Об образах и подобиях

Латинская - но Америка, Америка - но Латинская.

В двух совершенно разных странах, в двух абсолютно не похожих друг на

друга городах - Хорошего Воздуха и самого дурного в мире - действует это

противопоставление. На площади Трех культур (ацтекская, испанская и

современная) в Мехико разговорился с гидом. Наверное, когда-то в стране было

полно памятников Кортесу - не сохранился ли хоть один? В ответ услышал про

кровавого палача - в общем, то, что сформулировал в "Мексиканском

дивертисменте" Бродский:

Главным злом признано вторжение испанцев

и варварское разрушенье древней

цивилизации ацтеков. Это

есть местный комплекс Золотой Орды.

С той разницею, впрочем, что испанцы

действительно разжились золотишком.

Гид, распаляясь, сказал: оставить монумент Кортеса все равно как

возвести у вас памятник - вы откуда? из России? - так вот... Я замер: кого

он назовет? На вид под шестьдесят, должен помнить войну, скорее всего будет

Гитлер. "Памятник Кортесу в Мексике - все равно как в Москве памятник

американцам!"

Как сошлись в этой фантазии стереотипы "холодной войны" и проекция

своего отношения к Штатам: ничего гаже не представить. "В нищей стране никто

вам вслед не смотрит с любовью" (Бродский).

Тяжелый комплекс богатого северного соседа одолевает Латинскую Америку.

Здесь никто не назовет жителей Соединенных Штатов американцами. Они -

americanos del norte, с уточняющим и умаляющим дополнением: северные

американцы. Они хуже, но богаче и сильнее. Они опасны для американцев

настоящих, латинских. В Аргентине издеваются над действительно смешными

вывесками "Сандвичерия" и "Вискерия", но канью пьют в основном туристы.

Официанты и таксисты охотно обсуждают вопрос с одним рефреном: "Неужели

забудем такос и эмпанадос и перейдем на гамбургеры и хот-доги". Примерно то

же пишут газеты: "Станем богаче, но потеряем самобытность". Узнаваемо.

Утрата самобытности латиноамериканцев волновала и Маяковского: "Буржуи

все под одно стригут. Вконец обесцветили мир мы". И более конкретно - с

переходом на мою "малую родину": "Что Рига, что Мехико - родственный жанр. /

Латвия тропического леса. / Вся разница: зонтик в руке у рижан, / а у

мексиканцев "Смит и Вессон". / Две Латвии с двух земных боков / - различные

собой они / лишь тем, что в Мексике режут быков / в театре, а в Риге - на

бойне". Нет, не только в этом разница - свидетельствую как рижанин, бывавший

в Латинской Америке.

"Россия без поэзии российской была бы как огромный Люксембург", -

цветисто написал Евтушенко. Опасная для жизни поэтов гипотеза: как бы не

поверили.

Антибуржуазный пафос - красив и по видимости убедителен. Но именно его

всевременность убеждает в его несостоятельности. На иностранное засилье

жаловались все и всегда, но Буэнос-Айрес никогда не превратится в

Лос-Анджелес, тем более Мехико не сблизится с Ригой, и Тимониха не сделается

Мидлтауном, штат Коннектикут, пусть Василий Белов не боится. География -

самая важная наука о человеке. Пампа - не степь, и степняк - не гаучо.

Самогон под березой и пульке под агавой - только по видимости одно занятие:

с похмелья встают разные люди. Можно развлекаться теоретическими

построениями: Мексика, с ее стомиллионным населением, массой людей в

сельском хозяйстве, комплексом по отношению к богатым соседям, слабостью

среднего класса, ностальгией по славному прошлому, с ее мощным культурным

потенциалом, заметной интеллигенцией и установкой на духовные ценности -

сравнима с Россией. Можно сказать и так: Мексика - светлое будущее России.

Броско, даже заманчиво, но неисполнимо.

Сходство на уровне геополитическом, иными словами, умозрительном -

возможно. На человеческом, реальном - никогда. Человек в кирзовых сапогах и

кепке с пуговкой, с бутылкой портвейна в кармане тесного пиджака, с небритым

лицом и тревожным взглядом, знакомый, родной и близкий человек - разве он не

загадочней любого ацтека? Ни на кого мы похожи не будем, даже друг на друга.

Е. и С. Гандлевским

Дата добавления: 2015-06-26