История, которую рассказал гу-гу

ВСЕ звери уже рассказали свои истории — остались только филин Гу-Гу и Тяни-Толкай. И на следующий вечер, в пятницу, было решено бросить монетку (то самое пенни Доктора, в котором была дырка) и определить, кто же из них будет рассказывать сегодня. Если выпадет «решка», то — Тяни-Толкай, а если «орел», то — Гу-Гу. Доктор подбросил пенни и выпал «орел».

— Что ж, — сказал Гу-Гу. — Значит, сегодня моя очередь. Я расскажу вам о том случае — единственном случае в моей жизни, — когда меня приняли за добрую фею. Только представьте себе меня в роли феи! — захихикал маленький кругленький филин. — И вот как это произошло: в один октябрьский день, ближе к вечеру, я летал по лесу. В воздухе уже чувствовалось приближение зимы, и все пушные зверьки были заняты тем, что копошились в сухой, шуршащей листве, запасая на зиму орехи и семена. А я тем временем спокойно охотился за землеройками. Мне очень нравился их вкус, и пока они занимались поисками еды, их было нетрудно поймать.

И вдруг, летя над лесом, я услышал детские голоса и лай собаки. Теперь, услыхав такие звуки, я бы улетел подальше в чащу, но в молодые годы я был очень любопытной птицей и из-за своего любопытства часто попадал в различные истории. И вот, вместо того, чтобы спрятаться подальше, я полетел прямо на эти голоса, осторожно пробираясь от дерева к дереву. Я хотел все увидеть, но сам при этом остаться незамеченным.

Вскоре я увидел небольшую полянку, где дети устроились на пикник — несколько мальчиков и девочек уплетали ужин посреди дубовой рощи. Один мальчик, который был постарше остальных, дразнил собаку. А двое других — маленькие мальчик и девочка — жалели собаку и просили его перестать. Но сорванец и ухом не вел. Тогда эти маленькие мальчик и девочка накинулись на него с кулаками и, к его удивленью, весьма прилично его отделали. Собака тем временем убежала домой, а мальчик и девочка — позже я узнал, что это были брат и сестра, — отделились от всей компании и пошли собирать грибы.

Мне очень пришлась по душе их храбрость — ведь они не побоялись вступить в драку с мальчишкой, который был гораздо старше и сильнее их. И когда они ушли в лес одни, я (опять-таки из любопытства) отправился за ними. Дети забрели довольно далеко. Между тем, солнце село, и в лесу стало темнеть.

Дети решили возвратиться к своим друзьям и повернули назад, но они плохо ориентировались в лесу и пошли совсем в другую сторону. С каждой минутой становилось темнее, а мальчик и девочка все шли и шли, спотыкаясь в темноте о корни деревьев, пока совершенно не выбились из сил.

Все это время я незаметно и бесшумно кружил у них над головами. Наконец дети сели на землю, и девочка сказала:

— Вилли, мы заблудились! Что же нам теперь делать? Наступает ночь, а я так боюсь темноты.

— Я тоже, — ответил мальчик. — С тех пор, как тетя Эмилия рассказала нам ту жуткую историю про привидение в комоде, я до смерти боюсь темноты.

Я был просто потрясен. До этого случая мне никогда не приходилось слышать, чтобы кто-то боялся темноты. Ведь я всю жизнь предпочитал грубому и слепящему дневному свету прохладу и покой ночи и просто не мог поверить, что кто-то может так испугаться только из-за того, что солнце на несколько часов перестало светить.

Некоторые люди считают, что летучие мыши и совы могут видеть в темноте, потому что у них по-особому устроены глаза. Это не так. У нас по-особому устроены уши, а совсем не глаза. А в темноте мы хорошо видим, потому что регулярно упражняемся в этом. Здесь все зависит от тренировки — так же как в игре на фортепьяно или в чем-нибудь другом в этом роде. Мы встаем, когда все остальные ложатся спать, мы ложимся, когда все остальные встают. Вы не поверите, насколько такой распорядок приятнее, если к нему привыкнешь. Конечно, нам, филинам, немного легче, потому что в детстве наши родители специально учат нас ориентироваться в темноте. Но до определенной степени любой может добиться того же самого — дело, повторяю, только в тренировке.

Но вернемся к нашим детям. Они сидели на земле, не зная, что им теперь делать, и плакали от страха и волнения. Тогда я, вспомнив историю с собакой, за которую они так смело заступились, решил, что мне, пожалуй, следует помочь им. Я перелетел на дерево, под которым они сидели и самым добрым и мягким голосом сказал:

— Гу-уит! Гу-ху! — что, как вы знаете, означает на совином языке: «Добрый вечер! Как вы поживаете?

Вы бы видели, как эти бедняжки подпрыгнули от страха!

— Ох! — сказала девочка, обхватив своего брата за шею. — Что это было, привидение?

— Я не знаю, — ответил мальчик. — Господи, как страшно! Какая жуткая темнотища!

Я сделал еще пару попыток успокоить их, ласково разговаривая с ними на совином языке. Но они только еще больше пугались. Сначала они предположили, что я привидение, потом — что я людоед, потом — что я лесной великан. Это я-то, которого они могли запросто засунуть себе в карман! Право же, эти человеческие существа воспитывают своих детей в ужасном невежестве! Может быть, конечно, в лесу или где-нибудь еще и существуют какие-то привидения, людоеды или великаны, но я, во всяком случае, еще никогда с ними не встречался.

Увидев, что дети только сильней пугаются, когда я пытаюсь с ними заговорить, я подумал, что если я полечу через лес и буду все время подавать голос, то они пойдут за мной и я смогу вывести их из леса и показать дорогу домой. Я попробовал, но эти маленькие несмышленыши, конечно, не пошли за мной — они ведь считали меня лешим или какой-то еще нечистью. Все, что мне удалось добиться своим непрерывным уханьем, это разбудить где-то неподалеку еще одного филина, который подумал, что я зачем-то его зову.

Словом, ничего у меня с ними не получалось, и я решил поговорить с этим филином — может, он сумеет что-нибудь придумать. Я нашел его на пеньке трухлявой березы. Он только что вылез из постели и недовольно протирал заспанные глаза.

— Добрый вечер, — говорю ему я. — Прекрасная нынче ночка!

— Это точно, — ответил он, — только недостаточно темная. Чего это ты там раскричался в такое время? Взял и разбудил меня, когда еще толком не стемнело!

— Мне очень жаль, — сказал я, — но там в лощинке двое маленьких детей, они заблудились. Эти маленькие глупыши сидят и плачут, потому что уже совсем темно и они не знают, что им делать.

— О, Господи! — ответил филин. — Ничего себе история! Что ж ты их не вывел из леса? Они, наверно, живут на одной из тех ферм, что возле дороги.

— Я пробовал, — сказал я. — Но они так напуганы, что ни в какую не хотят идти за мной. Они принимают меня за людоеда или еще за какую-то дрянь. Может, им голос мой не нравится?..

— Ну, — говорит он, — тогда тебе придется притвориться каким-нибудь другим животным, которого бы они не боялись. Ты умеешь подражать чужим голосам? Скажем, лаять, как собака?

— Нет, — ответил я. — Зато я могу мяукать, как кошка. Я научился этому у американского дрозда, который жил в клетке на конюшне, где я иногда бывал прошлым летом.

— Отлично, — сказал он. — Вот и попробуй. Может, что и получится!

Я вернулся к детям. Они сидели на том же месте и плакали еще горше, чем прежде. Тогда, хорошенько спрятавшись среди кустов у самой земли, я начал мяукать, как самая настоящая кошка: «Мяу! Мяу?»

— Ой, Вилли, — сказала девочка своему брату, — мы спасены! (Заметьте, она сказала «спасены», хотя ни одному из этих несмышленышей не грозила ни малейшая опасность!) Мы спасены! — говорит она. — Это Таффи, наша кошка, она пришла за нами. Она покажет нам дорогу домой. Кошки всегда могут найти дорогу домой, ведь правда, Вилли? Пойдем за ней!

Какое-то время пухленькие бока Гу-Гу сотрясались от беззвучного смеха, пока он снова представлял себе эту сцену.

— Тогда, — продолжал он, — я немного отлетел в сторону, стараясь, чтобы меня нельзя было заметить, и замяукал опять.

— Она вот там! — воскликнула девочка. — Она зовет нас. Пойдем, Вилли.

И вот таким манером, двигаясь впереди них и непрерывно мяукая, я в конце концов вывел детей из леса. По пути они часто спотыкались и падали, а длинные волосы девочки все время цеплялись за колючие кусты. Но я всегда поджидал их, если они отставали. Наконец, когда мы вышли на открытое место, мы увидели силуэты трех домов. Средний из них был весь залит огнями, и вокруг него, как сумасшедшие, бегали люди с фонарями, обшаривая все вокруг.

Когда родители увидели своих ребятишек, они подняли такой ужасный крик и плач, как будто мальчик и девочка спаслись от какой-то страшной опасности. Глядя на то, как радовались мать и отец, можно было подумать, что их дети потерпели кораблекрушение и прожили несколько лет на необитаемом острове, а не провели пару часов в тихом и приятном ночном лесу. Вообще я заметил, что взрослые люди, как правило, еще более глупы, чем их дети.

— Как же вы смогли найти обратную дорогу? — спросила мать, вытирая слезы и смеясь от счастья.

— Таффи привела нас домой, — ответила девочка. — Она пришла за нами и своим мяуканьем указывала нам дорогу.

— Таффи? — удивилась мать, совершенно сбитая с толку. — Но ведь она спит в гостиной у камина — и спала там весь вечер с самого обеда.

— Ну, значит это была какая-то другая кошка, — сказал мальчик. — Она должна быть где-то здесь, ведь она довела нас почти до самых ворот.

Их отец стал светить вокруг фонарем в поисках этой кошки, а я не успел отскочить в сторону с низкого куста шалфея — и свет упал прямо на меня.

— Ой, это же сова? — закричала девочка.

— Мяу! — сказал я, чтобы немного пофорсить. — Гу-уит! Гу-ху! Мяу! Мяу!

И махнув на прощанье крылом, я скрылся в темноте над крышей конюшни. Но в последний момент я услышал, как девочка взволнованно пролепетала:

— Ой, мама, это же добрая фея! Это фея привела нас из леса. Она только притворилась совой! Наконец-то я увидела настоящую фею!

Да, это был первый и последний случай в моей жизни, когда я смог сойти за добрую фею. Впрочем, со временем я познакомился с этими детишками поближе. Они были и впрямь очень милой парочкой, хотя девочка упорно продолжала настаивать, что я — это не я, а фея, превратившаяся в сову. Я часто по ночам охотился за мышами и крысами возле их амбара. Но если эти малыши случайно замечали меня, они не отходили от меня ни на шаг. После того, как я в ту ночь вывел их из леса, они пошли бы за мной хоть через пустыню Сахару, ни минуты не сомневаясь, что будут в совершенной безопасности. Они взяли в привычку приносить мне бараньи отбивные, креветок и всякие другие лакомства со взрослого стола. С такой пищи я так растолстел и обленился, что уже не смог бы поймать даже хромую мышь.

Они больше уже никогда не боялись темноты. Потому что, как я однажды сказал Доктору, когда мы с ним беседовали о философии, таблице умножения и других отвлеченных предметах, страх обычно порождается невежеством. Стоит хоть раз познакомиться с явлением, и вы больше уже никогда не будете его бояться. Те двое малышей познакомились с темнотой и поняли, что она точно так же безопасна, как и светлое время.

Я стал водить их с собой ночью в лес, через холмы и овраги, и им это очень понравилось — ведь все дети любят приключения. Я подумал, что было бы неплохо, если бы люди — хотя бы некоторые из них — умели передвигаться без дневного света, и я научил этих ребят видеть в темноте. Они быстро поняли, в чем тут штука, особенно, когда заметили, как я всегда щурюсь при ярком свете, чтобы глаза не привыкали к нему. И скоро эти малыши стали настоящими специалистами в этом деле. Конечно, не такими хорошими, как филин или летучая мышь, но они уже вполне прилично могли видеть в темноте, хотя родители и не учили их этому с младенчества.

И однажды им это очень и очень пригодилось. Как-то весной в этой части Англии ночью началось сильное наводнение, и во всей округе невозможно было найти ни единой сухой спички и зажечь огонь. Но эти дети пришли на помощь, так как только они из всех людей, знали, как в темноте использовать свои глаза.

Гу-Гу зевнул и сонно прищурился на лампу, висящую у них над головами.

— Умение видеть в темноте, — закончил он, — целиком зависит от тренировки — это все равно что игра на фортепьяно или что-нибудь еще в этом роде.

^{ГЛАВА 8}

Дата добавления: 2015-05-29