Часть вторая. Пока спутник не зашел за горизонт 5 страница

А уж из Калининграда — куда душе угодно. Хоть в Германию.

Нашему генеральному, в силу теперь уже вы­ясненных причин, это показалось малоинтерес­ным. Ну не вернулись нефтепродукты и не вер­нулись. Сам-то хозяин не вопит, не рвет на себе волосы, мол, ограбили. Нет факта хищения? Нет. Этими ли вопросами на современном этапе должна заниматься возглавляемая им прокуратура?

Теперь представим себе, что там стали осто­рожнее. И цистерны как бы стали возвращаться, перемазанные нефтью. На таможне зафиксирова­ли: ага, эшелон ушел, эшелон вернулся. Лазить туда, заглядывать, есть ли там в наличии нефте­продукт, вроде положено, но кто сказал, будто мы обязаны делать то, что положено? И потому на песочек до самой столицы никто не обратил внимания...

Тогда, помнится, кто-то у нас прикинул, сотню долларов с каждой тонны можно иметь. И ведь кто-то имеет.

И если бывшие, ныне убиенные директора подняли, допустим, хай, значит, это делалось без их ведома. Или обидели их при дележке, что тоже не исключено. А этот новый, Коноплев, всем хозяину обязан. И потому будет покладист. Тем более что сам он — ноль. И никогда не возроп­щет.

Я даже заворочался на диване, так мне захо­телось взяться за это дело. Видимо, проснулся во мне «важняк» в этой шикарной бакинской гости­нице, в которой так и не появилась горячая вода. Захотелось действовать, заниматься расследова­нием серьезных преступлений.

Мы прибыли с Солониным на пресс-конфе­ренцию Алекпера, едва успев к самому ее началу.

Поначалу случилась небольшая заминка. Когда молодые люди на входе собрались обыскать Витю, он им просто не дался. Потребовалось вмешательство самого сына Президента, чтобы инцидент был разрешен без скандала.

Алекпер по-братски обнял Витю, и разгоря­ченные молодые люди, коим хотелось слегка по­размяться, нехотя отвалили.

Я с сожалением посмотрел на них. Где еще они получат такой урок, который мог бы препо­дать им Солонин? Я и сам бы с удовольствием посмотрел на такую схватку, если бы не ино­странные корреспонденты, навострившие было уши и камеры в предчувствии скандала.

Сам я, как телохранитель столь важной персо­ны, держался бы при этом немного в стороне, чтобы не путаться у Вити под ногами, не мешать.

Но все обошлось.

Сын Президента сидел за столом, на котором было множество микрофонов, и спокойно смот­рел в зал.

Пресс-конференцию открыл господин Амиров. Он и предоставил слово Алекперу.

Алекпер был отрешен и задумчив, похоже было, что мысли его сейчас витают где-то далеко. Я вспомнил, что он курит анашу. Витя сам это видел, а он врать не будет.

И тем не менее Алекпер говорил уверенно и толково.

Да, он ничего не имеет против России, даже после того, что с ним случилось. Эти бандиты, которые его похитили, представляют только себя, а не страну, в которой родились. Он только лиш­ний раз уверился, что азербайджанскую нефть следует транспортировать через Иран или Тур­цию. Через Россию — очень дорого и к тому же опасно... Да, война в Чечне закончилась, но как-то наспех, поскольку в интересах обеих сторон, чтоб вопрос о нефтепроводе был разрешен в общую пользу — Чечни и России. Но потом может начаться все сначала...

Да, он знает, что американцы против иран­ского варианта. Через Грузию и далее Турцию — еще куда ни шло. Но там строить и строить... И нефтяной терминал в Поти либо Сухуми, и саму трубу через горы и перевалы, что может быть еще опаснее, чем через Чечню... Да, он знает, что его отец склоняется к российско-чеченскому вариан­ту... Но он попробует его переубедить.

И в этот момент ему передали записку, и в этом не было ничего необычного, если не счи­тать, что подавший записку чернобородый па­рень быстро вышел, почти выбежал из зала.

Алекпер прочитал, вскочил, растерянно по­смотрел на присутствующих.

— Кто это передал? — спросил он.

Солонин, дремавший со мной рядом, по­скольку примерно знал, что скажет Алекпер, от­крыл глаза и вскочил.

— Здесь сказано, что только что похищена госпожа Делара Амирова, — сказал дрожащим голосом Алекпер. — И что если я не изменю свою позицию...

В зале стояла гулкая тишина. На мужа и воз­любленного похищенной красавицы было невоз­можно смотреть.

— Я, кажется, видел его, — успел я сказать Солонину.

— Перекрыть все выходы, проверить у всех документы! — рявкнул какой-то пожилой мужчи­на в камуфляже, что нам было совсем некстати.

— Держитесь за мной, — сказал мне Соло­нин. — Не отставайте!

И, перепрыгивая через стулья и столы, выбе­жал из зала. Мальчики-охранники постарались его перехватить, но тут же пожалели об этом. Солонин летел, расчищая дорогу мне, своему те­лохранителю, распахивая ногой двери, пока мы не выскочили на улицу.

— Вы видите его? — спросил он меня, огля­дываясь.

Впрочем, он и сам увидел то, что я должен был увидеть раньше его.

Синий в вечернем свете фонарей «БМВ» рва­нул с места прямо на нас. Я успел отскочить в сторону, а Солонин грамотно, как его учили, перекатился на локтях и коленях через радиатор, крышу и багажник машины, после чего мягко, на четыре точки, приземлился на асфальт, даже, по- моему, не испачкав костюма.

— Что смотрите? — крикнул он мне. — Заво­дите машину!

Я действительно загляделся на него. Просто учебное пособие для начинающих камикадзе! А между тем из здания МИДа уж выбегали охран­ники и водили стволами своих «магнумов» туда- сюда, не видя то, что было у них под носом, — нас с Витей, успешно усаживающихся в машину.

— Гоните! — приказал Солонин. — Гоните в сторону проспекта Нефтяников. На площади Свободы — правый поворот.

Я с удивлением слушал его. Откуда что берет­ся? И когда он успел выучить здешние повороты- развороты?

Но особенно раздумывать было некогда.

— Кажется, за нами гонятся, — сказал я, мельком глянув в зеркало заднего вида.

— Черт с ними, потом объяснимся! Эти при­дурки только путаются под ногами, вам не кажет­ся? — И щелкнул затвором своего пистолета.

Впрочем, поднимать здесь, в центре Баку, стрельбу было бессмысленно. Пули могли рико­шетом попасть куда угодно и в кого угодно.

Мы ведь американцы, деловые люди, а не агенты ЦРУ. Мы не можем вмешиваться во внут­ренние дела суверенного государства. Думаю, Витю отягощали те же мысли, когда я мельком поглядывал на него.

Гнаться-то мы гнались и уже знали, что не упустим, но вот стоило ли оно того?

Здесь я должен был всецело положиться на Витин талант. Он мог без лишнего шума, пыли и кровопролития задержать этого молодчика и вы­трясти из него душу по горячим следам. Вот и все, что следовало сделать, не привлекая к себе лишне­го внимания в самом центре Баку, где начиналась обычная ночная жизнь большого города.

Лицо Солонина стало спокойным. Он все про­считал. Я ждал его команду, хотя уже понимал, что никакого визга тормозов, никакого перекрытия движения этому малому в синем «БМВ» не будет. Поэтому ему бы лучше держаться людных и осве­щенных улиц, а не стремиться умчаться туда, где потемнее. Но откуда ему было знать, что мы не менее его не желали засветиться?

Мы продолжали держать дистанцию, следуя за ним, не форсировали события, не прижимали и не обгоняли его, полагаясь на случай.

Впрочем, Солонин полагался одновременно и на свою чудо-технику. В его ухе уже был миниатюрный динамик, отвод от которого прятался за лацканом костюма.

Витя без устали крутил колпачок своей авто­ручки, настраивая, как я понимаю, свой прием­ник на нужную частоту.

— Кажется, есть... — сказал он через какое-то время. — Он гонит в Нагорный парк, бывший Киров. Ведь мы сейчас пересекаем площадь Ахундова?

— Именно так, — сказал я, увидев памятник поэту.

— Он просит, панически требует, чтобы его встретили возле Нагорного парка. Говорит, что его преследуют. Описывает нашу машину...

— Что будем делать? — спросил я.

— Вы? Ничего, — ответил Витя. — Только здесь немного притормозите. Не доезжая до све­тофора...

В следующую минуту он исчез, как испарил­ся. Я только заметил, как открылась и хлопнула дверца с его стороны, когда я начал тормозить перед светофором.

Потом он мелькнул, когда бежал вдоль ряда машин. Потом вскочил в' одну из них, хотя там явно был водитель. Машина понеслась, едва за­горелся зеленый свет. Видимо, в сторону Нагор­ного парка.

Честно говоря, я не знал, где этот парк нахо­дится. Остановиться и спросить? Хоть бы попал­ся какой-нибудь указатель.

Я ехал и вглядывался. Улицы становились все темнее. Бездействующих по случаю зимы фонта­нов все меньше. Прохожих — тоже.

Куда ехать?

И с кем поехал Витя? Что-то я не заметил, чтобы он кого-нибудь вытолкал из машины на мостовую. Не в его это правилах... Наверняка выбрал какую-нибудь зрелую дамочку за рулем, веруя в свою неотразимость. Объявил ее похи­щенной. И по взгляду понял, что она мечтала об этом всю жизнь. Что-нибудь в этом роде. На что-то другое моей фантазии не хватало.

Бакинское ночное небо усеяли звезды. Куда я еду? Остановиться все же следовало.

Я сделал это возле перекрестка, там неподале­ку стояла машина, а ее водитель копался в двига­теле.

— Нужна помощь? — спросил я на ломаном русском.

Парень распрямился и угрожающе посмотрел на меня. В его руке был тяжелый гаечный ключ. Не отошел еще от дня скорби, подумал я, делая шаг назад.

— Простите, я англичанин, не говорю по- азербайджански, — сказал я, — только немного по-русски... Если вам нужна моя помощь...

Он ничего не ответил и снова опустил голову под капот своего старенького, севшего на рессо­ры «Москвича».

— Мне нужен Нагорный парк, — сказал я, продолжая коверкать великий и могучий русский язык. — Как туда проехать?

Честное слово, я готов был взять его на бук­сир, лишь бы показал, где этот парк.

Он молча сел за руль свой колымаги, покру­тил ключом зажигания... Мотор не схватывал. Слава Богу, сел аккумулятор. Всего лишь...

— Могу дать прикурить, — сказал я, полагая, что моя помощь послужит ключом к взаимопо­ниманию. Он впервые посмотрел на меня по-человечески. Все проносились мимо, а этот зануда англичанин, каких в Баку в последнее время столько развелось, предлагает помощь.

Пока мы протягивали провода от моего акку­мулятора к его, я проклинал свою лень. Вот Витя не терял времени даром, изучал по карте улицы Баку, все повороты и развязки, полагаясь на свою великолепную память. Увы, ничем подоб­ным похвастать я не мог. И теперь теряю тут время, а в этот самый момент Солонин где-ни­будь в темноте ведет битву один против целой своры бандитов, быть может, уже истекает кро­вью...

— Нагорный парк! — склонился я к окошку «Москвича» в тот момент, когда он благополучно затарахтел. Водитель пожал плечами и протянул мне какую-то мятую бумажку.

— Слушай, как тебя, мистер, да? Не стой на дороге! Откуда я знаю, где этот парк? Я сам здесь заблудился, шайтан возьми эти новые надписи... Не здешний я, понял? Из Ленкорани приехал. — И, добавив кое-что от души на своем языке, включил с немалым усилием передачу.

И тут же рядом притормозила еще одна маши­на, ехавшая навстречу.

— Вы что-то ищете? — спросил меня кто-то невидимый голосом Вити Солонина. — Вам, если не ошибаюсь, нужен Нагорный парк?

Я так и остался стоять с открытым до непри­личия ртом.

За рулем, как я и предполагал, сидела краса­вица лет пятидесяти, густо накрашенная и мелко завитая, а на заднем сиденье находились Витя и тот самый чернобородый парень, что подал за­писку, слегка помятый и здорово напуганный.

— Мы приехали, — сказал Витя. — Я тебе по­звоню, дорогая... — И, выбравшись из машины, поцеловал ее в нарумяненную щеку.

Он спокойно стоял на мостовой, не обращая внимания на впечатление, которое производил на окружающих. В течение считанных минут этот великолепный экземпляр мужского рода обворо­жил одну, до смерти напугал другого и вызвал неподдельное восхищение у третьего, то бишь у своего телохранителя.

Он пересел со своей добычей ко мне в салон, нимало не беспокоясь о том, что пленный попы­тается бежать или грохнуть его чем-нибудь по голове. И даже прикрыл глаза, собравшись вздремнуть, пока мы будем ехать.

— Куда? — спросил я, обернувшись. И понял, почему Витя так беспечен. Наш пленник мелко дрожал от страха.

Интересно, чем Витя сумел так его напугать?

— Куда? — толкнул локтем Солонин нашего пассажира. — Тебя спрашивают: куда теперь?

Тот что-то пробормотал. Витя, похоже, понял его.

— Если не возражаете, Александр Борисович, нам лучше поменяться местами. Плохо вы, ока­зывается, знаете город. Не знаете даже, как про­ехать в Нагорный парк, любимое место отдыха трудящихся.

Он вылез из машины, не обращая внимания на любителя подавать записки, и даже оставил дверцу для меня открытой. Он явно рисовался этой нарочитой небрежностью, хотя я уверен, что, даже повернувшись спиной к пленному, он контролировал его поведение.

Но в этом, повторяю, не было необходимости. Тот сидел и мелко дрожал. И на меня, севшего с ним рядом, он посмотрел заискивающим взгля­дом.

Солонин погнал машину куда-то обратно, через центр. Так мы ехали минут сорок, потом начались пригороды Баку с блочными домами, потом частные домики с садами. Время от време­ни Витя оборачивался к нашему пленнику и спо­койно, как если бы мы ехали в гости, спрашивал дорогу.

Наконец мы остановились на маленькой тем­ной улице.

— Сидите здесь, — строго сказал Солонин, за­глушив мотор. — И ждите, пока не вернусь.

Выбравшись из машины, он направился, не оглядываясь, к неказистому домику с темными окнами.

Фрязин третий день сидел в гостинице «Мос­ква», не выходя на улицу. Он не решался надеть свою обнову. Вычищенная шуба висела в шкафу, но Володя не мог к ней прикоснуться. И все переговоры со здешними сыскарями вел преиму­щественно по телефону, поглядывая за окно, где непрерывно мела метель.

Он уже успел отметить тот факт, что все, о чем он спрашивал у своих коллег, становилось из­вестным его попутчикам, с которыми вместе сюда летел. Утром спрашивал, а вечером звонил Коноплев и уточнял, что именно ему, Фрязину, хотелось бы узнать.

Они вели с ним игру в открытую, даже не считая нужным это скрывать.

Пусть хамят, думал Володя, это мне на руку, пусть считают меня недотепой.

Он уже мог подвести кое-какие итоги. Право­охранительные органы здесь куплены на корню. И не особенно полагают нужным это скрывать.

Жена прокурора вложила пару десятков тысяч долларов в качестве пая в здешний Кредит-банк, который контролирует некто Артем, здешний пахан. Это знают все. И никого подобная ситуа­ция не колышет. Откуда у прокурорши такие бабки, да еще «зеленые», если сама она учитель­ница, а муж получает тоже не миллионы?

Это в столице общественность ахает и возму­щается, задаваясь подобными вопросами, здесь это в порядке вещей.

Итак, Гоша приехал на поминки своей быв­шей любовницы и даже не считает нужным скры­вать это от безутешного супруга.

Имеет ли это убийство какое-нибудь отноше­ние к убийствам здешних «генералов»?

Сугубо феодальные отношения, надо сказать. Тот же Гоша занимает незавидную должность, на свою работу наверняка не приходит, зарплатой не интересуется, но распоряжается судьбами своих непосредственных начальников. Вассалы на виду, а их сюзерен прячется за ними, словно опытный бегун на длинной дистанции, готовый «выстрелить» из-за спин перед самым финишем.

Там, в самолете, это было хорошо видно. Бо­яться этому Гоше особенно некого. Слишком многое на нем замкнулось. И потому все должны быть озабочены его безопасностью. Получая из его рук высокие должности, они понимают, что он может в любой момент их отобрать. И даже вместе с жизнью.

Гоше, словно самодержцу, всегда будет мало уже имеющихся завоеваний. Он не сможет оста­новиться. Теперь его интересует азербайджанская нефть. Вернее, трубопровод, по которому она пойдет. Ему надо все это прибрать к рукам, ото­двинув государство.

История с убийством Елены Томилиной и Чердынцева стояла особняком. Здесь Гоше был нанесен удар.

И когда он просил рядового, никому не из­вестного оперуполномоченного МУРа найти убийцу любимой женщины, то был искренен. Здешние сыскари тоже готовы были разбиться в лепешку, чтобы найти, в этом нет сомнения, но они чересчур зависимы. Они хотят для начала понять, кто этот всемогущий, посмевший под­нять руку на женщину здешнего императора? И не говорит ли сам факт случившегося, что судьба императора под вопросом?

Все это отвлекало Фрязина от насущной и повседневной работы. Он прибыл в столицу си­бирской нефти в подаренной шубе, и это одеяние словно парализовало его. Не только надеть, но и просто видеть эту шубу было выше его сил.

Володя раздумывал. Безусловно, от него сей­час ждут решительного шага в расследовании убийства Елены Томилиной. Он должен сдвинуть это расследование с мертвой точки.

Но толчок, он уже это понимал, должен быть с другой стороны. Со стороны погибшего вместе с ней Анатолия Чердынцева. Кто он и что? И почему он? Как оказался в одной постели с жен­щиной могущественного босса? Как посмел?Вот вопросы, на которые следовало искать ответы прежде всего. И потому, когда вечером к нему приехал сам Гоша с бутылкой коньяка и с закуской в промасленных пакетах, краснолицый от холода, с остановившимися глазами, Володя прежде всего спросил его о Чердынцеве.

Гоша отмахнулся. Он только что был в морге. Там Олег Томилин, как увидел его, сразу зарыдал и припал к его груди. Хотел скрыть свой страх?

Именно поэтому Гоша и приехал к этому сыскарю из Москвы, чтобы поговорить об этом. Такие вот интеллигентные правдолюбцы почему-то хорошие психологи.

Володя только пожал плечами.

— Неужели у вас нет настоящих профессионалов, которые смогли бы раскрутить такое дело?

— Запросто! — усмехнулся Гоша, сбросив шубу на кровать. — Могу даже конкурс объявить. И назначить приз тому, кто первый найдет убий­цу. В тот же день прибегут с неопровержимыми доказательствами.

— Тогда зачем вам я? — спросил Володя.

— В том-то и дело, — сказал Гоша. — Они прикормленные. В рот смотрят. И стараются уга­дать: того ли или кого-то другого надо засадить за решетку. А мне настоящий убийца нужен! Пусть это будет хоть лучший мой друг. Понима­ешь?

— А разве я для вас — не прикормленный? — Володя жестом указал на висевшую на вешалке шубу.

— Шуба — это чепуха, — скривился Гоша. — Это для тебя ценность... Для меня — тьфу! Вон Тимур сбегал на барахолку и сейчас в такой же щеголяет...

— Скажите, Тимур — он вам кто?

— Доверенное лицо, — усмехнулся Гоша. — Вместе сидели. Что еще?

Володя с удивлением смотрел на него. Сам признался... О том, что Гоша Козлачевский сидел, и не раз, говорили, но как-то с опаской.

— Плакаты с моей биографией видел? — спросил Гоша. — В них ничего такого нет. Не то чтоб я своего прошлого стыдился. Просто выста­вил свою кандидатуру на пост губернатора. А это дело такое — надо быть чистеньким.

Володя смотрел на него во все глаза. А что, и станет губернатором. Вот тогда его не остано­вишь. И своих корешей, с кем сидел, посадит в высокие кабинеты.

— Значит, те, кого прикормили, теперь вам не нужны? — спросил Володя.

— Выходит, так, — ответил Гоша. — Самому противно бывает... Ведь прямо скулят от нетерпе­ния, когда тебе в рот заглядывают. По-собачьи... У них же аппетит приходит во время еды. За идею никто не хочет служить. Всех накормить надо.

Он не спускал глаз с Фрязина, расхаживаю­щего по номеру.

— Тебе, наверное, будет проще заняться этим делом, если я заберу эту шубу и куплю пальто? Верно? Будем считать, что возвратил я тебе то пальто, которое мы выбросили.

Володя ответил не сразу.

— Шубу, конечно, заберите. Вместе с шап­кой... А пальто я возьму, это будет правильно... Скажите, почему Тимур, телохранитель ваш, ос­тался в машине? Вы ему не доверяете?

— Как себе самому доверяю, — сказал Го­ша, — на все сто.

— С Коноплевым вы тоже вместе сидели?

— Было дело. Только на таких и можно наде­яться, чтоб ты знал. Эти не продадут. Только ради этого стоит посидеть, помучиться...

— За что сидел Тимур?

Гоша исподлобья посмотрел на него. Этот ти­хоня, этот очкарик, похоже, не поддается обая­нию его грубой силы. Его интересует только то, что касается его дела.

— Ты приехал сюда копать под меня? — не­громко спросил Гоша.

Володя пожал плечами.

— Нет. Просто пытаюсь понять, кому было выгодно убийство Ивлева и Бригаднова. Пока получается — выгодно было вам... Может, най­дется еще кто-то, но пока только это лежит на поверхности. Везде вы с ними пересекаетесь. И по своему непосредственному делу, и по финан­совым отношениям... Они ведь вам, вернее, вашей корпорации, или как там вы называетесь, оставались должны? И подали заявление с обви­нениями против вашей организации в прокурату­ру. Верно?

— Я к тебе сам пришел, — сказал Гоша. — Просил, как человека.

— Что верно, то верно, — согласился Воло­дя. — Вас я не приглашал. Но в следующий раз — почему бы и нет? Мне обещали выделить кабинет в областном УВД. Я вас приглашу туда для офи­циального допроса.

— Человек ты или нет? — помотал головой Гоша. — Я к тебе со всей душой. Со всем, что наболело. Ведь только после ее гибели я осознал, что любил ее. Понимаешь?

— Однако вами сейчас руководит совсем дру­гое чувство, — заметил Володя. — Месть.

— А что же, прощать такое? А если другой, кто неповинен, погибнет из-за нее? Мне ведь только свистни! Завтра же десяток приведут с доброволь­ной сознанкой по всей форме... Ну тех, кому большие сроки грозят по их делам, а то и вышка... Но не хочу я этого. Я хочу в глаза по­смотреть настоящему убийце. Иначе мне жизни не будет, поймешь ты это когда-нибудь или нет? А ты ко мне с Ивлевым и его замом пристал. Был бы я виноват, разве просил бы тебя?

— А почему вы меня просите? Разве мало вам других оперов и следователей в той же Москве? Обратились бы к генпрокурору или министру МВД, если к своим нет доверия.

— А ты мне понравился, — сощурился Го­ша. — Сам полез в нашу малину, предполагая, что копать надо здесь, среди нас. Верно говорю? И ведь не испугался. Потому и проникся я к тебе.

Володя снова подошел к окну и посмотрел на улицу. Там возле «кадиллака» по-прежнему вы­силась громада Тимура.

— Хочешь, сдам его тебе? — вполголоса спро­сил Гоша.

— Кого? — не понял Володя.

— Ты ж его подозреваешь, — усмехнулся Гоша. — Разве я не вижу... Да я и сам его, если честно, подозреваю.

— Как же так? — сказал Володя. — Я что-то не врублюсь... Вы же говорили, будто он не спо­собен предать. Вот только что говорили. И сами готовы его сдать?

— Именно так, — подтвердил Гоша. — Я и не отказываюсь. Он не предаст. Он за меня кого хочешь пришьет... И просить не надо.

Володя нахмурил лоб, стараясь понять Гошу.

— Разговор у нас без протокола и не записы­вается на магнитофон, верно? — спросил Гоша. — Вот я тебе все сказал как на духу. Боль­ше из меня ничего не вытянешь. Любое другое слово — предательство. А я этого не хочу.

— Бросьте! — махнул рукой Володя. — Вы его уже сдали.

— Ничуть. Если не сделаешь, как прошу, найду Тимуру любых свидетелей, самое железное алиби обеспечат... И ни черта ты не докажешь!

Он поднялся с кресла и подошел к Фрязину вплотную. Потом взял его за грудки и прижал к стене.

— И живым отсюда не уйдешь, понял? И на себе, сукин крот, почувствуешь то, что почувст­вовали Ивлев и Бригаднов в последнюю минуту.

— Убери руки! — Володя резко, снизу ударил Гошу коленом в пах.

Тот скорчился от боли, потом сел на кровать.

— Ты ж мне так яйца отобьешь... — простонал он. — А они мне еще пригодятся...

Посидел, раскачиваясь от боли, потом под­нялся.

— Откуда ты такой взялся? — спросил, глядя на Фрязина.

— Вам бы лучше уйти отсюда, — посоветовал Володя.

— Я же тебя могу одним пальцем... Могу! Но ты мне нужен. Пока.

Гоша подошел к окну, приоткрыл форточку и крикнул вниз:

— Тимур! А ну поднимись сюда! Триста седьмой номер! Тебя желают видеть. — Отошел от окна. — У него сорок шестой размер ноги, — зачем-то сообщил он Володе.

Володя спокойно смотрел на него.

— Ты же сам хотел его видеть? — сказал Гоша. — Вот я и позвал. А что такого? Ты же следователь или опер, в этом я не разбираюсь. Тебе надо раскрывать преступления. Помоги мне раскрыть мое дело, я помогу тебе раскрыть твоих два... Пальто когда тебе доставить?

— Желательно побыстрее. А то не в чем явить­ся в управление.

Гоша достал из кармана шубы нераспечатан­ную бутылку коньяка и сел, ссутулившись, на кровать. Спросил:

— Будешь, нет? — и, запрокинув голову, влил в себя, по обыкновению, полбутылки.

В дверь постучали.

— Входи, Тимур, открыто! — крикнул Гоша. Он всегда пьянел сразу, но потом, сколько ни пил, пьянее уже не становился. — На вот, он отказывается, допивай! За их здоровье.

Тимур пытливо перебежал взглядом с хозяина на Володю, стараясь понять, зачем позвали. Потом послушно налил себе в стакан, стоявший на столе, и выпил. Вытер губы ладонью, приго­товился слушать.

— Вот он хотел тебя видеть... — указал на Во­лодю Гоша. — К нему все вопросы.

— Садитесь, — сказал Володя. Тимур сел, сло­жив огромные руки с корявыми, поросшими чер­ными волосами пальцами на животе.

— За что сидели? — спросил Фрязин.

Тимур поерзал на стуле, посмотрел на хозяи­на. Гоша молча смотрел в сторону.

— Когда? — спросил Тимур.

— Что — когда? — не понял Володя.

— Ты бы по-другому спросил, — усмехнулся Гоша, глядя на своего телохранителя. — А какое, мол, твое собачье дело, сыщик говеный?

Володя невольно посмотрел на руки Тимура. Такие запросто свернут шею быку. Неужто зверь прибежал на ловца?

Гоша что-то почувствовал, словно уловил мысль Фрязина.

— Он сидел несколько раз, — сказал Гоша. — Вы какой раз имеете в виду?

Тимур спокойно глядел куда-то в угол. Дер­жится довольно нагло и уверенно.

— Тогда расскажите про все случаи, — сказал Володя.

— Ты меня в чем-то новеньком подозреваешь, да? — спросил Тимур.

— Подозреваю, — кивнул Володя. — В но­веньком.

— Убил кого или стащил чего, интересуешься, да? — сощурил глаза Тимур.

Володя вдруг ощутил страх. Тимур смотрел на него с насмешливым прищуром. Он никого и ничего не боялся. Ни этого мента, ни тюрьмы, ни вышки. Он уже давно все для себя решил. Будет жить, как живет, и делать все, что потребует хо­зяин. Хозяина он любит. За хозяина пойдет на все. Даже если надо будет удавить этого щуплого мента, он удавит его двумя пальцами, как кур­чонка.

— Первый раз посадили за что? — продолжал Володя.

Тимур искоса глянул на Гошу. Отвечать, да? Тот пожал плечами.

— За соседа посадили, — сказал Тимур. — Стащил нашего барана. Я его немножко поколо­тил.

Ничего себе — немножко, подумал Володя. Но что-то в этом есть — за барана. Какая-то за­цепка. Как баранам перерезают глотки? Предва­рительно свернув назад шею. Он вспомнил разо­рванные шейные позвонки Бригаднова, кажется, бывшего борца... Или это был Ивлев?

— Вы занимались спортом? — спросил Володя.

— Какой спорт? Борьба разве спорт? — дер­нул плечом Тимур. — Балуюсь немножко в спортзале. Кроссы бегаю.

— Это у него хобби, — подсказал Гоша.

Тимур впервые посмотрел на него с неприяз­нью — пристально и испытующе. Похоже, хотел понять — не сговорились ли эти двое за его спи­ной? И тут же как бы вобрал в себя, притушил свой подозрительный взгляд.

— Он возвращает тебе твою шубу, — сказал Гоша для разрядки. — Мала ему показалась...

— Мала? — удивился Тимур, потом засмеялся вместе с хозяином.

— Почистили, все в норме, — сказал Гоша, когда они отсмеялись.

— А что он будет носить? — спросил Тимур.

— Придется пальто покупать, такое же, какое мы выбросили, — сказал Гоша. — И шапку. Не берет он, видишь, хорошей одежды. Неподкуп­ный.

— А где я ему возьму такое пальто? — спросил Тимур. — В Тюмени таких не продают. Может, дубленку?

Они говорили о Володе, будто того и не было рядом.

— Ты хочешь, чтобы я тебе сегодня пальто купил? — спросил Тимур, обращаясь к Володе:

— Это решайте сами. — Володе неприятен был этот разговор.

Но Тимур не унимался:

— Говори, как есть, откровенно. Я не про пальто, про другое... Ты что меня по новой поса­дить хочешь?

Солонин вернулся довольно скоро. И не один. Он шел рядом с Деларой. Она была в свер­кающем вечернем платье и дрожала от холода.

За это время я и, думаю, наш пленник тоже ничего не услышали. Все произошло бесшумно. А ведь ее охраняли. И наверняка крутые ребята.

Она шла на своих высоких каблуках, цепля­лась за Вити ну руку, прижималась к нему, навер­ное, чтобы согреться.

Я слышал, как она тяжело дышала, пытаясь подавить рыдания. Можно представить, что она сейчас пережила...

Солонин открыл перед ней дверцу машины. Цыкнул на пленного:

— Катись!

Тот приподнялся и вылез из машины. Потом, несмело оглядываясь, пошел вперед — быстрее, быстрее и, наконец, побежал, вжав голову в плечи.

Делара села рядом со мной, обдав меня вол­ной восточных духов.

Солонин сел за руль.

— Думаю, нам надо гнать, и побыстрее, — сказал он. — Пока не опомнились и не вызвали подмогу.

— Что ты с ними сделал? — спросил я.

— Ничего. Вошел, даже не пришлось пред­ставляться... Это все те же чеченцы, которых я отметелил в самолете, потом прогнал из посоль­ства. Решили, что я злой джинн, который их повсюду преследует. Я не стал их переубеждать. Пока они хватались за оружие и взывали к Алла­ху, надеясь, что я сгину, я погрозил им пальцем, сказал, что мне надоело с ними встречаться, потом предложил руку госпоже Амировой...

Дата добавления: 2015-05-29