Социология времен тоталитаризма

С.С. Рапопорт

Моя история социологии началась в конце 1969 г. Появив­шись тогда в секторе социологии при Институте истории АН Литовской ССР, я застал странную ситуацию: некоторые со­трудники не знали даже элементарных правил проведения эм­пирического исследования.

Тем не менее в начале 70-х гг. престиж социологии как но­вой и смелой социальной дисциплины возрастал. Те, кто при­ходил в нее, были бескорыстными (ибо зарплаты младших научных сотруд­ников были смехотворными) и любознательными людьми. В высших учеб­ных заведениях в те годы социологов не готовили, поэтому новая когорта активно самообразовывалась («социологизировалась»).

На мой взгляд, в 1970-е гг. существовала не одна, а много разных социо­логии:

1) «руководящая» социология (представленная М. Руткевичем, А. Харче­вым и др. с соответствующими местными разновидностями), которая агрес­сивно навязывала ученым свои идеологические нормы;

2) «рядовая» (рутинная) социология, послушно исполнявшая спускаемые сверху директивы;

3) «почти официальная» социология, представленная либеральными ли­дерами (Б. Грушиным, И. Коном, В. Ядовым и др.), которые могли публично выступать и легально публиковали свои книги (преследования и запреты со стороны властей только поднимали авторитет этой группы социологов в неформальной среде интеллигентов);

4) «эзоповская социология» — распространенная в официально публику­емой печатной продукции манера выражать свои мысли, как правило, не-признаваемые властями, иносказаниями: намеками, инверсиями, тропами (такого рода литература была доступна лишь узкому кругу читателей — ос­вященных в «тайный код»);

5) полулегальная и нелегальная (тамиздатская и самиздатская) социоло­гия, сочинения которой буквально ходили по рукам;

6) наконец, в профессиональных и близких к ним кругах существовала «устная социология» — часть тогдашней интеллигентской традиции обще­ния.

Таким образом, на широком континууме от официальной до неофициаль­ной социологии размещалось множество групп и сообществ, различавших­ся своим словарем, референтными авторами, правилами чтения, шкалой престижа, оценками. Даже в рамках официальной социологии наблюдались региональные отличия. Скажем, в Литве официальные публикации социо­логических текстов являлись более либеральными и смелыми, нежели цен­тральные.

Переходя к исторической конкретике, я воспользуюсь понятием «биогра­фические ниши», в которых разворачивались личные судьбы ученых.

Так, для одних социологическая работа выступала трамплином к адми­нистративной карьере, поэтому их мало интересовало соблюдение требова­ний научного метода и качество продукции. Вышестоящие инстанции (ака­демические и партийные), от которых и зависел служебный успех, никак не ориентировались на то, что о них думает профессиональное сообщество. Начальство судило о карьерно ориентированных специалистах по кандидат­ским и докторским степеням.

Совсем в другой биографической нише оказались те, для кого должность в научном учреждении выполняла функцию кормильца. Эти скромные тру­дяги брались за любую рутинную работу, не испытывая ни карьерных, ни научных страстей и привязанностей. Они не собирались нести личную от­ветственность за качество своей продукции: за него отвечали начальники.

В третью нишу попадают те, кто пытался удовлетворить социологическую любознательность. Линия поведения оставалась их выбором, но качество социологической информации, к которому они стремились, являлось для них непререкаемой истиной. Они могли играть по правилам или нарушить их, слыть неуживчивыми людьми или притворяться законопослушными, но редко когда дело доходило до открытого диссидентства.

Сокращенно по источнику. Рапопорт С.С. Социология времен тоталитариз­ма: компендиум для нынешних//Социологический журнал. 1998. № 1—2. С. 244-266.

Дата добавления: 2015-06-04