КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Узбекско-таджикские взаимоотношения
В Центральной Азии наибольшей напряженностью отличаются узбекско-таджикские отношения. Здесь наиболее ярко выражено явление сочетания межэтнических и межгосударственных разногласий Узбекско-таджикские противоречия являются самыми затяжными по своему развитию. Более половины таджиков проживает в экономически отсталых и неразвитых районах Узбекистана — Сурхадарьинской, Ферганской, Кашкадарьинской областях. Уровень жизни здесь значительно ниже среднего по стране. Среди населения наблюдается катастрофический уровень безработицы, и это при резком демографическом росте. Среди таджикского населения Узбекистана не наблюдается четко выраженного стремления участвовать в политической жизни страны. Оно в общей своей массе отличается пассивностью и неверием в свои возможности. В то же время, в Таджикистане имеется крупная узбекская диаспора, численностью более 1 млн. человек, и занимающая в количественном отношении второе место после титульной нации. В общей сложности узбеки составляют около четверти населения республики. В отличие от «узбекских» таджиков, для них характерно стремление принимать участие в государственном строительстве, активно участвовать в политической и экономической жизни Таджикистана, изменяя ситуацию в соответствии со своими интересами и потребностями. Наиболее ярко это стремление проявилось во время гражданской войны начала 90-х гг., когда этнические узбеки, при поддержке официального Ташкента, оказали заметное влияние на ход разворачивавшихся в стране событий. Таким образом, расселение этнических групп таджиков и узбеков практически на 50% не соответствует границам и географическому положению национальных государств — Республики Узбекистан и Республики Таджикистан. Это, соответственно, создает почву для многочисленных противоречий, самыми опасными из которых являются межэтнические. На состояние узбеко-таджикских межэтнических взаимоотношений большое влияние оказывают сложные межгосударственные отношения, сложившиеся между Ташкентом и Душанбе. В данном случае, вполне вероятно срастание межэтнических и межгосударственных противоречий. Одним из факторов, значительно осложняющих узбекско-таджикские взаимоотношения, является с новой силой всплывшая проблема безопасности двусторонней границы. Более половины всех этнических таджиков в Узбекистане проживают в приграничных с Таджикистаном и Афганистаном областях. По сведениям узбекских официальных органов, во время вторжения вооруженных отрядов Исламского движения Узбекистана на территорию Центральной Азии, некоторые местные жители, в основном таджики по национальности, проживающие в горных кишлаках, имели контакты с боевиками. В этой связи узбекские власти предприняли акцию по выселению граждан Таджикистана, перебравшихся на территорию Узбекистана во время гражданской войны. Однако по некоторым сведениям насильственному переселению подвергаются и граждане РУ таджикской национальности. Кроме того, активно применяется тактика минирования узбекско-таджикской границы. Однако зачастую жертвами мин становятся мирные граждане. Это также служит причиной зреющего недовольства политикой Ташкента, которое вполне может вылиться в всплески недовольства, обращенного в этническую окраску.
Состояние узбекско-таджикских межэтнических взаимоотношений на сегодняшний день представляется наиболее запутанным и, соответственно, наиболее взрывоопасным в Центральной Азии. Какого-либо действенного решения данной проблемы предложено не было. Данная модель двусторонних отношений является в настоящее время и на среднюю перспективу для ШОС наиболее взрывоопасной в ряду «внутренних» центрально-азиатских проблем. Думается, что в том или ином виде она должна войти в повестку организации.
Прошедший год сохранил неформальное соперничество двух лидеров региона — Узбекистана и Казахстана. В этой связи заметным событием стал ноябрьский визит президента Туркменистана С.Ниязова в Бухару и подписание с И.Каримовым узбеке-ко-туркменского договора «О дружбе, укреплении доверия и развитии сотрудничества». Стороны ликвидировали разрыв в отношениях, произошедший по вине Ашхабада в 2002 г. и заявили о «вечной дружбе». Однако эксперты предполагают, что кроме задач двустороннего взаимодействия, туркмено-узбекское политическое сближение косвенно может быть направлено и против Казахстана. В любом случае, новый «союз» свидетельствует, во-первых, об активизации Ашхабада и его частичном отказе отполитики нейтралитета, и, во-вторых, о некотором «переформатировании» структуры отношений в регионе и формировании нового «центра силы» в лице Ташкента и Ашхабада в противовес Астане - Бишкеку - Душанбе.
Влияние Китая на трансформацию Центральной Азии, приграничные, политико-дипломатические и энергетические проблемы региона
Сложной проблемой является определение линии прохождения границы в районе «спорных участков» между Кыргызстаном и Китаем. Как известно, этот вопрос (захватил или нет Китай исконно киргизские земли по Соглашению 1996 г. и Дополнительному Соглашению 1999 г.) был предметом острых дискуссий в Бишкеке, иногда выходивших за рамки научных споров, и в 2000 — 2001 гг. превратившихся в демонстрации протеста против действий правительства Кыргызстана. Соглашения между РК и КНР 1996 и 1999 гг., показывают особенности механизма формирования системы кыргызско-китайских договоренностей, которые базировались не только на современных международно-правовых нормах, но и учитывали исторические условия формирования и развития границы в периоды Российской империи и СССР. Так, авторы вышедшего в Бишкеке исследования, посвященного истории формирования границы отмечают, что речь идет не о передаче территорий Кыргызстана Китаю по Соглашениям 1996 и 1999 гг., а об уточнении и установлении государственной границы на «несогласованных участках» двух стран, которые были выявлены еще в 1964 г. при обмене топографическими картами между правительственными делегациями СССР и КНР. Другими словами, эти участки не могли принадлежать ни одному государству, до их международно-правового оформления.
В результате работы дипломатов Кыргызстана и других стран СНГ в рамках Совместной делегации, созданной в 1992 г. в составе представителей Кыргызстана, Казахстана, России и Таджикистана по урегулированию пограничных вопросов с КНР, были подготовлены базовые документы по делимитации границы. Как известно, к 1992 г. уже существовал ряд советско-китайских договоренностей, достигнутых в конце 80-х — 1991 гг., в частности, по «спорным участкам» — Хан — Тенгри, Бостаг, Боз — Айгыр и Иркештам. Эти договоренности предполагали переход участка Хан — Тенгри к Китаю и сохранение линии границы в районе «западнее перевала Бед ель» (водосбор р. Узенгу-Кууш), как неопределенной. В ходе переговорного процесса, который вели представители Кыргызстана в 1992-1996 гг. в рамках Совместной делегации, были достигнуты договоренности по прохождению линии границы на 4-х из 5-ти «спорных участков». К концу 90-х гг. удалось достичь компромисса и подписать Соглашение о кыргызско-китайской государственной границе от 4 июля 1996 г., а также Дополнительное соглашение от 26 августа 1999 г. Впервые была определена государственная граница между КР и КНР на основе приемлемых для Кыргызстана разграничений, в частности, по участку Хан — Тенгри70 % территории отошло Кыргызстану, а 30% - Китаю. В данном случае, учитывая непростое историческое российско-китайское (до 1917 г.) и советско-китайское наследие, решение пограничного вопроса киргизскими дипломатами, несомненно, можно оценить как исключительно успешное и выгодное Бишкеку. Подписанные документы создали объективные условия для обеспечения территориальной целостности и неприкосновенности Кыргызской Республики, которые исключают возможность взаимных территориальных претензий в будущем и придают прочность добрососедским отношениям Кыргызстана и Китая. Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между КР и КНР от 24 июня 2002 г. только подтвердил и усилил данную тенденцию.
В связи с положительным разрешением давнего российско-китайского территориального спора, после визита российского президента В.В.Путина в КНР и подписания 19 октября 2004 г. в Пекине Дополнительного соглашения о восточном участке границы РФ и КНР, нормализация китайско-кыргызских пограничных вопросов также приобретает особую значимость. Фактически, это означает, что все почти все постсоветские страны, граничащие с Китаем, закрыли территориальные вопросы и могут сосредоточиться на углублении сотрудничества с КНР, как на двустороннем уровне, так и в рамках Шанхайской Организации Сотрудничества (ШОС). После распада СССР и появления независимых тюркоязыч-ных республик в Центральной Азии Китай столкнулся с активизацией национальных движений в Восточном Туркестане (СУАР), Внутренней Монголии и Тибете. Главную опасность представляли уйгуры, опиравшиеся на огромную диаспору в Казахстане (150 тыс. человек), Киргизии (по разным оценкам, от 50 до 300 тыс.) и Узбекистане (более 100 тыс.). Организации местных уйгуров действовали в этих странах весьма активно, однако к середине 90-х правительства под давлением Пекина их деятельность пресекли. Затем для борьбы с сепаратизмом и религиозным экстремизмом в 1996 г. — опять же по инициативе Пекина — была создана ШОС, в которую вошли КНР, Россия, Таджикистан, Кыргызстан, Казахстан и через год — Узбекистан. Наконец, в 2000 году по инициативе Китая и России в Душанбе был создан Центр по борьбе с терроризмом ШОС, а уйгурское движение приравняли к террористическому. Причину, по которой страны Центральной Азии солидарны с Пекином, озвучил зампред Службы национальной безопасности Кыргызстана Борис Полуэктов. Если раньше, по его словам, уйгурские сепаратисты стремились к созданию независимого государства, то сейчас они проповедуют создание единого халифата в Азии. Что касается Москвы, ее тревожит то, что исламские экстремисты, действующие в СУАР, хотят распространять влияние на тюркоязычные Якутию, Алтай, Хакасию и Туву — с перспективой их присоединения к единому исламскому халифату. Пользуясь конъюнктурой, КНР хотела бы использовать ШОС и для укрепления экономического влияния на регион. Китай подписал с Кыргызстаном, Таджикистаном и Казахстаном соглашения в области торговли, промышленности, строительства нефте— и газопроводов и т. д. Возросшая потребность в энергоносителях из-за высокого экономического роста вынуждает Пекин пробиваться к углеводородам Центральной Азии и Каспия. В мае 2004 г. КНР и Казахстан договорились о строительстве нефтепровода от Каспия до Китая. Уже к 2010 году КНР планирует экспортировать до 170 млн. тонн нефти в год, и четверть ее рассчитывает получать с Каспия. Итоги очередного саммита ШОС в Ташкенте (17 июня 2004 г.) с участием глав государств, включая приглашенных руководителей Афганистана и Монголии, подтвердили преемственность стратегии, заложенной в уставных документах организации (Хартии и Устава ШОС). На ташкентском саммите были приняты «Конвенция о привилегиях и иммунитетах ШОС», «Ташкентская декларация», «Соглашение между членами ШОС о сотрудничестве в борьбе с незаконным оборотом наркотиков», «Положение о статусе наблюдателя» и другие документы, актуализирующие ряд проблем, связанных с российско-китайским взаимодействием в регионе Центральной Азии и расширение повестки ШОС. К последним, видимо, следует отнести: а) пределы расширения зоны ответственности ШОС на монгольском и афганском направлениях; б) упорядочение и диверсификация форм ответственности ШОС на новых направлениях, усиление экономической составляющей в деятельности организации; в) взаимодействие ШОС с «параллельными» региональными структурами (ОДКБ СНГ, ЕВРАЗЭС); г) включение в повестку ШОС вопросов геополитического характера (диалог ШОС и НАТО, ШОС и ВТО, ШОС в ООН, ШОС и МВФ, ШОС и ЕС, ШОС и ОБСЕ); д) конкретизация тактических целей и форм борьбы с наркотрафиком, терроризмом и экстремизмом в регионе. Суммируя итоги Ташкентского саммита, можно сказать, что ШОС значительно увеличил свой огромный политический сдерживающий потенциал, направленный как против «трех зол», таких и гегемонизма во всех его проявлениях. Указанный выше параллелизм ШОС и других субрегиональных организаций в принципе не исключает взаимодействия в решении некоторых проблем и с помощью военной силы. Примером подобного партнерства является взаимодействие России и Китая в рамках ШОС в борьбе с международным терроризмом, наркотрафиком и трансграничной организованной преступностью, воплощенное в Региональном Антитеррористическом Центре в Ташкенте (РАТЦ). Не секрет, что создание Организации было вызвано необходимостью объединения усилий шести стран перед лицом нараставшей во второй половине 90-х годов XX века со стороны Афганистана при режиме талибов. После разгрома талибов американскими войсками при поддержке сил северного альянса Ахмад шаха Масуда, ситуация в Афганистане не улучшилась, а скорее ухудшилась. Несмотря на американское военное присутствие в Афганистане, наркотрафик из этой страны в регионы Центральной Азии и Россию возрос с 2001 по сентябрь 2004 г. в 4,5 раза. Совершенно очевидно, что западная гуманитарная программа перевода афгаских крестьян с производства опиума на другие сельскохозяйственные культуры провалилась, а выращивание, производство и продажа наркотиков остается экономической базой для реанимации «новых талибов» и других исламских экстремистов и террористов. Правительство Х.Карзая с большим трудом удерживает военно-политическую ситуацию стране под контролем. Этим вызвано желание стран ШОС бороться с наркотрафиком на подступах к территории организации — в пределах Афганистана. Важно отметить, что позитивной чертой ШОС, отличающей ее от некоторых других международных организаций, — отсутствие в ее природе каких-либо силовых начал, ориентированных на конфронтационное взаимодействие. Организация не направлена против других государств или многосторонних объединений. Анализ Хартии ШОС и документов Ташкентского (2004 г.) Саммита показывает, что никакой собственной военной составляющей в Организации не предусматривалось. Изначально не предполагалось создания каких-либо интернациональных военных формирований и объединенного командования ШОС. И об учреждении каких-либо наднациональных полицейских структур ШОС речь также не идет. Региональная Антитеррористическая Структура ШОС — это четко явствует из Соглашения РАТС — является органом, занимающимся координацией и информационно-аналитическим обеспечением национальных компетентных ведомств государств-членов. Вместе с тем, по ШОС-овской проблематике между Россией и Китаем сегодня существуют некоторые расхождения, связанные с различным видением степени и сроков развития интеграционных процессов в зоне ШОС. Так, Китай считает, что приоритеты ШОС между антитеррористической и экономической деятельностью должны делиться поровну, а в ближайшей перспективе экономическая стратегия может занять главное место в деятельности организации. Россия, наоборот, настаивает на сохранении традиционной активности ШОС в области борьбы с терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом. Россия и Китай так различно трактуют возможности экономической интеграции. Так, российские эксперты, ссылаясь на мировой опыт, считают, что интеграция в зоне ШОС — это более отдаленная задача и в настоящее время речь может идти только об отдельных субрегиональных интеграционных проектах между 2 или 3 странами с сопоставимыми экономиками. Китайские представители, наоборот, утверждают, что создание единого интеграционного пространства в рамках стран — участниц ШОС в ближайшее время возможно и желательно. Возможно, что за данной дискуссией стоит желание Китая, наряду с решением общих антитеррористических задач, превратить ШОС в инструмент реализации своей экономической стратегии в Центральной Азии. Тем более, что кроме ШОС других структур у Пекина в регионе нет, в отличие от России, Казахстана, Узбекистана, Кыргызстана и Таджикистана, которые одновременно входят в различные региональные и субрегиональные экономические проекты типа ЕвраЗэс, союза России, Украины, Белоруссии, Казахстана, организации ЦАЭС, ОДКБ СНГ и прочих. Другой вопрос — насколько совпадают цели китайской стратегии с интересами участников ШОС, прежде всего России? Очевидно, что каждая из стран участниц кроме общих интернациональных задач, объединяющих интересы 6 государств, имеет свои собственные национальные мотивы и приоритеты. Причем, задачи двух крупнейших стран — России и Китая — не всегда совпадают. Это естественный процесс. Главное, чтобы специфика национальных интересов не противоречила общей стратегии организации и не мешала ее развитию. Так, с одной стороны, активная инвестиционная и торговая политика КНР в отсталых центрально-азиатских зонах ШОС может действительно пойти на пользу местным народам в плане создания инфраструктур, повышения уровня жизни, развития кооперации, создавая некую альтернативу центрально-азиатскому американскому экономическому проекту. С другой стороны, активизация Китая в регионе, как на двустороннем уровне, так и в рамках ШОС, автоматически усиливает российско-китайскую конкуренцию в борьбе за транспортные и энергетические рынки и «коридоры». Как известно, консервация известного российско-китайского нефтяного проекта Ангарск — Дацин автоматически стимулировало подписание китайско-казахстанского соглашения в Пекине между Нурсултаном Назарбаевым и Ху Цзинтао о строительстве нефтепровода из Казахстана в западные районы КНР мощностью 50 млн. тонн нефти в год. В любом случае, сегодня нам не избежать полемики, дискуссий, расхождений в ожиданиях и оценках. Важно одно, что сегодня для России и Китая ШОС стал важным геополитическим инструментом отстаивания своих стратегических интересов в мире. И, скорее всего, интеграция между ШОС и ОДКБ СНГ по антитеррористическим военным программам будет и дальше нарастать. Не исключено, что озвученный Владимиром Путиным тезис «о возможности нанесения упреждающих ударов» по базам террористов, расположенных за пределами России, имеет отношение и к деятельности ШОС, имеющей в своем распоряжении силы быстрого реагирования в рамках Регионального Антитеррористического Центра в Ташкенте. Есть еще один серьезный аспект, по которому в ШОС необходимо выработать принципиальное решение. Не секрет, что между некоторыми центрально-азиатскими странами — членами ШОС существуют ощутимые трения — в сфере водопользования, по поводу энергоносителей, делимитации и демаркации «внутренних» границ между центрально-азиатскими государствами. В этом плане нужно определиться — будут ли эти разногласия присутствовать в повестках дня ШОС, либо они останутся «за бортом» г Организации. Думается, здесь полезно пойти по второму пути. Пока Организация не встанет прочно на ноги, ее следует максимально ограждать от осложняющих моментов, делать акцент, как говорят в Китае, на том, что объединяет, оставляя в стороне рас-I хождения. Однако, уже сегодня на экспертном уровне следует прорабатывать возможности создания различных механизмов для урегулирования прежде всего существующих этнотерриториаль-ных проблем между отдельными странами ШОС. Из последних следует выделить три уровня двусторонних отношений, отличающихся наличием скрытых (латентных), либо открытых этнических и территориальных противоречий. Хотя рост влияния Китая в регионе налицо, на официальном уровне правительство Китая утверждает, что оно не ставит перед собой целью создать в Центральной Азии зону влияния Китая. Официальные китайские источники подчеркивают, что основными приоритетами политики Китая в Центральной Азии являются поддержка стабильности, доступ к центрально-азиатским энергоресурсам на взаимовыгодной основе и дальнейшее развитие экономических связей с регионом. Однако с ростом политической, экономической и военной мощи Китая весьма вероятно, что приоритеты Китая в Центральной Азии могут измениться. Становится очевидно, что с достаточно быстрым ростом экономической мощи Китая его влияние рано или поздно может распространиться на близлежащие регионы, включая Центральную Азию. Экономический рост обеспечит Китай необходимыми финансовыми ресурсами для распространения влияния на Центральную Азию. В первую очередь это затронет энергетическую сферу, где Китай уже сейчас весьма успешно создает совместные предприятия. Так, по мнению вице-президента китайского института международных отношений Ши Дзе, сотрудничество в энергетическом секторе является отправной точкой расширяющегося сотрудничества Китая в экономической и торговой сферах со странами Центральной Азии. В случае же, если китайская экономика войдет в период застоя, инвестиции в энергетическую отрасль стран Центральной Азии видятся достаточно призрачными. Тем не менее, весьма вероятно, что уже в ближайшее десятилетие Китай сможет распространить достаточно существенное влияние на отдельные регионы в Центральной Азии. Необычайно активная дипломатическая деятельность Китая в регионе в последнее время доказывает это. В то же время представляется весьма сомнительным, что Китай, несмотря на свои активные дипломатические усилия, сможет распространить свое влияние на весь Центрально-Азиатский регион. Создание сфер влияния, — в основном, результат политического или военного давления или способности той или иной страны экономически доминировать в каком-то отдельно взятом регионе. Для Китая необходимо выполнение двух условий, чтобы экономически доминировать в той или иной стране Центральной Азии: во-первых, существенным является удовлетворение экономических запросов той или иной страны; во-вторых, эти запросы не должны быть достаточно легко выполнены какой-то третьей страной или группой стран. Для стран в восточной части Центральной Азии Китай представляет собой динамичный и доступный рынок для экспорта товаров и очень важный, не контролируемый Россией, путь, по которому продукция и товары из Центральной Азии могут достичь мировых рынков. Поэтому географическая близость Китая к Центральной Азии весьма важна для стран региона. Бурно развивающиеся этнические связи между Центрально-Азиатским регионом и Синьцзяном могут также усилить взаимные связи Китая и стран Центральной Азии. Наиболее вероятным представляется, что Центрально-Азиатские страны, непосредственно граничащие с Китаем, прежде всего Кыргызстан и Таджикистан, со временем могут попасть в китайскую сферу влияния. Это уже сейчас очевидно в Кыргызстане. Например, уже в 1994 г. Китай был самым большим рынком экспорта и вторым рынком импорта для Кыргызстана. За последние два года Китай особенно заметно усилил свое торговое присутствие в Кыргызстане. Его крупные торговые фирмы объединились с местным «челночным» бизнесом и стали главными поставщиками дешевых товаров на рынки Сибири и Урала. Кыргызско-китайская комиссия по торгово-экономическому сотрудничеству уже завершила разработку специальной программы крупномасштабного и долгосрочного партнерства двух стран. В нее включено более пятисот проектов с участием китайского капитала, некоторые из которых уже реализованы. Недалеко от Бишкека, например, запущена бумажная фабрика. А с нынешнего года открыт воздушный коридор через китайскую территорию в страны юго-восточной Азии. То есть бишкекский аэропорт «Манас» становится крупной перевалочной базой для гру- зопотока из Китая в Европу. По подсчетам специалистов, транзит грузов из Европы в Азию через Кыргызстан может принести в казну этой республики до 250 миллионов долларов в год. То есть практически удвоит ее сегодняшний бюджет. Экономические отношения Китая с Казахстаном также неизбежно будут развиваться. Казахстан уже сегодня является крупнейшим торговым партнером Китая в Центральной Азии и второй в СНГ, с торговым оборотом более 1 миллиарда 500 млн. долларов ежегодно. Этнические отношения казахов Казахстана и казахов в Китае также могут способствовать усилению этих связей. Открытие железнодорожного маршрута между Алматой и Урумчи открыло Казахстану доступ к морским портам в китайской провинции Ляонин для торговли с остальным миром. Инвестиции Китая в нефтяные проекты на западе Казахстана также способствуют усилению экономического присутствия Китая в Казахстане. Поэтому экономическая роль Китая в Казахстане не ограничивается лишь торговлей. Китай вложил значительные инвестиции в энергетическую отрасль Казахстана и обеспечил Казахстану доступ к морским портам для международной торговли, не контролируемой Россией. Однако, два основных фактора сдерживают распространение китайского экономического влияния в Казахстане. Во-первых, довольно большое количество этнических русских, в основном проживающих на севере Казахстана вдоль казахстанско-российской границы. Эти регионы Казахстана особенно сильно в экономическом плане ориентированны на Россию. Во-вторых, интересы крупных международных корпораций из развитых стран мира. Хотя инвестиции Китая в Казахстанскую энергетическую сферу весьма существенны — 9 миллиардов долларов в разработку Узенского нефтяного месторождения и строительство нефтепровода, - это не самые большие инвестиции. Инвестиции в 20 миллиардов долларов компании «Шеврон» в разработку Тенгизского нефтяного месторождения для Казахстана намного существеннее. Помимо этого, другие международные компании, такие как «Бритиш Газ», «Мобил», «Тотал», «Аджип», «Бритиш Петролеум» и другие заключили с Казахстаном соглашения на разработку различных нефтяных месторождений. Поэтому до тех пор, пока в Казахстане и в целом в Каспийском регионе имеются интересы крупных международных компаний, экономическое влияние Китая в Казахстане будет лимитировано. В свою очередь Узбекистан и Туркменистан вряд ли попадут в сферу влияния Китая. Оба государства географически отделены от Китая. Узбекистан, являясь самым густонаселенным государством в Центральной Азии, обладает также достаточно развитым национальным чувством самоопределения. В Центральной Азии только Узбекистан бросает вызов попыткам России навязать новую форму контроля в регионе. Узбекистан имеет свои собственные амбиции в регионе и видит себя государством, которое в будущем будет доминировать в Центральной Азии. Поэтому любые попытки Китая закрепить свое влияние в Центральной Азии не будут приветствоваться Узбекистаном. Лимитированное влияние Китая в Западной части Центральной Азии отчасти объясняется тем, что чем дальше территория или страна находится от китайско-центрально-азиатской границы, тем больше увеличивается число игроков, имеющих свои интересы в Центрально-Азиатском регионе. Несмотря на то, что Россия продолжает доминировать в регионе, такие страны, как Иран, Турция, Саудовская Аравия оказывают все большее влияние на экономическую, политическую и религиозную жизнь в странах региона. Следует отметить также растущее влияние и развитых западных стран в Центральной Азии, особенно США. Как уже отмечалось выше, каждая страна в Центральной Азии строит свои политические и экономические связи, исходя из г собственных интересов. И хотя некоторые из стран региона естественным образом тяготеют к Китаю, другие страны двигаются в направлении более плотного сотрудничества с Ираном и| Турцией. Россия также рассматривается некоторыми странами региона как потенциальный союзник и главный экономический партнер. Таким образом, Китай представляет собой лишь одного из возможных партнеров для центрально-азиатских государств, и его способность играть существенную и незаменимую роль в регионе является весьма лимитированным. Нельзя исключать возможности использования Китаем вооруженных сил в Центральной Азии в будущем, в случае нестабильности в Синьзцяне и поддержки какой-либо из центрально-азиатских стран сепаратистов. Однако на сегодняшний день политика центрально-азиатских стран по отношению к ситуации в| Синьзцяне вполне устраивает Китай. Но ситуация может измениться, если в какой-либо из стран региона к власти придет исламское правительство, ориентированное на создание великого Туркестана или ставящее перед собой цель поддержку мусульман Китая в их борьбе за независимость. Хотя возможная этническая и религиозная нестабильность в Синьзцяне является возможным источником противостояния и конфликта между странами Центральной Азии и Китаем, все же наиболее вероятная возможность для противостояния между Китаем и Центральной Азией может возникнуть в результате изменения внутренней политической обстановки в самих центрально-азиатских государствах. Если в одной из стран в регионе к власти придут исламисты, поддерживающие исламское движение в соседних странах, в том числе и на территории Китая, это, несомненно, вызовет отрицательную реакцию со стороны Китая и подтолкнет его на соответствующие действия. В данный момент те политические силы, которые находятся у власти в центрально-азиатских странах, вполне устраивают руководство Китая. Военное же присутствие США в Центральной Азии также весьма заботит влиятельных аналитиков в Пекине. Они практически уверены в том, что кампания против Афганистана и военное присутствие США в Узбекистане и Кыргызстане - не ответ на террористическую атаку на Соединненные Штаты, а часть долгосрочной стратегии по достижению глобального доминирования. В качестве подоплеки этого стратегического устремления указываются различные имперские цели: контроль над каспийской нефтью, стремление угрожать Китаю, Ирану и России, соединение НАТО с американско-японским альянсом и так далее. А за всеми этими целями Пекину рисуется самая глубокая -окружение Китая, его раскол и недопущение превращения его в великую державу. Тем не менее, несмотря на свои опасения и страхи, в событиях 11 сентября китайское руководство ясно увидело возможность заново определить и стабилизировать отношения КНР и США путем возрождения «общего врага», отсутствующего с 1991 г. В конце 90-х гг. в Китае господствующим стало убеждение что «однополярная гегемония» США продержится еще достаточно долго, возможно, до середины XXI в. Из этого следует, что Китаю нужно приспосабливаться к этой гегемонии. Следует подчеркнуть, что к концу 2001 года стратегическое партнерство КНР и США было более прочным, чем когда-либо при президенте Клинтоне, хотя внутриполитические требования не дают администрации Буша громко заявить об этом. Таким образом, в регионе ЦАР, на ближайшую и среднесрочную перспективу, видимо, сохранится некий «баланс» внешних и внутренних вызовов и угроз. Внешние вызовы будут по прежнему проявляться в экспорте исламского экстремизма и терроризма, росте наркотрафика. Внутренние — в сохранении ряда нерешенных территориальных и экономических проблем на двустороннем уровне, усугубляемых проблемами экономической отсталости, «внутреннего» исламского фундаментализма и экстремизма, нехваткой водных и энергетических ресурсов. В ближайшие 10-15 лет так же усилится поляризация в рамках стран ЦАР, с одной стороны, между Казахстаном и Узбекистаном, которые сохранят и упрочат свои лидирующие позиции, а с другой, между Кыргызстаном, Таджикистаном.
Дата добавления: 2015-06-26; Просмотров: 1661; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |