свободен с своём выборе: нет родителей, навязываемых соц. обязанностей. Но существует какое-то, по-видимому, неразрешимое противоречие: П. должен сам принять решение. Панург превращается в некое эхо тех советов, которые приводятся. П. та ки не принимает решение. Он не женится не потому, что он решил не жениться, а потому, что он не может ничего решить. Свобода человека оборачивается совсем другой стороной: это тяжёлое бремя. Панург – трус в отношении себя самого. Панург всё время перетолковывает слова так, как выгодно ему – тоже показательный приём. Панург сам не знает, чего хочет. Появляется, как уже было сказано, скепсис по отношению к человеку.

Однако и в отношениях человека и общества далеко не всё так просто. Скепсис содержится уже в письме Гаргантюа Пантарюэлю. Но если рассмотреть контекст, оно воспринимается не так уж прямолинейно. Библиотека – обарзец книг, которые Рабле с радостью бы сжёг, они засоряют умы. Тот метод воспитания, кот. предлагает Гаргантюа, противостоит тому методу, кот. процветает в этом аббатстве. Да, он всесторонне развивает человека, однако уже в след. главе (встреча Пантагрюэля с Панургом) мы сталкиваемся с тем, что эта великая учёность служит Панургу лишь для нищенского существования.

Больше всего на свете Рабле боится закостнения.

Все ценности выведены со знаком вопроса. как всё это будет функционировать? Особенно заметно в эпизоде с телемской обителью. Само описание создаёт впечатление тяжеловесности. Абстрактная идеальность обители лишена жизни. Всё в превосходной степени – это значит никак.

Очень характерно завершение романа – все герои надеются получить непреложную истину для себя, но на самом-то деле это средневековая концепция: соотношение человека и его судьбы. Никаких готовых истин нет ни для героев, ни для читателя. Открытый финал: неизвестно, куда дальше поплывут герои.

Рабле, безусловно, не средневековый писатель, его произведения не исчерпываются тем, что он использует карнавальную культуру. Хотя это и народная культура, у Р. она обращена к элите. Он наиб. полно воспроизвёл гум. идеи. Но он и заставил подвергнуть их сомнению, и в этом самая большая его заслуга.

Встаёт вопрос о жанре этого романа. Это как бы не роман. Т.к. роман сосредоточен на судьбе одного – главного – героя. очень многое здесь напоминает эпос. Включает в себя всякие разные жанры. Последняя часть оч похожа на жанр видения. Жанровое разнообразие вполне вписывается в представление Рабле к языку, к человеку и к миру. Некий синтетический жанр, кот. только условно можно назвать романа, но который перерастает рамки романа. Рабле такой же великан, как и его герои.

Плеяда:

Жак Пелетье дю Манс

Жан де Лаперюз

Жан Антуан де Баиер

Понтье де Тиар

Этьен Жоуель

Гильом Дезатель

Рели Белло

Жан Дора

Жак Тоюро

Жак Гревен

Амадис Жамен

Оливье де Маньи

Ронсар

дю Беле

Плеяда 1547-1574. С Генриха 2 по Карла 9. У Ронсара – гимны и королевская роща.

Дата добавления: 2015-05-10