Украина будущего. Расстановка приоритетов 1 страница

КОНЕЦ

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

ГЛАВА

У подножия будущего

Знание и видение цвета

Скорее всего, мы сначала знаем цвет, а потом его видим. Это хорошо подтверждается при поиске грибов – лисички спрятаны в желтой свежеупавшей листве, а чернушки – в прошлогодней, почерневшей. Однако достаточно увидеть один гриб, и все остальные сразу видны, потому что мы уже выделили оттенок гриба, мы уже его знаем и, поэтому быстро находим.

И хотелось бы закончит наше путешествие в мире цвета высказыванием двух мудрецов нашей эпохи – поэта Поля Валери и ученого Карлоса Кастанеды, хотя и тот и другой мистики.

Поль Валери: «Мир беспорядочно усеян упорядоченными формами. Таковы кристаллы, цветы и листья, разнообразные узоры из полос и пятен на мехах, крыльях и чешуе животных, следы ветра на песке и воде и т. д. Порою эти эффекты зависят от характера перспективы, от неустойчивости сочетаний. Удаленность создает их или их искажает. Время их обнаруживает или скрадывает.»

Карлос Кастанеда: «Когда человек не имеет отношения к видению, вещи выглядят в основном одними и теми же в то время, когда он смотрит на мир. С другой стороны, когда он научится видеть, ничто не будет выглядеть тем же самым все то время, что он видит эту вещь, хотя она остается той же самой.»

Полиграфический мир заполнен цветом и красками. И это еще не предел. Появятся новые краски, бумаги и лаки. Появятся новые технологии.

Однако одно останется постоянным и неизменным – разнообразие.

Таковы законы развития, которые диктует рынок печатной продукции.

Стефан Стефанов. к.т.н.,

Профессор РУДН,

Вот уже третьи сутки дождь неугомонно заливал землю, дезинфицируя воздух озоновой свежестью и покрывая улицы лужами дистиллированной влаги, в которые, как в зеркало смотрелось хмурое небо, подпертое многоэтажными высотками.

Но о чем речь? О чем эти влажные строки унылой поэзии? И на каком языке звучит эта грустная элегия? Кто прочтет это нерукописное сочинение слезами по стеклу?

Сложная и не объяснимая эмоция природы. И так непременно хочется о чем-то задуматься. Быть может даже просто задуматься, перешагивая через извилины своего мозга и вдохновением, сканируя астральные просторы взгрустнувшего неба…

Николай вздохнул, невесело глядя в окно на эту затянувшуюся стихийную попойку. На этот продолжительный моцион природы, переводя взгляд то на небрежно отпечатывающиеся в расплывшихся водных кляксах многочисленные мелкие круги, то на беспросветное зажмурившееся небо с бессменным непроницаемым полотном мутного ненастья, то тоскливо всматривался в удручающую маску уныния и меланхолии вымокшего города, кипящего стремительными грязными ручьями, смывающими с улиц залежи пыли и хлама.

Это ли лицо гордой цивилизации? – Но как все-таки мало этой влаги, чтобы отмыть с нее все это суеписание и суеделие человеческой нечистоплотности. Какова же она в неглиже, без рекламных вывесок, разукрашенных витрин и прочего макияжа блудной девицы?

Цивилизации чуждо целомудрие и благочестие. Но как же она умеет наводить румяна на порок, грех превращать в стиль, а нечестие в моду. Величайшая обольстительница рода человеческого! Все твои напомаженные улыбки – насмешка над человеческой глупостью.

Снова вздохнув, Николай досадливо покачал головой и, опустив штору, не спеша отошел от окна, отыскивая в ворохе своих мыслей ту единственную, которая была бы ему к лицу на сегодняшний день.

Было еще раннее утро, и он только что проснулся от нудного треска зазвеневшего будильника. Впрочем, он и сам уже давно привык просыпаться в одно и то же время, но на всякий случай всегда на ночь заводил будильник, чтобы не проспать и не опоздать на работу которой он очень дорожил.

Просыпаясь, он с удовольствием делал пробежку по стадиону спортивного комплекса, который находился совсем недалеко от его дома. Затем принимал душ и не торопясь, приготовив себе скромный холостяцкий завтрак (зачастую состоящий из одних бутербродов с чаем), в бодром и энергичном настроении, отправлялся на работу, которая была прибежищем его одиночеству, и где он утолял свою жажду познания окружающего мира, на который он взирал сквозь щели междустрочия многочисленных книг пронумерованных и аккуратно разложенных по полкам и стеллажам городской библиотеки. Она то и являлась местом его работы уже пятый год.

Ему нравилась такая жизнь, наполненная тихой радостью и спокойствием, куда не проникали чуждые ветры шумной и беспокойной городской жизни.

Но сегодня был выходной, отчего Николаю было даже немного жаль. Да ко всему еще это не унимающееся ненастье…. Впереди целый день, а занять его было нечем. Хотя…

Поморщившись неприятному воспоминанию, Николай лег на не заправленную софу и, закрыв глаза, стал слушать тоскливый гипнотический шум дождя, пытаясь представить себе этот гигантский, неистощимый и неиссякаемый резервуар, из которого словно сквозь решето непрестанно проливаются не исчислимые дождевые струи. Картинка по-детски вздорная, но забавная.

Оставив без внимания несколько житейских мелочей толкающихся в его сознании, Николай сосредоточился на реальности предстоящего дня, который в отличие от мыслей, нельзя было ни отложить, ни оставить без внимания, ни перелистнуть, как календарный лист. Его нужно было прожить. В нем именно нужно было как-то участвовать и присутствовать лично…. Вот только вдохновение автора молчало, чтобы сочинить себе некое актерское действие с ролью занятого человека. Да и думать то собственно ни о чем особенно не хотелось. Настроение было, как и вчера, грустное и тоскливое, как и разгулявшаяся за окном погодка. И мысли не лучше. Все какие-то удрученные из самой преисподней мрачного пессимизма.

Николай глубоко и тяжело вздохнул, вновь наткнувшись на воспоминание от которого он тщетно пытался убежать, плутая по извилинам своего мозга. Но все они вели на освещенную искусственными огнями арену реальности. Хотя он просто тянул время, напрасно пытаясь настроить себя на благодушную частоту.

На сегодня у него была назначена важная встреча, от одной мысли о которой, не могло быть и речи о хорошем настроении. Всякий раз, когда ему назначали подобные встречи, значило только одно, новый заказ, а вместе с ним, весь комплект риска, опасности, беспокойства и страха… - глухого, леденящего страха, от которого он никогда до конца не сможет избавиться. Хотя ведь он занимается этим уже не первый год.

Отбросив от себя эти тяжелые думы отдавливающие сердце и душу, Николай поднялся с софы и лениво потянувшись, направился на балкон, дав место непоседливым бытовым мыслишкам нестройной толпой затопавших в его сознании.

В самом деле, сегодня ведь нужно было непременно заехать в банк и снять немного денег. Заправить машину. Потом в магазин, потому что продукты в доме кончаются, и хлеба нет. В четыре часа ему нужно быть в «клубе любителей фантастики», куда он ездил каждую субботу, выгуливая свои мысли, а вечером он обещал заехать к Эрику, у которого он уже не бывал давненько.… А еще нужно вынести мусорное ведро, которое уже давно переполнено и начинает дурно попахивать…. Вот ведь, сколько дел то оказалось. И выдумывать ничего не надо. Вроде бы все какие-то мелочи, но вот из таких-то мелочей и строится повседневная жизнь. Скучный и муторный сюжет, без восклицательных знаков и красных строк. Что поделаешь, бытом озаглавлено человеческое бытие.

Окончив зарядку, Николай принял душ, убрал постель и, наскоро позавтракав холодными вчерашними котлетами, которые он покупал в кулинарии по дороге с работы, он надел кожаный пиджак и, взяв зонтик, отправился на стоянку за машиной, до которой нужно было идти метров сто по залитым лужами тротуарам.

Машина у него была старенькая – «жигуленок» 6-ой модели 1991 года выпуска, которую он три года назад приобрел с рук у одного пожилого частника. Но ездила она исправно.

Николай, конечно, мог себе позволить и более дорогую и солидную машину, так как вполне располагал средствами. Но он всячески старался избегать излишек и какой бы то ни было бытовой помпезности, ограничивая себя лишь минимумом необходимого. Совсем, конечно, не из скаредности и меркантильности, а просто потому, что видел во всех этих цивилизаторских блицах какую-то бестолковую, вирусную болезнь алчности и тщеславия. Он презирал эту векторную величину бытового хапужничества; этот штамп человеческого существования, которым они визируют свою несуществующую значимость; это поклонничество «золотому тельцу», который только блестит, но не светит; утяжеляет, но не облегчает; льстит, но не ласкает; развращает, но не отвращает от греха; проливает кровь, но не исцеляет.… Это идол, воссевший на престол сердца человеческого.

Нет уж, тратить свою жизнь в гонках за приобретением этих лживых ценностей и одурманивать себя наркотической идеей капитализма он не собирается. И у него есть на это улики, собранные с закулисных троп цивилизации.

Его вполне устраивала двухкомнатная квартирка на окраине города, старый жигулёнок и три с половиной тысячи рублей в месяц за работу библиотекарем. Что может быть лучше? Да и не зачем было привлекать к себе внимание. Ведь не на подиуме же.

Особых же привычек и пристрастий он не имел: не курил, не употреблял спиртного, не имел никаких определенных связей с женщинами и был крайне непретенциозным и скромным в потребностях. Не любил выделяться и вел самый неприметный для окружающих образ жизни.

Внешностью он обладал вполне привлекательной, если не считать сломанного носа и полоску шрама на щеке, что очень не соответствовало его открытому и простодушному лицу. В целом же он был солидным, с обаятельными манерами мужчиной 32 лет высокого роста с мускулистым и натренированным телом, умными проницательными глазами, светлыми густыми волосами и выразительными резко очерченными чертами лица.

Заведя машину и включив дворники, Николай взглянул на часы – банк должен быть уже открытым, а через час ему нужно быть в баре, недалеко отсюда, где ему назначена была встреча.

Николай выехал со стоянки и, разбрызгивая лужи, направился к банку, в котором у него хранился внушительный капиталец в 150 тысяч долларов.

Воздух был свежим и каким-то мечтательно тихим, надушенный благоухающей листвой намокших лип и тополей. Вдыхая его полной грудью сквозь открытые окошки, Николай чувствовал, как тени утреннего сплина отступают перед этой озоновой стихией освежающей его ум. И так казалось, глядя на безлюдные вымытые улицы, стелящиеся под колеса машины блеклыми отражениями на дороге, что это совсем какой-то другой город, другой мир, другая плоскость бытия, девственная и еще не заселенная плотоядным честолюбием и не замаранное развращенными нравами людскими….

Странная утопия для такого реалиста как он.

Через пятнадцать минут Николай уже был в банке, с интересом наблюдая за тем, как кассирша отсчитывала ему деньги… - не так же ли и мы отсчитываем календарные дни, оплачивая какие-то неизвестные нам счета? Или вносим плату за еще непрожитое нами будущее? Покупка в темную, на авось.

Получив деньги, Николай сунул их в задний карман черных джинсов и, поблагодарив молодую слегка полноватую кассиршу, он направился к выходу, снова глянув на свои наручные часы.

Торопиться было не куда. До назначенной встречи оставалось еще больше получаса, и Николай решил поехать в бар, и пока не появится Виктор, с которым он должен был там увидеться, выпить стакан сока или кофе со сливками.

Решив так, Николай забрался в свой «жигуленок» белого цвета и неспешно выстроился в текучий ряд забрызганных грязью машин, направляясь к условному месту.

В баре было почти пусто за исключением единственного мужчины в черной джинсовой рубашке, который увлеченно уплетал антрекоты с рисом. Громко играла музыка медленная и унылая, словно подпевала в унисон расхандрившейся ненастьем погоде, отчего становилось совсем невыносимо грустно и муторно на душе. Но куда от этого денешься, если все кругом пропиталось этим удушающим сплином. Да и ничему собственно радоваться. Вот если бы не эта встреча…. А дождь и ненастье тут не причем.

Барменша принесла ему кофе, и как-то недружелюбно посмотрев на Николая, вернулась за стойку, где она, по-видимому, от скуки читала какой-то журнал или книжку. Николай улыбнулся самому себе и, облокотившись о столик, принялся не торопясь пить кофе, отхлебывая маленькими глотками, чтобы не обжечься. Кофе было дрянное и единственное его преимущество было в том, что он был горячим.

Только что допив кофе, Николай увидел входящего Виктора, вальяжно раскачивающего правой рукой черный сложенный зонтик. На его худом выбритом лице, как и всегда, блуждала сардоническая ухмылка, а глаза надменно и подозрительно щурились. Одет он был в темно серый строгий костюм с однотонным бежевым галстуком. Ростом он был на голову ниже Николая. По возрасту же, напротив, казался старше лет на пять.

Увидев Николая, он важно и неторопливо подошел к столику и протянул ему руку.

- Вижу ты уже давно здесь? Привет.

Николай небрежно пожал протянутую худую руку Виктора.

- Здравствуй. Да нет, недавно. Решил вот, чашечку кофе выпить в сей непогожий день. Желаешь?

Виктор сел напротив Николая.

- Нет, Коля, нет. Рад бы, да со временем дефицит. А погодка то и в самом деле непогожая. Сидеть бы дома, да дела…. Сам понимаешь.

Николай равнодушно пожал плечами.

- Тогда давай по делу.

- Да. По делу… - Виктор полез во внутренний карман пиджака и, достав запечатанный конверт, положил его на стол перед Николаем.

- Все необходимые инструкции и пояснения найдешь здесь, - он ткнул указательным пальцем в конверт.

Николай взял его и сунул в карман.

- Больше ничего?

- Ничего. Задание простое. Уложиться нужно за неделю.

- Что ж, понятно.

- Форму то поддерживаешь? – лукаво полюбопытствовал Виктор, кивнув головой на здоровенные кулаки Николая.

- Так, понемногу, - нехотя ответил Николай смутившись.

- А я вот совсем запустил себя. Как будто на куски разваливаюсь. А между тем я ведь еще совсем не старик…. Ну…, я побежал. Не буду задерживаться. Успехов тебе.

Виктор тяжело поднялся, опираясь рукой о стол и так же размахивая зонтиком, вразвалку пошел к выходу.

Пронзительно глядя ему в спину, Николай чувствовал, как в нем нарастает непреодолимое желание догнать его и заехать ему кулаком по вечно ухмыляющейся физиономии. Он ненавидел его. И может только потому, что он всегда был причиной, нарушающей его тихий, спокойный порядок вещей; его жизненную идиллию.

Вот только идиллия эта была благодаря ему, Виктору и тем, чью структуру он представляет. А что за структура, Николай не знал. Он помнил только название охранного агентства, в которое его привез один его знакомый пять лет назад, и откуда началось его перевоплощение в наемника. А между тем, не все ли равно, кто они? Ведь никто же его насильно не заставлял соглашаться. Сам он вызвался, убегая от своего гремучего прошлого и самого себя, заступившего за логику и здравый смысл. И тогда это было для него спасением… вернее, тогда ему было просто безразлично. Кого же винить?

Николай тяжело и обреченно вздохнул. Воспоминания никогда его не радовали. Все это осталось далеко в прошлом, где-то даже на другом берегу его жизни. И ворошить эти осколки разбитой молодости было ни к чему, ведь можно пораниться. Да и какой прок от этих озираний и оглядываний? От этих заглядываний через плечо? Разве от этого что-то изменится?

Он снова вздохнул, и тоже поднялся из-за стола, направившись к стойке бара. Окликнув увлекшуюся чтением девушку довольно впрочем, привлекательную на вид, он протянул ей двадцатидолларовую купюру.

Девушка взяла деньги, и недовольно взглянув на Николая, раздраженно спросила:

- А что поменьше-то ничего нет? Мы только открылись и…, столько сдачи нет.

Николай пожал плечами.

- Извини, подруга, но меньше действительно нет. Видишь ли, я не настолько богат, чтобы таскать с собой мелочь.

- Остроумный что ли? – ядовито произнесла девушка. - С любовницей своей будешь так разговаривать. Давай или покупай еще что-нибудь или иди, разменивай деньги. Через дорогу стоит павильон.

- Ладно, ладно, - спокойно ответил Николай, пытаясь задуть ее пламенный гнев, - Коробку самых вкусных шоколадных конфет и два яблочных сока.

Она подала ему и то и другое.

Николай улыбнулся и произнес:

- Сок для меня, а конфеты – Вам, в качестве предоплаты за хорошее настроение, которое я надеюсь, очень скоро появится за этим прилавком.

Девушка протянула ему сдачу и смущенно улыбнувшись, ответила:

- Я не принимаю подарков от незнакомых мужчин.

- Хм. Дело поправимое. Да только муторное это занятие – знакомится. К тому же в такую погоду это не самая лучшая затея. Ваш грозный вид тому подтверждение. А мой подарок… так, ни к чему не обязывающее подношение…. Хотя, признаюсь, мне очень хотелось, чтобы Вы улыбнулись. Видите ли…, я коллекционирую улыбки.

Девушка расцвела и заулыбалась, бросив на Николая по-женски хитрый взгляд.

- Забавно. Только вот сами Вы что-то не очень похожи на веселого человека.

- Именно поэтому я и ищу эту веселость в других.

Девушка снова улыбнулась, поправив волосы.

- Ну вот. Так-то лучше. Когда вы улыбаетесь – вы просто неотразимы. Поэтому не прячьте этого от окружающих. Всего Вам доброго в этот хмурый и ненастный день.

Тоже улыбнувшись просветлевшей от угрюмости женщине, он взял сок и направился к выходу, поймав на ее лице недоумение и разочарование тому, что их знакомство так быстро закончилось, не успев начаться. Ухмыльнувшись про себя, Николай вышел на улицу. Раскрыв зонтик, он направился к своей машине, намереваясь отправиться домой, а заодно заскочить в какой-нибудь первый попавшийся магазинчик и набрать продуктов на неделю вперед, чтобы хватило до зарплаты.

А дождь тем временем не унимался и, по-видимому, не собирался прекращать своего водного натиска, уверенно и бескомпромиссно поливая уже изрядно промокший город, заражая его унынием и мрачной грустью.

Вернувшись домой с полными пакетами продуктов, Николай с хозяйской педантичностью принялся их разбирать, аккуратно рассовывая по полкам шкафов и холодильника. Молоко он тут же распечатал и, сделав несколько глотков, отправился в спальню, по пути сняв пиджак и неряшливо бросив его на тумбу в прихожей.

Переодевшись в домашнее трико и футболку, он прошел в гостиную и, включив телевизор сел в кресло, свободно откинувшись на спинку.

По телевизору шла какая-то юмористическая передача для умственно неполноценных зрителей, но Николай, невидящим взглядом глядя на экран, думал совсем о другом, о чем-то тяжелом и безрадостном. На его лице застыло выражение грусти и какой-то мучительной задумчивости. А в это время в душе у него происходила яростная баталия чувств и мыслей. И ему, как тогда, много лет назад, в пору его мытарств по далеким и чужим краям хотелось расплакаться от безысходности и отчаяния.

А между тем, он и в этом-то городе так и не смог до конца почувствовать себя дома. Чужак он здесь. Задержавшийся прохожий. И как будто даже и не только в этом городе, а и вообще в этом мире, в котором не бывает остановок – разве ли не все в нем движется?

Все здесь не его. Не родное. Как то все «примерно», «наподобие», «приблизительно»…, но нет, не его. Местность, в которой нет ему места. Край, который так не похож на рай. А ведь это, то самое будущее, который ему с такой живостью и живописностью представлялось в молодости до того рокового момента, где его судьба оборвалась в безвдохновеннное многоточие…

Николай сложил на груди руки и закрыл глаза, провалившись в астральную темноту, которая тоже имела свою реальность – но не имела светил.

Все настоящее вдруг на мгновение превратилось в прошлое…. Ах, если бы оно было ничейным и безымянным…. Прошлое в которое его вышвыривало напором настоящего всякий раз, когда он думал, что он ушел от него уже слишком далеко и давал себе волю расслабиться и вздохнуть свободно…. Но нет. Оно шло за ним, дыша ему в затылок. Оно таилось во всякой тишине, во всякой тени, во всяком одиночестве, грусти…. Казалось, каждое возникавшее в нем чувство, каждая появляющаяся мысль были обрывками тех грозовых туч за окном, что таили в себе буйствующую ненастьем стихию. И все в этот момент, казалось, меняло вдруг свое временное измерение и, сорвавшись с часовых стрелок, со скоростью мысли падало и падало на самое дно подсознания.

Но зачем ему было возвращаться в это пытающее его прошлое? Что делать ему там, в этом апокрифическом архиве, где все не для глаз и не для слуха? Что забыл он на этих звериных тропах, которые другие называют «человеческой действительностью»? Все это происходило на полях не его сюжета! Не его жизни – ведь его жизни не было. Он был неудачным персонажем и его вычеркнули, просто вытолкнули из сообщества людского в среду умирания. В среду – где не бывает живых.

Николай тряхнул головой, рассеивая эти болезненные и невыносимые воспоминания о давно минувшем, но которое странным образом отбрасывало тени на настоящее. Закинув ногу на ногу, он бездумно стал переключать каналы не находя в себе сил занять себя чем-нибудь, или хотя бы просто сосредоточиться на одной из программ.

- Мда. Ну и погодка, - вслух произнес Николай.

Бросив пульт на стоящий рядом с креслом журнальный столик, он лениво и нехотя взял лежащий на нем почтовый конверт, который ему передал сегодня Виктор. Распечатав, он достал из него фотографию и сложенный пополам листок.

Рассеянно взглянув на фотографию, он принялся читать то, что было написано от руки на листе.

Дочитав до конца, он снова задумчиво откинулся в кресло, закрыв глаза и пытаясь сосредоточиться на прочитанном. Но мысли стали беспокойно роиться и разбегаться, спотыкаясь друг о друга и создавая какую-то абстрактную мазню. Все было каким-то скомканным, смешанным, перетасованным… Может это погода создает такие помехи в эфире его сознания? Вздор конечно. Но что же происходит? Откуда эта растерянность?

Николай выругнулся и встал. Выключив телевизор, он принялся ходить взад и вперед по комнате, сцепив за спиной руки. И вдруг он со всей очевидностью для себя понял, что было причиной его несобранности, его плохого настроения и злобы на себя. И причина эта – его несвобода; его кабала, вынуждающая его подчиняться чуждым ему приказам; его дебиторство за это мнимое спокойствие и житейские блага, из-за которых ему каждый раз приходится спорить со своей совестью. Человеческую нравственность он выменял на эту собачью конуру с удобствами и дорогой ошейник с поводком…. Кто же его хозяин?

Неужели же ему никогда не избавиться от этой дьявольской зависимости? Почему он не может жить, так как все живут? Так как он хочет жить?

Несомненно, он сам выписался из этого мира много лет назад… или все же его вычеркнули? – Но он вернулся, и он имеет право на нормальную жизнь. Разве же он еще не до конца ее выстрадал?

Сколько дорог он исходил и разве для того, чтобы остановиться не на той? А это именно не та дорога. Не то место. Не та жизнь…. Именно не та!

Нет уж, хватит. Он довольно на них поработал. Этому должен наступить конец. Никому и ничего он не должен. Деньги? – Они ему не нужны. Пусть забирают. Квартира? – Да Бог с ней. Заработает, снимет комнатку. Что его держит? – Ничего!

Николай остановился у окна и тяжело вздохнул размышляя. В самом деле, задержался он что-то на чужом месте и в чужой жизни. Ведь не его это мир. С самого начала не его! Разве он хотел убивать? – Хорошей жизнью прельстился! А между тем, деньги – это только красивые фантики, в которые завернута горечь; наклейка на сердце; нагрудный знак заключенного!.. Им ли жертвовать свою свободу?!

Все. Закончит это дело и, если даст Бог, все пройдет гладко…, то скажет Виктору, что работать на них дальше он отказывается. Пусть поищут другого, - решил Николай.

Снова опустившись в кресло, он взял со стола фотографию и стал внимательно ее разглядывать.

Эта была фотография известного в городе криминального авторитета Клоудс Эдуарда Анатольевича по кличке Комар. Который контролировал основные объекты в городе: промышленные предприятия, вокзалы, аэропорт, рынки, строительные компании, индустрию развлечений…. Официально же значился директором крупного предприятия «Апик», занимающимся изготовлением компьютерных мониторов.

Николай пристально вгляделся в его худощавое немолодое лицо, отмеченное возрастом и пережитыми невзгодами. Но ничего особенного в нем не было. Решительный властный взгляд, плотно сжатые тонкие губы, пепельные зачесанные назад волосы, прямые полоски бровей, морщинистый лоб, узкий круглый подбородок, глубокие складки возле уголков рта, прямой нос и по-американски широкие скулы…. Именно так бывают психологически оформлены жизнью те, кто самоуверенно считает, что жизнь подчиняется твердой воле и трезвому расчету и для кого главным жизненным приоритетом являются деньги и власть. Впрочем, обычный человек с трофированной моралью и селекционным интеллектом, взращенный не солнечными лучами, а витринным неоном и голубым излучением телевизионных экранов….

Хотя как знать, каков он на самом деле и что побудило его стать именно тем, что он есть. Вот ведь и сам он разве мог предположить, что станет когда-нибудь наемным убийцей? А этому предшествовала целая эпопея с неожиданными коллизиями.

Бросив фотографию обратно на стол, Николай попытался расслабиться, откинувшись в кресле. Но мысли тем более стали осаждать его сознание, бороздя извилины.

Чем же он так не угодил кому-то? – задался вопросом Николай. Конечно, он – сволочь, как впрочем, и сам он. А сволочь – это особая разновидность животных, избравших среду своего обитания в «заморалье». То есть с обратной стороны морали. И не на этих ли пастбищах находится большинство людей, обратив «эволюцию Дарвина» в «иволюцию цивилизации» оскотинивающую человечество? Но вот же какой интересный вопрос: чем хуже то этот Клоудс его самого? Что он совершил такого, чего не совершил бы он сам? И кто этот «некто» решающий, кто достоин жизни, а кто нет?

Странно как-то все в этом «ажурном» мире, где столько нелепостей, столько неточностей, несоразмерностей, неправильностей и столько вопиющих неумностей! Это просто какая-то одна сплошная опечатка! Жирная клякса названная «цивилизацией»! Некая абстракция без логики и смысла!.. Где же в нем правда то? Где порядок? Смысл? Логика? Идея? Путь?.. Где путь? Куда мы движемся? Разве мы движемся только на работу, по магазинам, да по нужде? Хм. Не в нужниках ли оканчивается всякий день? И не с него ли начинается?

Нет. Все тут какая-то хитросплетенная неправда. Какая-то гиблая ложь! Лукавство, изобретательное своими изобретениями! И сколь много он еще не видит! Сколько не разумеет! И о скольком еще просто не догадывается! Но одно он знал наверно: заниматься тем, чем он занимался все эти годы, он больше не будет. Отказался от одной жизни (пусть даже и отказали), откажется и от этой.

Что ж, пора было собираться, вспомнил Николай, глядя на свои наручные часы. Хотя с таким настроением лучше было бы ни с кем не видеться. Когда мысли хлюпают в мозгу, наполненном меланхолией ненастья, то ничего путного из этого не выйдет. Вот и все это распутство мыслей, ровно ничего не стоит. Обычные плоды душевного паскудства. А какое настроение – такое и умозрение. Уж верно, у ненастья своя философия.

Он хлопнул ладонями по подлокотникам кресла и резко встал. В это же время в прихожей зазвонил телефон, прервав собеседование Николая с самим собой. Хрустнув пальцами, он подошел и взял трубку.

- Кто? Я слушаю! – произнес он.

- Это Эрик. Привет, Коля, - услышал он тихий голос своего друга.

- А! Здравствуй! Рад тебя слышать! Случилось что-нибудь? – озабоченно полюбопытствовал Николай.

- Нет, Коля, что ты, все в порядке. Просто хотел напомнить тебе, что ты обещал сегодня приехать.

Дата добавления: 2015-05-26