БЫЛОЕ И ДУМЫ. Субъект деятельности

А. И. Герцен

Субъект деятельности

ОБЩАЯ ПСИХОЛОГИЯ

Тексты

В трех томах Том 2

Книга 3

Редактор М.И. Черкасская Оформление обложки и верстка О.В. Кокоревой

УМК «Психология»

121069 г. Москва, Трубниковский пер., д. 22 стр. 2. Тел. [phone], тел./факс [phone]

E-mail: [email protected]. Лицензия № 00451 от 15 ноября 1999 г.

Московский психолого-социальный институт

113191 г. Москва, 4-й Рощинский проезд, д. 9 А

Тел. [phone] доб. 111, 117

E-mail: [email protected]

Подписано в печать 19.04.2004. Формат 70х 100/16. Тираж 3000. Бумага офсетная. Гарнитура SchoolBook. Усл. печ. л. 49,02.

Заказ № 1664

Отпечатано в полном соответствии с качеством предоставленных диапозитивов

на издательско-полиграфическом предприятии «Правда Севера»

163002 Архангельск, пр. Новгородский, 32.

---------------------------------------------------------------------------- Электронная версия: Павел Потехин Первые три части печатаются по изданию Герцен А.И. Былое и думы. Части1 - 3. - М.: ГИХЛ, 1958. ---------------------------------------------------------------------------- Н П. Огареву В этой книге всего больше говорится о двух личностях. Одной уже нет, - ты еще остался, а потому тебе, друг, по праву принадлежит она. Искандер 1 июля I860. Eagles Nest, Bournemouth Многие из друзей советовали мне начать полное издание "Былого и дум", ив этом затруднения нет, по крайней мере относительно двух первых частей. Ноони говорят, что отрывки, помещенные в "Полярной звезде", рапсодичны, неимеют единства, прерываются случайно, забегают иногда, иногда отстают. Ячувствую, что это правда, - но поправить не могу. Сделать дополнения,привести главы в хронологический порядок - дело не трудное; но всепереплавить, dun jet 22, я не берусь. "Былое и думы" не были писаны подряд; между иными главами лежат целыегоды. Оттого на всем остался оттенок своего времени и разных настроений -мне бы не хотелось стереть его. Это не столько записки, сколько исповедь, около которой, по поводукоторой собрались там-сям схваченные воспоминания из былого, там-сямостановленные мысли из дум. Впрочем, в совокупности этих пристроек,надстроек, флигелей единство есть, по крайней мере мне так кажется. Записки эти не первый опыт. Мне было лет двадцать пять, когда я начиналписать что-то вроде воспоминаний. Случилось это так: переведенный из Вяткиво Владимир - я ужасно скучал. Остановка перед Москвой дразнила меня,оскорбляла; я был в положении человека, сидящего на последней станции безлошадей! В сущности, это был чуть ли не самый "чистый, самый серьезный периодоканчивавшейся юности" 23. И скучал-то я тогда светло и счастливо, как детискучают накануне (27) праздника или дня рождения. Всякий1 день приходилиписьма, писанные мелким шрифтом; я был горд и счастлив ими, я ими рос. Темне менее разлука мучила, и я не знал, за что приняться, чтоб поскореепротолкнуть эту вечность - каких-нибудь четырех месяцев... Я послушалсяданного мне совета и стал на досуге записывать мои воспоминания о Крутицах,о Вятке. Три тетрадки были написаны... потом прошедшее потонуло в светенастоящего. В 1840 Белинский прочел их, они ему понравились, и он напечатал двететрадки в "Отечественных записках" (первую и третью), остальная и теперьдолжна валяться где-нибудь в нашем московском доме, если не пошла наподтопки. Прошло пятнадцать лет 24, "я жил в одном из лондонских захолустий,близПримроз-Гиля, отделенный от всего мира далью, туманом и своей волей. В Лондоне не было ни одного близкого мне человека. Были люди, которых яуважал, которые уважали меня, но близкого никого. Все подходившие,отходившие, встречавшиеся занимались одними общими интересами, делами всегочеловечества, по крайней мере делами целого народа; знакомства их были, таксказать, безличные. Месяцы проходили, и ни одного слова о том, о чемхотелось поговорить....А между тем.я тогда едва начинал приходить в себя, оправляться послеряда страшных событий, несчастий, ошибок. История Последних годов моей жизнипредставлялась мне яснее и яснее, и я с ужасом видел, что ни один человек,кроме меня, не знает ее и что с моей смертью умрет истина. Я решился писать; но одно воспоминание вызывало сотни других; всестарое, полузабытое воскресало: отроческие мечты, юношеские надежды, удальмолодости, тюрьма и ссылка - эти ранние несчаетия, не оставившие никакойгоречи на душе, пронесшиеся, как вешние грозы, освежая и укрепляя своимиударами молодую жизнь". Этот раз я писал не для того, чтобы выиграть время, - торопиться былонекуда. (28) Когда я начинал новый труд, я совершенно не помнил о существовании"Записок одного молодого человека" и как-то случайно попал на них в BritishMuseume 25, перебирая русские журналы. Я велел их списать и перечитал.Чувство, возбужденное ими, было странно: я так ощутительно увидел, насколькоя состарелся в эти пятнадцать лет, что на первое время это потрясло меня. Яиграл еще тогда жизнию и самим счастием, как будто ему и конца не было. Тон"Записок одного молодого человека" до того был розен, что я не мог ничеговзять из них; они принадлежат молодому времени, они должны остаться сами посебе. Их утреннее освещение нейдет к моему вечернему труду. В них многоистинного, но много также и шалости; сверх того, на них остался очевидныйдля меня след Гейне, которого я с увлечением читал в Вятке. На "Былом идумах" видны следы жизни, и больше никаких следов не видать. Мои труд двигался медленно... много надобно времени для того, чтобыиная быль;отстоялась в прозрачную думу-.неутешительную, грустную, нопримиряющую пониманием. Без этого может быть искренность, но не может бытьистины! Несколько опытов мне не удались, - я их бросил. Наконец, перечитываянынешним летом одному из друзей юности мои последние тетради, я сам узналзнакомые черты и остановился... труд мой был кончен! Очень может быть, что я далеко переценил его, что в этих едваобозначенных очерках схоронено так много только для меня одного; может, ягораздо больше читаю, чем написано; сказанное будит во мне сны, служитиероглифом, к которому у меня есть ключ. Может, я один слышу, как под этимистроками бьются духи... может, но оттого книга эта мне не меньше дорога. Онадолго заменяла мне и людей и утраченное. Пришло время и с нею расстаться. Все личное быстро осыпается, этому обнищанию надо покориться. Это неотчаяние, не старчество, не холод и не равнодушие: это - седая юность, однаиз форм выздоровления или, лучше, самый процесс его. Человечески переживатьиные раны можно только этим путем. (29) В монахе, каких бы лет он ни был, постоянно встречается и старец июноша. Он похоронами всего личного возвратился к юности. Ему стало легко,широко... иногда елищком широко... Действительно, человеку бывает подчаспусто, сиротливо между безличными всеобщностями, историческими стихиями иобразами будущего, проходящими по их поверхности, как облачные тени. Но чтоже из этого? Людям хотелось бы все сохранить: и розы, и снег; им хотелосьбы, чтоб около спелых гроздьев винограда вились майские цветы! Монахиспасались от минут ропота молитвой. У нас нет молитвы: у нас есть труд. Труд- наша молитва. Быть может, что плод того и другого будет одинакий, но насию минуту не об этом речь. Да, в жизни есть пристрастие к возвращающемуся ритму, к повторениюмотива; кто не знает, как старчество близко к детству? Вглядитесь, и выувидите, что по обе стороны полного разгара жизни, с ее венками из цветов итерний, с ее колыбелями и гробами, часто повторяются эпохи, сходные вглавных чертах. Чего юность еще не имела, то уже утрачено; о чем юностьмечтала, без личных видов, выходит светлее, спокойнее и также без личныхвидов из-за туч и зарева....Когда я думаю о том, как мы двое теперь, под пятьдесят лет, стоим запервым станком русского вольного слова, мне кажется, что наше ребячье Грютлина Воробьевых горах было не тридцать три года тому назад, а много -три! Жизнь... жизни, народы, революции, любимейшие головы возникали,менялись и исчезали между Воробьевыми горами и Примроз-Гилем; след их ужепочти заметен беспощадным вихрем событий. Все изменилось вокруг: Темза течетвместо Москвы-реки, и чужое племя около... и нет нам больше дороги народину... одна мечта двух мальчиков - одного 13 лет, другого 14 - уцелела! Пусть же "Былое и думы" заключат счет с личною жизнию и будут ееоглавлением. Остальные думы - на дело, остальные силы - на борьбу. Таков остался наш союз... Опять одни мы в грустный путь пойдем, Об истине глася неутомимо, - И пусть мечты и люди идут мимо!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДЕТСКАЯ И УНИВЕРСИТЕТ (1812-1834)

Когда мы в памяти своей

Проходим прежнюю дорогу,

В душе все чувства прежних дней

Вновь оживают понемногу,

И грусть и радость те же в ней,

И знает ту ж она тревогу,

И так ж? вновь теснится грудь,

И так же хочется вздохнуть.

Н. Огарев ("Юмор")

ГЛАВА I

Дата добавления: 2015-06-04