Милли Брэди меняет профессию 7 страница

За спиной у него висели на вешалках различные костюмы. Начиная от снаряжения из «Офицера и джентльмена» и формы полицейского до сказочного одеяния Клеопатры для Саши. Рядом на полу была стопка футболок в полиэтиленовой упаковке с надписью: «Я клиент Кемпа» и ящик дешевого игристого вина.

А завтра мне нужно выступить в роли обезьяны, подумала Милли, и перебороть боязнь сцены. Петь, танцевать, смешить людей и не упасть с роликовых коньков.

– Не волнуйся, – весело заверил Лукас, – у тебя получится. Первый блин всегда комом. Закрой глаза и думай о деньгах.

– Если я закрою глаза, – возразила Милли, – я точно упаду.

Когда она вернулась домой, звонил телефон. Схватив трубку, Милли сказала:

– Да?

– Одиннадцать букв. Это просто.

Сердце ее заныло, она ничего не могла с этим поделать. Ей вовсе не хотелось, чтобы оно болело, но это происходит тогда, когда происходит, и вы не можете этого контролировать.

– Покраснение, – произнесла Милли. Боже, какое совпадение, именно это происходило сейчас ее лицом. Ей так давно никто не нравился, что она совсем забыла обо всей этой мороке, когда тебя бросает в краску. Она даже не подозревала, что можно покраснеть, когда ты одна в комнате.

– Отлично. Подсказка: «предмет женской одежды конусообразной формы».

– А… шляпа ведьмы!

– Не совсем, попробуйте еще. Нижнее белье, одиннадцать букв.

– Бюстгальтер! О мой герой, вы нашли мой красный бюстгальтер! – Милли издала радостный крик.

– В машине.

– Ой, здорово! Это мой самый любимый лифчик! Когда я вернулась домой и поняла, что его нет, я решила, что он, вероятно, выпал у меня из сумки на пляже. Мне представлялось, как его смывает волна, он много недель носится в открытом море и в конце концов оказывается в Америке.

Она опять несет околесицу. Ладно, прекрати это.

– Я нашел его сегодня утром. – Хью сделал паузу. – Под пассажирским сиденьем.

Многозначительная пауза.

Сначала Милли просто была счастлива, что слышит его голос – и так скоро, – и очень рада, что ее лучший лифчик не потерялся. Но за этот короткий промежуток времени, многозначительную паузу между предложениями, длившуюся доли секунды, ужасная правда обрушилась на нее бетонной глыбой. Милли вся похолодела.

Он считает, что я сделала это специально. Он думает, я сознательно спрятала лифчик в машине, чтобы был повод снова с ним встретиться!

Боже, это был трюк в стиле Эстер. Милли спрашивала себя, как, ради всего святого, убедить его теперь, что она не имела ни малейшего представления, что оставила бюстгальтер у него в машине, и, что еще важнее, она совсем не собиралась устраивать такую мерзкую ловушку, никогда в жизни.

Но Хью, конечно, не знал, что она не из таких девиц. Не похожа на пронырливую Эстер. Он полагал, что она сделала это намеренно. И если она попытается ему объяснить, что она не такая, как Эстер, и что, честное слово, все произошло случайно, то, как поняла Милли, только осложнит положение.

Потому что – давайте взглянем правде в глаза – ее сердце определенно заныло. Она пришла в восторг, когда услышала его голос по телефону.

О боже – это было жуткое предположение, – а что, если подсознательно она специально оставила лифчик под пассажирским сиденьем?

– Послушайте, у меня в Ньюки завтра днем назначена встреча. – Голос Хью прорезался сквозь ее внутренние сомнения. – Если будете дома около пяти, я заеду и завезу его.

Милли зажмурила глаза, затем снова открыла.

– Замечательно. – Она заставила свой голос звучать жизнерадостно и с энтузиазмом, как ни в чем не бывало. – Мой маленький лифчик возвращается! Возможно, мы с Эстер даже устроим в его честь вечеринку. О, – добавила она, как будто ей только что пришло это в голову, – завтра днем нас не будет дома, поэтому не стоит звонить в звонок. Просуньте его в щель почтового ящика, ладно?

* * *

Тебя мы очень любим,

Мы ценим твой талант.

Ты вырежешь аппендицит,

Поставишь трансплантат.

Среди всех хирургов

Ты – номер один,

Такой аппетитный,

Не хуже Дорин.

С годами ты все лучше,

Ведь сорок – лишь начало.

Так встретимся ж в «Короне»,

Там выпивки немало.

Милли в последний раз перечитала текст. Если честно, это какая-то белиберда.

Но, по крайней мере, не она эту белиберду сочинила. Коллектив операционной, который заказал гориллограмму, переслал вчера текст по факсу в офис Лукаса и, без сомнения, был в восторге от собственного сочинения. Ей только оставалось его продекламировать.

– Отлично, он вышел из операционной, – прошептала одна из хирургических сестер. Схватив Милли за руку, она провела ее по коридору и повернула направо: – Запомните, он блондин с обвислыми усами.

– Ясно. – Милли опустила голову гориллы на место.

– Готовы?

– Готова.

– Можете в нем дышать?

– Не очень, нет.

– Ладно, ничего страшного, – захихикала медсестра. – Давайте, вперед!

Это была не работа, а мечта. Джеймс, хирург-регистратор, чей день рождения отмечали сегодня, был славным малым. Сорок с лишним его больничных коллег, которые умудрились набиться в кафетерий, гикали, свистели и аплодировали всему подряд. Милли казалось, что она выступает на сцене. Она каталась на роликах вокруг Джеймса и зачитывала уморительный текст. Очевидно, его шутливое содержание значило гораздо больше для его коллег, чем для Милли, поэтому все хохотали до упаду. Затем появился десяток или около того фотоаппаратов и засверкали вспышки, похожие на салют, а Милли тем временем вручала Джеймсу футболку с надписью: «Я клиент Кемпа» и бутылку дешевого игристого вина. Она сняла голову гориллы и поцеловала Джеймса в щеку. Он подхватил ее на руки, немного покружил и сказал, что никогда еще не видел гориллу со светлыми кудряшками. Затем, вернувшись на твердую почву, Милли организовала из присутствующих хор, исполнивший «С днем рождения».

Снова защелкали фотоаппараты. Ей снова сказали, что она отлично справилась. И одарили продолжительными аплодисментами. Она была уже не здесь, она была звездой мюзик-холла, которую публика вызывала на бис после аншлагового представления в лондонском «Палладиуме».

– Это был мой дебют, – счастливо поделилась Милли с Джеймсом перед уходом.

– Не беспокойтесь, – успокоил Джеймс. – Мы нашим пациентам никогда не говорим об этом. – Он усмехнулся. – Они почему-то предпочитают не знать.

Милли вернулась домой к четырем часам, все еще на седьмом небе от полученного заряда адреналина. Ей стоило большого труда не поддаться искушению вымыть голову (голова гориллы совсем примяла волосы), поправить макияж, встретить Хью у дверей и порадовать новостью, что она вернулась раньше, а потом поведать историю замечательного триумфа.

Но именно такого поведения можно было бы ожидать от девушки, которой настолько недоставало таланта обольщения, что она специально оставила свой лучший кружевной бюстгальтер на полу его машины.

Именно это и сделала бы Эстер.

Я не должна открывать входную дверь, когда он появится, поклялась себе Милли.

Или окно.

Хью опаздывал. Он не собирался приезжать. Он осознал, что не сможет расстаться с ее неотразимым красным бюстгальтером, прекрасно сконструированным и с дополнительными прокладками, фантазировала Милли. Может, он сам захотел его носить.

Выглядывая из-за занавесок в комнате Эстер, в половине шестого Милли заметила его машину, затормозившую у дома. Как заправский снайпер, Милли моментально рухнула на пол.

Он позвонил в дверной звонок и подождал. Видимо, хотел сначала проверить, нет ли ее дома. Просто из вежливости, подумала Милли. Я не должна, не должна открывать дверь.

Перемещаясь, как краб, по ковру в спальне Эстер, она доползла до лестницы и, прижимаясь к полу, увидела, что металлическая откидная крышка почтового ящика поднялась, и в щели появилась алая атласная лямка. На мгновение она представила, что можно ее схватить и напугать Хью. Боже, они будут тянуть лифчик каждый к себе – сама мысль об этом казалась такой подростковой и незрелой.

В следующее мгновение за матовым стеклом входной двери рядом с темным силуэтом Хью появилось яркое пятно цвета розовой фуксии. Милли оцепенела от испуга, услышав голос Эстер, который бойко произнес:

– Привет! Я знаю, кто вы!

Черт, черт. Было полшестого, и Эстер – которая всегда опаздывала – выбрала именно этот момент, чтобы вернуться домой. Хуже того – о боже! – она говорила с ним игривым тоном.

– Я тоже знаю, кто вы, – заметил Хью. Почтовый ящик заскрипел, кто-то потянул за лямку лифчика.

– Вы воруете нижнее белье, – весело вопрошала Эстер, – или занимаетесь его доставкой?

– Я бы не стал красть этот бюстгальтер, – услышала Милли серьезный голос Хью. – Это не мой размер.

– О, ха-ха-ха, – расхохоталась Эстер, как обычно немного преувеличивая эмоции.

– Милли оставила его у меня в машине. Он выпал у нее из сумки, – объяснил Хью.

– Разве ее нет дома? Уже полшестого, она должна быть!

– Я пробовал звонить. Не отвечает.

– Но вы не можете просто всунуть бюстгальтер в почтовый ящик и умчаться! – воскликнула Эстер. – Милли так боялась, что никогда вас больше не увидит!

Стоя на карачках у лестницы, Милли издала тихий стон и стала отчаянно – но тихо – колотиться головой о ковер.

– Значит, – продолжала болтать Эстер, – она вот-вот вернется домой, поэтому, может, вы зайдете и подождете? Выпьем и немного поболтаем?

Нет, нет, не-е-ет, молилась про себя Милли, уже начиная отползать от лестницы. Но молчаливая мольба не помогла. Ей следовало бы знать, что ничего не выйдет. Эстер была слишком настойчивой, а Хью слишком вежливым. Он просто не смог заставить себя сказать «нет».

Вернувшись в спальню Эстер и спрятавшись между кроватью и окном, Милли услышала знакомый звук – это ключ Эстер поворачивался в замке. Боже, здесь так пыльно, только бы не чихнуть.

И конечно, она надеялась, что Эстер не будет и дальше пользоваться неспособностью Хью кому-то отказывать и не станет тащить его к себе в постель, чтобы напомнить, чего ему не хватало все эти месяцы.

А если бы даже это произошло, подумала Милли, было бы здорово вдруг выскочить неизвестно откуда, хлопнуть Эстер по плечу и объявить: «Думаю, ты должна мне двести фунтов».

ГЛАВА 15

Это были самые долгие двадцать пять минут в жизни Милли. Боясь пошевелиться, чтобы не заскрипели половицы, Милли затаила дыхание и слушала, как Эстер радостно болтала где-то внизу – ей так хотелось подольше удержать Хью, что она не давала ему вставить ни слова. Вероятно, хорошо, что Милли не могла разобрать, что там говорила Эстер, – ей не пришлось хотя бы нервничать еще и из-за этого.

– Вверх по лестнице и направо, – послышался крик Эстер, и сердце Милли стало метаться в грудной клетке, как испуганная газель. Эстер обычно говорила это, когда гости спрашивали, где туалет, а когда те оказывались перед двумя закрытыми дверями, то неизменно ошибались и выбирали не ту.

«Бум, бум, БУМ», – билось сердце Милли, пока дверь в спальню не распахнулась. Она знала, что Хью на секунду остановился и оглядел кровать Эстер. Милли зажмурила глаза и совсем перестала дышать. В носу у нее щекотало, но она не смела пошевельнуться…

Ух. Спасена. Дверь снова закрылась. Она слышала, что Хью нашел дверь в туалет. Через пару минут он уже спускался обратно вниз.

Вскоре после этого он ушел.

Пока Милли вылезала из своего укрытия – фу, паутина, – она услышала, что Эстер мчится наверх. В мгновение ока Милли бросилась на кровать и закрыла глаза.

– Черт возьми!

Изображая удивление, Милли заморгала, потерла глаза и пробормотала:

– Что?

– Мы думали, тебя нет дома! Почему ты спишь на моей кровати?

– А? Я совсем разбита. В моей спальне меня донимала муха, все жужжала вокруг, поэтому пришлось перебраться сюда. – С озадаченным видом Милли добавила: – Кто это мы?

– Твой парень! Хью Эмерсон! Он ждал внизу, хотел тебя увидеть!

– Правда? Ладно, ничего страшного. – Милли зевнула и потянулась – надо признаться, у нее это получалось довольно убедительно. – Я отлично выспалась.

– Я вернулась домой и столкнулась с ним на ступеньках, когда он просовывал твой лифчик в почтовый ящик. Твой лучший лифчик, – добавила Эстер, двигая бровями, как Роджер Мур. – Давай, признавайся: ты специально оставила бюстгальтер в его машине?

– Только ты могла такое подумать. – Милли хотелось бы, чтобы на спине у Эстер был выключатель. Эстер иногда было слишком много.

– Любой, даже с одной извилиной подумал бы так. Это же очевидно. Особенно раз он такой лакомый.

Фу, опять это слово.

– И недостижимый.

– Это делает его еще более привлекательным. Мы всегда хотим то, что не можем иметь.

Тебе уж точно он не достанется, подумала Милли, совсем запутавшись в своих эмоциях. Если кто-то здесь будет его хотеть, но не сможет заполучить, так это, конечно, я!

Святые угодники, откуда это взялось?

А вслух она произнесла:

– Как Лукас?

– А! – Эстер весело запрыгнула на подоконник. – Он для меня мужчина номер один.

Бедный Нэт.

– А как же Нэт?

– Перестань на меня смотреть этим колючим взглядом старой девы – мне же позволено пофантазировать, верно? Нэт был бы для меня номер один, если бы был здесь. Но в том-то и проблема, – объявила Эстер убежденно, – что его здесь нет, ведь так? Он слишком занят своими эскалопами в проклятом Глазго.

Через час в дверь опять позвонили.

– Ты звезда, – сообщил Лукас Милли, когда та открыла ему. На его лице появилась широкая улыбка. – Проходил мимо и решил заглянуть. Одна из медсестер позвонила мне днем и сказала, что ты была фантастически хороша. В общем, ты ей так понравилась, что она хочет заказать тебя на послезавтра.

– Ух ты. – Милли была в восторге. – И куда?

– Большой супермаркет на окраине Вейдбриджа. Ее муж там менеджер. Они празднуют серебряную свадьбу, и она хочет, чтобы ты появилась там в час дня. У него будет перерыв, ты найдешь его в служебной столовой. – Лукас протянул ей конверт, в котором были все детали. – Чертовски плохие стихи, такие сентиментальные, что начинает тошнить, но, знаешь, это не наша проблема…

– Ой, – произнесла Милли, которую с силой шара для боулинга оттолкнула в сторону чрезвычайно пахучая женская особь. Ничего себе, воздух в прихожей неожиданно пропитался запахом «Дэззлинг» от Эсте Лаудер.

– Мне кажется, я узнаю этот голос! – воскликнула Эстер, прикрывая тело банным полотенцем и заливая пол водой с мыльными пузырями. – Лукас, как ты? Ты совсем не изменился – отлично выглядишь!

– Привет, дорогая, ты тоже. – Наклонившись, Лукас ласково расцеловал ее в обе щеки. Затем, просто потому что не мог удержаться, провел указательным пальцем по ее ключице.

Эстер затрепетала, как гончая. Удивительно, что язык не вывалился наружу.

– Так здорово тебя снова увидеть, – сказала она Лукасу, как будто это не было и так вполне очевидно. Теперь она вытягивала шею, непроизвольно наклоняясь к нему, желая – как собака в ожидании ласки, – чтобы он снова ее погладил.

– Лукас зашел, чтобы передать мне очередной заказ, – сообщила Милли.

– О, но ты должен зайти и выпить с нами. – Еле сдерживаясь, Эстер сжала его загорелую руку. – Обязательно – поболтаем о старых добрых временах!

Какой стыд, подумала Милли. Два часа назад Эстер заманила в дом Хью практически против его воли и теперь делала фактически то же самое. Если честно, она была похожа на паучиху – ненасытную черную вдову, охотящуюся на невинных молодых самцов.

Впрочем, Лукас был так же невинен, как Джек Потрошитель.

– Я бы с удовольствием. – Он подмигнул Эстер. – Но мы сейчас не можем. Надо отвезти Сашу в Сент-Ив. – С этими словами он кивнул на машину, припаркованную около дома. Саша в костюме монахини стояла, прислонившись к капоту, и курила сигарету, время от времени поправляя шов на чулках в сеточку. Пара пенсионеров на ближайшей автобусной остановке изо всех сил старались скрыть свое потрясение.

Эстер изменилась в лице.

– Она твоя подружка?

– Мы неплохо ладим, – жизнерадостно сообщил Лукас. – Мы видели друг друга в разных видах – понимаешь, о чем я.

Эстер понимала. И могла догадаться, в каких видах они друг друга видели. Счастливая Саша: одной мысли о созерцании Лукаса в разных видах было достаточно, чтобы повергнуть Эстер в состояние безудержной радости.

Счастливая, счастливая Саша.

Проклятая сука.

– «Послание от твоей любящей жены», – громко зачитала Милли, открыв конверт. Она прочистила горло и начала:

Двадцать пять лет сплошного счастья.

Одни поцелуи – без бед и ненастья.

Мой милый Джерри, скажу не тая:

Ты моя радость, любовь моя.

– Боже, ты прав, – согласилась она с Лукасом, – это ужасно.

Эстер сглотнула комок в горле – ей это казалось таким романтичным.

– Твоя задача – сохранять серьезное выражение лица. – Откинув со лба темные волосы, Лукас взглянул на часы. – Ладно, не могу задерживаться, иначе старые парни из Консервативного клуба нас заждутся. – Он снова подмигнул Эстер и быстро погладил ее по голове. – Увидимся, милая. Не делай ничего такого, чего не сделал бы я.

– Видишь? Я же говорила, что он стал толстой уродиной, – пробормотала Милли, пока они наблюдали, как Лукас прогулочной походкой возвращался к машине.

Саша выбросила свою наполовину выкуренную сигарету, помахала им в знак прощания и послала пенсионерам на автобусной остановке лихой воздушный поцелуй.

– Он погладил меня по голове, – простонала Эстер. – По голове. Знаешь, как это неромантично?

– Могло быть и хуже. – На самом деле Милли считала, что это самое лучшее, что мог сделать Лукас. – Он бы мог тебя просто уничтожить.

– Вижу его раз в сто лет, а он обращается со мной как с пятилетним ребенком! – Чтобы проиллюстрировать несправедливость всего этого, она повысила голос и топнула ногой. – Я считала, что, если выпрыгну из ванны, это поможет. Я мокрая, голая, но с макияжем на лице… Боже, что ему еще надо?

Милли подумала о Саше.

– Может, монахиню в сексуальном белье?

Эстер постаралась не слишком раздражаться, когда Нэт позвонил в середине серии «Коронэйшн-стрит». Она тысячу раз говорила ему, чтобы он не смел звонить ей между полвосьмого и восемью – в любой день недели, – но он всегда забывал. Это мужское качество. Либо это, мрачно думала Эстер, либо они делают это нарочно.

– Я решил передохнуть пять минут, а потом у нас начнется чертовская круговерть, – радостно сообщил Нэт. – Жак уверен, что парень, который заказал столик номер шесть на восемь часов, тайно работает на «Путеводитель Мишлен». У нас заказов под завязку, Денни взял больничный, а официантки все время бегают в туалет и поправляют макияж, потому что столик номер четыре заказал Шон Коннери, хотя я лично думаю, что это будет совсем не тот Шон Коннери, которого они ждут.

Эстер захотелось плакать. Милли права: Нэт – чудо. И она ужасно по нему соскучилась – правда соскучилась. Звук его голоса принес ей эту мысль, как морской прибой приносит разные предметы на пляж Фистрал-Бич.

– О, Нэт, как бы я хотела, чтобы ты был здесь!

Она говорила серьезно. Нэт ее любил. Он бы никогда не стал гладить ее по голове.

– Какое совпадение, потому что я бы тоже хотел, чтобы ты была здесь. Кстати, я поэтому и звоню. – Похоже, Нэт был доволен собой. – Я уговорил Жака, чтобы он дал мне выходной в следующую пятницу. Ты можешь приехать в пятницу вечером, мы проведем вместе выходные и ты успеешь на вечерний поезд в воскресенье. Как тебе, разве это не замечательно? Все выходные!

На секунду Эстер обрадовалась, но потом снова нахмурилась. В теории это казалось замечательным. На самом же деле ей придется полдня трястись в поезде, а в субботу оба они будут совершенно разбиты. В субботу вечером, верно, они займутся сексом. Но в воскресенье будут чувствовать себя несчастными, прекрасно сознавая, что на исходе дня будут стоять в обнимку на железнодорожной платформе и прощаться на следующие бог знает сколько недель. А затем – обратный путь, что только усугубит душераздирающую тоску. Не говоря уже о том, что на следующее утро она выйдет на работу, твердо зная, что напрасно так глупо радовалась всю предыдущую неделю.

И еще это означало, что ей придется закрыть киоск на субботу, самый прибыльный на рынке день за всю неделю. А билет на поезд стоит целое состояние, и она не может позволить себе столько тратить.

– Эстер? Ты еще здесь?

– Конечно здесь. – Эстер потерла лоб. Где ей еще быть? – Это было бы здорово, но… я не знаю, ведь у меня мало денег, а путешествие в поезде просто мука… Не уверена, стоит ли одна субботняя ночь всей этой канители.

Недолгая пауза.

– Но мы побудем вместе, – произнес Нэт. – Я думал, тебе этого хочется.

– Машина времени – вот чего мне хочется. Сажусь – и ровно через три секунды оказываюсь в Глазго.

Еще одна, более длинная пауза.

– Мне приехать к тебе?

– О, Нэт. – Глаза Эстер наполнились горячими слезами досады. – Это будет еще хуже. В пятницу ты закончишь работу не раньше полуночи… большую часть субботы ты проспишь… все это не стоит того.

Она услышала, как кто-то издалека кричит на Нэта.

– Ладно. Я просто предложил. Мне нужно вернуться к работе, появился парень из «Мишлена».

– Это была прекрасная идея, Нэт. – По щеке Эстер поползла слеза, она вытерла ее тыльной стороной ладони. – Но если я снова тебя увижу, мне будет еще труднее с тобой расстаться, я не вынесу, когда поезд тронется и…

– Мне нужно идти. – На заднем плане опять раздавались крики, приказывающие Нэту «быстрее двигать свою чертову задницу». – Люблю тебя, пока.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала Эстер. Но было поздно, их уже разъединили.

В комнату из кухни вошла Милли с утешительной кружкой чая.

– И еще батончик «Сникерс», – вынула она из-за спины шоколадку, – чтобы тебя развеселить.

– Черт, – выругалась Эстер, услышав знакомую мелодию, заполняющую гостиную. – Я все-таки пропустила «Коронэйшн-стрит».

– Было не так уж интересно.

– Но мне хотелось посмотреть. – Эстер капризно захлюпала чаем. – Проклятый Нэт, почему он всегда все портит?

– Перестань, – запротестовала Милли. – Нэт тут ни при чем – он звонит, когда у него есть время. Это не его вина.

– Нет, его, – закричала Эстер, – его вина! Если бы он не уехал в Шотландию, у меня была бы какая-то жизнь и я не проводила бы каждый вечер в тоске, как старая дева, зациклившаяся на чертовых мыльных операх.

ГЛАВА 16

Милли показалось, что она попала в свою собственную мыльную оперу, когда на следующий день в дверь позвонили и она обнаружила на ступеньках свою мать, сжимавшую экземпляр глянцевого журнала «Любитель оперы».

Еще более странным было то, что за ее спиной на дороге стоял бывший босс Милли Тим Флитвуд, который с легкой одышкой выгружал клетчатые чемоданы из багажника своего грифельно-серого «рено-меган».

– Мама, что ты здесь делаешь? Что происходит?

Адель, как всегда, была одета до нелепости нарядно – на этот раз в бирюзовый костюм «Шанель» и туфли в цвет на шпильках – и это в Ньюки в час дня. Она наклонилась и поцеловала Милли в обе щеки, окутав ее облаком «Бизанс».

В обе щеки, заметила Милли. У Адель городские манеры. Ей осталось только перейти на обезжиренное молоко.

– Это я должна тебя спрашивать, в чем дело. – Мать указывала на нее пальцем. – Я решила сделать сюрприз – заехать в твое турагентство. Представь, как я была потрясена, когда Тим мне сказал, что ты у них больше не работаешь! Могла бы мне сообщить, дорогая, а то я почувствовала себя абсолютной дурой.

Хм. Ничего не изменилось. Хотя Милли и любила Адель. иногда ей очень хотелось, чтобы мать перестала носиться вокруг нее, а вела себя нормальным образом.

– Я не дозвонилась, – соврала Милли, – у тебя никто не отвечал.

– И все? Ты даже не попыталась снова позвонить? Да уж, сегодняшняя молодежь… у меня нет слов! Бросьте их в прихожей, Тим, хорошо?

Тим с трудом протащил мимо них чемоданы. Он сделал было вид, что не заметил Милли, но теперь ему пришлось-таки взглянуть на нее и весьма робко произнести:

– Привет, как дела?

Какая-то овца, подумала Милли. До такой степени затюкан, что даже не смог возразить жене и объяснить, что у него с Милли ничего не было.

Что за размазня.

Вслух она сказала:

– Замечательно, спасибо. У меня шикарная новая работа, я работаю с очень милыми людьми и зарабатываю фантастические деньги. – Удовлетворившись сказанным, она ласково спросила: – А как Сильвия?

– Хорошо. – Тим поставил на пол последние два чемодана – бум, бум – и выпрямился. – Ладно, мне пора обратно на работу.

Где наверняка его ждет Сильвия с указательным пальцем на кнопке секундомера, подумала Милли с вежливой улыбкой.

– Спасибо, вы ангел, м-м, м-м. – Адель поцеловала Тима тоже в обе щеки, отчего его слегка прошиб пот. Бедный малый был в ужасе, поняла Милли, в полном ужасе. Может, Сильвия ждала его не с секундомером, а с мачете.

– Я хотела тебя порадовать, пригласить в какое-нибудь стильное место на ланч, – объясняла Адель за кофе. («Боже, дорогая, только не этот ужасный растворимый порошок». – «Мама, ужасный растворимый порошок – это все, что у нас есть».) – Около турагентства нельзя парковаться, поэтому я расплатилась с таксистом. Представляешь, как глупо я выглядела, когда выяснилось, что ты там больше не работаешь!

– Нужно было мне позвонить, – сказала Милли. – В любом случае очень любезно со стороны Тима, что он тебя подвез.

– Тш, мне пришлось натолкнуть его на эту мысль, – хмыкнула Адель. – Но очень элегантно.

– Сколько времени ты планируешь здесь пробыть? – спросила Милли, скрестив пальцы за спиной.

– Точно не знаю, может, пару недель. Мне нужна была перемена обстановки, – вздохнула Адель, которая до недавних пор была сильно увлечена одним банкиром, но тот имел наглость бросить ее ради другой женщины. Это был секрет и, конечно, не та история, которую хочется поведать дочери. – Лондон такой душный и шумный в это время года – до краев переполнен туристами, – пожаловалась она драматическим тоном. – Ужасно. Просто невыносимо. Мне нужно было на время уехать.

И конечно, Ньюки, европейская столица серфингистов, – это самое пустынное место, где совсем нет туристов, сухо подумала Милли. Проблемы с мужчиной – вот в чем дело, она готова была поставить на это все деньги. И еще она знала, почему Адель никогда никуда не ходила без «интеллектуального» журнала под мышкой: никогда не знаешь, на кого можешь наткнуться. Несомненно, это было идеальное средство для налаживания контактов с собратьями по интеллектуальным интересам, позволяющее дать понять всему миру в целом – и потенциальным мужьям в частности, – что ты не безмозглая дура.

– Очень рада тебя видеть, – героически произнесла Милли. – Можешь занять мою комнату, а я буду спать на диване.

Никто не знает, что скажет по поводу такого зловещего развития событий Эстер, но что еще остается делать? Нельзя же предложить матери поселиться в уютном пансионе.

– Дорогая, как это мило с твоей стороны, но я не смогу воспользоваться твоим предложением!

Ух! Боже, спасибо! Надо же, мать проявила достаточно понимания, чтобы, появившись без предупреждения, не занимать спальню…

– Жить в этом тесном, малюсеньком коттедже? – Адель рассмеялась над такой идеей. – Где даже кошка не поместилась бы и нет приличной кофеварки? Боже, от одной мысли меня бросает в дрожь!

О.

– О, – сказала Милли. Она словно получила пощечину, но это была такая пощечина, которую не грех и получить. В конце концов, это была хорошая новость. И Эстер не будет нервничать. – Где же ты остановишься? В гостинице?

– С моими-то средствами? Ты шутишь, дорогая. – Адель проглотила свой кофе, при этом на лице у нее было написано: «Боже, какая гадость». Придя в себя, она лучезарно улыбнулась дочери. – Думаю, я остановлюсь у Джуди и Ллойда.

– Знаешь, кто ты? – спросила Милли. – Сумасшедшая, вот кто.

Они сидели в саду у дома Джуди и Ллойда, распивали бутылку вина и наслаждались теплым солнцем. Ллойд наверху показывал Адели ее комнату.

Джуди пожала плечами и отмахнулась от навязчивой осы.

– Почему? И что мне было делать? Сказать «нет»?

– Да!

– Но это выглядело бы так, словно меня это беспокоит. А мне все равно. По крайней мере, я не ревную.

– Но все же это вызывает странные чувства, – запротестовала Милли.

– Не совсем. Она не так уж плоха. Я хочу сказать, что она всего лишь твоя мать, – напомнила ей Джуди.

– Хм. – Милли не была уверена. – Она может быть крепким орешком, не знаю, почему папа не вмешался.

– Ты знаешь. Мы все знаем. Потому что он чертовски милый и не может прогнать ее.

– Ладно, но если она станет тебя доводить, сообщи мне. Иначе это слишком несправедливо.

– Не беспокойся, я могу о себе позаботиться. – Джуди все это явно забавляло. – Она бывшая жена твоего отца, вот и все. Он проявил столько терпения в прошлом году, когда у меня целый месяц жила тронутая тетя Сара, а ведь она была прикована к постели, бедная старушка! Как же я могу теперь выступать против того, чтобы Адель погостила у нас несколько дней?

Дата добавления: 2015-05-26