Минобрнауки России. Другим характерным для мифа верованием является фети­шизм

Другим характерным для мифа верованием является фети­шизм. Фетишизм есть обожествление особого предмета, который воспринимается как носитель демонических сил и который мисти­чески связан с судьбой данного племени. Предмет, к которому отно­сятся подобным образом, и есть фетиш.

Конечно, можно оценивать миф, сравнивая его с современной системой знаний, однако это увело бы нас далеко в сторону от его действительного назначения. Миф и не призван давать объективную картину мира, он призван придавать миру мысл, и это свое пред­назначение успешно выполняет. Так «индейцы пуэбло верят, что они — дети Солнца-Отца, и эта вера открывает в их жизни перспекти­ву..., выходящую далеко за пределы их ограниченного существова­ния. Это... позволяет им жить полноценной (смысловой. - С. Ж.) жиз­нью» (Юнг К. Г. Архетип и символ. М., 1991. С. 80). И в то же время надо помнить, что эта смысловая полнота достигалась при полном отрицании самостоятельного достоинства человека.

Человек видел в себе лишь продолжение жизни природы и готов был обрекать на смерть тех, кто уже не мог воплощать в себе расцвет обожествляемых природных сил. Это особенно ярко проявляется в опи­санной Дж. Дж. Фрэзером типичной судьбе царей-жрецов примитив­ных сообществ. Царь-жрец — это особый человек, который воплощал в себе мистическую связь коллектива с обожествленной жизнью приро­ды. Но мистическая связь — это двустороннее отношение, и по поверью нормальная жизнь природы сама зависела от физической крепости царя-жреца. Его одряхление и смерть грозят обществу немыслимыми бе­дами. Поэтому «существует единственный способ предотвратить эту опасность. При появлении первых признаков упадка сил богочеловека следует предать смерти... (...)...Убивая человекобога в расцвете сил и пе­редавая его дух могучему преемнику, первобытный человек преду­преждал все опасности» (Фрезер Д. Д. Золотая ветвь. 2-е изд. М., 1983. С. 254). Конечно, это относится прежде всего к самым ранним стадиям Развития мифа, но отголоски подобного отношения к человеческой жизни сохраняются и на более поздних этапах языческой культуры.

2. Миф и магия

В мифе не только человек зависит от мироздания, но и мироздание зави­сит от человека. Мистическая сопричастность носит двусторонний ха­рактер, и если две вещи или два существа мистически причастны друг другу, то судьба каждого из них действенным образом связана с судьбой другого. Если смысловая связь неотличима от причинной, то можно вли­ять на вещи, обращаясь не к ним самим, а к их смысловым двойникам, к их символам. В этом и состоит сущность и основная идея магии. Каждый, кто читал роман Александра Дюма «Королева Марго», помнит, как геро­иня пыталась повредить своему врагу, втыкая иглу в куклу, нареченную именем врага. В данном случае королева исходила из древнего, идущего от мифа представления: между человеком и его изображением (или его вещью, клочком волос и т. д.) существует мистическая связь, а потому можно подействовать на человека (убить или внушить любовь), дейст­вуя на изображение (или на прядь его волос и т. д).

Отсюда можно сформулировать определение магии. Магия -это способ воздействия на вещи через использование не их объек­тивных свойств, а их мистической сопричастности друг другу. В ма­гии мистическая связь выступает как орудие человеческой воли. Отсюда понятно, почему в мифе (а миф, напомним, не рассказ, а сама жизнь) такое значение обретает жест, ритуал, слово. Ведь и жест, и ритуал, и слово магически связаны с миром грозных божественных сил, они могут вызвать их гнев, а могут и усмирить их. Да и само сло­во не есть просто слово в нашем понимании. Слово всегда мистически связано с обозначаемым предметом или явлением, это слово - маги­ческий символ, слово-заклинание и неосторожное обращение со сло­вом может грозить мировыми катастрофами. «В... древнюю эпоху «злое слово» считалось опаснее «меча». Так в карельских эпических песнях древнейший герой Вейнемейнен не пользуется мечом, а всего добивается словом, песней. А более молодой герой — богатырь Лем-минкяйнен хотя еще пользуется песней-заклинанием, как оружием в поединке, но уже берется и за меч» (Гачев Г. Д. Содержательность художественных форм. (Эпос. Лирика. Театр). М., 1968. С. 110-111). Древний человек особенно опасался, что не только его вещи, но и его имя может быть магически использовано против него. Ведь имя мистически причастно своему владельцу; зная настоящее имя бога или колдуна, можно обрести над ними магическую власть. Отсюда — скрывание героями древних сказаний своего подлинного имени. Но простому человеку надо опасаться произнести имя священных су­ществ и демонов, ибо само произнесение имени может вызвать их. Поэтому, как подметил кто-то из ученых, нам не осталось от древне-славянского языка подлинного (а потому и непроизносимого вслух) имени медведя — грозного тотема; осталось лишь намекающее на вкусовые пристрастия иносказательное поозвище «медведь».

Итак, магическое управление природой подменяло собой ре­альное, практическое овладение ее силами. Однако этот факт вовсе не свидетельствует о никчемности первобытной магии, как это может показаться высокомерному рассудку современного человека. Конечно же, мы не имеем в виду, что надо согласиться с основами ма­гии и объявить ее полноправной конкуренткой науки, как это иногда делают современные сторонники оккультизма. Речь идет о другом. Магия не могла влиять на объективные свойства вещей, но она в пол­ной мере владела психикой первобытного человека. Магические сло­ва и обряды воздействовали на человека — и не на его разум, кото­рый был еще слишком слаб и неразвит, а на его бессознательное. Ма­гия не могла физически вызвать дождь или обеспечить урожай, но она внушала людям сплоченность, оптимизм, «программировала» их бессознательное на успех в трудном и опасном деле. «Функция ма­гии, — отмечает известный западный антрополог Б. Малиновский, — заключается в... поддержании веры в победу надежды над отчаяни­ем» (Малиновский Б. Магия, наука и религия //Магический крис­талл: Магия глазами ученых и чародеев. М; 1994. С. 99).

3. Человек и община: миф как отрицание индивидуальности и свободы.

В мифе человек магически овладевал миром, но не следует думать, будто это приносило ему свободу. Ведь магическая связь сама делает своим пленником того, кто к ней обращается. В мифе и магии человек выступает не как самоценное существо, а как часть целого, вписан­ная в его незыблемый порядок. Даже в глазах своих последователей магия не всесильна, ибо она основана на мистических связях мирово­го целого, космоса, в котором Судьба одинаково всесильна и над людьми и над богами. «...Нет сильнее силы, чем всевластный рок», «Умение любое — пред судьбой ничто. (...) И Зевс от предрешенной не уйдет судьбы» — говорит миф устами величайшего бунтаря древно­сти — Прометея (Эсхил. Прометей Прикованный //Античная драма. М., 1970. С. 83,96). Но древний человек и не стремился к сво­боде. Миф и магия выражают стремление не к свободе, а к выжива­нию, но выживание здесь осуществляется за счет подавления любых проявлений свободы.

Как уже отмечалось выше (разд. I), надо различать во-первых, свободу как неотъемлемую духовную потенцию человека и, во-вторых, осознание и осознанную социальную реализацию свободы. Миф есть исторически первое и потому очень ограниченное осуществле­ние творческого человеческого духа, когда этот дух еще не развит и не готов совладать с собственной свободой.

И даже в более позднюю эпоху, когда человек уже вышел из пер­вобытного состояния и стал понемногу овладевать силами своей души, он воспринимал свой самоконтроль как результат помощи богов мудро-

ста —против богов гнева и ярости. Классическим примером может слу­жить ситуация, описанная в Илиаде. Разъяренный Ахилл хватается за меч, чтобы поразить оскорбившего его предводителя войска Агамемно­на. Однако его останавливает слетевшая с неба богиня Афина: «.-Афина, / Став за хребтом, ухватила за русые кудри Пелида, / Только ему лишь явленная, прочим незримая в сонме. / (...) Сыну Пелея рекла светлоокая дщерь Эгиоха: / «Бурный твой гнев укротить я... / С неба сошла...»» (Гомер. Илиада; Одиссея. М., 1967. С. 28). И дело здесь вовсе не в поэти­ческом преувеличении Гомера. Ахилл действительно воспринимает сдерживающее начало своей души как физически удерживающую его внешнюю божественную силу. Аналогично объясняет свое поведение Агамемнон: «Что ж бы я сделал? Богиня могучая все совершила, / Дочь громовержца, Обида, которая всех ослепляет...» (Там же. С. 325).

В этих условиях психическая жизнь первобытного человека мог­ла быть упорядочена лишь с помощью магических обрядов и ритуалов, программирующих его бессознательное и направляющих течение ду­шевной жизни по социально приемлемому пути. «Власть нравственного закона и его запреты первоначально были магической властью» (Бердя­ев Н. А. О назначении человека. М., 1993. С. 90). Мифологические ритуа­лы сплачивали общину и образовывали магический мост, оживляющий в душах связь между миром обыденного и миром священного. Социаль­ные правила и запреты, освященные именем богов, внедрялись не толь­ко в сознание, но и в бессознательные глубины души.

Выше мы охарактеризовали миф как способ смысловой консо­лидации человека с природой. Но точно также миф есть способ смыс­ловой консолидации индивида с общиной, которая воспринималась как часть обожествленной природы. Каждый человек целиком отождествлял себя с обществом, порядок которого был не менее свя­щенен, чем порядок природы. Миф упорядочивал человеческую жизнь, но делал это за счет тотального подчинения человека коллек­тиву. Не было отдельного «Я» — каждый воспринимал себя как части­цу общего «Мы», — только так можно было обеспечить сплоченность примитивного коллектива в условиях негарантированного выжива­ния. Законы коллектива не были записаны на бумаге. Они были неот­делимы от самой коллективной жизни, рассматриваемой как продол­жение священного космического порядка. Внутри самого мифа его ис­тина никогда не становится предметом для обсуждения, она просто принимается как священная данность, как выраженная в церемони­ях и ритуалах мистическая связь бытия. «В мифе... истина есть... мис­терия..., а не проблема, требующая разрешения» (Кессиди Ф. X. От мифа к Логосу (становление греческой философии). М., 1972. С. 107).

Любой шаг за пределы, предписанные священным обычаем, рас­сматривался как нарушение священной гармонии, подрыв союза лю­дей и богов (См.: Иорданский В. Б. Хаос и гармония. М., 1982. С. 159). Например, в первобытных коллективах приняты церемонии

инициации, т. е. посвящения в полноправные члены общины, где юно­шей подвергают испытаниям на смелость и выносливость. Однако с те­ми, кто хотя и был храбр, но проявлял излишний скептицизм или само­стоятельность суждений, во время этих церемоний, как правило, слу­чались непоправимые несчастья. Миф руками вождей и старейшин избавлялся от тех, кто не вписывался в его тоталитарную структуру, стабильность общества достигалась за счет консервации сложившихся в прошлом порядков (См.: Андрески А. Старые женщины рассказыва­ют. М., 1976. С. 62). Как точно замечает Фрэзер, «старое представление о дикаре как о свободнейшем из людей, противоречит истине. Он — раб, но раб не какого-то отдельного господина, а раб прошлого, духов умер­ших предков, которые преследуют его от рождения до смерти и правят им железной рукой. Деяния предков являются для него настоящим не­писаным законом, которому он слепо, без рассуждения повинуется» (Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь. 2-е изд. М„ 1983. С. 51).

Теперь мы можем уточнить определение мифологического мира. Это не просто космос, а магический космос, в котором все оду­шевлено и связано со всем мистической сопричастностью и магичес­ким влиянием; здесь не только человек зависит от богов, но и боги за­висят от человека, и все они есть лишь элементы космического цело­го; человеческая жизнь не самоценна, она есть прямое продолжение космической жизни, а внутренняя драма человеческой души вос­принимается как результат вмешательства демонов и богов.

Миф есть страшно консервативная и устойчивая система. И если он рано или поздно начинает уходить в прошлое, то причиной этого является вовсе не накопление знаний (ибо миф сам программи­рует, как интерпретировать мир и какие знания накапливать). Миф разрушается по мере того, как человек получает возможность осу­ществлять таящуюся внутри него свободу. Миф не может, не пред­назначен регулировать жизнь свободного человека, и потому реали­зация свободы, с одной стороны, подрывает устои мифа, а с другой стороны, становится источником новой формы культуры. Функции, которые выполнял миф, трансформируются и теперь выполняются религией, искусством и философией.

Человек по-прежнему сохраняет потребность в смысловом породнении с миром и отождествляет себя с природой, но он перестает обо­жествлять непосредственную жизнь природы, слепую игру ее стихий­ных сил. Так возникает первая форма религии. Теперь наблюдаемое солнце уже не есть бог, хотя и сохраняется представление о боге солнца как о управляющем начале природы. Боги теперь переносятся в сферу сущностей и олицетворяют не только силу стихий, но и новый космичес­кий порядок, в котором есть место гражданской свободе человека. Сам космос становится более «разумным», «рациональным», символизируя переход от порядка первобытной общины, к порядку античного полиса. (См..: ВернанЖ.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М., 1988).

Искусство также выделяется из мифа, одновременно преодо­левая его. Корни искусства лежат в мифологических церемониях и ритуалах, где человек переживал смысл и красоту, вдохновлялся жизнью как воплощением божественных сил и сам становился такиц воплощением. Однако подобные ритуалы еще не были искусством в подлинном смысле этого слова, ибо они носили прежде всего магиче­ский характер и были направлены не на эстетические, а на мистиче­ские и одновременно сугубо практические цели (например, соеди­ниться с богами, чтобы попросить у них удачи на охоте).

Чрезвычайно важным стало преодоление мифа философией. Миф был первой формой мудрости, которая есть постижение смыс­ла жизни и человеческого смысла мироздания. Потребность в мудро­сти осталась у человека и после разложения мифа как доминирую­щей формы культуры, но теперь выражением мудрости стала фило­софия (отсюда ее название, буквально переводящееся как «любовь к мудрости»). Если в мифе вся мудрость выражалась внерациональ- ным путем, в символических образах, то философия стремится ра­ционально выразить и обосновать мудрость, сделать мудрость пред­метом рационального мышления.

Однако миф не уходит бесследно из культуры. Во-первых, миф и его образы сохраняются в человеческой душе. И это понятно, ибо глав­ное назначение мифа — придавать смысл, и символические образы ми­фа выступают для человека универсальными (архетипическими, если использовать термин К. Г. Юнга) формами придания и выражения смысла. Но, конечно же, современная культура вкладывает в эти фор­мы свое, новое содержание. Однако и современный человек опирается на сконцентрированную в архетипических образах психическую энер­гию, используя ее для построения новых смыслов, новых символичес­ких систем. Во-вторых, в культуре еще очень долго сохраняются пере­житки мифа, которые проявляются в виде суеверий, гаданий и пр.

ЛИТЕРАТУРА ________

Андрески А. Старые женщины рассказывают. М., 1976.

Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1993.

Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М., 1988.

Гачев Г. Д. Содержательность художественных форм. (Эпос. Лирика. Театр) М, 1908.

Гомер. Илиада; Одиссея. М., 1967.

Иорданский В. Б. Хаос и гармония. М., 1982.

Кессиди Ф. X. От мифа к Логосу (становление греческой философии). М., 1972.

Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1994.

Леви-Стросс К Структурная антропология. М., 1983.

Малиновский Б. Магия, наука и религия //Магический кристалл: Магия глазами ученых

чародеев. М.,1994

Мещерякова Н. А. Наука в ценностном измерении //Свободная мысль. 1992. №12.

Фрезер Д Д Золотая ветвь. 2-е изд. М., 1983.

Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура. М., 1992.

Эсхил. Прометей Прикованный //Античная драма. М., 1970.

Юнг К Г. Архетип и символ. М.: Ренессанс, 1991.

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

Ухтинский государственный технический университет
(УГТУ)

КАФЕДРА ИСТОРИИ и КУЛЬТУРЫ

Контрольная работа
по Культурологии

Студента курса, группы ИВТ, БО, (к)

Филиппова Якова Васильевича

Шифр: по заявлению

Тема 10: Миф как явление культуры

Ухта, 2013г.

План:

1.Миф как явление культуры. Культурологические концепции изучения мифа.

2.Функции мифа.

3.Современные мифы и их роль в культуре.

4.Список используемой литературы.

Дата добавления: 2015-05-10