Страшный суд 2 страница

Но официальные органы не реагировали, будто ничего но происходило, будто не было десятков убийств с почер­ком маньяка. Информация скрывалась под надежным цен­зурным прессом. Было время молчанки.

А слухи разрастались. И тогда в областной партийной газете «Молот» появилась статья генерала Коновалова, который в восьмидесятые годы возглавлял областное управление внутренних дел. В ней, как обычно, шла речь об успехах, достигнутых в борьбе с преступностью. И только где-то в конце, между прочим, промелькну­ла фраза о том, что на левом берегу Дона найден труп девятилетнего Саши Ч., но милиция заверяет – в скором времени преступник будет задержан. После того памятного заверения прошло еще шесть лет, и еще десятки женщин и детей погибли от рук маньяка.

Но дело было не в отдельном генерале. Существовала отлаженная система запрета со своими жесткими принципами, которые никто не мог нарушить.

Работников милиции, проводивших по школам разъясни­тельную работу, в высших партийных инстанциях строго предупредили, что запугивать наших людей не позволят.

Постепенно о гибели мальчика начали забывать. Слухи утихли. И только Сашина мама несколько месяцев не поднималась с постели, а отец искал ученых-биологов и выспрашивал у них, могут ли птицы выклевать у человека глаза.

– Не могут, – отвечали ученые.

А он снова ходил, потому что не верил, что такое мог сделать человек.

– По-разному бывало, – повторил Чикатило, перечисляя свои жертвы.

Вначале он даже вел их учет. После каждого убийства он ставил на тетрадном листке жирную палочку. Количество палочек стремительно росло, и Чикатило, сбившись со счета, порвал листок.

Он и без того помнил их лица. И когда они мелькали в памяти, он начинал дрожать. Не от страха. В нем снова просыпалась дьявольская плоть.

– Я уже не мог без этого и отправлялся на охоту, – говорил он, и в голосе не было ни страха, ни раскаяния, – у видеосалонов всегда много детей…

Но из многих он выбрал одного.

– Я тогда уже ушел из объединения. Не помню, кажется, работал снабженцем на Новочеркасском электровозостроительном заводе. А, может, уже на Ростовском электровозоремонтном, – вспоминал Чикатило.

Впрочем, какал разница? Времени было везде одинаково много.

Он доехал электричкой до Шахт, прошелся по городу. У входа в видеосалон стоял мальчик.

– Не знаешь, интересный фильм? – кивнул на афишу, спросил Чикатило.

– Классный! – восторженно произнес мальчишка. – Я бы второй раз сходил, да денег нет. Там такие ужасы… Пойди­те, дядя. Не пожалеете.

Но дядя не торопился. Он посмотрел по сторонам. Редкие прохожие торопились мимо, не обращая на них внимания. Накрапывал дождь.

– Зачем мне идти? У меня дома свой видик. И фильмы получше, – безразлично сообщил Чикатило.

Ребенок с завистью посмотрел него.

– Хочешь посмотреть? – неожиданно предложил незнакомый человек.

Глаза мальчишки радостно заблестели. Ну кто же от такого соблазна откажется? Чикатило попал в точку.

– Хорошо, дядя, я пойду, – охотно согласился ребенок, – Один или два фильма посмотрю и сразу уйду. О то мама будет волноваться. Она мне сказала: «Смотри, Алеша, не задерживайся».

– Конечно, конечно. Сразу и уйдешь, – глухим голосом отозвался незнакомец.

Чикатило шагал быстро, и мальчишка еле поспевал за ним.

– Дяди, а хотите я расскажу вам фильм ужасов? Значит, так. Жил-был один вампир. Ну, это такой, кто кровь из людей пьет. И вот он познакомился с одной молодой женщиной. Ну, под видом нормального человека.

Отвернувшись, Чикатило молчал, чтобы не выдать волне­ния, он всегда прятал свое лицо. Дождь усиливался. Вдали показались потемневшие кладбищенские кресты.

– Дядя, в куда вы меня ведете? – Мальчик в нерешитель­ности остановился.

Чикатило знал, куда ведет его. Много лет назад он был на этом кладбище. Он хотел свести счеты со сноси неудавшейся, исковерканной судьбой. Чикатило вырыл себе могилу. Но покончить жизнь самоубийством не мог. Оказалось, он слишком любил себя… А могила оста­лась. Чуть прикрытая ветками, она не была видна посторон­ним. Иногда Чикатило приходил на кладбище, чтобы проверить, цела ли его могила, Теперь он знал, кому она достанется.

– Мы пройдем напрямик, через кладбище, а там сразу мой дом. – Мертвые глаза смотрели из-под очков на мокрые кресты.

Раскаты грома прокатились по кладбищу и затихли.

– Я боюсь, – испуганно прошептал мальчик.

И тут же, почувствовав сильный удар, упал на мокрую землю. Мелькнул нож. Теплые струйки бежали по лицу, шее. И казалось, кто-то хохотал рядом. Как к фильме ужасов.

(Из показаний Чикатило)

«Я колол его ножом, потом потребовал, чтобы он пока­зал язык, часть которого я откусил. Когда наносил ему несильные удары в живот, у меня произошло семяизверже­ние… Подавляя сопротивление мальчика, я нанес ему несколько ударов камнем по голове. После того, как у меня произошло семяизвержение, я сильно ударил его ножом несколько рай в живот, после чего он затих. Разрезая живот, отрезал половые органы…»

Он положил труп ребенка в могилу, вырытую дли себя. Потом, как обычно, стал на колени, присыпал могилу листьями, землей. И звериный, ликующий крик разнесся по кладбищу…

Останки Алеши X. нашли три месяца спустя. Ридом, в могиле, лежали его кроссовки, ремень, сгнившие майка и брюки.

Все эти подробности пишутся но для того, чтобы шокировать читатели. Люди должны знать, что Чикатило – не единственный в этом жестоком мире. И, быть может, сейчас такой же, как он, охотится за чьим-то ребенком.

(Из показаний Чикатило)

– Настроение детей определить нетрудно. Если я видел, что ребенок чем-то расстроен, старался успокоить его, отвлечь… Я легко угадывал детские увлечения и использовал их как приманку. Видеомагнитофон, марки… – Он на секунду задумался и продолжал: – Да, вот марки. Помню, в Новошахтинске маленький мальчик стоял у киоска «Союзпечати»…

Мальчик разглядывал марки, а Чикатило уже вниматель­но следил за ним. Возбуждение нарастило, и уже никакая сила не могли отвлечь от преступного замысла.

Сгущались мартовские) сумерки, и в голубоватом свете фонарей поблескивали мелкие капли дождя.

«Я подошел, разговорился с Нальчиком и предложил ему сходить ко мне домой за марками. Он согласился, и мы пошли. Пересекли автотрассу и направились в лесные насаждения. Я перестал владеть собой и повалял мальчиш­ку на землю, раздел, совершил с ним половой акт в извращенной форме. В то же время наносил ему многочис­ленные удары НОЖОМ, отрезал ему ПОЛОВОЙ член, кончик языка. Стоны, крики, кровь и агония жертв давали мне раз­рядку и какое-то наслаждение…» Изуродованный труп он накрыл детским пальто и ушел.

(Из заключения судебно-медицинской экспертизы)

«Мальчику нанесено 54 колото-резаных ранения в различные части тела. Смерть наступила в результате общего острого малокровия, вызванною повреждением сердца, легких, печени, почек, и кишечника».

– Я никогда не рисковал. И если кто-то отказывался идти со мной, я туг же быстро уходил сам, чтобы на поднимать лишнего шума, – объяснял в суде Чикатило.

Он действовал осторожно, незаметно, не привлекая к себе внимания.

Глава 5

Словно чуткий зверь, он избегал опасности. И только однажды промахнулся.

С трудом протиснувшись в автобус, он увидел свою сотрудницу. Она стояла рядом. Совсем близко. Чикатило услышал ее дыхание, запах разгоряченного тела, и бешеная похоть овладела им. Автобус качнуло. Прижавшись к женщине, он приподнял её юбку и начал лихорадочно шарить по ногам, бедрам. Она на секунду опешила, изум­ленно посмотрела на него и влепила звонкую пощечину.

– Простите, простите, – бормотал он, торопливо проби­раясь к выходу.

Подобных промахов он больше не допускал.

Работникам розыска никаких следов, кроме отпечатков подошв на мокрой земле, обнаружить не удавалось. Свиде­телей тоже не было.

Позже, на следствии. Чикатило сам признался и совер­шенных преступлениях. Толи хотел облегчить дьявольскую душу, то ли еще надеялся на чудо, которое сохранит ему жизнь. Он рассказал, как охотился за своими жертвами, показал места расправы над ними, опознал на фотоснимках.

Чикатило запомнил их лица. Но они никогда не снились ему по ночам. Он спал крепко. Даже на вокзалах, валяясь на холодном полу среди бродяг, он мгновенно засыпал после очередного убийства.

Иногда он ночевал в служебном кабинете, пристроив­шись на письменном столе. Коричневый портфель всегда был рядом. Сослуживцы, глядя на спящего снабженца, с насмешкой говорили:

– Может, Чикалошпа но ночам трудится? Днем-то его редко можно увидеть.

Презрительная кличка «Чикалошпа» прилипла к нему еще в объединении «Ростовнеруд», позже перекочевала вслед за ним на Новочеркасский электровозостроительный завод, а потом и на Ростовский электровозоремонтный – последнее пристанище маньяка.

– Подсудимый, как нам удалось уговорить женщин, которые шли за вами в глухие, безлюдные места?

Похоже, вопрос судьи удивил Чикатило. Он цинично усмехнулся:

– А чего их уговаривать? Многие сами шли. За бутылку.

Свои выбор маньяк нередко останавливал на развязных, подвыпивших женщинах, которые бесцельно слонялись по вокзалам, электричкам, городским улицам. Для знакомства с ними не требовалось никаких усилий.

Ту, что прохаживалась на автобусной остановке аэро­порта, кажется, звали Марта. На вид ей было за сорок. К таким Чикатило обычно не подходил. Он искал помоложе. Но помоложе в тот вечер не нашлось.

Женщина была под хмельком. Из-под шапки, съехавшей назад, выбивались пряди крашеных волос,

Ищущий взгляд скользил по лицам редких про­хожих. Поравнявшись, с ней, Чикатило вежливо поинтере­совался:

– Летите куда-нибудь?

– Плыву, – пьяной усмешкой отозвалась женщина.

– А, может, поплывем вместе? – наклонившись, прошеп­тал мужчина.

– Марта, – женщина протянула руку, и горячие ладони крепко сжали се.

– Пойдем погуляем? – предложил он. Беззвездное, темное ново висело под головой. Снег растаял, и только редкие островки белели под деревьями.

– Потеплело. Наверное, дождь будет, – произнесла женщина и, помолчав, добавила:

– А мы с подругой бутылку раздавили. За горькую бабью долю. А чего? Разве теперь серьезного мужика найдешь? Переспал – и с концами.

Южный потер принес запах влаги, и Чикатило почувствовал как нарастает волнение. Приближение дождя иногда вызывало это чувство. Звериный инстинкт требовал жертву. Теперь она шла рядом, и от предчувствия сатанинского наслаждения кружилась голова.

– А дед мой был известным ленинградским профессо­ром, – донеслось до Чикатило.

Позже, на следствии, он повторил эту фразу, и она легла в цепочку доказательств. Дед этой женщины действительно был известным ленинградским профессором.

На мосту женщина остановилась. Внизу, в черной про­пасти, метались одинокие, тревожные огни. Срывались холодные капли дождя и исчезали в бездне.

– Пошли в парк, – нетерпеливо позвал он.

Она согласилась.

Фонари в парко не горели. Женщина шла медленно, осторожно. И вдруг, поскользнувшись, упала…

(Из показаний Чикатило)

«Когда она упала, я набросился на нее. Расстегивал, срывал одежду, наносил удары кухонным ножом… И полу­чил половое удовлетворение. Встав на колени, я продолжал разрезать живот, вырезать половые органы, молочные железы… Кажется, я грыз половые органы… Соски прогло­тил. Помню, чем-то накрыл труп. Когда уходил с этого места, часть ее одежды выбросил».

Ночь он провел в аэропорту, а утренним автобусом уехал в командировку.

– Я был санитаром. Я очищал общество от грязи, – заявил в суде Чикатило.

И потерпевшие, вскакивая со своих мест, закричали:

– Мразь! Людоед! Кто тебе дал такое право?

Переждав, пока стихнет шум, он надел очки и продолжил свой рассказ. Подробно, с каким-то садист­ским наслаждением, Чикатило описывал сцены убийств, будто читал страшную книгу, написанную о себе.

– Я прыгал от радости, кружился, разбрасывая по де­ревьям одежду. А труп лежал рядом. – Руки его вздрогну­ли и метнулись вверх, будто повторяя сатанинский ритуал.

Но однажды этот ритуал был нарушен.

…На перроне Шахтинского вокзала Чикатило приметил подвыпившую женщину лет двадцати. Он даже запомнил, что на ней была черная синтетическая шуба, из-под которой виднелся спортивный костюм.

Чуть покачиваясь, женщина побрела к зданию вокзала. Чикатило подошел сзади, положил па плечо руку:

– Куда едешь?

– Никуда. Гуляю. Усек?

Пассажиров на перроне не было. Только дворник, шаркая большой деревянной лопатой, сгребал в сторону мокрый снег.

– Пойдем ко мне, – позвал Чикатило и, не дожидаясь привычных вопросов, пообещал:

– Деньги заплачу и бутылку поставлю.

– Пятьсот колов дашь, пойду. Только за пятьсот, — повторяла женщина.

– Дорою ты себя ценишь, – удивленно произнес Чика­тило. – Но я не жадный. Пошли.

Дочь Чикатило уехали, и в его кармане лежал ключ от пустой квартиры. Хмельная женщина, шедшая рядом, была младше ого дочери. Но Чикатило никогда но сравнивал. Жене Фенечка и дети жили в другой жизни.

– Тебя как зовут? – Чикатило смотрел куда-то в сторону, и женщина с трудом расслышала ого вопрос.

– А на хрена оно тебе надо? – она махнула рукой, помедлила и сообщила: – Татьяной зовут. Усёк?

(Из материалов УГОЛОВНОГО дело)

«Татьяна Алексеевна Р.. родилась 26 февраля 1973 года в поселке Глубокий Ростовской области… Бросила учебу в ГПТУ, стала на путь бродяжничества, употребляла спиртные напитки, вступала в беспорядочные половые связи».

Когда Татьяна познакомилась с Чикатило, ей было сем­надцать.

Они вошли в тускло освещенный подъезд. Квартира находилась на первом этаже. Чикатило попытался быстро открыть дверь, но руки не слушались. Он никак не мог вставить ключ в замочную скважину.

– Замок старый. Надо менять, – пробормотал он.

– Это ты старый, а не замок, – со злобой бросила Татьяна.

Наконец, дверь открылась. Чикатило включил в прихо­жей свет и направился в большую комнату. Дверь в спальню была закрыта. Бросив под батарею старое одеяло, он начал быстро раздеваться.

– Бутылку потом поставлю. Снимай шмотки, – приказал он.

Крепко ругнувшись, она стала раздеваться. Чикатило кинулся, повалил се из пол.

– Сейчас, сейчас, – хрипел он.

– Чего, старый козел, звал, если ничего не можешь? – возмутилась она. – Машинка не работает, а он к бабам лезет. Гони пятьсот рублей.

Она хотела подняться, но Чикатило крепче, прижал се к полу.

– Пусти, дерьмо вонючее. Я ребят из банды позову. От тебя мокрое место останется, – пытаясь вырваться, кричала Татьяна.

Она не лгала. Ее приятели расправились бы с Чикатило, но их рядом не было.

(Из материалов уголовного дела)

«Установлено, что потерпевшая Татьяна Р. в конце янва­ря 1989 года познакомилась в электропоезде с двумя мужчинами с ушла с ними. Около недели жила в подвале дома 8 по улице Юбилейной поселка Глубокий, где зло­употребляла спиртным и вступала в половые контакты с указанными лицами и их знакомыми. Этой группой на территории Каменского района Ростовской области совер­шен ряд преступлений…»

Чикатило корчился, извивался. В воздухе мелькнул нож.

Соседи, живущие за стеной, услышали крик. Крик повторился. Но он раздавался из чужой квартиры. И сосе­ди, решив, что чужая квартира – это чужие проблемы, успокоились.

(Из показаний Чикатило)

«Когда она вновь стала кричать, я нанес ей несколько сильных ударов ножом в открытый рот, вывихнул суставы обеих рук. Затем отрезал нос с верхней губой… После этого оно замолчала… Убедившись, что она мертва, я стал думать, куда деть труп».

Одевшись, Чикатило запер дверь и вышел из квар­тиры.

Он торопливо шагал по ночной улице. Останавливался у маленьких частных домиков, заглядывал во дворы и шел дальше. Во дворе углового дома он увидел санки, лежавшие у порога. Забор был невысокий, и Чикатило, подтянувшись на руках, спрыгнул по двор,

Залаяла собака. В освещенном окно мелькнуло лицо пожилой женщины. Схватив санки, Чикатило перемахнул через забор и скрылся в темноте!

– Да бог с ними, с санками. Они мне не нужны. Я ж одна живу. И так каждую ночь от страха дрожу, – говорила на суде женщина, с испугом поглядывая на решетку, в кото­рой сидел Чикатило. – А то он вернется и убьет меня. Будь они неладны, эти санки.

Вернувшись домой, Чикатило расчленил труп.

(Из показаний Чикатило)

«Сначала я отрезал обе ноги, затем отчленил голову… Ноги упаковал в ее трико, вверх которого навязал шнурком. Туловище завернул в шубу, голову – в тряпки и части порванного покрывала, на котором мы лежали. Погрузил па санки...»

Убрав в квартире, он вынес санки и повез труп в сторону железнодорожных путей. Мокрый снег налипал на полозья. Санки катились медленно, с трудом.

У железной дороги он остановился, подождал, пока пройдет длинный товарный состав. Потом попытался пере­тащить санки на ту сторону. И не смог.

– Вам помочь?

Услышав незнакомый голос, Чикатило вздрогнул. В этом безлюдном месте он никак не ожидал встретить прохожих.

– Вам помочь? – повторил мужчина.

– Да, да, пожалуйста, – торопливо произнес Чикатило.

Они подняли санки и понесли их через железнодорож­ные пути. На той стороне опустили их на землю.

– Тяжелые, – сказал мужчина.

– Ничего не поделаешь. Приходится, – вздохнул Чика­тило.

Он подождал, пока мужчина скрылся из виду и повез санки в тупик. Там он сбросил части трупа в огромную металлическую трубу водопровода и, оставив санки, ушел.

Ночь он провел на вокзале.

В квартиру дочери Чикатило больше никого не приводил. В глухих, безлюдных лесопосадках было безопаснее и вольготнее.

Совершив преступление, он надолго замолкал. Потом объявлялся в другом месте, а иногда в другой области или республике. Почти все его коман­дировочные удостоверения отмечены кровавыми штампа­ми. В Узбекистане, в Украине, и Московской, Ленинград­ской, Свердловской, Владимирской областях и Краснодарском крае после его визитов остались трупы женщин и детей.

Память с фотографическое точностью хранила все эти места.

В Домодедовском районе Московской области, где проводился один из следственных экспериментов, Чикати­ло шел к месту совершения преступления, не сбиваясь, не останавливаясь, хотя был там несколько лет назад. Изредка он замедлял шаг и, указывая по какое-то повое строениение, говорил: «Тогда здесь этого не было».

И детали из жизни тех, кого он вел убивать, тоже запомнились,

– Ту девушку, кажется, звали, – он на секунду задумы­вался и произносил: – у нее было такое романтическое имя. Лаура. По выражению лица я понял, что она умственно отсталая. С такими было еще проще.

С такими было проще. Он легко заманивал их, даже не обещая денег. Лаура доверчиво рассказывала ему о родите­лях, которые жили к селе, недалеко от Ростова, о младшем брате. А он уже представлял, как будет глумиться над ней…

– А я от родителей убегаю. Живу в Ростове, на вокзале, – она говорила с заметным акцентом, и Чикатило спросил:

– Ты не русская?

– Армянка.

Она все время улыбалась и спокойно шла по безлюдной дороге. К смерти.

А вскоре с Шахтинского вокзала Чикатило увел еще одну дебильную женщину. Женщина показалась ему уто­мительно болтливой. По дороге он узнал, что оно приехала из Волгограда. Возила на экскурсию своих малолетних детей и бросила их там, на Мамаевом Кургане… Позже мать убитой женщины подтвердит эти факты:

– Людмила и двое ее внебрачных малолетние детей жили со мной в Волгоградской области. В детстве дочь получила черепно-мозговую травму и с тех пор стояла научете в психоневрологическом диспансере Однажды Люда взяла своих детей и поехала в Волгоград, откуда не верну­лась, бросив детей на Мамаевом кургане.

– Я много натворил на этой земле. И мне пора уходить, – словно неожиданно прозрев, заявил на суде Чикатило. – Я даже хотел повеситься.

– И чего ж ты, гад, не повесился? – закричал кто-то из зала.

Но фраза эта, однажды оброненная Чикатило, похоже, была рассчитана на публику. Ему нравилось внимание журналистов, и он охотно позировал перед кино- и фотока­мерами. И вешаться он вряд ли собирался.

Чикатило хотел жить.

Во время следственного эксперимента, когда группа проходили через железнодорожный туннель, он то и дело испуганно оглядывался и торопил:

– Идемте быстрее, а то поезд задавит.

В другой раз после долгой и утомительной работы члены следственной группы решили немного размяться.

– Пробежим немного, – предложили они Чикатило. Но он наотрез отказался:

– Я побегу, а вы меня застрелите.

И в следственном изоляторе он ежедневно требовал врача, придумывая то одно, то другое заболевание. Он слишком хотел жить…

Глава 6

В зале судебного заседания постепенно пустели ряды. Публика, утомленная зрелищем, отправилась добывать хлеб. Остались несколько журналистов и потерпевшие, да еще бывший ударник комтруда по имени Анатолий, изредка посылавший проклятья в адрес подсудимого.

А подсудимый, видимо, почувствовав реальное приближение финала, отказался давать показания. Поведение его резко изменилось. Теперь он больше походил не на зловещего убийцу, а на придурка, желавшего потешите измучен­ных зрителей. Каждое утро он начинал с жалоб на головную боль. И каждое утро председательствующий на процессе Леонид Борисович Акубджанов оглашал очередную справ­ку, выданную врачами следственного изолятора о том, что состояние здоровья подсудимого удовлетворительное, и он может принимать участие в судебном заседании.

– Что это за врачи? – возмутился Чикатило. – Таблетку анальгина дадут – и все. А меня лечить надо. И вообще говорить ничего не буду, у меня наливаются груди. Мне пора рожать.

Не реагируя на замечания, он произносил бессвязные монологи о мафии, требовал какого-то адвоката из РУХа и провозглашал здравицы в честь Рязанской Украины до тех пор, пока его не удаляли из зала. Но на следующий день все повторялось снова.

Чикатило продолжал свои длинные тирады на нижего­родском, смешанном с украинским, требовал переводчика. Он, окончивший факультет русской филологии и всю жизнь проживший В России, отказывался говорить по-русски. Он настаивал на том, чтобы сменили секретаря судебного заседания.

– Когда я смотрю на ее декольте, у меня начинается сексуальное возбуждение, – заявил Чикатило и сбросив брюки, остался перед залом, в чем мать родила.

Секретаря не сменили, но на очередное заседание она явилась в кофточке, застегнутой под горло, хотя стояла сорокаградусная жара.

Потом он еще не раз устраивал сеансы стриптиза, хотя постоянно был в наручниках.

Но Чикатило продолжал бушевать. Может, хотел отодвинуть наступление часа X, продлить жизнь? А, может, действительно сошел с ума? Впрочем, на неожидан­но поставленные вопросы он отвечал логично и четко. А в характеристике из следственного изолятора сооб­щалось, что Чикатило охотно вступает в контакт. Читает газеты, интересуется политикой. Сон и аппетит не нарушены.

Тем не менее в суд были вызнаны эксперты из института Сербского – Ткаченко и Ушакова, которые во время следствия проводили стационарную психиатрическую экс­пертизу и дали заключение о вменяемости Чикатило. Отвечая на вопросы участников процесса, они вновь подтвердили вывод о том, что Чикатило вменяем.

В перерыве врач-психиатр, присутствовавшая на процессе, сказала:

– И все-таки Чикатило никак нельзя считать вменяемым. Это была неофициальная беседа, поэтому я не называю фамилии врача:

– Как же так? Вы ведь пользуетесь одними методами диагностики, а мнения столь полярны…

– Но это же психиатрия, – развела она руками.

И эта фраза означала, что психиатрия еще не готова к разгадке подобных феноменов. Так, может, слухи о японцах, суливших бешеные деньги за мозг Чикатило, вовсе не слухи?

Пока вокруг Чикатило кипели страсти, и Ростовском областном суде тихо, без зрителей слушалось еще одно уголовное дело. На скамье подсудимых тоже сидел маньяк – З. О. Правда, продолжительность и количество его преступлений были несравнимы с масштабами Чикатило, но наверняка только потому, что его удалось быстро задер-

Премудростям извращенной интимной жизни З.О. учил­ся в колонии. Потом сам по ночам учил новичков, а днем писал в красном уголке плакаты, призывающие выйти на свободу с чистой совестью. Но с совестью у него самого явно не ладилось.

Отсидев третий срок за убийство и попытку изнасилова­ния, оп приехал в небольшой город Красный Сулин Ростов­ской области. А вскоре на городских окраинах на короткое время были обнаружены три трупа со следами насильствен­ной смерти.

З.О. выслеживал по ночам одиноких молодых женщин, набрасывался на них, бил, душил, а потом насиловал.

Суд уже приговорил 3. О. к исключительной мере наказании – расстрелу. А в Таганроге притих, затаился еще один маньяк, любитель черных колготок. И работники уголовного розыска пока не могут напасть на его след. А след был… Мать убитой девочки увидела на улице женщину. В кофте дочери. Она не могла спутать. Такой кофты больше не было. И штопку на боку узнала. Она попыталась остано­вить женщину, но та скрылась. Не появилась она и после газетных публикаций, в которых рассказывалось об этом случае.

А суд над Чикатило приближался к финалу. Прения сторон были назначены на десятое августа.

– Оглашение приговора состоится четырнадцатого ок­тября, – объявил Акубджанов, и суд удалился в совещательную комнату.

Еще не покинули зал журналисты обсуждая последнее перед приговором заседание, когда один из потерпевших внезапно бросил через решетку, на которой сидел Чикатило, толстый металлический прут.

Он пролетел рядом с головой подсудимого.

Бдительность. 11а секунду утраченная конвоирами, могло им дорого обойтись. Потерпевшего задержали. Он сидел бледный, держась за сердце.

– Я готов понести наказание. Но нервы уже не выдержали, сдали. Он же зверски замучил мою сестру, – на глазах блеснули слезы.

Оставшиеся в зале люди просили конвой отпустить парня.

Разрешения не последовало, но парня потихоньку выве­ли из зала.

На этом последний перед приговором день судебного заседания закончился.

Печатается по тексту газеты «Аргументы и факты»

(спецвыпуск) за 1992 год

Дата добавления: 2015-05-31