Песнь двадцать четвертая. Круг шестой (окончание)

Круг шестой (окончание)

1

Ход не мешал речам, и речи — ходу;

И мы вперед спешили, как спешит

Корабль под ветром в добрую погоду.

4

А тени, дважды мертвые на вид,

Провалы глаз уставив на живого,

Являли ясно, как он их дивит.

7

Я, продолжая начатое слово,

Сказал: «Она, быть может, к вышине

Идет медлительней из‑за другого.

10

Но где Пиккарда,[891]— скажешь ли ты мне?

А здесь — кого бы вспомнить полагалось

Из тех, кто мне дивится в тишине?»

13

«Моя сестра, чьей красоте равнялась

Ее лишь благость, радостным венцом

На высотах Олимпа[892]увенчалась».

16

Так он сказал сначала; и потом:

«Ничье прозванье здесь не под запретом;

Ведь каждый облик выдоен постом.

19

Вот Бонаджунта Луккский,[893]— и при этом

Он пальцем указал, — а тот, щедрей,

Чем прочие, расшитый темным цветом,[894]

22

Святую церковь звал женой своей;

Он был из Тура; искупает гладом

Больсенских, сваренных в вине, угрей».[895]

25

Еще он назвал многих, шедших рядом;

И не был недоволен ни один:

Я никого не видел с мрачным взглядом.

28

Там грыз впустую пильский Убальдин[896]

И Бонифаций, посохом Равенны

Премногих пасший длинный ряд годин.[897]

31

Там был мессер Маркезе;[898]в век свой бренный

Он мог в Форли, не иссыхая, пить,

Но жаждой мучился ежемгновенной.

34

Как тот, кто смотрит, чтобы оценить,

Я, посмотрев, избрал поэта Лукки,

Который явно жаждал говорить.

37

Сквозь шепот, имя словно бы Джентукки

Я чуял там,[899]где сам он чуял зной

Ниспосланной ему язвящей муки.

40

«Дух, если хочешь говорить со мной, —

Сказал я, — сделай так, чтоб речь звучала

И нам обоим принесла покой».

43

«Есть женщина, еще без покрывала,[900]—

Сказал он. — С ней отрадным ты найдешь

Мой город, хоть его бранят немало.

46

Ты это предсказанье унесешь

И, если понял шепот мой превратно,

Потом увидишь, что оно не ложь.[901]

49

Но ты ли тот, кто миру спел так внятно

Песнь, чье начало я произношу:

«Вы, жены, те, кому любовь понятна?»

52

И я: «Когда любовью я дышу,

То я внимателен; ей только надо

Мне подсказать слова, и я пишу».[902]

55

И он: «Я вижу, в чем для нас преграда,

Чем я, Гвиттон, Нотарий[903]далеки

От нового пленительного лада.

58

Я вижу, как послушно на листки

Наносят ваши перья[904]смысл внушенный,

Что нам, конечно, было не с руки.

61

Вот все, на взгляд хоть самый изощренный,

Чем разнятся и тот и этот лад».

И он умолк, казалось — утоленный.

64

Как в воздухе сгрудившийся отряд

Проворных птиц, зимующих вдоль Нила,[905]

Порой спешит, вытягиваясь в ряд,

67

Так вся толпа вдруг лица отвратила

И быстрым шагом дальше понеслась,

От худобы и воли легкокрыла.

70

И словно тот, кто, бегом утомясь,

Из спутников рад пропустить любого,

Чтоб отдышаться, медленно пройдясь,

73

Так здесь, отстав от сонмища святого,

Форезе шел со мной, нетороплив,

И молвил: «Скоро ль встретимся мы снова?»

76

И я: «Не знаю, сколько буду жив;

Пусть даже близок берег, но желанье

К нему летит, меня опередив;

79

Затем что край, мне данный в обитанье,[906]

Что день — скуднее доблестью одет

И скорбное предвидит увяданье».

82

И он: «Иди. Зачинщика всех бед

Звериный хвост, — мне это въяве зримо, —

Влачит к ущелью, где пощады нет.

85

Зверь мчится все быстрей, неудержимо,

И тот уже растерзан, и на срам

Оставлен труп, простертый недвижимо.

88

Не много раз вращаться тем кругам

(Он вверх взглянул), чтобы ты понял ясно

То, что ясней не вымолвлю я сам.[907]

91

Теперь простимся; время здесь всевластно,

А, идя равной поступью с тобой,

Я принужден терять его напрасно».

94

Как, отделясь от едущих гурьбой,

Наездник мчит коня насколько можно,

Чтоб, ради славы, первым встретить бой,

97

Так, торопясь, он зашагал тревожно;

И вновь со мной остались эти два,

Чье имя в мире было столь вельможно.

100

Уже его я различал едва,

И он не больше был доступен взгляду,

Чем были разуму его слова,

103

Когда живую, всю в плодах, громаду

Другого древа я увидел вдруг,

Крутого склона обогнув преграду.

106

Я видел — люди, вскинув кисти рук,

Взывали к листьям, веющим широко,

Как просит детвора, теснясь вокруг,

109

А окруженный не дает до срока,

Но, чтобы зуд желания возрос,

Приманку держит на виду высоко.

112

Потом ушли, как пробудясь от грез.

Мы подступили, приближаясь слева,

К стволу, не внемлющему просьб и слез.

115

«Идите мимо! Это отпрыск древа,

Которое растет на высотах

И от которого вкусила Ева».[908]

118

Так чей‑то голос говорил в листах;

И мы, теснясь, запретные пределы

Вдоль кручи обогнули второпях.

121

«Припомните, — он говорил, — Нефелы

Проклятый род, когда он, сыт и пьян,

На бой с Тезеем ринулся, двутелый;[909]

124

И как вольготно лил еврейский стан,

За что и был отвергнут Гедеоном,

Когда с холмов он шел на Мадиан».[910]

127

Так, стороною, под нависшим склоном,

Мы шли и слушали про грех обжор,

Сопровожденный горестным уроном.

130

Потом, все трое, вышли на простор

И так прошли в раздумье, молчаливы,

За тысячу шагов, потупя взор.

133

«О чем бы так задуматься могли вы?» —

Нежданный голос громко прозвучал,

Так что я вздрогнул, словно зверь пугливый.

136

Я поднял взгляд; вовеки не блистал

Настолько ослепительно и ало

В горниле сплав стекла или металл,

139

Как тот блистал, чье слово нас встречало:

«Чтобы подняться на гору, здесь вход;

Идущим к миру — здесь идти пристало».

142

Мой взор затмился, встретив облик тот;

И я пошел вослед за мудрецами,

Как человек, когда на слух идет.

145

И как перед рассветными лучами

Благоухает майский ветерок,

Травою напоенный и цветами,

148

Так легкий ветер мне чело облек,

И я почуял перьев мановенье,

Распространявших амврозийный ток,

151

И услыхал: «Блажен, чье озаренье

Столь благодатно, что ему чужда

Услада уст и вкуса вожделенье,

154

Чтоб не алкать сверх меры никогда».

Дата добавления: 2015-06-25