НА ПЕРЕВАЛЕ 3 страница

Но Абай приказал Баймагамбету: «Погоняй!» — и кони с фырканьем побежали крупной рысью, повозка быстро покатилась по ровной, поросшей мягкой травой долине Ботакана. Азимбаю пора было возвращаться домой — надо было успеть отпустить трехлетку в табун, если будет темно, она не найдет табуна и заблудится. Кроме того, он помнил и о том, что кочевья их граничат с чужими — с племенем Керей. «Как бы не отняли коня», — думал он, но все же не отставал. Ему хотелось побольней уколоть дядю.

Злой и мстительный мальчишка приберег еще одну новость. Все окрестные жайляу твердили о ней, а отец еще сегодня сказал другим иргизбаям: «Абай лопнет, когда услышит об этом! Он всегда помогал Базаралы — пусть теперь осмелится вступиться! Это сделал я, это моя победа над Абаем, — хочет не хочет, а подчиниться придется!»

И Азимбай, погнав коня вскачь, чтобы не отстать от повозки, наклонился к Абаю.

— Да, я еще забыл вам рассказать: Казансып все требовал поймать и сдать ему на руки Базаралы… Ну вот, четыре новых волостных собрались вместе, составили приговор и вчера отправили Базаралы в город!.. Посадили на верблюда, а чтоб не сбежал, на руки и ноги кандалы надели!

Азимбай рассмеялся, оскалив белые зубы, которые зло сверкнули в сгущающихся сумерках. Абай рывком повернулся к племяннику.

— Вот проклятые! — вырвалось у него. — Не успели до власти добраться, старые повадки вспомнили! Хищники вы, звери с волчьей мордой!

Эти слова сами слетели с языка Абая. Не смех ли Азимбая вызвал их? Мальчик раньше казался Абаю злобной собачонкой, теперь же его широкий хищный рот напоминал ему оскаленную волчью пасть.

Азимбай осадил коня и ехидно закричал вслед удаляющейся повозке: ~ Это тебе на дорогу!..

Он еще раз злорадно засмеялся, оскалив зубы, и повернул домой. Красные огоньки далеких аульных очагов звали к ужину жадного на еду Азимбая. Он подобрал поводья и крепко хлестнув коня камчой, поскакал в аул. Ему было весело: он считал себя победителем и мчался в темноте с торжествующим воплем: «Иргизбай!.. Иргизбай!..»

Когда Абай и Баймагамбет приехали в Байкошкар, аул еще не ложился. Абая особенно обрадовало, что дети не спали. Услышав грохот колес, они выбежали навстречу и со всех сторон окружили Абая. Одни карабкались на козлы, другие на задок повозки. Магаш и Тураш залезли отцу на колени, обнимали его, шумели, кричали, всячески проявляя свою радость. Баймагамбет, зная, что Абай, возвращаясь из поездок, прежде всего навещал мать, повернул коней прямо к юрте Улжан.

Улжан встретила его, стоя около своей большой кровати. Абай вошел в юрту, окруженный детьми, и обнял мать. Она нежно поцеловала сына. Айгерим, Айгыз и другие женщины собрались тут же. Явился и Оспан, широкоплечий, огромный, в легком чапане с бархатным воротником, наброшенном поверх белой рубахи, вместе с ним вошла его молодая жена — миловидная, стройная Еркежан.

Оспан был обрадован возвращением Абая и, стараясь перекричать ребятишек, с громким хохотом делился с братом общей радостью аулов Кунанбая — новостью об избрании трех волостных из их семьи — и шумно требовал суюнши. Абай негромко ответил, взглянув на мать:

— Да будет это к счастью. Видно, вы все в большой радости…

Улжан поняла, что новость не радует сына, и прибавила так же тихо:

— Да будет это к общему счастью, сын мой!.. Оспан продолжал бурно высказывать свои чувства:

— Да продлится эта радость, умноженная на радость! — повторял он, намекая на другую новость — о Базаралы. Абай знал, что упрямый и резкий Оспан ненавидел его не меньше, чем Такежан. На явное злодеяние он не пошел, но ссылка Базаралы вполне утоляла его болезненное самолюбие. Его редкие черные усы торчали, как конский волос, жиденькая, черная, как уголь, бородка топорщилась во все стороны. Всякую приятную новость этот великан встречал необыкновенно бурно. По своей наивности он полагал, что братья всем обязаны Абаю.

— Наши волостные воображают, что начальство избрало их за известность и влияние! А я им говорю: «Побойтесь бога, не зазнавайтесь, откуда вас начальство знает? Вы думаете, Абай зря глотал городскую пыль и пекся там с ранней весны до самой жары? Откуда свалились на вас такой почет и доверие? Это Абаевых рук дело! Он в городе с большим начальством знается, он с ними и договорился!» Сразу им рты заткнул!

Абай усмехнулся.

— Хоть ты и ближе всех ко мне, Оспан, — покачал он головой, — а заблуждаешься так, будто идешь в темную, безлунную ночь… Ну, Шубар еще туда-сюда — он хоть и молод и себя еще не показал, но жигит достойный… Но неужели я стал бы поддерживать Такежана, который, побыв волостным, увеличил свои табуны с восьмидесяти до пятисот голов?.. Или Исхака, который в Кзыл-Молинской волости покрывает тобыктинских воров?.. Я верю, что ты так уважаешь меня, что готов и чин на меня навесить, но к этим выборам я и пальцем не прикоснулся… Не путай людей, брось это говорить!

Слова брата не убедили Оспана.

— Ладно, толкуй, все равно не найдешь ни одного тобыктинца, кто бы поверил этому! — возразил он. — Трое сыновей Кунанбая на одних выборах стали волостными — ни одна собака не поверит, что Абай не вмешался в это дело, если все время жил в городе!.. Лучше не отрицай и принимай благодарность братьев! Я везде буду, говорить, что все это сделал ты… Им почет — как волостным, а тебе еще больший почет — ты их сделал волостными! Враг ты себе, что ли? Сам бог тебе почет посылает, а ты отказываешься!..

Было ясно, что Оспан от своего не отступится, и Абай не стал спорить с ним при матери и детях. Он подозвал Абиша и начал расспрашивать его об ученье.

— Я теперь и по-русски учусь, — похвалился мальчик. — А ты и не знал? Как только с зимовки уехали, начал учиться!

Это была новость, которую семья берегла для Абая.

— Ого! У кого же ты учишься? Кто здесь учит по-русски?

Абай притянул к себе светлолицего миловидного мальчика и поцеловал его в лоб. Улжан объяснила:

— Весной, как ты уехал в город, к нам в Жидебай приехал молодой русский жигит… Он год служил в городе толмачом, его так и зовут — бала-толмач.[164]Пришел ко мне, говорит, что болен, приехал в аул лечиться кумысом, попросился жить у нас и учить детей по-русски… Я вспомнила, что ты этого хотел, и отправила его в Акшокы… Не только Абиш — и Магаш и Гульбадан учатся у этого бала-толмача Баева…

Абай искренне обрадовался новости. Он спросил Айгерим:

— Ну и как учатся? Так же усердно, как с Кишкене-муллой? Хорошо ли устроили учителя?

Айгерим заговорила — и Абай понял, как соскучился он об этом голосе.

— Дети учатся с большой охотой, даже по дороге на жайляу ни одного дня не пропустили… И сам толмач, видно, к ним привык — то учит, то разговаривает по-русски, а то сядет на стригуна и гоняется с Абишем!. — Айгерим улыбнулась своей нежной улыбкой и добавила — Забавные эти русские муллы!.. Ничуть не важничает, не гордится и детей учит шутя, все с играми… Ребятишек от него не оторвешь…

Абай выслушал ее с большим вниманием и одобрительно кивнул головой. Оспан принялся подтрунивать над невесткой:

— Ладно, ладно, не муллу хвалит, который шариат и божьи заповеди толкует, а какого-то толмача!.. Смотри, Абай, она сама русским грамотеем станет, подладит голос, — и он забавно передразнил Айгерим, сказав несколько ломаных русских слов.

Все расхохотались, а громче всех сам Оспан.

Абай спрашивал детей, как называется по-русски та или другая вещь, и с удовольствием слушал, как они отвечали, перебивая друг друга. Готовность их показывать свои успехи радовала его.

После ужина он пошел с ними к юрте Айгерим. Абиш, Магаш и Гульбадан шли, забравшись под его широкий чапан и прижимаясь к отцу. В душе его было гордое удовлетворение. Он вспомнил своего племянника Азимбая. Как не походили его дети на сына Такежана, уже научившегося причинять людям зло!.. Эти были настоящими детьми, чистыми, белыми, как молоко. Он чувствовал отцовскую гордость, видя, как увлекает детей ученье, как они сами все настойчивее требуют знаний. Обняв Абиша, он сказал ему:

— Светик мой дорогой… Как хорошо, что ты начал учиться по-русски! По-нашему ты учился достаточно, нынче я надолго отдам тебя в русскую школу… Бог даст — ты вырастешь большим ученым человеком… Это—самое мое большое отцовское желание, сынок! Меня так радует, что ты сам, без меня, начал ученье, светик мой!..

Абай остановился, глядя на полный диск луны, высоко поднявшийся в небе. В душе он повторял свою самую заветную мечту: «Не погуби его жизни!.. Все, чего не удалось получить мне, — знание, лучшие человеческие качества — пусть дастся сыну моему… Сделай его счастливым, освети его путь, создатель!..» Это была горячая безмолвная молитва.

Он прижал к себе любимого сына. Абиш молчал, но видно было, что внимание отца глубоко взволновало мальчика, он даже побледнел.

— Хорошо, ага, хорошо, — тихо сказал он.

Магаш, чуткий и по-детски наблюдательный сразу уловил, что отец и старший брат заключили договор. Он ухватился за пояс отца и вмешался:

— Вот еще, отец, почему только Абиш? И я поеду в город учиться по-русски!

В его голосе слышалась обида. К нему тотчас присоединилась Гульбадан:

— Отец, и я поеду! Учи и меня по-русски! Спроси у Баева, он всегда говорит, что я раньше всех научусь говорить по-русски! Я сама поеду, вот и все, — заявила она.

Абай счастливо улыбался, все еще не входя в юрту. Он погладил по головке Гульбадан, поцеловал надутые от обиды щеки Магаша и пообещал:

— Ладно, осенью и вас обоих повезу с Абишем учиться… Всех повезу, обещаю вам!

У входа его ждала Айгерим, наблюдая за ними с молчаливой улыбкой. Она откинула войлочную дверь и пропустила Абая в юрту.

Дата добавления: 2015-06-04