Служба охраны правопорядка и судебного разбирательства, город Примдиш, Крогр, Южная часть Трубы 3 страница

- Прекрасно, сейчас запишу. Имя вашего помощника, полное, если можно.

- Гаал Хоуп. Он же Галахад. В честь рыцаря назван. А еще он не мой помощник!

Хоуп задумчиво ковырялся в носу, с каждой минутой погружая палец все глубже и глубже, видимо, надеясь таким образом достать до мозга. Мип, внимательно посмотрев на рыжего паренька, заметила, что на лбу у того выступили капли пота, хотя в помещении было прохладно. Руки этого человека дрожали, движения были какими-то неточными (он даже не с первого раза попадал в ноздрю, когда менял руку), и Ризуэтт, обеспокоившись состоянием своего допрашиваемого, связалась по коммуникатору с врачом, который откликнулся на ее призыв мгновенно, призраком появившись из ниши в стене.

- Итак, продолжим, - сказала женщина, когда Хоуп был уведен куда-то врачом, признавшим неудовлетворительным состояние здоровье рыжего парня. – Вы сказали, что он не ваш помощник. А кто он тогда?

- Хрен знает кто, если честно. Мы вообще с ним с моего корабля сбежали, когда судно оказалось захваченным террористами.

- Запишу это. Итак, вы, король Джозеф, как я поняла, во время совершения перевозки пассажира (вы, судя по моим наблюдениям, постоянно, то есть в течение этих трех лет, подрабатывали перевозчиком людей), в данном случае этого самого Галахада, подверглись нападению неких людей, которые взяли вас в заложники…

- Нет, просто заперли нас в трюме, пообещав, что где-нибудь в небесах они нас выкинут, - дополнил Джозеф, кивнув, чувствуя, что правду, неправильно понятую, превратившуюся поневоле в ложь, следует поддержать.

Пытливый ум иногда в поисках ответа на какой-либо вопрос заводит себя в такие дебри размышлений и догадок, что любая правда может сильно исказиться, превратившись в свое подобие. Мип не заметила подвоха. Она привыкла решать сложные задачи, привыкла, что ничего просто так ей не дается, что ее сплошь и рядом окружают загадки, которые надо разгадать, и это привело к тому, что она сама превратила простую ситуацию со всеми нужными фактами в лабиринт без выхода, чем не преминул воспользоваться Джозеф.

- Угу. И вы вылетели из трюма корабля вместе с вышеназванным Гаалом, тоже желающим спастись из плена, на катере, направившись в сторону нашего города, намереваясь приземлиться там. Но далее последовал другой, весьма забавный эпизод. Местом приземления вы выбрали крышу одного из тех «новых» домов, что были построены в последние годы – домов, как мы знаем, многоэтажных, хлипких, созданных из досок как временные постройки и для приземлений ну совершенно не пригодных. После приземления катера крыша не выдержала, проломилась, и вы вместе с этой крышей и вашем судном полетели вниз, снеся во время стремительного движения вниз потолки еще нескольких квартир. Вы остановились в одной из ванных, во время приема душа гражданкой Эн, и, собственно, нарушили несколько прав этой самой женщины, из-за чего она и написала на вас заявление. Так было?

- Верно, - не без некоторого душевного облегчения сказал Джозеф, чувствуя, что допрос подходит к концу, и сейчас короля отпустят на все четыре стороны.

- Так и запишем. Это то, что касается сегодняшнего дела. Вы должны будете выплатить гражданке Эн некоторую сумму – за моральный и материальный ущерб, но это будет после суда – дело я пока еще не передала. А теперь более глобальное. Король Джозеф, вы обвиняетесь в уничтожении народа нашей страны во время съемок своих фильмов. У нас есть неопровержимые доказательства против вас. Вы желаете, чтобы мы их вам продемонстрировали?

Джозеф такого не ожидал и к такому не готовился, и поэтому ощутил себя в тот момент беспомощным стариком, тем самым поверженным жизнью великаном, каким он был на самом деле, но каким быть отчаянно не хотел.

Три часа он просматривал отрывки своих фильмов. Иногда радовался. Иногда грустил. В целом был недоволен качеством своей работы. Какими-то определёнными недочетами. Киноляпами, так бросающимися в глаза. Джозеф в тех фильмах был актером, иногда он сам был режиссером. Тогда еще у Уильямса была своя команда, с которой он работал. Тогда и дни казались солнечнее, и фильмы снимать было веселее и легче…

Джозефу хотелось, чтобы с ним кто-нибудь поговорил о его творчестве, обсудил героев, сюжет, музыку, но Мип, кажется, не была склонна к каким-либо эмоциональным разговорам вообще. Она держалась с королем сухо, официально, и даже фильмы были для Ризуэтт не более чем частичками огромного дела по «искоренению «королевской» заразы из этой страны и вообще из Трубы». Никакого удовольствия от просмотра творений Джозефа она не испытывала.

Уильямс всей душой не хотел, чтобы фильмы оканчивались, правда, они бы закончились все равно, вне зависимости от того, насколько сильно он хотел этого, закончились, даже если бы он обладал волшебной силой, и даже если бы он был бы богом. Вслед за окончанием всех записей-доказательств сразу же наступил момент позорного (Джозеф чувствовал себя в тот момент провинившимся ребенком) сопровождения Джозефа к Леланду, человеку, который своего «рабочего» оставить без защиты не может, в качестве «экспоната», или, точнее сказать, «редкости», так необходимой делу.

Мип довела Джозефа, находящегося под наблюдением двух роботов, до портала, точной уменьшенной копии тех дверей в мир, какие имелись в Корпорации. Прислужник, постоянно находящийся возле энергоудерживающей арки, изо всех сил строя из себя раба, чуть ли не на коленях приполз и принес необходимый шар-ключ, призванный открыть проход в апартаменты правителя мира. Ризуэтт, не особо церемонясь, выхватила ключ из дрожащих рук прислужника, и, вставив его в устройство для считывания информации, включила портал. Из глубины нового мира пахнуло новыми для Джозефа запахами – чистоты, что ли? А еще дезинфицирующего средства, явно. Хлорки. И чего-то еще. Уильямсу почудилась в этих запахах угроза (угроза его немытому телу – мыться король разлюбил много лет назад), заставляющая его несколько медлить с пересечением границы миров.

- А где Гаал? – спросил король только для того, чтобы хоть как-то оттянуть момент казни. Джозеф планировал еще заявить Ризуэтт так нагло и самодовольно, что говорить в апартаментах Леланда он будет только в сопровождении рыжего неформала, едва ли не своего адвоката, чего Мип не дала ему сделать:

- Он уже там, Джозеф. Шагай вперед.

И Джозеф шагнул в иную реальность, мысленно похоронив себя и установив надгробие с надписью «Его никто так и не оценил по заслугам»…

Дата добавления: 2015-05-26