МВФ - катастрофы экспоненциального роста 3 страница

Осуществлялись и чисто финансовые мероприятия. Их объясняли заботой о тех аргентинцах, у которых были вклады в банках. Подчеркивалось, что так как инфляция «съедает» сбе­режения вкладчиков, необходимо ввести особый режим обме­на валюты, который бы обеспечил процент, выплачиваемый по вкладам, превышающий уровень инфляции. Была введена так называемая «табличка». В ней на год определялся курс обмена песо на иностранную валюту. Однако эта табличка не учитывала уровень внутренней инфляции. Впрочем, в первые два года все эти меры создали мираж экономического бума.

Американский доллар стал дешевым. Значительное коли­чество населения вдруг обнаружило, что может ехать куда угод­но и покупать что угодно. Аргентинцы везли из Европы, США и Японии бытовую электротехнику, одежду, ткани и т.д. А в то же время изменялась вся традиционная система финансирова­ния производства, в результате чего стало невыгодно вкладывать деньги в промышленность. Большую прибыль можно было получить с помощью элементарной банковской операции.

Аргентина превратилась в своеобразный рай для междуна­родных банков. Ей все предоставляли кредит, впервые страна не ощущала недостатка в американских долларах. Но новые технологии в страну не ввозились, наоборот, производство зак­рывалось, цена кредита на внутреннем рынке достигла неверо­ятно высоких показателей. Как было сказано, изменилась тра­диционная система финансирования. Если раньше при производ­стве 100 единиц любой продукции кредит занимал 10 единиц, а рабочая сила — 25—30 единиц, то теперь происходило все на­оборот. Кредит отнимал заработную плату. Благодаря этому, а также искусственному курсу обмена валюты, производить ста­ло невыгодно. Выгодно было импортировать даже яйца и кур из Израиля, мясомолочные продукты из Голландии и т.д.

В результате проведения либеральных реформ численность полностью безработных аргентинцев достигла полумиллиона человек, 2 млн. высококвалифицированных специалистов вы­нуждены были выехать за границу, промышленность стала ра­ботать на 50 % своей мощности, знаменитое сельское хозяйство Аргентины оказалось парализованным, сотни тысяч людей на­чали голодать, резко сократилось число школ.

Шесть лет деятельности демократического правительства президента Альфонсина продемонстрировали, как широкомас­штабные финансовые махинации могут разрушить процветаю­щую страну, создав гигантский внешний долг — 40 млрд. долл. Ежегодные выплаты только по его процентам и обслуживанию составили 5,5 млрд. в год, т. е. более половины валютных дохо­дов государства. А в 1989 году внешний долг Аргентины превы­сил 60 млрд.¹.

¹ Общий долг латиноамериканских стран к началу 80-х годов достиг 300 млрд. долларов. Только по процентам и за его обслуживание латино­американцы обязаны выплачивать транснациональным банкам ежегодно около 30 млрд.долл. (!).

Но и это не было конечной целью разорения страны. Транс­национальные финансовые круги стремились заставить ее пра­вительство оплачивать созданные с помощью финансового мо­шенничества долги акциями прибыльных государственных предприятий промышленности и сельского хозяйства, а также продажей земли, т. е. фактически захватить экономическую си­стему страны.

Итак, катастрофа Аргентины после ее интеграции в глобаль­ную экономику состоялась. В 1989 году аргентинцы, разочаро­ванные политикой правительства, отдали свои голоса на выбо­рах за представителя Хустисиалистской партии Карлоса Менема, и сразу же после его победы в стране появились специалисты МВФ с проектом экономического курса реформ. Этот проект был основан на сдерживании эмиссии, сокращении социальных программ и приватизации. Осуществить их взялся Доминго Кавалло, один из ведущих авторитетов либеральной монетаристс­кой школы, назначенный министром финансов Аргентины. Ос­новой его плана реформ стало осуществление так называемого жесткого валютного курса («currency board»).

Суть этого курса в следующем. Если, предположим, опреде­ленное государство имеет 10 млрд.долл. финансовых резервов, то точно на эту сумму выпускается национальная валюта. При этом увеличение денежной массы допускается лишь в том слу­чае, если увеличивается объем долларовых резервов (например, в результате экспорта). Это становится единственным условием эмиссии. Так гарантируется блокирование механизма инфляции.

Однако подобная финансовая политика имеет и другие по­следствия. Экономика не может работать без денег. И количе­ство денег, необходимых для функционирования экономичес­кой системы в любой стране, известно — 15—20 % от валового внутреннего продукта. Но долларовые резервы в любой бедной стране — мизерные. Уровня 15 % они не достигают. Однако если денежной массы будет меньше 15 %, экономика окажется па­рализованной. С нею начнет происходить то, что происходит с обескровленным организмом — сначала все его процессы за­медляются, а затем он погибает.

Реформаторами планировалось, что под гарантированную долларом национальную валюту в страну потекут инвестиции. Причем значительная часть — на условиях конверсии долгов. То есть долговые обязательства Аргентины скупались на миро­вых рынках со значительной скидкой и потом ей предъявлялись к уплате. А она была вынуждена отдать кредиторам свою соб­ственность на сумму долгов. Но и в этой ситуации транснациональные финансово-политические группы, не желая платить ре­альную стоимость предприятий, используя все рычаги своего влияния, смогли разорить имеющихся собственников, а потом скупить их собственность по максимально низким ценам.

Каким оказался итоглиберальной политики? Процесс кон­версии аргентинского долга был активным лишь недолгое вре­мя, а потом прекратился. Инвесторы приобрели все, что их ин­тересовало, и внешний долг страны снова стал резко возрастать.

Инфляция действительно исчезла. Но одновременно пере­стало функционировать большинство аргентинских промыш­ленных предприятий. В мировой экономической прессе Арген­тину называли «страной мертвых заводов». Все, что было спо­собно производить продукцию на экспорт, оказалось в руках транснациональных финансовых структур.

Внешний долг Аргентины в 1990 году составил 62 млрд.долл., в 1995-м — 90 млрд, в 1997-м — 108 млрд, в 2001-128 млрд.долл. США (в этом году страна должна была вы платить международн ы м креди­торам 19,5 млрд). Отношение внешнего долга к ВВП составило: 29 % в 1992-м, 35,5 % в 1994-м, 45,3 % в 1996-м, 50 % в 2001 году.

При этом выяснилось, что новый курс не страхует от влия­ния кризисов мировых рынков. Мексиканский кризис 1994-1995 годов очень сильно ударил по Аргентине. Санирование¹ кредитно-банковской системы после него обошлось ей в 25 % ВВП. Большие потери она понесла и от кризиса 1997—1998 годов.

Асоциальные последствия экономического творчества либе­рала Кавалло оказались катастрофическими. В 1996 году офици­альная безработица достигла 18 %, преступность (в городах вооб­ще, и в особенности в Буэнос-Айресе, где проживаеттреть населе­ния страны) превысила все мыслимые пределы. Резко снизилась рождаемость. В самой Аргентине теперь 2 млн.человек недоедает. И это в стране — мировом производителе мяса и зерновых!

А потом начался этап полного краха разрекламированных либеральных реформ. Темпы роста ВВП к 1996 году упали втрое. Дефицит бюджета возрос вдвое. В 1996 году «архитектор арген­тинских реформ» и «триумфатор» Д. Кавалло² был отправлен

^{1 Санирование — осуществление системных мер по предотвращению банкротств промышленных, торговых, банковских предприятий. Прово­дится путем слияния слабых предприятий с сильными или выпуском но­вых акций.}

^{2 В 2002 году, после того как в Аргентине произошла финансово-эко­номическая катастрофа и объявлен дефолт, Доминго Кавалло попал в тюрь­му по обвинению в искусственном увеличении более чем на 1 млрд.долл. внешнего долга в результате его реструктуризации.}

президентом Карлосом Менемом в отставку. А в 1997 году Хустисиалистская партия потерпела полное фиаско на выборах.

К 1998 году в результате провалившихся реформ социаль­ное расслоение по уровню доходов увеличилось вдвое. Даже в столице доход на душу населения беднейших 15 % общества составил 60 песо, при официальном прожиточном минимуме 260. А в экономически слабых провинциях средний доход на душу населения упал до 35 песо.

Для сохранения бюджета и обеспечения выплат внешнего долга в стране в 2001 году был введен очередной режим жесткой экономии, сведя на нет практически все социальные програм­мы. В целом госрасходы были сокращены на 1,5 млрд. долл.

Одновременно с этим в Аргентине начались корпоративные дефолты. О своей неплатежеспособности объявили крупнейшие компании страны. Так, например, в августе 2001 года «Cia de Alimentos Fargo SA», являющаяся крупнейшим в стране произ­водителем хлеба, объявила дефолт по процентным выплатам на сумму 1,5 млн.долл. В связи с ухудшающейся ситуацией многие иностранные предприятия начали экстренно сокращать свою деятельность на территории Аргентины. И не напрасно, так как в декабре 2002 года многолетний финансово-экономический кризис закончился окончательной катастрофой и объявлением дефолта в 141 млрд.долл.

Начиная с 13 декабря провинции страны, а затем Буэнос-Айрес охватила волна насилия. Разъяренные толпы аргентин­цев громили магазины и банки. Были предприняты попытки штурма президентского дворца. 30 декабря разгромлено поме­щение парламента. Тысячи безработных вышли на улицы сто­лицы, останавливаясь у каждого супермаркета и требуя бесплат­ной раздачи продуктов питания. А затем в центре города прохо­дили митинги под лозунгом «Питание и работу для бедных».

Из 37 млн.аргентинцев ниже уровня бедности на данный момент живет 40 % населения. Угрожающего уровня достигла социальная дифференциация. Если за предыдущие четверть века «ножницы» в доходах 10 % самых богатых аргентинцев и 10 % самых неимущих возросли всего в 2,5 раза, то сейчас раз­ница в их доходах примерно 30-кратная, и разрыв продолжает расти. Таковы последствия либеральных реформ по схемам МВФ.

Известный в Латинской Америке писатель-публицист Рохелио Гарсия Лупо в своей книге «Против иностранной оккупа­ции» сравнивает действия транснациональных банков и моно­полий в Аргентине с действиями лисицы в курятнике. Он подробно описывает, как США и Англия добивались назначения на ключевые министерские посты своих креатур, как эти люди помогали разорять не только аргентинские предприятия, но и целые отрасли промышленности. В конце книги он приводит список крупнейших предприятий и банков, скупленных транс­национальными финансовыми группами.

В Мексике все происходило по аналогичному сценарию. Десять лет мексиканские президенты послушно выполняли все рекомендации МВФ, Всемирного банка и правительства Соеди­ненных Штатов. Они приватизировали большую часть государ­ственной промышленности, сняли все ограничения для иност­ранных инвесторов, отменили налоги на импорт и открыли стра­ну мировой финансовой системе. В 1993 году Мексика даже подписала с США и Канадой Североамериканское соглашение о свободной торговле (NAFTA), в соответствии с которым дол­жна была произойти полная интеграция страны в североамери­канский рынок на протяжении десяти лет. Для транснациональ­ных финансистов и неолиберальных идеологов мексиканское государственное руководство стало идеально дисциплинирован­ным исполнителем.

Вначале, после осуществления реформ, происходили поло­жительные изменения. Многочисленные транснациональные корпорации организовывали или расширяли в стране производ­ство. Объем экспорта каждый год возрастал на 6 %, а внешняя задолженность, которая в 1982 году поставила страну на грань катастрофы, начала уменьшаться. Но при этом «экономичес­кое чудо» приносило реальную пользу лишь очень незначитель­ной части экономики и населения. Новые, динамично разви­вающиеся области химической, электронной и автомобильной промышленности сильно зависели от импорта и создавали не­значительное количество рабочих мест. Большая часть промыш­ленности была выведена из государственного сектора и переда­на в руки нескольких акционеров. Лишь 25 холдингов контро­лировали корпоративную империю, которая вырабатывала половину ВНП страны. В то же время чрезмерная финансово-экономическая открытость по отношению к США поставила основные секторы мексиканской экономики в условия непос­редственной конкурентной борьбы с более сильным американ­ским производителем. Страну захлестнул поток импортных то­варов, и мексиканские компании средних размеров, которые специализировались на трудоемком производстве, обанкроти­лись.

В одних лишь машиностроительной и до того стабильной текстильной промышленности были вынуждены закрыться 50 % предприятий. Реальный экономический рост стал отставать от темпов увеличения населения. Форсированная капитализация сельского хозяйства, которая, как планировалось, должна была стимулировать экспорт и помочь победить конкурентов из США, на практике имела катастрофические последствия. Не­сколько миллионов сельскохозяйственных рабочих потеряли работу и мигрировали в города. Начиная с 1988 года импорт воз­растал в четыре раза быстрее, чем экспорт, наращивая дефицит торгового баланса, который в 1994 году сравнялся с соответству­ющим показателем всех латиноамериканских стран, вместе взя­тых. Для успокоения избирателей и сохранения дешевого им­порта правительство завышало цену на мексиканскую валюту за счет высоких процентных ставок. Но в январе 1994 года фи­нансовый рынок Мексики рухнул, и произошла девальвация песо. Спасая западные фонды, министр финансов США Рубин и глава МВФ Камдессю организовали самый большой чрезвы­чайный займ всех времен. Это, разумеется, спасло западных ин­весторов, но Мексика оказалась в состоянии экономической ка­тастрофы.

Для того чтобы вернуть доверие международных финансо­вых кругов, мексиканский президент приказал начать следую­щий этап шоковой терапии. В результате на протяжении не­скольких месяцев 15 тыс. мексиканских компаний обанкроти­лось, около 3 млн.человек потеряли работу, покупательская способность населения уменьшились как минимум на треть. Произошло разрушение социальной сферы.

Размер совокупного продукта на душу населения стал по­стоянно уменьшаться. Страну охватили политические волнения, забастовки и крестьянские восстания. По мнению западных спе­циалистов, Мексика сейчас находится на грани гражданской войны [2, с. 188-189].

«За прошедшее десятилетие экономических реформ коли­чество людей, живущих в крайней бедности в сельской местно­сти, возросло почти на треть, — пишет Н. Хомский, анализируя ситуацию в Мексике. — Половине населения не хватает средств для удовлетворения основных потребностей, драматический рост нищеты наблюдался с 1980 года. Согласно предписаниям Международного валютного фонда (МВФ) и Всемирного бан­ка, в сельскохозяйственном производстве произошел сдвиг в сторону экспорта и кормов для животных, что благоприятство­вало агробизнесу, иностранным потребителям и богатым слоям мексиканского населения, — тогда как недоедание стало основ­ной проблемой здравоохранения, безработица в сельском хозяйстве увеличилась, плодородные земли были оставлены, и Мексика начала импортировать продовольствие в громадных количествах. Резко упала зарплата в промышленности. Доля труда в валовом внутреннем продукте, которая возрастала до середины 70-х годов XX века, с тех пор упала более чем на треть. Таковы стандартные обстоятельства, сопутствующие неолибе­ральным реформам» [33, с. 181-182].

«Итак, мексиканский опыт показывает, — делают вывод Мартин Г.П и Шуманн X., — что идея чуда-процветания в ре­зультате полного освобождения рынка—наивная иллюзия. Вся­кий раз, когда слаборазвитая страна пытается без субсидий и тарифной защиты конкурировать с мощными индустриальны­ми экономиками Запада, ее потуги обречены на скорый про­вал. Свободная торговля — не более чем закон джунглей, и не только в Центральной Америке» [2, с. 190].

Теперь обратимся к факту сотрудничества МВФ с Венесуэ­лой.

Либеральные реформы в этой стране начались в 1980 году. На тот момент ее внешний долг составлял 29 млрд.долл., а через 10 лет преобразований она только по процентам выплатила 31 млрд.[64, с. 20]. Отток капиталов из страны за десять лет (1980-1990) оценивается в 34,5 млрддолл. В 1989—1991 годах реальная заработная плата в Венесуэле упала на 40 %, безработица в 1991 году достигла 50 % от общего количества трудоспособного населения.

В средних по своим размерам компаниях объем капитало­вложений упал за эти три года на 20 %, в небольших и малень­ких — на 36—50 %. За чертой бедности оказалось 80 % от 18-мил­лионного населения страны [65]. И это притом, что в свое вре­мя в Венесуэле, которая занимает важные позиции среди мировых экспортеров нефти, был самый высокий доход надушу населения в Латинской Америке.

Благодаря программам М ВФ распределение населения стра­ны по уровню доходов в начале 90-х было таким: богатые— 1 %, верхний слой среднего класса — 7 %, средний класс— 12 %, бед­ные — 36 %, нищие — 44 %. [64, с. 20].

В Перу эмиссары МВФ появились также в 1980 году. В пе­риод с 1980 по 1985 год валовой национальный продукт этой страны начал стремительно падать. Однако в 1986—1987 годах наблюдался его подъем, но специалисты считают, что эта вре­менная приостановка снижения ВНП была вызвана разрывом отношений президента Алана Гарсия с МВФ и прекращением выплат внешнего долга. Однако в 1987 году он вновь начал сотрудничество с МВФ, в результате чего в стране снова произо­шел экономический спад.

В период 1980—1990-х годов ВНП надушу населения Перу сократился на четверть. Народ страны начал попросту недоедать. А в августе 1990 года президентом стал Альберто Фухиоми, ко­торый осуществил «шоковую терапию». Было резко сокращено государственное финансирование производства продуктов пи­тания и отменены дотации энергетической сфере. Цены на про­довольствие, воду, коммунальные услуги немедленно увеличи­лись в 30 раз. Заработная же плата всего лишь была удвоена. До начала либеральных реформ количество перуанцев, которые жили в бедности, составляло 35 % от 20-миллионного населе­ния, через несколько недель после запуска механизма «шоко­вой терапии» количество нищих в стране достигло 60 %.

Бедность в Перу означает возможность поесть раз в день, потребляя около 800 кал. в сутки (это меньше того, что получа­ли узники в гитлеровском концлагере Аушвиц). Из-за эконо­мии государственных средств на поддержку водопроводной и канализационной систем (потребность в инвестициях этой ин­фраструктуры составляла в 80-х 140 млн.долл. в год, но прави­тельство выделяло не более 20 % от этой суммы) в городах Перу вспыхнула эпидемия холеры. Количество заболевших ею вырос­ло с 36 на каждую тысячу жителей в 1980 году до 133 — в 1989-м. «Шоковая терапия» практически не предусматривала затрат на социальную сферу. Поэтому, несмотря на эпидемию, государ­ственное финансирование здравоохранения в Перу в 1990 году составляло всего четверть от уровня 1980 года. Месячная зар­плата врачей в стране была 45 долл, а медицинских сестер — 25. За все три года свирепствования эпидемии правительство зат­ратило на борьбу с ней в целом 60 млн.долл., тогда как на пога­шение долгов транснациональным кредиторам выплаты дости­гали 80 млн.в месяц (!) [66].

«Шоковая терапия» Боливии была осуществлена под руко­водством известного либерала и консультанта МВФ Джеффри Сакса¹. В 1985—1987 годах он был советником боливийского правительства. Благодаря его консультациям в стране удалось остановить инфляцию, разрушив при этом производственный сектор и без того слабой боливийской экономики, что в итоге превратило Боливию в «наркореспублику».

Либеральная «терапия» этой страны длилась 5 лет (с 1985 по

^{1 Сакс консультировал затем правительство либеральных реформато­ров в Польше, а также работал в России.}

1990 г.). За это время внутренние капиталовложения в расчете на душу населения снизились вдвое. Д. Сакс урезал затраты бюд­жета, сократив количество занятого населения в государствен­ных отраслях промышленности: в оловянной на 77 % и нефтя­ной на 45 %. Безработица, благодаря его реформам, также охва­тила и частный сектор боливийской экономики. Там занятость снизилась на 20 тыс. человек. Безработные переместились на плантации и в лаборатории наркобаронов, где выращивалась и перерабатывалась кока. В скором времени в этой «отрасли» была занята уже треть трудоспособного населения страны. Производ­ство кокаина в Боливии стало стремительно увеличиваться. Сакс настолько сильно стимулировал кокаиновый промысел в этой республике, что она до сих пор входит в число главных миро­вых поставщиков этого наркотика. Кокаин, произведенный в Боливии, составлял, до недавнего времени, 37 % всех уличных продаж этого наркотика в США, а доход от его реализации оце­нивается в 50 млрд.долл. в год, что в 10 раз превышает легаль­ный ВНП страны [67].

Итак, промышленность Боливии была разрушена, страна превратилась в мирового производителя кокаина, но инфляция действительно упала. Это яркий пример экспорториентирован­ной «модернизации» по методам МВФ. В его условиях все рав­но, за счет какого экспорта достигается финансовая стабилиза­ция — в Мексике за счет вывоза нефти, в Боливии — кокаина.

Трагические события конца девяностых годов в Эфиопии также непосредственно связаны с деятельностью на ее террито­рии МВФ.

После свержения в 1991 году в этой стране просоветского режима полковника Менгисту Хайле Мариам организации меж­дународных кредиторов создали «Экстренный проект выздоров­ления и перестройки», который в срочном порядке должен был решить проблему внешнего долга в 9 млрд.долл., возникшего во время власти Менгисту. Проект предусматривал отсрочку выплат по нему, но лишь при условии проведения в Эфиопии радикальных макроэкономических реформ. МВФ предложил переходному правительству свой стандартный набор финансо­во-экономических преобразований, которые оно вынуждено было последовательно реализовывать.

Это фактически полностью исключило реальное послево­енное восстановление страны. Международные кредиторы тре­бовали либерализации торговли и полной приватизации обще­ственных коммунальных служб, банков, государственных ферм и фабрик. При этом прошли массовые увольнения госслужащих (включая учителей и работников здравоохранения), зар­платы были заморожены, а трудовое право изменено для того, чтобы дать государству возможность «освободиться от избыточ­ных работников». В условиях тотальной коррупции государ­ственная собственность была практически полностью распро­дана по дешевке иностранным компаниям.

Так же как после реформ в Кении в 1991 году, рынки сель­скохозяйственной продукции Эфиопии оказались в руках боль­ших сельскохозяйственных корпораций. Международные кре­диторы вынудили правительство отказаться от контроля над ценами на сельскохозяйственную продукцию и предоставления субсидий крестьянам. Также были освобождены расценки на пе­ревозку, что привело к росту цен на продукты питания в удален­ных районах, более всего пострадавших от засухи. А продажа товаров для крестьян, включая удобрения и семена, оказалась в руках частных торговцев.

В начале реформ Соединенные Штаты «пожертвовали» Эфиопии большое количество американских удобрений «в об­мен на рыночные реформы». Однако подаренные удобрения быстро закончились, успев при этом подорвать их местное про­изводство, так как те же компании, которые поставляли импор­тные удобрения, контролировали и оптовую продажу отече­ственных, через посредничество эфиопских торговцев.

Так как внешний долг страны возрастал и необходимо было платить по процентам, международные кредиторы потребова­ли от правительства продать запасы зерна, созданные на случай чрезвычайного положения (после голода 1984—1985 гг.), и оно на это согласилось. С той же целью шел интенсивный процесс экспорта миллионов тонн выращенного зерна, что представля­ло собой фактически его конфискацию международными кре­диторами за долги. Итогом этой политики стал массовый го­лод, охвативший страну в 1999-2000 годы.

Что характерно, параллельно вывозу эфиопского зерна на территорию Эфиопии, в качестве гуманитарной помощи, было ввезено USAID около 500 тыс. тонн излишков американской, генетически измененной кукурузы (запрещенной к продаже в странах Евросоюза), что способствовало засорению генофонда эфиопских традиционных семян и возникновению зависимос­ти страны от иностранной помощи.

Необходимо отметить, что поставками продовольственной помощи занимались монополизировавшие ранее экспорт Эфи­опии сельскохозяйственные корпорации, контролируемые транснациональными финансовыми группами. Во время голода 1999-2000 годов крупные торговцы зерном вроде «Archer Danials Midland» (ADM) и «Cargil Inc.» получили крайне при­быльные контракты [68, с. 18].

В то время как «Pioneer High Bread International» захватыва­ла продажу семян, «Cargil Inc.» сделала то же самое с зерном и кофе через свой филиал «Эфиопиан Коммодитиз» [69]. Для 700 тыс. мелких фермеров, имеющих менее 2 гектаров земли (производивших ранее от 90 до 95 % эфиопского кофе), дерегуляция земледельческого кредита в сочетании с низкими цена­ми на их продукцию привела к усилению задолженности и обез­земеливанию, особенно в Восточном Годжаме (продовольствен­ной базе Эфиопии).

Богатые ресурсы традиционных эфиопских семян (ячмень, сорго, метличка абиссинская и т.д.) были захвачены, генетичес­ки изменены и запатентованы крупными агрофирмами: «Вмес­то благодарности и оплаты эфиопы получают... счета к оплате от иностранных компаний, которые «запатентовали» местные сорта и теперь требуют денег за их использование» [70]. Осно­вание «конкурентного производства семян» было заложено под руководством МВФ и Международного банка (МБ) [70]. Ком­пания «Эфиопские семена», являющаяся госмонополией, так­же присоединилась к «Pioneer High Bread» в распространении генетически измененных семян (вместе с гербицидами) среди мелких крестьян. Их продажа была передана частным фирмам с финансовой и технической поддержкой МБ. «Неформальный» обмен семенами среди фермеров был превращен в «формаль­ную» рыночную систему [71].

Главной целью вышеуказанных мероприятий была замена традиционных сортов, воспроизводимых в Эфиопии, на импорт­ные, генетически модифицированные. Через обмен семенами снабжались более 90 % крестьянских хозяйств. Разумеется, голод 1999-2000 годов привел к дальнейшему сокращению запасов отечественного семенного фонда, который население попросту съело. Аналогичным образом ситуация развивалась и с кофе, где генофонд бобов арабика оказался под угрозой с падением цен на сырой кофе и обнищанием мелких ферме­ров.

Таким образом, голод, возникший вследствие либеральных ре­форм, навязанных стране Международным валютным фондом, Международным банком и правительством США в интересах транснациональных финансово-политических групп, способство­вал подрыву эффективного функционирования эфиопского сельс­кого хозяйства и установлению его зависимости от международных аграрных и биотехнологических компаний. Распространение генетически измененных видов семян среди обнищавших кре­стьян было увязано с программами «продовольственной помо­щи», что способствовало проникновению международных агар­ных и биотехнологических компаний в эфиопское земледелие. Фактически программы международной помощи стали не спасе­нием от голода, а его причиной.

Эта разрушительная схема, навязанная МВФ и МБ, неиз­бежно заканчивающаяся голодом, повторяется по всей Африке южнее Сахары. С начала долгового кризиса 1980-х годов про­исходит постепенное уничтожение крестьянской экономики во всем регионе, с ужасными социальными последствиями. Сей­час в Эфиопии, через 15 лет после голода, в ходе которого по­гибли почти миллион человек, может погибнуть, по оценкам специалистов, уже 8 млн, и на этот раз не секрет, что виновата будет в этом не только погода.

К чему же в конечном итоге привели реформы М ВФ в Эфи­опии?

Более 8 млн.эфиопов (15 % населения страны) голодают. Зарплаты городских жителей обесценились, началась массовая безработица, сезонные рабочие и безземельные крестьяне ока­зались в ужасающей нищете. Международные гуманитарные организации заявили, что климат — единственная и неизбеж­ная причина неурожая и последующей катастрофы. Но при этом СМ И не сообщили о том, что миллионы людей в самых плодо­родных районах также умирают от голода.

Эфиопия производит более 90 % необходимого ей продо­вольствия, однако в разгар кризиса «Организацией продоволь­ствия и земледелия» (ОПЗ) нехватка пищевых продуктов оце­нивалась в 2000 году в 764 тыс. метрических тонн, или 13 кг на душу населения в год [72]. В Амхаре производство зерна было в 1999-2000 годах на 20 % выше нужд потребления, однако, согласно ОПЗ, 2,8 млн.жителей Амхары (17% населения райо­на) оказались в «зонах голода» и были «в опасном положении» [72]. Хотя излишки зерна в Амхаре были свыше 500 тыс. тонн, ее «потребность в продовольственной помощи» оценивалась мировым сообществом в 300 тыс. тонн [72]. Подобная картина наблюдается и в Оромийи, самой населенной провинции стра­ны, где 1,6 млн.человек оказались «в опасном положении», несмотря на излишек в более чем 600 тыс. метрических тонн зерна [72]. В двух этих районах, где живет более четверти насе­ления страны, причиной голода, нищеты и социальной обез­доленности был явно не недостаток продовольствия. Теперь уже не секрет, что голодомору предшествовала не только засу­ха, а либеральные экономические реформы, навязанные Эфи­опии МВФ и МБ.

4 марта 2002 года американский журналист Алекс Джонс в прямом радиоэфире взял интервью у Грэга Паласта, сотрудни­ка ВВС и «Observer», в котором разговор шел о деятельности МВФ-МБ. Основываясь на информации, полученной от Джо­зефа Стиглица¹, некогда главного экономиста Всемирного бан­ка, Паласт с шокирующей откровенностью описал методы и целиМВФ-ВБ.

Дата добавления: 2015-06-26