Новая формула бихевиоризма

Психология, 2 курс

Брукштын Ксения

Edward Chace Tolman (1922)

First published in Psychological Review, 29, 44-53.

А теперь позвольте нам обратиться к некоторым конкретным понятиям, которые, как мне кажется, необходимо рассмотреть. Мы ограничимся четырьмя: стимулирующий фактор (внешний стимул), внутренний стимул поведения (внутренняя психическая реакция на внешний стимул, вторичный неосознаваемый стимул, источник действия), объект поведения и поведенческий акт. Они являются аналогичными физиологическим понятиям внешний стимул, рецептор, проводник (направляющий процесс) и эффектор (спецификатор, исполнительный элемент).

Стимулирующий фактор может быть определен в любых стандартизированных терминах физики, физиологии или быть описан словами здравого смысла, и он является независимой, инициирующей, известной причиной всего поведения. Таким образом, в различных случаях он может означать разное и быть описан как возбуждение органа чувств (в случае перцептивного поведения), как результат действия специфического препарата, например, гашиша (в случае галлюцинаций поведения), или как неврологический исход предыдущей деятельности (в случае поведения, основанного на вспоминании или воспроизведении).

Природа внутреннего психического стимула поведения (внутренней реакции на внешний стимул) будет понята наиболее полно в результате рассмотрения диалектики, которая лежит в основе экспериментальной работы над сенсорной различимостью у животных. В такой работе результаты, если строго подходить к их интерпретации, говорят нам только о возможных различиях в поведении в ответ на различные стимулирующие факторы. Если, например, мы находим, что мышь ведет себя по-разному в ответ на синие и желтые стимулы, а одинаково в ответ на красные и зеленые стимулы, то мы не можем сделать заключение о том [с. 49], что животное осознает эти цвета. Мы можем только сделать вывод о различности внутренних реакций, вызываемых этими цветами. А именно, мы можем заключить, что длины волн синего и желтого цветов вызывают у животного две различные внутренние реакции, тогда как длины волн красного и зеленого цветов вызывают одинаковые внутренние реакции. Другими словами, где раньше психология говорила о характеристиках восприятия, наш новый бихевиоризм будет говорить о внутренних психических стимулах.

Новое понятие является сопоставимым со старым только в том, что последнее объясняет возможность или невозможность различий в поведении. Новое понятие крайне отклоняется от старого, поскольку последнее также подразумевает кое-что относительно «непосредственных чувств». Применяя различные стимулирующие факторы к нашему организму, мы обнаруживаем число и диапазон его возможных внутренних психических реакций. Мы узнаем, какие стимулирующие факторы можно использовать для того, чтобы вызвать различное поведение, а какие нельзя. И мы узнаем о степенях различия между этими внутренними психическими реакциями. Например, мы можем узнать, что у человека с нормальным цветовым зрением такие стимулирующие факторы, как оранжевые и красные длины волн, хотя и вызывают различные внутренние реакции, все-таки эти реакции более сходны, чем реакции на такие стимулирующие факторы, как красные и зеленые «длины волн». Другими словами, совокупность внутренних психических реакций любого организма составляет целую систему, которая должна быть определена не только в терминах ее соотношения со стимулирующими факторами, которые вызывают ее составляющие элементы, но также и в терминах взаимосвязей подобия и различия между этими элементами. Однако мы ничего не узнаем об ощущениях и чувствах организма ни в том случае, когда мы наблюдаем его явное поведение, ни в том, когда мы просим его заняться самоанализом. Мы узнаем природу его внутренних стимулов поведения. Но мы не можем узнать природу его «непосредственных чувств» [с. 50].

Теперь позвольте нам обратиться к рассмотрению следующего из наших четырех понятий, а именно к объекту поведения. Так же, как понятие “внутренний стимул” имеет определенное отношение к более раннему понятию в психологии (а именно, к восприятию), таким же образом и понятие “объект поведения” имеет аналогичное отношение к уже существующему психологическому понятию, а именно, к воспринятому или осознанному намерению, цели. Объект поведения вытекает из внутреннего стимула или группы внутренних стимулов, которые из-за специфической ситуации поведения определяют для рассматриваемого организма определенное намерение. Например, мы подарим обычному западному европейцу стул. Этот стул, в зависимости от его цвета, формы и т.д., а также в соответствии со строением органов чувств этого европейца, вызовет у него определенный внутренний стимул (психическую реакцию на внешнее стимулирование). Кроме того, из-за специфического обучения европейца, его прошлого опыта и поведенческой предрасположенности в данный момент такой внутренний стимул пробуждает в нем специфическую группу тенденций поведения; например, такие тенденции, как сесть на него, встать с него, стать на колени, задвинуть его за стол и т.д. Эта группа пробужденных тенденций определяет объект поведения. Таким образом, они составляют в этом специфическом случае поведенческое выражение (намерение) в ответ на цвет, форму и т.д.

Чтобы использовать прежнюю терминологию психологии, мы должны сказать, что рассматриваемые внутренние стимулы здесь вызваны таким объектом поведения, как стул. В другом случае та же группа внутренних стимулов могла бы быть понята как вызванная не стулом, а совсем другим объектом поведения. Если бы мы были пьяными, то стул мог бы быть нами воспринят не как вещь, на которой можно сидеть, а как вещь, от которой нужно убегать или на которую нужно кричать и т.д. Таким образом, объект поведения может быть определен просто в терминах совокупности поведенческих реакций, к которым он может привести. И нужно подчеркнуть, что объект поведения, не более чем внутренний стимул, может быть определен в терминах «непосредственных чувств». Поскольку никто из нас никогда не знает наверняка, каковы «чувства, ощущения» могут быть у другого организма. Мы видим только поведенческое выражение этих чувств [c. 51].

Теперь мы обращаемся к последнему из наших четырех понятий – к поведенческому акту. Поведенческим актом называется то, что относится к заключительным этапам поведения. Поведенческий акт вместе со стимулирующими факторами составляет основные принципы, на которых базируется остальная часть системы. Это то, что означает собственно “фыркнуть”, “сидеть”, “поцарапать”, “идти”, “скакать”, “говорить”. Они прямо связаны с системой действия данного организма. Они изменяются и увеличиваются в числе с ростом и развитием организма. Но они единственное, что на любой стадии роста и развития, говорит нам о том, что мы называем “менталитетом” данного организма (даже когда этот организм – другой человек, который может «заняться самоанализом» [ 8 ]). Используемые как средство сравнения различных стимулирующих факторов на основе относительной дифференцированности и недифференцированности последних, поведенческие акты предоставляют нам возможность определить внутренние стимулы (то есть, чувственные и образные характеристики). И используемые для обнаружения всего множества различного альтернативного поведения, которое может следовать из данной комбинации внутренних стимулов, поведенческие акты предоставляют нам возможность определить объекты поведения (то есть, восприятие и воображение).

Подводя итоги можно заметить то, что проблемы нашей бихевиористской науки должны разделиться на три группы: (1) выяснить внешний стимулирующий фактор, определяющий внутренние стимулы, (2) выяснить внутренние стимулы, определяющие объект поведения и (3) выяснить объект поведения, определяющий поведенческий акт. Первая из этих проблем хорошо известна физиологической психологии определения отношений между воспринимаемыми и воображаемыми характеристиками и их основные физиологические условия. Вторая проблема (проблема отношения объекта поведения к внутреннему стимулированию) является старой проблемой ощущения и восприятия. Наше перефразирование ее, как я думаю, не сделает ее решение более легким. Наконец, проблема отношения поведенческого акта к объекту поведения – чрезвычайно важная проблема мотивации. Это проблема желаний, эмоций, инстинктов, привычек, определенных устоев. Ранее отмечалась тенденция затенять эту проблему и ее решение делать почти невозможным [с. 52]. Если у нашей бихевиористской формулировки будет какая-нибудь практическая ценность, то она будет дополнять теоретическую ценность, которая раскрывается в объединении воедино всех различных методов, которые используются в психологии. А практической ценностью, я верю, можно считать более успешную трактовку вопросов мотива, детерминирующей тенденции и т.п.

Что, наконец, мы должны сказать противникам бихевиоризма о тех трудностях, которые связаны с непреодолимостью проблем образов, чувственного тона, языка, самоанализа? Такая дискуссия заняла бы много страниц. Я рискну здесь дать одно или два предположения. Во-первых, я предположил бы, что сознание также, как и сознательное поведение, в противоположность простому неосознанному поведению, должно рассматриваться просто как случай, в котором многие поведенческие акты совершаются или имеют тенденцию совершаться одновременно. Если я осознаю, что передо мнойстул, значит, я имею тенденцию не только сидеть, но и вставать, становиться на колени и т.д. одновременно. Если, кроме того, я осознаю цвет и форму стула, я имею тенденцию, как установлено, не просто вести себя этими соответствующими способами по отношению к стульям, но также и отличить другими возможными поведенческими актами специфический цвет и форму этого стула от цветов и формы других стульев.

Образы и идеи были бы просто специфическим случаем, где у объекта поведения и внутреннего стимула есть значения пространства и времени, отличные от тех, которые держатся в случае представленных объектов и характеристик. И чувства, и эмоции рассматривались бы как комбинация объектов поведения и внутренних стимулов, в которые они вносят и отличительные характеристики, и определенные постоянные типы поведения (например, приближение, избегание, и т.п.). Наконец, язык вообще и самоанализ в особенности – это просто самостоятельные поведенческие акты, которые в результате анализа указывают наблюдателю на те же самые внутренние стимулы и объекты поведения, которые могли бы быть обозначены простыми явными формами поведения, для которых они являются заменами.

В конце этого очень краткого и недостаточного наброска в качестве его оправдания может [p. 53] быть отмечена надежда на то, что он может наводить на дальнейшие размышления. Пять пунктов, которые я бы хотел подчеркнуть:

1. В субъективистской формуле также есть очевидные формальные несогласованности. 2. Возможности нового нефизиологического бихевиоризма уже нашли свое выражение у многих авторов. 3. Такой нефизиологический бихевиоризм, кажется, способен покрыть не только настоящий бихевиоризм, но и интроспекционизм также. Поскольку, если есть такие вещи, как личные душевные “чувства”, они никогда не показыны нам (даже в самоанализе). Все, что нам показано, является потенциальным поведением. 4. Как первый шаг к такому нефизиологическому бихевиоризму, я предлагаю введение понятий “стимулирующий фактор”, “внутренний стимул”, “объект поведения” и “поведенческий акт”. 5. Ценность вновь созданной концепции будет частично теоретической, так как она объединит в одно целое все очевидно различные и противоречащие методы фактической психологии; но частично также практической, так как эта концепция учтет более совершенную и адекватную трактовку проблем мотива, цели, определяющей тенденции и т.п., чем это было сделано ранней субъективистской формулировкой.

Минск, 2010

Дата добавления: 2015-05-31