Мир вне времени 13 страница

– Я рассказал вам, сахиб, – сухо заметил Мулрадж. – Но вы, похоже, меня не услышали, поглощенный своими мыслями.

Аш ничего не ответил, зная, что виноват. Слишком часто в последнее время, ошалевший от усталости, он только делал вид, что слушает, а в действительности не понимал ни единого слова из сказанного. Он не особо беспокоился на этот счет, поскольку не сомневался, что любое по-настоящему важное сообщение непременно привлечет его внимание, а коли нет, значит, предмет разговора не представляет интереса. Однако Мулрадж доложил ему о болезни Джхоти, а он не услышал ни слова. Что еще он пропустил мимо ушей? Сколько еще человек обращались к нему с различными вопросами и докладами, которых он не слышал, потому что выполнял свои обязанности словно во сне, пытаясь не думать о собственных проблемах и потому не способный думать вообще? И при этом он воображал, будто выполняет полезную работу!

Присмотревшись к Ашу, Мулрадж впервые заметил, как сильно он похудел, и не только похудел, но и постарел – это обстоятельство еще раньше заметил и прокомментировал Кака-джи. Но тогда Мулрадж, как и Аш, был занят другими мыслями.

– Прошу прощения, – покаянно промолвил Мулрадж, искренне сожалея о последнем своем высказывании. – Мне не следовало говорить такое.

– Я заслужил ваш упрек! – горестно признал Аш. – Извиняться надо мне. Я вел себя, как… как Джордж!

– Джордж? – недоуменно переспросил Мулрадж. – Кто такой Джордж?

– О… просто один человек, которого я знал когда-то. Он имел обыкновение упиваться своими несчастьями. Скверная привычка. Итак, что нам делать с Джхоти?

Приступив к обсуждению этого вопроса, они поняли, что не могут предпринять почти никаких мер к защите Джхоти сверх уже принятых, которых явно было недостаточно.

Они не могли держать мальчика под наблюдением двадцать четыре часа в сутки, разве только приставить к нему охрану из отборных солдат каридкотской армии, а Мулрадж неохотно признал, что даже среди лучших его людей вполне могут найтись один-два ненадежных. В конце концов, Нанду – их наследный повелитель, правитель их княжества и вершитель их судеб, и долг обязывает солдат подчиняться его приказам. Вдобавок наверняка обещано щедрое вознаграждение, ибо махараджа не станет скупиться, когда дело дойдет до жизненно важных для него вопросов – например, смерти предполагаемого наследника.

Мулрадж не был циником, но питал мало иллюзий насчет человеческой природы. Он знал, что большинство людей можно купить, если цена достаточно высока, и потому решил никому не говорить о первом покушении на жизнь раджкумара, но молиться богам и надеяться, что бдительность и предусмотрительность помогут предотвратить второе.

Однако боги, похоже, не услышали молитв Мулраджа, а поскольку второе покушение сорвалось единственно волей случая, а не их с Ашем стараниями, на сей раз придется заговорить. Было очевидно, что в дальнейшем молчании нет никакой пользы, и, хотя они не располагают никакими доказательствами, по крайней мере, мальчик будет предупрежден и никогда впредь не станет проявлять беспечность в том, что касается еды и питья.

Изначально Аш предпочитал именно такой ход действий, но сейчас, когда дошло до дела, решительно воспротивился. Он вдруг снова вспомнил человека из прошлого – на сей раз не Джорджа, а испуганного маленького мальчика, сводного брата Джхоти и ювераджа Гулкота.

Лалджи тоже постоянно стращали возможным покушением, и он жил в непреходящем ужасе, настороженно вглядываясь в тени, вздрагивая при каждом звуке, не зная, кому можно доверять. Но хотя он был предупрежден (старая няня Данмайя неустанно предостерегала своего любимца об опасности), это не спасло его от смерти, а лишь превратило короткую жизнь Лалджи в сущий ад. Его жестокость и мстительность были вполне понятной реакцией на бремя страха, непосильное для ребенка.

Джхоти тоже знал, что такое страх. Он был явно испуган в тот вечер, когда Аш впервые его увидел и поразился сходству юного принца с другим пухлым и бледным маленьким мальчиком. Тогда у Джхоти имелись все основания трястись от страха, ведь он нарушил запрет Нанду и сбежал из княжества, а он достаточно хорошо знал своего брата, чтобы бояться – но не смерти, подумал Аш, а сурового наказания. Однако если он узнает…

– Нет, так не годится. Мы не можем пойти на такое, – резко сказал Аш. – Это слишком жестоко. Джхоти всего лишь ребенок, и он испугается до смерти, узнав, что кто-то здесь хочет его убить и не только дважды пытался сделать это, но и непременно предпримет следующую попытку. Мальчик станет бояться всех и вся: бояться доверять окружающим, бояться есть, пить, спать или ездить верхом. Ребенку такого не вынести. Но почему бы нам не рассказать обо всем его сестрам и Кака-джи? Они позаботятся о том, чтобы всю пищу пробовали слуги, прежде чем он к ней прикоснется. А Гобинда мы попросим запретить мальчику есть сласти или любые другие лакомства, какие он вдруг найдет, так как джелаби, вызвавшие у него рвоту, были несвежими, или поджаренными на прогорклом гхи, или что-нибудь в таком духе. Гобинд придумает, что сказать. Он, девушки и Кака-джи помогут нам присматривать за Джхоти. Это лучшее, что мы можем сделать.

Мулрадж нахмурился, покусал губу и согласился, что лучше не пугать ребенка, но, если они хотят оставить его в неведении, не стоит ничего рассказывать ни Кака-джи, ни Шушиле-Баи, особенно Шушиле, которая непременно проболтается. Она доведет себя до истерического состояния, изнемогая от желания поделиться с кем-нибудь тайной, а через несколько часов история распространится по всему лагерю. Кака-джи слишком стар и немощен, чтобы тревожить его такими серьезными проблемами, и вдобавок слишком болтлив – и слишком честен. Значит, остается одна Анджули-Баи…

– Джхоти любит ее, а она любит его, – сказал Мулрадж. – И я знаю, что она женщина здравомыслящая и не теряет голову перед лицом опасности. Я не забыл, как она держалась тем вечером, когда рутх опрокинулся в реке и возница волов утонул. Она не кричала и не выказывала страха, но всеми силами постаралась спасти сестру. И я совершенно уверен, что для брата она сделает не меньше. Конечно, возлагать столь тяжелую ответственность на женские плечи негоже, но нам нужна помощь, а Анджули-Баи справится с делом лучше любого другого. По крайней мере, мы знаем, что можем доверять ей. Чего нельзя сказать, – мрачно добавил Мулрадж, – о многих других людях в лагере.

Да, Джули можно доверять, подумал Аш. Она сделает все возможное, чтобы оградить своего маленького сводного брата от беды. Она не станет ни паниковать, ни болтать лишнего – и не потеряет голову в критической ситуации. Джули именно тот человек, к которому следует обратиться за помощью, и они совершили ошибку, не рассказав ей правду про Джхоти сразу после первого несчастного случая, едва не закончившегося смертью мальчика. Аш собирался рассказать, но так и не сделал этого. Он не помнил почему.

Тут в голову Ашу пришла другая мысль, и он отрывисто сказал:

– Но Анджули-Баи никогда не бывает одна. Как же вы расскажете ей?

– Я? – удивленно спросил Мулрадж. – Нет, сахиб. Сделать это придется вам. Меня точно подслушают, коли я заведу такой разговор. Но во время наших вечерних конных прогулок, которые мы с недавних пор прекратили, вы имели обыкновение уезжать с раджкумари Анджули вперед, и, если мы возобновим прогулки, вы получите возможность оказаться с ней наедине, не вызывая никаких подозрений. Это единственный способ.

Вот почему Аш, невзирая на все свои благие намерения, на следующий вечер снова отправился на конную прогулку и снова ехал рядом с Джули…

На самом деле он видел Джули накануне, так как после разговора с Мулраджем спросил, можно ли ему проведать Джхоти, который еще не выздоровел полностью и по-прежнему оставался под опекой своих сестер. В палатке было полно народа: на Востоке не верят в теорию, что больному необходимы уединение, тишина и покой. Кроме принцесс и придворных дам там находились также Кака-джи и Малдео Рай.

Джхоти выглядел лучше, чем ожидал Аш, и явно быстро шел на поправку. Но слова приветствия мальчик произнес тоном, исполненным укоризны. Очевидно, он обиделся на Аша, не удосужившегося заглянуть к нему раньше, и простил его, только когда Аш малодушно свалил всю вину на Гобинда, сказав, что тот запретил ему приходить, покуда самочувствие пациента не улучшится. Он оставался там недолго и не имел возможности поговорить с Джули, после того как обменялся с ней обычными вежливыми приветствиями. Джули казалась бледной и усталой, а встретившись с ней глазами, он прочитал в ее взгляде недоумение и легкий упрек, и сердце у него мучительно сжалось.

Больше Аш не смотрел на нее. Он боялся, что если посмотрит, то не удержится и при всех погладит Джули по лицу, чтобы стереть с него тень недоуменной печали, и скажет, что любит ее и избегал встреч с ней лишь потому, что не хотел подвергать ее опасности. Быстро отвернувшись, он заговорил с Шушилой и впоследствии не мог вспомнить, кто именно завел речь о конной прогулке и приготовлениях к ней. Он помнил только, что согласился поехать. А возвращаясь в свою палатку, осознал, что соглашаться не следовало.

«Но это же ради Джхоти», – думал Аш, споря сам с собой. Джули в силах помочь им во многих отношениях, и она должна узнать о покушениях на Джхоти, а поскольку один лишь он, Аш, имеет возможность рассказать, у него нет выбора.

Но он ясно видел слабое место в своей аргументации. Не то чтобы Джули не могла помочь: она могла бы сделать – и непременно сделала бы – больше любого другого, чтобы защитить своего маленького брата, и оказала бы неоценимую помощь. Но она ограничена временем, причем очень коротким. Через несколько дней они достигнут Бхитхора, и тогда состоится бракосочетание, а как только завершится церемония, Джули уже будет не в силах чем-то помочь Джхоти, так что не имеет особого смысла рассказывать ей что-либо, ибо за оставшиеся несколько дней она мало что успеет сделать…

«Мне следовало давно рассказать ей», – подумал Аш. Но тогда он не рассказал, а сейчас делать этого не стоило. Слишком поздно… Он должен сказать, что не может поехать завтра на конную прогулку. Он не должен встречаться с Джули… от этого все станет еще хуже. Он не поедет.

Но Аш знал, что поедет, не в силах противостоять искушению еще раз увидеться и поговорить с ней. В конце концов, это последний раз. Самый последний…

Той ночью он заснул, едва голова его коснулась подушки, а на следующее утро пробудился бодрый и полный сил. И хотя будущее по-прежнему представлялось унылым и безрадостным, туман усталости и отчаяния, заволакивавший сознание, рассеялся, и жизнь показалась не такой уж невыносимой.

Даже погода улучшилась. Когда солнце поднялось высоко и стало припекать, палатки не хлопали, и деревья не стонали на ветру, и тучи песка сегодня не носились со свистом над речным руслом. В кои-то веки лаух не дул, и люди, донельзя утомленные и раздраженные его знойным дыханием, испытывали такое глубокое облегчение, словно вдруг умолк долго и безостановочно бивший барабан. Нервное напряжение спало, и атмосфера в лагере переменилась к лучшему, так как безветрие было таким же великим благом, как перспектива длительного отдыха в местности, где есть и тень, и вода. Правда, после полудня стало очень душно и несметные полчища мух, которых прежде прогонял ветер, вернулись и пошли в наступление всеми силами, но это казалось незначительной платой за тишину и покой.

Безветрие царило почти до самого вечера, но, когда тени начали удлиняться и мерцающее знойное марево, весь день дрожавшее над песчаными берегами, померкло, над рекой и между палатками повеял слабый ветерок.

– На равнине будет прохладнее, – сказал Кака-джи.

Однако он ошибся: там оказалось даже жарче. Если не считать полосы деревьев и возделанных земель, тянущейся вдоль реки, равнина была сухой и каменистой, а низкие холмы, ее окружавшие, весь день поглощали тепло и теперь отдавали его, подобно раскаленному утюгу, снятому с плиты.

Всадникам казалось, будто они приближаются к печи с открытой топкой и удаляются от спасительного островка тенистой прохлады, и даже лошади и рысящие волы, запряженные в рутх, двигались вперед с явной неохотой. Внезапный порыв ветра, первый за весь день, взвихрил маленький смерч из пыли и сухих листьев и погнал по равнине, точно некий призрачный волчок, а вскоре поднялись и другие, недолго покружили среди камней и снова улеглись. Но во всех прочих отношениях вечер был тихим, и, кроме крохотных пыльных смерчей, на равнине не наблюдалось никакого движения.

Место, где они собирались начать конную прогулку, находилось в миле от лагеря и было выбрано Мулраджем, который выехал на рассвете в сопровождении нескольких своих офицеров и местного шикари с намерением добыть черную антилопу к ужину и решил, что место вполне подходящее. Оно находилось достаточно далеко от лагеря и деревень и в стороне от звериных троп, а шикари сказал, что, хотя раньше в холмах обитали люди, это было очень давно, еще до того, как река поменяла русло и они остались без воды. Теперь никто тут не появляется, кроме охотников, а по вечерам дичи здесь не бывает, поскольку к концу дня стада черных антилоп уходят с равнины к реке и пахотным угодьям.

Анджули и Шушила вместе с одной из служанок Шу-шу покинули лагерь, сидя в рутхе; их лошади рысили позади повозки под присмотром пожилого саиса и двух седобородых солдат личной охраны, а Аш, Кака-джи и Мулрадж ехали впереди. Джхоти с ними не поехал, хотя собирался, уверяя всех, что уже совершенно здоров. Но Гобинд принес мальчику новую увлекательную игру, в которую играют разноцветными фишками, и в последний момент Джхоти решил, что лучше останется и что для конной прогулки в любом случае слишком жарко. Шу-шу и Каири придется ехать без него.

Рутх остановился близ скалы у входа в естественный амфитеатр шириной с милю, образованный изогнутой полукругом цепью холмов, и саисы со стражниками благоразумно отвернулись, когда невесты вышли из повозки и группа всадников двинулась вперед по равнине. Аш опасался, что в отсутствие Джхоти, всегда ее развлекавшего, Шушила потребует, чтобы все держались вместе, но, по счастью, Кака-джи оказался превосходной заменой. Он ехал рядом с принцессой, хваля ее за успехи, давая дельные советы и болтая о разных происшествиях в лагере, а Мулрадж по обыкновению держался рядом. Ашу, как обычно, не составило труда ускакать с Джули вперед, хотя рассказать ей про Джхоти оказалось несколько труднее, ибо, едва они удалились за пределы слышимости от остальных, она первая начала разговор.

– Почему ты так долго избегал нас? – требовательно спросила Анджули. – Дело не в твоей работе, и ты не болел: Гита по моей просьбе навела справки. У тебя что-то случилось. Что именно, Ашок?

Аш замялся, захваченный врасплох. Джули всегда отличалась прямотой, и ему следовало помнить это и заготовить ответ, способный удовлетворить ее, но в данный момент у него не было времени придумывать правдоподобную ложь, а он уже твердо решил, что правды не скажет. Внезапно он почувствовал столь сильное побуждение выложить все начистоту, что крепко стиснул зубы, только бы не проговориться. Похоже, Анджули заметила это, и между бровей у нее вновь пролегла тонкая морщинка, та самая, которую он так хотел разгладить накануне вечером, не в силах видеть девушку огорченной и встревоженной.

Сегодня Аш испытал такую же невыносимую муку при виде омрачившегося лица Джули и подумал, что если бы до сих пор он не знал, что любит ее, то понял бы это сейчас по боли, которую вызвала у него тень печали на челе девушки. И он снова понял, что отдал бы все на свете за возможность разгладить эту морщинку и сказать Джули, что он любит ее и готов на все, лишь бы оградить ее от несчастий. Но такого никак нельзя было допустить, и Аш нашел спасение в гневе, яростно заявив, что у него есть более важные дела, чем вести светские беседы в дурбарной палатке, и да будет ей известно, что на жизнь ее младшего сводного брата уже дважды покушались: во второй раз – с помощью яда, всего несколько дней назад.

Он собирался сообщить новость совсем не так и глубоко устыдился при виде побелевшего от ужаса лица Джули. Но сказанного не воротишь, и, поскольку было уже поздно пытаться смягчить удар, он отрывистым голосом рассказал все в подробностях, ничего не упуская. Когда он закончил, девушка сказала лишь одно:

– Ты должен был рассказать мне все после первого покушения, а не сейчас, когда у меня осталось всего несколько дней.

Аш и сам так считал, хотя он пришел к этой мысли далеко не сразу, а Мулрадж вообще об этом не думал или же просто полагал необходимым воспользоваться любой помощью, пусть даже в течение всего нескольких дней. Но Анджули сразу поняла, насколько запоздало это страшное известие, и морщинка у нее между бровей стала глубже – правда, теперь при мысли о Джхоти, а не об Аше. Девушка сильно побледнела и казалась потрясенной, и Аш только сейчас заметил темные круги у нее под глазами, словно она тоже мучалась бессонницей.

– Мне очень жаль, Джули, – сказал он.

И тут же подумал, что в данных обстоятельствах слова эти звучат совершенно бессмысленно – машинальное вежливое выражение сожаления, извинение человека, случайно опрокинувшего чашку с чаем или ненароком толкнувшего кого-то в дверях. Но никакие другие слова не шли на ум, и он действительно сожалел, глубоко и искренне… не только о том, что не счел нужным своевременно рассказать Джули про Джхоти, но и о многом другом. Наверное, больше всего о том, что вернул ей половинку перламутровой рыбки. Если бы он не сделал этого…

Смех Шушилы, донесенный до них очередным коротким порывом ветра, напомнил Ашу, что, если они не увеличат скорость, их скоро нагонят – они непроизвольно перевели лошадей на шаг, пока разговаривали. Он резко сказал:

– Давай быстрее!

И они пустились галопом, направляясь к проходу в гряде холмов, и вскоре оказались в тихой долине, затопленной вечерними тенями.

Земля здесь была не такой твердой и каменистой, как на открытой равнине, но склоны холмов были по большей части скалистыми, и среди беспорядочно нагроможденных валунов зияли черные провалы пещер, где явно некогда обитали люди или домашние животные: на скалах остались черные круги от костров, а вокруг них там и сям виднелись следы коровьих лепешек, давно уничтоженных солнцем, ветром и навозными жуками. Как бы пристально Аш ни вглядывался, он нигде не находил свежих признаков человеческого присутствия, и, убедившись, что за ними никто не последовал и что долина необитаема, он натянул поводья, и обе лошади снова пошли шагом. Но хотя теперь они могли не опасаться посторонних ушей, Аш не произносил ни слова, и Анджули тоже молчала.

Тень от холмов справа накрывала две трети долины, и, хотя ближайшие к ним холмы, все еще ярко освещенные закатным солнцем, продолжали источать накопленное за жаркий день тепло, здесь было прохладнее, чем на открытой местности. Ветер, взметавший пыльные смерчи на равнине, усилился, и залетавшие в долину порывы высушили пот у них между лопаток и положили конец дремотному знойному безветрию, царившему весь день. Небо впереди уже позеленело в преддверии сумерек, а холмы поменяли цвет с рыжевато-желтого на розовый, светло-вишневый и абрикосовый на вершинах, все еще озаренных солнечными лучами, и на синий и фиолетовый в быстро сгущающихся тенях у подножий. Но Аш не замечал ничего этого…

Он смотрел на Джули и сознавал, что будет видеть ее в течение ближайших нескольких дней и в последний раз – на бракосочетании, а потом никогда больше не останется с ней наедине и не сможет смотреть на нее вволю.

Как всегда на конных прогулках, она была в мужском костюме: шароварах, ачкане и маленьком муслиновом тюрбане, прикрывавшем волосы. Строгость головного убора лишь подчеркивала красоту ее черт, привлекая внимание к прелестным очертаниям скул и подбородка и огромным, широко расставленным глазам, окаймленным густыми ресницами, а его рубиново-красный цвет выгодно оттенял матовую кожу лица и повторялся в изгибе ярких губ и кастовом знаке между бровей. Джули сидела в седле, развернув прямые тонкие плечи, нисколько не похожие на покатые изящные плечи Шушилы.

Любой случайный прохожий принял бы Джули за красивого юношу, ибо она держала голову по-мужски высоко, а не склоняла покорно, как подобает благовоспитанной девице. Но ехавшему рядом Ашу казалось, что нынешняя ее одежда подчеркивает ее женственность гораздо сильнее, нежели изящные складки сари. Под прямого покроя ачканом явственно вырисовывались полушария грудей, которые сари обычно скрывало, да и тонкая талия и округлые бедра определенно принадлежали не мальчику, хотя руки вполне походили на мальчишеские. «Сколь многое они говорят о характере Джули, – подумал Аш, пристально разглядывая эти руки, спокойно лежащие на конской гриве, с пропущенными между сильными пальцами поводьями. – Надежные руки…»

Он совсем забыл про Джхоти. Но Анджули не забыла, и, когда наконец заговорила, голос ее звучал приглушенно, словно она размышляла вслух.

– Это все Нанду, – негромко произнесла она. – Наверняка он. Кто еще может извлечь выгоду из смерти Джхоти или иметь причины убить его? В лагере полно приспешников Нанду… но мне не верится, что найдется много людей, способных убить ребенка. Впрочем, многих для такого дела и не требуется, одного-двух вполне достаточно, и, если мы не узнаем, кто они, нам будет трудно уберечь Джхоти от беды. Мы должны решить, кому можно доверять, и позаботиться о том, чтобы один из надежных людей постоянно находился при нем.

Она повернулась к Ашу и спросила:

– Кто еще знает об этом, кроме Мулраджа, тебя и хакима моего дяди, Гобинда Дасса?

– Никто, – сказал Аш и объяснил, почему представлялось разумным сохранить в тайне первое покушение, а сейчас рассказать о случившемся лишь ей и Гобинду.

Анджули кивнула и задумчиво промолвила:

– Да, вы приняли правильное решение. Это только напугало бы Шу-шу, а поскольку она никогда не поверила бы, что Нанду мог отдать такой приказ, она истолковала бы покушение на Джхоти как часть заговора с целью убийства всех нас – всей нашей семьи. Мой дядя поверил бы, но что он может сделать? Однако есть другие, кому мы можем доверять без всякой опаски. Старая Гита, например. И личный слуга Джхоти, Рамджи, который находится при нем с самого его рождения и жена которого является одной из моих служанок. Рамджи наверняка знает, кто из слуг заслуживает доверия, если таковые вообще есть. Давай подумаем…

Лошади неторопливо шли вперед, изредка останавливаясь пощипать траву и снова двигаясь дальше, пока всадники обсуждали способы и средства предотвратить убийство ребенка, а небо за ними постепенно темнело. Вскоре очередной, и довольно сильный, порыв ветра пронесся над долиной, гоня облака пыли, и сорвал с Анджули тюрбан, который покатился по земле, разматываясь на ходу. Ее волосы разметались вокруг лица, развеваясь на ветру, точно водоросли в приливной волне, и обе лошади вскинули головы, разом всхрапнули и перешли на рысь.

– Пора возвращаться, – сказал Аш. – Ты бы повязала что-нибудь на голову, иначе ничего не увидишь из-за своих волос. Вот…

Он вытащил из кармана бриджей платок и протянул девушке, а потом развернул своего коня и, задохнувшись от неожиданности, воскликнул по-английски:

– Боже мой!

Поглощенные разговором, они не обращали внимания на окружение, и ни один из них не додумался оглянуться назад или спросить себя, почему свет дня так быстро меркнет. Небо впереди оставалось чистым и ясным, и даже сейчас последние солнечные лучи золотили гребень ближайшего холма. Но, повернувшись кругом, они увидели позади сплошную тьму – бурую плотную завесу, которая тянулась по всему горизонту и приближалась с такой скоростью, что уже застила вход в долину. Гнавший ее ветер дул не порывами, но постоянно, с ураганной силой, и теперь они слышали запах пыли и видели, как небо над ними темнеет, окрашиваясь в бурый цвет. «Но еще слишком рано, – ошеломленно подумал Аш. – На месяц раньше обычного… даже больше чем на месяц!» Он смотрел на приближающуюся пыльную бурю так, словно не верил своим глазам.

– Шушила… – задыхаясь, проговорила Джули. – Шушила…

Она схватила поводья, выпустив из рук платок, который пыталась повязать на голову, пришпорила лошадь и галопом понеслась навстречу стене тьмы, поглотившей равнину, где они оставили Шушилу. Но Аш уже овладел собой, и Джули не могла тягаться с ним в скорости. Прежде он позволял себе лишь легонько дотронуться одной шпорой до бока Бадж Раджа, но сейчас вонзил ему в бока обе шпоры, и конь рванулся с места, в два счет настиг кобылицу Анджули и стал теснить ее, вынуждая повернуть обратно в долину.

– Нет! – выкрикнула Анджули. – Нет…мне надо к Шушиле!

Она рванула поводья, пытаясь усмирить обезумевшее животное, и Аш хлестнул ее по рукам кнутом и яростно прокричал:

– Не будь дурой! Мулрадж позаботится о ней…

А потом снова ударил кнутом, на сей раз Бадж Раджа, хотя подгонять коня не было нужды: он никогда прежде не видел ничего подобного этой ужасной, грозно клубящейся тьме, наступавшей на них, и не меньше Аша хотел спастись от нее.

Кобылица тоже неслась во весь опор, и едва ли кто-нибудь сумел бы повернуть ее назад, но Анджули больше и не пыталась. Еще не успев договорить, она поняла, что Аш прав и возвращаться обратно на равнину – чистое безумие. Оказавшись в средоточии такой бури, она все равно ничего не увидит в кромешном мраке и не сможет никому помочь. Рядом с Шу-шу находится Мулрадж, он и остальные позаботятся о ней. По всей вероятности, они уже давно заметили приближающую бурю, сразу вернулись в лагерь и теперь находятся в безопасности. Но вот они с Ашоком…

Анджули тоже ни разу в жизни не видела пыльной бури, но без всяких слов поняла, что на открытой местности в нее попадать не стоит, и сейчас скакала так, как не скакала никогда прежде, низко пригнувшись над седельной лукой, перенеся свой вес вперед, чтобы облегчить задачу отчаянно напрягающему силы животному, и понятия не имея, куда они направляются, так как почти ничего не видела из-за собственных волос, бешено метавшихся у лица.

Аш направлялся к пещере, которую заметил немногим раньше, буквально за минуту до того, как на нее наползла тень от противоположных холмов. Он бы не увидел пещеры, не будь та освещена солнцем. Тогда они находились в доброй полумиле от нее и, хотя медленно двигались к ней, едва ли успели преодолеть больше половины этого расстояния. Но Аш, прошедший хорошую школу в Пограничных горах, при солнечном свете безошибочно распознавал разницу между творением природы и созданием рук человеческих.

Даже с такого расстояния было видно, что под нависающим выступом скалы кто-то когда-то заложил вход в большую пещеру глиняными кирпичами, оставив проем, достаточно широкий для человека или коровы. Именно очертания черного проема – продолговатого, с прямыми краями – и цвет выбеленной временем глины, казавшиеся не вполне уместными на склоне холма, привлекли внимание Аша, который прищурил глаза и присмотрелся пристальнее с целью удостовериться, что пещера необитаема. Но в долине и на склонах холмов не наблюдалось никакого движения, к тому же если бы здесь жили люди, он бы увидел дым костров, ибо было время ужина. Солнечный свет отступил, и темный проем скрылся в наползающей тени, а Аш повернулся к Джули и сразу забыл о пещере – но снова вспомнил о ней в тот момент, когда понял, что означает зловещая пелены тьмы.

Поблизости были и другие пещеры, однако определить на взгляд, какой они глубины, не представлялось возможным, а мелкая пещера не защитит от пыльной бури. Но пещера, которую сочли нужным огородить кирпичной стенкой, скорее всего, имеет значительную глубину, и узкий вход не позволит проникнуть внутрь большому количеству пыли. Надо только успеть добраться туда раньше, чем буря настигнет их, иначе они никогда не найдут дороги: воздух был уже настолько насыщен пылью, что они двигались словно в густом тумане.

Будь земля здесь не такая ровная, они, наверное, так и не добрались бы до убежища: одна или обе лошади непременно упали бы, налетев на какой-нибудь валун, а кусты не позволили бы скакать во весь опор, но, по счастью, в долине не было ни валунов, ни кустов, и единственная сложность состояла в том, чтобы вовремя остановиться, не дав обезумевшим от страха лошадям пронестись мимо пещеры. Аш, скакавший впереди, яростно рванул поводья, заставив Бадж Раджа взвиться на дыбы, а в следующий миг выпрыгнул из седла и поймал под уздцы пролетающую мимо кобылицу, которую Анджули пыталась остановить, изо всех сил натягивая поводья.

Кобылица шарахнулась в сторону, замедлила бег и наконец остановилась, а Анджули скатилась с седла на землю, проворно вскочила на ноги и бросилась к Бадж Раджу, который бесцельно рысил кругами, путаясь в поводьях. Взяв коня под уздцы, она провела его в темную пещеру, куда несколькими секундами позже зашел Аш с кобылицей в поводу.

Во мраке было не видно, насколько велика пещера, но, судя по гулкому стуку лошадиных копыт, размеры ее были значительными. Хорошо, что они успели добраться до нее вовремя, еле-еле успели. Буря уже почти настигла их: вход в пещеру как будто задернули темной занавесью, и свет дня померк окончательно, когда удушливый пыльный смерч ворвался в долину, гонимый ветром, который пронзительно выл, словно оседланный валькириями или брокенскими ведьмами.

Рев урагана отразился от стен тихой пещеры резким тонким гулом, доносившимся, казалось, со всех сторон сразу. В проем повалила пыль, в считанные секунды насытившая и без того спертый воздух до такой степени, что дышать стало невозможно, и Анджули начала кашлять и задыхаться.

Она услышала голос Аша, но слов не разобрала в неистовом шуме ветра, отражавшемся гулким эхом в недрах пещеры. Тогда он схватил ее за руку и прокричал в ухо:

Дата добавления: 2015-05-26