Карьера русского террориста 14 страница

Связь ликвидаторства с всеобщим обывательским настроением «усталости» очевид­на. «Уставшие» (особенно уставшие от ничегонеделанья) не заботятся о выработке себе точного ответа на вопрос об экономической и политической оценке текущего момента; они все несогласны с оценкой, данной выше и формально общепризнанной, как оценка от имени целого, но они все боятся и думать о том, чтобы противопоставить свою точ­ную оценку, хотя бы оценку сотрудников ликвидаторской «Нашей Зари», «Жизни» и т. п. «Уставшие» твердят: старого нет, старое нежизнеспособно, омертвело и т. д. и т. п., но утруждать себя ответом, чисто политическим, точно формулированным отве­том на обязательный (для всякого честного публициста обязательный) вопрос: что же именно нужно вместо старого,

124__________________________ В. И. ЛЕНИН

нужно ли восстановлять «не подлежащее (якобы) ликвидации, как уже ликвидирован­ное» (по Потресову), утрудить себя этим они не намереваются. Три года они ругают старое, поносят его — особенно с таких подмосток, на которые вход защитникам ста­рого воспрещается, и, нежно обнимаясь с Изгоевыми, восклицают: какие это пустяки, какой фантом разговоры о ликвидаторстве!

Про таких «уставших», про г. Потресова и К⁰, нельзя повторить известного стиха: «они не предали, они устали свой крест нести; покинул их дух гнева и печали на полпу-

68 ТИ».

Такие «уставшие», которые входят на трибуну публициста и с нее оправдывают свою «усталость» от старого, свое нежелание над старым работать, являются именно людьми, которые не только «устали», но и предали.

IV

К числу «пустяков» отнесена также г. Потресовым философская борьба материали­стов, марксистов, с махистами, т. е. с идеалистами. Г. Потресов глубоко возмущен «вакханалией (— «друг мой, Аркадий Николаевич, не говори красиво!») этого фило­софствования» и, называя при этом со стороны материалистов Плеханова и меня, ха­рактеризует нас как «вчерашних политиков». Над этим выражением я долго смеялся. Поистине, хвастовство тут настолько явно и так забавно, что нашему зайцу следовало бы дать клочок медвежьего ушка. Плеханов и т. д. — «вчерашние политики»! Сего­дняшний политик, очевидно, Потресов и его «молодцы». Мило и откровенно.

Когда Аркадию Николаевичу случается, в виде исключения, сказать словечко без выверта и без ужимок, он себя сам побивает великолепнейшим образом. Понатужьтесь-ка, Аркадий Николаевич, попробуйте подумать: вы отрицаете ликвидаторство, как по­литическое направление, отличающее неменьшевизм от

См. его статью в «Русской Мысли >>⁶⁷, 1910 г., о веховце-Потресове. Ох таких объятий г. Потре­сову никогда не очиститься.

НАТТТИ УПРАЗДНИТЕЛИ_________________________________ 125

большевизма, а Потресова и К от Плеханова и большевиков вместе взятых. И рядом с этим отрицанием вы называете Плеханова и имярека «вчерашними политиками». По­смотрите же, до чего вы неловки: ведь мы вместе с Плехановым можем быть названы вчерашними политиками как раз в том смысле, что для нас вчерашняя организация, как форма вчерашнего (по своим основам вчерашнего) движения, является обязательной и сегодня. Нас резко разделили с Плехановым и продолжают разделять вопросы о том, какие шаги следовало в тот или иной момент делать этой вчерашней организации на основе этого вчерашнего движения, но нас сближает борьба с людьми, которые сего­дня отрицают именно основы вчерашнего движения (сюда относится и вопрос о геге­монии, к которому я сейчас перейду), именно основы вчерашней организации.

Ну что, Аркадий Николаевич, вы и теперь не понимаете, что такое ликвидаторство? Вы и теперь думаете, что нас с Плехановым сблизил какой-нибудь маккиавелистиче-ский план⁷⁰ или злопыхательное желание «борьбой на два фронта» заменить «преодо­ление» ликвидаторства?

Но вернемся к «вакханалии философствования».

«Мы знаем, — пишет г. Потресов, — какой глубокой бороздой прошла в свое время через сознание германской социал-демократии борьба Энгельса с Дюрингом и как са­мые, казалось, абстрактные тезисы имели на деле живое конкретное значение для дви­жения немецкого рабочего класса...» Самые абстрактные тезисы имели живое конкрет­ное значение! Опять фраза и ничего более, как фраза. Попробуйте объяснить, если «вы знаете», какое «живое конкретное значение» имел тот тезис Энгельса, что философ­ские рассуждения Дюринга о времени и пространстве ошибочны! В том-то и беда ваша, что вы заучили, как школьник: «спор Энгельса с Дюрингом имел великое значение», но не продумали, что это значит, и потому повторяете заученное в неверной, уродливо-неверной форме. Нельзя сказать, что «самые абстрактные тезисы (Энгельса против Дю­ринга) имели на деле живое конкретное значение для движения немецкого рабочего класса». Самые

126__________________________ В. И. ЛЕНИН

абстрактные тезисы Энгельса имели то значение, что разъясняли идеологам рабочего класса, в чем ошибочность отступлений от материализма к позитивизму и идеализму. Вот если бы вы дали такое, то есть философски сколько-нибудь определенное, изложе­ние взглядов Энгельса вместо звонких, но пустых фраз о «глубокой борозде», «живом конкретном значении самых абстрактных тезисов», то вы сразу увидали бы, что ссылка на спор Энгельса с Дюрингом говорит против вас.

«... Мы знаем, — продолжает г. Потресов, — в истории формирования русского мар­ксизма роль борьбы с субъективной социологией...»

А не роль позитивистских и идеалистических учепий Лаврова и Михайловского в ошибках субъективной социологии? Ведь у вас, Аркадий Николаевич, что ни выстрел, то мимо. Если брать историческую параллель, то надо выделить и точно указать то, что сходно в различных событиях, ибо иначе вместо исторического сравнения получится бросание слов на ветер. Если брать взятую вами историческую параллель, то надо спросить: возможно ли было «формирование» русского марксизма без выяснения Бель­товым основ философского материализма и их значения для опровержения Лаврова и Михайловского? Ответ на этот вопрос может быть только один, и этот ответ — если делать вывод из исторической параллели применительно к спору с махистами — гово­рит против г. Потресова.

«... Но именно потому, что мы знаем все это» (ну, конечно! мы видели теперь, что это значит, когда г. Потресов пишет: «мы знаем все это»), «мы и хотим, чтобы была, наконец, установлена живая реальная связь между занимающим нас философским спо­ром и марксистским общественно-политическим течением, его задачами и запросами. А пока что...» — следует ссылка на письмо Каутского, на то, что махизм — Privatsache (частное дело), что спор о нем — «фата-моргана» и т. д.

Ссылка на Каутского есть образец обывательского суждения. Не в том дело, что Ка­утский «беспринципен», как острит (по-изгоевски острит) г. Потресов, а в том, что Ка­утский не знает, как обстоит дело с русским

НАТТТИ УПРАЗДНИТЕЛИ_________________________________ 127

махизмом, и не претендует на знание этого. Каутский в своем письме признает Плеха­нова знатоком марксизма, выражает свое убеждение в непримиримости идеализма с марксизмом, и мнение, что махизм не идеализм (или: не всякий махизм — идеализм). Что Каутский ошибается в последнем пункте и особенно насчет русского махизма, это несомненно. Ошибка его вполне извинительна, ибо махизма в целом он не изучал, пи­сал частное письмо с явной целью предостеречь от преувеличения разногласий. Рус­скому писателю-марксисту при таких условиях ссылаться на Каутского значит прояв­лять чисто обывательскую леность мысли и трусость в борьбе. Каутский мог надеяться в 1908 году, когда он писал свое письмо, что махизм в известном толковании «прими­рим» с материализмом, но в России 1909—1910 годов ссылаться по этому вопросу на Каутского значит браться за примирение русских махистов с материалистами. Разве г. Потресов или кто другой берутся за это серьезно?

Каутский не беспринципен, а вот Потресов и К⁰, желающие объявить махизм «част­ным делом», образец беспринципности среди современного русского марксизма. Каут­ский был вполне искренен и ни капли не был беспринципен, когда он в 1908 году, не читая русских махистов, советовал им искать мира с Плехановым, как знатоком мар­ксизма, как материалистом, ибо за материализм и против идеализма Каутский высказы­вался всегда и высказался в том же письме. А у гг. Потресовых и К⁰, прячущихся за Ка­утского в 1909—1910 годах, нет ни грана искренности, ни капли уважения к принципи­альности.

Вы не видите, г. Потресов, живой реальной связи между философским спором и марксистским течением? Позвольте же мне, вчерашнему политику, почтительнейше указать вам на следующие хотя бы обстоятельства и соображения: 1) Спор о том, что такое философский материализм, почему ошибочны, чем опасны и реакционны укло­нения от него, всегда связан «живой реальной связью» с «марксистским общественно-политическим течением» — иначе это последнее было бы

128__________________________ В. И. ЛЕНИН

не марксистским, не общественно-политическим и не течением. Отрицать «реальность» этой связи могут только ограниченные «реальные политики» реформизма или анархиз­ма. 2) При богатстве и разносторонности идейного содержания марксизма ничего нет удивительного в том, что в России, как и в других странах, различные исторические пе­риоды выдвигают особенно вперед то одну, то другую сторону марксизма. В Германии до 1848 года особенно выдвигалось философское формирование марксизма, в 1848 году — политические идеи марксизма, в 50-ые и 60-ые годы — экономическое учение Мар­кса. В России до революции особенно выдвинулось применение экономического уче­ния Маркса к нашей действительности, во время революции — марксистская политика, после революции — марксистская философия. Это не значит, что позволительно когда бы то ни было игнорировать одну из сторон марксизма; это значит только, что не от субъективных желаний, а от совокупности исторических условий зависит преобладание интереса к той или другой стороне. 3) Время общественной и политической реакции, время «перевариванья» богатых уроков революции является не случайно тем временем, когда основные теоретические, и в том числе философские, вопросы для всякого живо­го направления выдвигаются на одно из первых мест. 4) В передовых течениях русской мысли нет такой великой философской традиции, какая связана у французов с энцик­лопедистами XVIII века, у немцев с эпохой классической философии от Канта до Геге­ля и Фейербаха. Поэтому философская «разборка» именно для передового класса Рос­сии была необходима, и нет ничего странного в том, что эта запоздавшая «разборка» наступила после того, как этот передовой класс вполне созрел во время недавних вели­ких событий для своей самостоятельной исторической роли. 5) Эта философская «раз­борка» подготовлялась давно и в других странах мира постольку, поскольку, например, новая физика поставила ряд новых вопросов, с которыми должен был «сладить» диа­лектический материализм. В этом отношении «наш»

НАТТТИ УПРАЗДНИТЕЛИ_________________________________ 129

(по выражению Потресова) философский спор имеет не только известное, т. е. русское, значение. Европа дала материал для «освежения» философской мысли, а отставшая Россия во время вынужденного затишья 1908—1910 гг. особенно «жадно» бросилась на этот материал. 6) Белоусов назвал недавно III Думу богомольной Думой. Он верно схватил классовую особенность III Думы в этом отношении и справедливо заклеймил ханжество кадетов.

Не случайно, но в силу необходимости вся наша реакция вообще, либеральная (ве­ховская, кадетская) реакция в частности, «бросились» на религию. Одной палки, одного кнута мало; палка все-таки надломана. Веховцы помогают передовой буржуазии обза­вестись новейшей идейной палкой, духовной палкой. Махизм, как разновидность идеа­лизма, объективно является орудием реакции, проводником реакции. Борьба с махиз­мом «внизу» не случайна, а неизбежна, поэтому в такой исторический период (1908— 1910 годы), когда «наверху» мы видим не только «богомольную Думу» октябристов и Пуришкевичей, но и богомольных кадетов, богомольную либеральную буржуазию.

Г. Потресов «оговорился», что он «богостроительства» «сейчас не касается». Вот этим-то и отличается беспринципный и обывательский публицист Потресов от Каут­ского. Каутский ни о богостроительстве махистов, ни о богомольных веховцах и не знал и потому моз говорить, что не всякий махизм — идеализм. Потресов это знает и, «не касаясь» главного (для того, кто смотрит ^/«»-«публицистически», главного), лицеме­рит. Объявляя борьбу с махизмом «частным делом», г. Потресов и иже с ним становят­ся в «общественно-политическом» смысле пособниками веховцев.

Переходя от г. Потресова к Базарову, мы должны заметить прежде всего, что, по во­просу о философском споре возражая первому, мы тем самым ответили и второму. На­до добавить только одно: терпимость

130__________________________ В. И. ЛЕНИН

В. Базарова к г. Потресову, стремление его найти у Потресова «долю правды» вполне понятны, ибо г. Потресов (как и все ликвидаторы), отгораживаясь словесно и формаль­но от махизма, по сути дела уступает ему самое существенное. Махизм, как течение и как группа с «платформой», ничего иного и не решается требовать, как признания его разрыва с марксизмом за «частное дело»! Не случайно поэтому, что Потресов и Базаров строят друг другу глазки. Группа ликвидаторских литераторов и группа махистских ли­тераторов действительно солидарны в том, чтобы в наше время распада охранять «свободу распада» от сторонников марксизма, от защитников теоретических основ марксизма. И эта солидарность не ограничивается вопросами философскими, как пока­зывает далее В. Базаров своей статьей.

Говорю: даже, ибо именно Базаров отличался всегда наиболее вдумчивым отноше­нием к серьезным вопросам политики. Об этом надо упомянуть, чтобы оценить значе­ние невероятных шатаний такого человека, не только затем, чтобы подчеркнуть полез­нейшую деятельность в прошлом литератора, погнавшегося за лаврами Герострата.

Геростратовским является, например, заявление Базарова: «Одним из крупнейших и пустяковейших недоразумений наших дней я считаю пресловутый вопрос о «гегемо­нии»». Над махистами из нашей среды тяготеет точно какой-то рок: одни охраняют «свободу распада», объявляя законным оттенком отзовизм, другие, понимающие глу­пость и вред отзовизма, прямо протягивают руку ликвидаторам в политике. Именно ликвидаторы и в «Нашей Заре», и в «Жизни», и в «Общественном движении»⁷³ ведут прямую и косвенную войну с идеей гегемонии. Констатируем с сожалением, что База­ров ушел в их лагерь.

Каковы доводы его по существу? Пять лет назад гегемония была фактом. «В на­стоящее время, по вполне понятным причинам, эта гегемония не только исчезла, но и превратилась в свою полную противоположность». Доказательство: «в наши дни ляга­ние марксизма есть

НАТТТИ УПРАЗДНИТЕЛИ_________________________________ 131

непременное условие популярности в демократических кругах общества». Пример — Чуковский.

Читаешь — и глазам не веришь: Базаров, желавший быть марксистом, превращается в бывшего человека, способного брать под ручку гг. Потресовых.

Бога вы не боитесь, В. А. Базаров. Чуковские и прочие либералы, а также тьма демо­кратов-трудовиков «лягали» марксизм всегда, с 1906 года сугубо, а «гегемония» не бы­ла «фактом» в 1906 году? Высуньтесь из либерально-литераторского чуланчика, взгля­ните хоть на отношение третьедумских депутатов-крестьян к рабочим депутатам. Про­стое сопоставление бесспорных фактов об их политическом поведении за три года, да­же простое сравнение их формул перехода и формул кадетских, не говоря уже о сопос­тавлении политических заявлений в Думе с условиями жизни широких слоев населения за это время, — доказывает самым неопровержимым образом, что гегемония и сейчас факт. Гегемония рабочего класса есть его (и его представителей) политическое воздей­ствие на другие элементы населения в смысле очищения их демократизма (когда есть демократизм) от недемократических примесей, в смысле критики ограниченности и близорукости всякого буржуазного демократизма, в смысле борьбы с «кадетовщиной» (если назвать так идейно-развращающее содержание речей и политики либералов) и т. д., и т. д. Нет ничего более характерного для нашего времени, как то, что Базаров мог написать такие невероятные вещи, и что группа журналистов, тоже считающих себя друзьями рабочих и сторонниками марксизма, милостиво похлопала за это его по пле­чу!

«Как будет обстоять дело к моменту грядущего подъема, предсказать совершенно немыслимо, — уверяет Базаров читателей ликвидаторского журнала. — Если духовный облик городской и деревенской демократии будет приблизительно тот же, как 5 лет тому назад, то гегемония марксизма снова станет фактом... Но нет решительно ничего невозможного в предположении, что физиономия демократии суще­ственно изменится. Представим себе, например, что мелкая буржуазия русских деревень и городов будет достаточно радикально настроена против политических привилегий господствующих классов,

132______________________________ В. И. ЛЕНИН

достаточно сплочена и активна, но проникнута резким националистическим духом. Так как марксисты не могут идти ни на какие компромиссы с национализмом или антисемитизмом, то, очевидно, при указан­ных условиях о гегемонии не будет и помину».

Это не только неверно, но чудовищно нелепо. Если вражда к привилегиям будет со­единена у известных слоев с национализмом, то разве разъяснение того, что такое со­единение мешает устранению привилегий, не есть дело гегемона? Разве может быть борьба с привилегиями не соединена с борьбой страдающих от национализма мелких буржуа против выигрывающих от национализма мелких буржуа? Всякая борьба всякой мелкой буржуазии против всяких привилегий всегда несет на себе следы мелкобуржу­азной ограниченности, половинчатости, а борьба с этими качествами и есть дело «геге­мона». Базаров рассуждает по-кадетски, по-веховски. Вернее: Базаров ушел в лагерь Потресовых и К⁰, давно уже так рассуждающих.

То, чего нет на поверхности, не существует вовсе. То, чего не видят Чуковские и По­тресовы, нереально. Вот каковы посылки рассуждения Базарова, бьющие в лицо мар­ксизму. Марксизм учит нас, что мелкобуржуазные массы неизбежно, пока существует капитализм, будут страдать от антидемократических привилегий (такие привилегии теоретически «не обязательны» при чистом капитализме, но его очищение будет длиться до его смерти), страдать от экономического угнетения. Поэтому, пока сущест­вует капитализм, вечной является задача «гегемона» разъяснять источник этих приви­легий и этого угнетения, показывать их классовые корни, давать пример борьбы против них, вскрывать лживость либеральных методов борьбы и т. д., и т. д.

Так думают марксисты. Так смотрят они на задачи «гегемона» в том лагере, условия жизни которого не позволяют мириться с привилегиями, в лагере не только пролетари­ев, но и полупролетарских и мелкобуржуазных масс. А Чуковские думают, что, раз этот лагерь оттеснен, придавлен, загнан в подполье, значит «исчезла гегемония», значит «вопрос о гегемонии стал пустяковейшим недоразумением».

НАТТТИ УПРАЗДНИТЕЛИ_________________________________ 133

Когда я вижу Базарова, говорящего эти позорные вещи, под ручку с Потресовыми, Левицкими и К, уверяющими рабочий класс, что ему нужна не гегемония, а классовая партия, когда я вижу, с другой стороны, Плеханова, поднявшего (по презрительному выражению великолепного Потресова) «гвалт» при малейших признаках серьезных ко­лебаний из-за вопроса о гегемонии, я говорю себе: большевики оказались бы именно такими изуверами фракционной буквы, которыми изображали их враги, если бы они поколебались при таком положении хоть минуту, если бы они усомнились хоть на се­кунду в том, что их долг, долг всех традиций большевизма, всего духа его учения и его политики — протянуть руку Плеханову, выразить ему полное товарищеское сочувст­вие. Нас разделяли и разделяют вопросы о том, как следовало тогда-то и тогда-то дей­ствовать «гегемонам», но мы — товарищи во время распада, в борьбе с людьми, для которых вопрос о гегемонии есть «пустяковейшее недоразумение». А Потресовы, База­ровы и проч. — для нас чужие люди, не менее чужие, чем Чуковские.

Пусть примут это к сведению те добряки, которые находят, что политика сближения с Плехановым есть «фракционная», узкая политика, которые желают «расширить» ее до примирения с Потресовыми, Базаровыми и проч., которые никак не хотят понять, почему мы подобное «примиренчество» считаем либо безнадежной глупостью, либо мизерным интриганством.

«Мысль» №№ 2 и 3, Печатается по тексту

январь и февраль 1911 г. журнала «Мысль»

Подпись: В. Ил ьин

КАДЕТЫ О «ДВУХ ЛАГЕРЯХ» И О «РАЗУМНОМ КОМПРОМИССЕ»

Ответ, который дала «Речь» министерскому официозу по вопросу о «лозунге» для выборов в IV Думу и о современной политической группировке, представляет из себя интересное и знаменательное явление.

«Речь» соглашается с «Русскими Ведомостями», что «выборы в IV Думу пойдут только между двумя лагерями: прогрессистами и правыми». «Подавать голоса придется не за партии, не за отдельных кандидатов, а за упрочение в России конституционного строя или против него». (Чрезвычайно мило это слово: «упрочение»!) «Политический смысл этого лозунга... — объективное признание того бесспорного факта, что прави­тельственный курс вновь объединил всю оппозицию, правее и левее кадетов». Кадеты будут «центром этой политически-разнородной группы», причем, входя в нее, они «так же мало откажутся от своей прежней программы и тактики, как отказывались социал-демократы от своей программы и тактики, входя в дооктябрьские союзы» (передовица, 21 января).

«Господа, можем мы ответить всем официозам и официалам, не кто иной, как вы са­ми нас объединили... Теперь в России чем дальше, тем больше политические течения сливаются в два больших лагеря, за и против конституции... Наша задача теперь одна, опять одна, как до 17 октября...» (там же).

Следует отличать, при оценке этих рассуждений, вопрос об условиях выборов в IV Думу от вопроса

____________ КАДЕТЫ О «ДВУХ ЛАГЕРЯХ» И О «РАЗУМНОМ КОМПРОМИССЕ»___________ 135

о социально-политическом значении обсуждаемых перемен («лозунга» и группировок). Условия выборов вообще и в провинции особенно, наверное, вынудят «оппозицию» пользоваться неопределенным беспартийным термином: «прогрессисты» в еще более широких размерах, чем прежде. Отказ в легализации даже таких партий, как кадеты, неминуемо поведет к этому, и недоумения министерского официоза на этот счет, разу­меется, одно сплошное лицемерие. В больших городах, как признают сами кадеты, в той же хотя бы передовице, будут выставлены самостоятельные кандидаты «более ле­вых», по выражению «Русских Ведомостей», «групп». Уже отсюда видно, что о двух лагерях говорить не приходится.

Далее, про существование рабочей курии, выделенной современными избиратель­ными законами, «Речь» пожелала совсем забыть. Наконец, относительно выборов в де­ревне (крестьянской) придется сказать, что даже слово «прогрессисты» будет здесь, не­сомненно, избегаться, но реальным «центром» «политически-разнородных» или поли­тически-неопределенных групп будут, наверное, не кадеты.

К чему же сводится разговор о двух лагерях? К тому, что кадетам благоугодно, гово­ря о современном политическом положении, ограничить свой кругозор только теми элементами, из которых складывается третье-думское большинство. Только ту ничтож­ную долю населения, которая представлена этими элементами, господа кадеты и собла­говоляют признавать за политические «лагери». До сих пор основное деление в этом небольшом третьеиюньском уголке было: правые, октябристы, кадеты. (Известно, что физиономия III Думы определялась, в последнем счете, двумя болыпинствами: право-октябристским и октябристско-кадетским.) Теперь будет (по предсказанию «Русских Ведомостей», с которыми согласна «Речь») деление этих трех элементов на два «лаге­ря»! правые и прогрессисты.

Мы вполне признаем, что в основе этих либеральных предсказаний лежат не одни либеральные пожелания, но и объективные факты: изменения в политическом

136__________________________ В. И. ЛЕНИН

положении и политическом настроении русской буржуазии. Непозволительно только было бы забывать о том, что о двух лагерях можно говорить, лишь ограничивая свое поле наблюдения большинством третьей Думы. Непозволительно забывать, что реаль­ное значение всех этих разговоров ограничивается тенденцией к сближению, слиянию, соединению «лагерей» октябристского и кадетского в «лагерь» прогрессистский (разу­меется, при молчаливо подразумеваемом отпадении большей или меньшей части ок­тябристского лагеря в лагерь правый). Когда кадеты говорят: «нас» объединили, «на­ша» задача опять одна и т. п., то эти слова: «мы», «нас», «наша» реально означают ок­тябристов и кадетов, не более того.

На чем же «их» объединили? какова «их» задача? каков «их» лозунг для выборов в IV Думу? «Упрочение конституции», — отвечают «Русские Ведомости» и «Речь». Этот ответ только кажется определенным, а на самом деле он ровно ничего не опреде­ляет, сводясь к тому же, совершенно бессодержательному, указанию на какую-то неоп­ределенную «среднюю» между октябристами и кадетами. Ибо и Милюков, и Гучков согласны в том, что «у нас, слава богу, есть конституция», но сойтись они мечтают на «упрочении» не того, что у «нас» есть, а того, чего у нас нет. Мечтанием, и притом не очень осмысленным мечтанием, является также и то, чтобы Милюков и Гучков, кадеты и октябристы сегодня, «прогрессисты» завтра, могли сойтись на определении содержа­ния желаемой конституции. Не сошлись бы они ни на правовых формулах, выражаю­щих конституцию, ни на определении того, какие реальные интересы каких реальных классов должна удовлетворять и охранять эта конституция. Поэтому действительное значение этого общего лозунга сводится к тому, что, будучи сближаемы «отрицатель­ной задачей: задачей борьбы с общим противником» (выражение «Речи» из той же пе­редовицы), октябристы и кадеты не могут определить своих положительных задач, не могут найти в среде своих лагерей тех сил, которые обладали бы способностью сдви­нуться с мертвой точки.

____________ КАДЕТЫ О «ДВУХ ЛАГЕРЯХ» И О «РАЗУМНОМ КОМПРОМИССЕ»___________ 137

Это признание того, что точка действительно получилась мертвая, что сдвинуться с нее нужно, нужно и октябристам и кадетам, что сдвинутые с нее те и другие совершен­но бессильны, взятые сами по себе, — выразилось особенно рельефно в рассуждении «Речи» по одному частному поводу о «разумном компромиссе».

«И если в течение думских споров о петербургской канализации, — читаем в пере­довице «Речи» от 20 января, — нездоровая подпочва спора немного затушевалась, если оказалось даже для центра (т. е. для октябристов) возможным примкнуть к тому разум­ному компромиссу, который предложен был фракцией народной свободы и принят го­родским самоуправлением, — то вмешательство П. А. Столыпина грубо сорвало по­кров (а вы хотели бы, господа кадеты, чтобы больные вопросы оставались под покро­вом?) и вскрыло все ту же старую, давно всем опротивевшую подоплеку политической борьбы государства с самоуправлением».

Либеральная буржуазия в виде совсем, совсем невинной особы, которая мечтает о «разумных компромиссах» на деловой, не политической, почве, а представители «не­конституционных», старых начал — в роли политических воспитателей, срывающих покровы, вскрывающих классовую подпочву! Разумный компромисс состоит в том — вздыхает либерал — чтобы удовлетворялось то, на чем сошлись кадеты, октябристы и беспартийные тузы капитала (петербургское городское самоуправление). Ничего нет разумного в том, чтобы мы вам уступали, отвечает правительство; разумно только то, чтобы вы нам уступали.

Маленький вопрос об оздоровлении Петербурга, о распределении ролей и прав меж­ду самоуправлением и самодержавием, подал повод к разъяснению истин, имеющих не маленькое значение. Что «разумнее», в самом деле, пожелания, мечтания, требования всей буржуазии или власть хотя бы, скажем, Совета объединенного дворянства?

Для «Речи», как и для всей кадетской партии, критерий «разумности» компромисса состоит в том, что его одобрили деловые люди, дельцы, тузы, сами октябристы,

138____________________________________ В. И. ЛЕНИН

сами воротилы петербургского городского самоуправления. Но реальная действитель­ность, — как бы ее ни прихорашивали покровами вроде фразы: «у нас, слава богу, есть конституция», — срывает эти компромиссы и эти покровы достаточно грубо.

Итог: вы нас объединили, говорит «Речь» министерскому официозу. — Кого «нас»? — Оказывается, октябристов и кадетов. — На чем объединили? — На общей задаче: упрочение конституции. — А что следует понимать под конституцией и ее упрочени­ем? — Разумный компромисс между октябристами и кадетами. — В чем критерий ра­зумности подобных компромиссов? — В одобрении их худшими представителями рус­ского «колупаевского» капитализма вроде петербургских думцев. — А каков практи­ческий результат этих разумных компромиссов? — Тот, что П. А. Столыпин, или Госу­дарственный совет, или Толмачев и т. д., и т. д. эти компромиссы «грубо срывают»... О, деловые политики!..

Дата добавления: 2015-06-04