Данная книга предназначена исключительно для ознакомления! 1 страница

I

I

I

I

I

I

I

I

К

Tm

I

I I

I

J

I

Ч

I

¹ Цит. по Manturzewska, M. (1994)Les facteurs psychologiques dans le developpement musi­cal et revolution des musiciens professionnels. Dans: Psychologie de la musique, ed. A.Zenatti, p.261.

специальных способностях

ческих «параллельных прямых». Вопрос о специфической принад­лежности способностей и таланта, то есть о том, «какой именно та­лант, куда он ведет и в чем проявляется?» пока остается открытым: схема и структура тем и хороши, что ко всему подходят и все объяс­няют — идет ли речь о таланте заслуженного работника милиции или о таланте народного артиста.

Мария Мантуржевская, как и многие ее коллеги, подчеркивает в своих рассуждениях момент добровольных усилий. Достать луну с неба (а именно таковы устремления таланта, часто выходящие за грань допустимого), можно только в том случае, если заболеть этой безумной идеей и приближать ее осуществление с маниакальным по­стоянством. Без такой необычайно высокой мотивации или устрем­ленности к цели ни в одном трудном деле ничего не добьешься. Так что двух компонентов, уже вошедших в структуру таланта, как будто не хватает. Для полноты картины нужен третий, мотивационный компонент — он играет роль эмоционального топлива, сжигая кото­рое человек движется к своей цели. Не случайно творческую мотива­цию психологи любят называть словом «drive», что в буквальном пе­реводе означает «порыв, движение».

Одними из первых на ведущую роль мотивации обратили вни­мание российские исследователи психологии творчества во главе с Я.Пономаревым. Они обнаружили, что при решении достаточно сложной, но доступной для большинства задачи, выигрывают не са­мые умные и не самые интеллектуальные, а те, кто в состоянии за­жечься проблемой, считать ее успешное решение делом чести и все­рьез отчаиваться, если ответ не найден. А тот, кто слишком хорошо знает, что его персональное благополучие и задача, над которой он бьется, безумно далеки друг от друга, обычно бросает решение на полпути и нисколько не печалится, если ничего не вышло. Оказыва­ется, успех и мотивация связаны очень тесно — без упорного жела­ния «вытащить рыбку из пруда» необходимое количество «труда» ниоткуда не возьмется.

Подытожить размышления психологов конца XX века о талан­те взялся американец Дин Симонтон, знаток математики, статисти­ки и исследователь одаренности. Он поспешил разочаровать всех, кто надеялся найти ответ в одном месте, то ли поблизости от IQ, то ли неподалеку от креативности. Талант был сразу объявлен свойст­вом сложным и многокомпонентным, подразумевающим и особые свойства мышления (здесь автор делает реверанс в сторону IQ), и особый стиль деятельности (здесь он имеет в виду связь с креатив­ностью, то есть с постоянным продуцированием новых идей), и, на-

специальных способностях

конец, в структуру таланта попадает целый пучок личностных ка­честв неинтеллектуального происхождения: мотивы и потребности, особенности и склонности души, а также интересы и ценности. Для удобства всю эту пеструю смесь психологических свойств и качеств можно разделить на три части: интеллектуальную составляющую, близкую способностям и IQ, творческую составляющую, близкую креативности, и эмоциональную составляющую, ключом к которой является мотивация.

Чтобы научная общественность не запрашивала с него слишком много, Симонтон всех отрезвил: «То, что действительно важно, это вопрос о существовании некой врожденной структуры, вызываю­щей исключительные достижения, а вовсе не бесспорное понимание происхождения этой структуры или механизмов ее работы. Я имею в виду, что талант гораздо более сложен, чем принято думать. Рабо­тая с упрощенными представлениями о таланте, исследователи пользуются ложными методами, неспособными уловить всю сущ­ность таланта. Моя же цель состоит в том, чтобы построить более сложную, но и более истинную его модель»¹.

МУЛЬТИПЛИКАТИВНАЯ МОДЕЛЬ ТАЛАНТА

Модель — всего лишь ученое слово, которым можно назвать вся­кую сложившуюся структуру любого объекта или явления. До Си-монтона такая модель тоже была, и знаменем ее может быть заявле­ние советского психолога Бориса Теплова, исследователя способнос­тей и одаренности, который утверждал что один по-одному талантлив как пианист, а другой — по-другому. Иными словами, у каждого та­ланта могут быть свои сильные и слабые стороны: если пианист А ли­ричен, утончен и чувствителен, но при этом не может сыграть трех ок­тав подряд не промахнувшись, а пианист В громоподобен, виртуозен и ловок, но не способен никого тронуть своей игрой, то они как пиа­нисты одарены по-разному. Хоть пример и не бесспорен, из него сле­дует, что пианист А и пианист В сами решают, могут ли они мирить­ся со своими дефектами или им стоит поискать другую профессию. Если пианист А подумает, что публика повздыхает и обойдется без виртуозного блеска, а пианист В согласится с тем, что глубокая музы­кальность мастерам быстрой и громкой игры не очень-то и нужна, они оба окажутся приверженцами так называемой «аддитивной модели»

¹ Simonton, D. (1999). Talent and its development: An emergenic and epigenetic model. Psy­chological Review, 106, 3, p.437-438.

Щу специальных способностях

таланта (от английского «add» — складывать). Это означает, что не только от перемены мест слагаемых, но и от выпадения некоторых из них сумма, в сущности, не меняется: присутствие одних компонентов таланта так или иначе извиняет, заменяет и смягчает отсутствие дру­гих: «перекосившиеся» таланты — тоже таланты.

Дин Симонтон предлагает другую модель, более беспощадную к претендентам на это высокое звание. Если, например, талантливый пилот прекрасно разбирается в приборах, имеет отличное здоровье и вестибулярный аппарат, прекрасно ориентируется в пространстве вообще и в воздушном пространстве в частности, но обладает всего лишь замедленной реакцией, то этот единственный недостаток мо­жет зачеркнуть все его прекрасные качества: в случае экстремаль­ной ситуации, от которой в небе никто не застрахован, отсутствие всего лишь одного из компонентов таланта — быстрой реакции — может стать фатальным. Такая модель таланта называется мульти­пликативной (от слова «multiply», умножать), и означает она, что если хотя бы один необходимый компонент таланта равен нулю, то при умножении на него все прочие достоинства неизбежно рассыпа­ются в прах и утрачивают какую-либо ценность — вся структура та­ланта обращается в ноль, не оставляя никакой надежды.

Особенно болезненна мультипликативная модель, когда компо­ненты таланта независимы друг от друга и не коррелируют между со­бой — ведь именно так чаще всего и бывает: у балерины могут быть прекрасные физические данные, но плохие музыкальные способнос­ти и слабое чувство ритма. Такая балерина танцевать не сможет, и выдающиеся спортивные качества отсутствующую музыкальность не способны ни заменить, ни смягчить, ни компенсировать. Мало этого, балерине еще нужны хорошие артистические способности и чувство сцены: трудно предположить, что у одной и той же девушки может сразу обнаружиться столько выдающихся качеств — и пре­красные, чуть ли не на уровне гимнастки выносливость и гибкость, и незаурядная, едва ли не на уровне средней пианистки, музыкаль­ность, и артистическая «общительность». А если еще вспомнить о том, что каждое из названных качеств тоже не однородно и содержит собственный набор компонентов (например, физические данные ба­лерины должны в себя включать выносливость, ловкость, гибкость, выворотность стопы, автономность ног и рук плюс сильный вестибу­лярный аппарат для многочисленных вращений, а также особую су­хопарость и стройность), то становится ясно, что хорошей балериной может стать лишь одна из многих и многих тысяч.

С помощью вероятностных вычислений при двух необходимых

специальных способностях

компонентах таланта (а в действительности их гораздо больше), Си-монтон пришел к весьма жестким выводам: «Почти наверняка поло­вина детей окажется в самой низкой группе, большинство людей не обнаружат никаких видимых талантов. При этом менее 0,5% смогут продемонстрировать высочайший потенциал одаренности. Очевид­но, что в отличие от равномерной кривой двух участвующих компо­нентов, их мультипликативная комбинация будет сильно сужена: высочайшие уровни таланта будет столь же экстремальны, сколь они редкостны»¹. Однако при ближайшем рассмотрении выводы Си-монтона вовсе не смертельны. Пусть большинство людей не обладают талантом, но ведь даже в творческих профессиях, наиболее строгих к природной одаренности, приходится слышать мнение, что любое творчество нуждается не только в гениях, но и просто в способных людях. Талант — это сверхвысокий уровень дарования, и для успеха в профессии он не является необходимым.

Несмотря на то, что талант многосоставен, и каждую его состав­ляющую можно представить как совокупность более мелких компо­нентов, и ни один из них не может быть равен нулю, все-таки не все они одинаково важны. Психологи заметили, что существует так назы­ваемая «корневая способность» или по-английски «core ability». Пси­хологи Э.Винер и Г.Мартино утверждают, что из всего набора качеств, необходимых художнику, наиболее существенна видео-мо­торная координация, которая позволяет переводить трехмерные видимые объекты в двухмерное изображение на холсте или листе бу­маги. Чувство цвета, чувство композиции и прочие атрибуты художе­ственной одаренности уже менее важны.

В музыке же такой корневой способностью они считают «чувст­вительность к музыкальным структурам: тональности, гармонии и ритму». Это, по их мнению, ведущая способность, отправная точка, без которой нет музыканта: прочие же качества — музыкальное вооб­ражение, музыкальная память и многие другие свойства будут уже в некотором смысле производными. Иными словами, отсутствие связи между компонентами таланта, полное отсутствие корреляции между ними — это чистая теория (примерно также в физике есть понятие вакуума, но полный физический вакуум живет лишь в воображении ученых). В действительности же в структуре таланта присутствуют очень существенные компоненты, на которые как будто равняются, оглядываются прочие его составляющие, и компоненты менее суще­ственные. В таком виде модель таланта становится более природной,

¹ Simonton, D. (1999). Talent and its development: An emergenic and epigenetic model. Psy­chological Review, 106, 3, p.442.

специальных способностях

более сообразной с идеей живого, приобретая гибкость и вариатив­ность: некоторые компоненты должны присутствовать на все 100%, зато для других останется вполне удовлетворительной и весьма скромная степень присутствия, не равная нулю.

Наименее автономна в структуре таланта его эмоциональная со­
ставляющая или мотивационный компонент. Замечено, что желание
предаваться любимому делу (имеется в виду абсолютно бескорыст­
ное желание, не связанное со стремлением к славе и благополучию)
пропорционально креативной составляющей таланта. Выдающихся
гениев не оторвать от насущного занятия, даже если вокруг гремит
ж гром и сверкает молния. Менее крупному таланту порой мешает сама

I жизнь как таковая: композитор Балакирев, обладатель выдающегося

»1 педагогического дарования и просто изрядного композиторского

I дара, признавался: «Мне нужна абсолютная свобода и отсутствие

всяких забот, чтобы писать путно». Вероятно, Аполлон требовал Балакирева «к священной жертве» не слишком громко, и голос боже­ства часто тонул в море других призывов, претензий и воззваний. Не таков был более крупный талант и современник Балакирева компози­тор Римский-Корсаков. Его друзья справедливо поражались совер­шенству творческого внимания, которое было необходимо, чтобы одновременно со всеми его педагогическими, дирижерскими, адми­нистративными и прочими обязанностями выполнять основное дело жизни — композиторскую работу.

Итак, модель таланта Дина Симонтона подразумевает многосос-тавность таланта, причем многосоставность расширяющуюся, когда каждый компонент обладает способностью к дальнейшему членению — так всякое вещество состоит из кристаллов и молекул, незаметных простому глазу, но под микроскопом демонстрирующих богатую вну­треннюю жизнь.

Модель таланта мультипликативна и не допускает полных прова­лов в каком-либо из необходимых свойств — неисправность малей­шей гайки или узла способна вывести из строя сложнейшую машину. Модель таланта при статистическом анализе является источником неполиткорректной истины: выдающихся талантов до обидного мало, неизбежно должны быть люди, которых природа обделила талантами (при этом, кстати, они могут быть добры как мать Тереза и сильны как Геракл), и большая часть людей ни к тем ни к другим не принад­лежит, формируя «золотую середину». Наиболее же спорным кажет­ся утверждение Симонтона о полном отсутствии зависимости меж­ду компонентами, что в математической модели является неизбеж­ным допущением. В действительности взаимозависимость компо-

специальных способностях

нентов и их неравный вес в структуре таланта смягчают строгую ма­тематическую модель, и позволяет принять ее лишь для первичного упорядочения хаоса и ощущения почвы под ногами.

NATURE VS NURTURE: ОТ БОГА ИЛИ ПЕДАГОГА?

Среди проблем, относящихся к психологии способностей и та­ланта, на острие общественного внимания находится их происхожде­ние. В англо-американском научном обиходе этот вопрос формулиру­ется как nature (природа) vs (versus — против) nurture (воспитания, «взращивания»). В наиболее откровенном варианте он звучит доста­точно провокационно: «Можно ли стать Моцартом, если очень захо­теть?» Иными словами, возможно ли создать, «сделать» с помощью тренировки, обучения и воспитания все эти IQ, креативности и про­чие одаренности и таланты? А может быть, это своего рода фатум, и дары интеллекта преподносятся судьбой в виде подарка одним чле­нам общества, обделяя при этом других?

На сей счет никогда не было единого мнения: борьба предрассуд­ков и страстей, желание польстить общественному самолюбию и при этом сохранить истину сплелись в самый причудливый клубок про­тиворечивых суждений. Вплоть до XIX столетия в согласии со сред­невековой традицией ремесленничества и уважения к Гильдиям до­стижения человека приписывали его величеству Труду. Почитатели таланта Себастьяна Баха слышали от него расхожее в то время мне­ние: «Мне пришлось очень прилежно заниматься: кто будет столь же усерден, достигнет того же». Почему-то столь же прилежных музы­кантов так и не нашлось до сегодняшнего дня, и «трудолюбивый» Бах до сих пор возвышается одинокой вершиной над всеми современни­ками и потомками...

В конце романтического XIX века с его преклонением перед тайной гения верх взяли воззрения Франсиса Гальтона, который, изучая антропологию и генеалогию, углубляясь в родословные за­мечательных людей, утверждал, что именно наследственность вы­зывает неравенство способностей и проистекающих из них достиже­ний. В своих трудах он сочетал несочетаемое: тончайшую материю человеческой психики и инструменты математической статистики, чтобы с ее помощью находить средние величины одаренности и ге­ниальности среди тех или иных рас, народностей и социальных групп. «Статистика — это единственный инструмент, который про­резает ужасающую толщу проблем, сквозь которые лежит путь на-

специальных способностях

учного познания»¹, — писал Гальтон. Гальтон пытался предсказы­вать вероятность появления крупных талантов; не думая обидеть никого в отдельности, он тем не менее заявил, что среди некоторых общностей людей и даже среди некоторых рас появление гениев ме­нее вероятно, чем среди других, и винить в этом следует не плохих учителей или неблагоприятные социальные условия, а Мать-приро­ду, которая в течение сотен поколений, передающих по наследству благородные признаки, создала «голубую кровь». В современную демократическую эпоху невозможно читать такие суждения без со­дрогания, однако воззрения Франсиса Гальтона не были отвергнуты и обсуждались научным сообществом со всей серьезностью.

В XX веке с увеличением народонаселения и распространением СМИ, знаменитостей стало много больше, чем раньше. Биографии выдающихся людей прошлого и настоящего, условия их становления стали широко известны: появилась так называемая «народная психо­логия» или по-английски «folk psychology», которая наравне с на­укой, а может быть, и прежде нее, стала формировать общественное мнение. Примером «народной психологии» могло бы быть суждение всемирно известного тренера по художественной гимнастике Ирины Винер. Любопытствующая журналистка как-то обратила к ней во­прос, в котором слышался робкий упрек: «Ирина Александровна, -сказала журналистка, - хоть я гимнастику очень люблю, но все равно не могу понять: как в принципе можно выделывать такие безумные выкрутасы руками и ногами?» На что Ирина Винер, нимало не сму­тившись, ответила: «Нужно спрашивать не как, а кому. Тому, кто от природы получил дар — гибкость и хорошую растяжку. И однажды попал к тренеру, у которого в свою очередь дар — умение все это гра­мотно использовать, а перед тем увидеть и распознать». Вместо ба-ховского усердия и прилежания в виде объяснения выдающихся до­стижений предлагаются сплошные дары и дарования — дар ученика и дар педагога.

Общественное мнение в своем большинстве склоняется к тому же. Сегодня образование из привилегии богатых стало общедоступ­ным, и благодаря относительному равенству условий неравенство достижений людей, по-прежнему весьма существенное, вызывает законный вопрос: «Почему же теперь, когда доступ к личностному развитию в некоторых странах стал едва ли не всеобщим, количест­во талантов застряло все на тех же долях процента, что и раньше?» Подобные сомнения демократическая общественная мысль не мог-

¹ Цит. по Pearson,K. (1914) The Life, Letters and Labours of Francis Galton. London,, p.27.

Tt-7 специальных способностях

ла оставить без внимания: усилия и рвение людей, их стремление «съесть курицу славы» нужно было всемерно стимулировать — аме­риканская мечта, которая побуждала каждого претендовать чуть ли не на президентское кресло, нуждалась в постоянной подпитке.

К концу XX века ученые-психологи откликнулись на общест­венный запрос теорией «deliberate practice», «целенаправленных за­нятий» А.Эрикссона (Государственный университет Флориды), Дж.Слободы (Университет Киля) и М.Хау (Эссекский универси­тет). Первый из них — американец шведского происхождения, двое других — представители первой в мире английской демократии. По­нятия «способности, одаренность и талант» они объявили «культур­ным мифом», а тем, кто хочет поймать Жар-птицу в какой-либо сфе­ре человеческой деятельности, посоветовали соблюдать всего не­сколько условий. Заниматься больше, заниматься чаще, заниматься усерднее — это во-первых. Отсчитывать свои усилия едва ли не с пе­ленок, а родителям эти усилия всячески поддерживать и подкреп­лять — это, во-вторых. Найти педагога высочайшей квалификации и не менее десяти лет грызть гранит науки, искусства или спорта под его руководством — это в-третьих. Рецепт успеха готов: соблюдение всех трех условий приведет каждого к международному признанию.

Аргументы поборников демократии поначалу опирались на вполне очевидные факты: еще никому не удавалось ничего добить­ся, валяясь на диване, что безусловно верно. Кроме того, все без ис­ключения, проявляя большое терпение и волю к победе, добивают­ся очень многого (по сравнению с тем, что они могли раньше — за­были сказать ученые). И это бесспорно. Большим искушением для демократов от науки является утверждение, что аналогичный уро­вень прогресса в деятельности достигается всеми за аналогичное время. Чтобы доказать свою правоту, они вторгаются в самые трудо­емкие области деятельности — музыкальное исполнительство и спорт, но этот аргумент вызывает неприятный для них вопрос: а как же, например, музыкальные вундеркинды, которые добиваются ги­гантского прогресса за ничтожно малое количество лет, настолько малое, что некоторые из них с 7-8 лет уже концертируют? Дирижер Зубин Мета, говоря о юной скрипачке Саре Чанг, сказал даже, что зрелость ее исполнения столь велика, что она наверняка научилась музыке еще в прошлой жизни (человеку индийского происхожде­ния, а именно таков Зубин Мета, подобная мысль должна была явиться в первую очередь).

Ту специальных способностях

НЕ ПУТАЙТЕ НАУКУ С ПОЛИТИКОЙ!

Психологи-«демократы» использовали естественное условие психологической науки, которая при сборе сведений вынуждена до­вольствоваться ограниченным набором данных, распространяя по­лученные выводы на гораздо большее «человекопространство». Статистика, на то она и математическая наука, помогает избежать ложного расширения выводов, но и она не всесильна: все зависит от того, какую группу людей взяли для наблюдения и тестирования и насколько она репрезентативна, то есть в какой степени полученные на основе этой группы выводы подходят для других людей и для других условий. Слишком велико искушение некоторую совокуп­ность случаев выдать за всеобщий порядок вещей, игнорируя при этом другую совокупность случаев, объявленному порядку не соот­ветствующих. Так, например, известный музыкальный психолог Джейн Дэвидсон всех родителей успешных впоследствии музыкан­тов торопится объявить их друзьями и союзниками с младых ногтей. Если бы великий джазовый музыкант Сидней Бише узнал об этом, он бы очень удивился. Его добропорядочные родители, которые мечтали для своего сына о чем-нибудь более вещественном и надежном, неже­ли музыка, прятали от него кларнет, который он, обнаружив в груде хлама, вынужден был снова перепрятывать. Мать Шумана, вдова из­дателя и литературного переводчика, с трудом смирилась с выбором сына стать музыкантом, а оперный реформатор Глюк скитался по Бо­гемии и Италии, вынужденный уйти из дома отца-лесника. Вот такие шипы вместо роз преподносила судьба даже великим гениям! Все­мерная поддержка, которую оказывали родители начинающим музы­кантам, при встрече с фактами обернулась очередным мифом.

Но, может быть, поддержка и наблюдение педагога как условие успеха лучше выдерживают критику? Увы. Слишком многие музы­канты взбирались на Парнас вполне самостоятельно: Берлиоз и Глинка, Бородин и Мусоргский, не говоря уже о композиторах эст­радного жанра, таких как В;Соловьев-Седой в России и Э.Берлин в США, а также многие исполнители, например, пианисты Констан­тин Игумнов и кумир XX века Святослав Рихтер прошли период раннего становления без всяких педагогов, а в ряде случаев обходи­лись без них и позднее. Не говоря уже о том, что далеко не все музы­кальные таланты, если даже и имели учителей, были ими довольны — слишком многие секреты профессии, как, например, И.Менухин или А.Рубинштейн, они открывали для себя сами. Так что утверж­дение «политкорректных психологов» о том, что выдающиеся ком-

специальных способностях

позиторы с детства купались в профессорской любви, более чем преувеличено. Руководство педагога, равно как и поддержка роди­телей, объявленные обязательными условиями успеха, таковыми вовсе не являются.

Не лучше обстоит дело и с вечной дилеммой курицы и яйца. И здесь ахиллесовой пятой демократов от психологии становится их главный тезис — люди, добившиеся выдающихся успехов, выдаю­щиеся трудоголики. Верно. Но почему? Оттого ли человек показы­вает выдающиеся результаты, что трудолюбив, или оттого он трудо­любив, что талантлив? Авторитетный американский психолог и знаток психологии одаренности Э.Виннер часто говорит о том, что одна из самых больших загадок таланта — это загадка сверхвысокой мотивации. Талант заставляет музыканта пробовать десятки вари­антов звучания, математика исписывать горы страниц в поисках на­илучшего доказательства, а художника совершенствовать компози­цию и цветовое решение уже написанной картины. Стремление к идеалу ведет за собой талант, откуда и рождается его гигантское трудолюбие. Тем более, что в демократическом обществе, где детей не принято принуждать к занятиям, нет никакой возможности до­биться от среднего ребенка того же «драйва», той же преданности делу, которые без всяких понуканий выказывает талант. Мотивация и талант связаны столь интимной связью, что демократам от психо­логии не удается разорвать ее — время, потраченное на занятия, ока­зывается в прямой зависимости от силы и устойчивости мотивации, являющейся, в свою очередь, признанным компонентом таланта.

Пока, несмотря на эпатаж, «группе Эрикссона, Слободы и Хау» не удается прорвать оборону традиционной психологии, признающей талант не культурным мифом, а психологической реальностью. Фор­мула «чем больше время тренировок — тем выше результат» не рабо­тает даже в спорте — смотря кто тренируется, возражают специалис­ты в своих публикациях. Поддержка родителей далеко не всегда ока­зывается обязательной для будущего гения, а помощь педагога жиз­ненно необходимой. Нападая на своих «демократических» оппонен­тов, Э.Виннер любит уколоть их явно предвзятым выбором приме­ров. Очень уж привязаны они к классической музыке и спорту... А как же наука, когда на одной и той же университетской скамье и у тех же профессоров учатся Нильс Бор и сельский учитель физики; или поп-и рок-музыка, где одни, играя в гараже на гитароподобных досках, вы­рываются в Beatles и Led Zeppelin, а другие не востребованы далее своего подъезда? Если же обратиться к опыту российских специаль­ных музыкальных школ, то придется убедиться: при равной строгос-

v/ специальных способностях

ти педагогов и родителей, которые Церберами стоят над каждым уча­щимся, успехи учеников этих школ весьма и весьма неравны —- наря­ду с выдающимися солистами, такими как Гидон Кремер или Евге­ний Кисин, там учились средние оркестровые музыканты и рядовые преподавательницы музыки, хотя из сил выбивались практически все — иного в этих школах не дано.

Попытка «демократического прорыва» в психологии конца XX века лишний раз подчеркивает зависимость науки от общественных потребностей, особенно если речь идет о столь чувствительной сфере как психология одаренности — слишком зависит от этой области на­уки психологический комфорт каждого члена общества! Превраща­ясь в общественное мнение, научная психология одаренности способ­на и наносить раны и лечить их, утешая наше самолюбие или тревожа его. Идеология и культура создают научные мифы, под невольным влиянием которых находится и научное сообщество: эпоха Возрожде­ния, барокко и век Просвещения были одержимы идеей воспитания и созидания — эти эпохи культивировали чувство всесилия и богоподо-бия, которые они усматривали в умении человека подчинить себе Природу. Романтический XIX век создал философию сверхчеловека, во многом популярную и в XX веке. На ее волне образ гения вознес­ся высоко над простыми смертными, и высшие достижения человече­ства считались следствием божественной одаренности и изначально­го превосходства одних над другими. На пороге Третьего тысячеле­тия человечество одержимо идеями политкорректное™ — они про­диктованы страхом перед социальными потрясениями, перед бунтом толпы. Но теория «deliberate practice» не выдерживает не только на­учных контраргументов, но и возражений на уровне здравого смыс­ла, и ее создатели, провозгласив талант мифом, желали эпатировать общество, поставив под сомнение едва ли не очевидное. Призыв же Э.Виннер «не путать науку с политикой» всегда актуален, особенно если речь идет о психологии способностей, столь тесно связанной с человеком и обществом.

ГЕНЕАЛОГИЯ И ТАЛАНТ

Способности и талант, как предполагает традиционная психоло­гия, не формируются, а даруются свыше. Врожденность таланта ни­что не может отменить, и рядом с этой истиной совсем уж тривиаль­ной выглядит «гигиена труда», предписанная таланту — много рабо­тать и неустанно совершенствоваться, дабы показать себя в полном

\§у специальных способностях

блеске. Однако означает ли врожденность таланта его наследствен­ную природу? Можно ли сказать, что у талантливых родителей обя­зательно должны быть талантливые дети и что предки таланта непре­менно тоже талантливы?

Статистический анализ, проведенный Дином Симонтоном, сви­детельствует об обратном: понятие «врожденный» не тождественно понятию «унаследованный от родителей». Талант — структура мно­гокомпонентная и многосоставная, и чем больше составляющих в нее входит, тем труднее все их получить при рождении вместе с родитель­скими генами. «Семейная наследственность таланта, - пишет Симон-тон, - снижается по мере того как достижения в данной области тре­буют все большей многосоставности — вероятность унаследовать всю требуемую конфигурацию психических свойств становится все мень­ше»¹. Иными словами, если для таланта адвоката требуется аналити­ческий ум, ораторское дарование, да еще желательно и личное обая­ние, то потомки адвоката скорее унаследуют лишь что-то одно: как при разделе «имущества» между наследниками, сын получит только аналитический ум, а дочь — только вербальные способности. Опира­ясь на это генетическое «наследство» они, конечно, сумеют стать ад­вокатами, но уже не такими блистательными как их отец. Вот почему вполне справедливо народное наблюдение по поводу детей гениаль­ных людей: «На детях природа отдыхает». Так и есть, поскольку унас­ледовать весь блистательный комплекс одаренности своего великого предка статистически почти невозможно.

Дата добавления: 2015-06-25