Древняя Греция. Древний Рим. Византия 8 страница

Александр произнес речь и своими разумными и кроткими словами убедил эллинов

назначить его полномочным военачальником Эллады и идти с ним на персов,

наказать их за вину перед греками. Получив этот почетный титул, царь с

войском вернулся в Македонию и стал готовиться к походу в Азию (Диодор: 17;

3--5).

С наступлением весны 335 г. до Р X. Александр отправился во Фракию

против трибалов и иллирийцев, так как узнал, что те восстали; кроме того, он

считал, что, отправляясь в такой дальний путь от дома, не следует оставлять

у себя за спиной соседей, которые до конца не усмирены. Александр собирался

из Амфиполя вторгнуться в землю так называемых "независимых" фракийцев.

Говорят, что, перейдя реку Несс, он на десятый день подошел к Балканам. Там,

в ущелье, через которое шла дорога на гору, его встретила толпа вооруженных

горцев и "независимые" фракийцы. Они захватили вершину Гема и приготовились

преградить войску дальнейший путь. Сюда же они затащили множество телег,

которые собирались сбросить на македонскую фалангу. Александр, узнав об

этом, велел воинам падать на землю при виде телег и, закрывшись щитами,

лежать, тесно прижавшись друг к другу. Он был уверен, что телеги перескочут

через них, не причинив вреда. Так и случилось. Македонцы приободрились,

видя, что телеги, которых они больше всего боялись, не нанесли им вреда, и с

криком кинулись на фракийцев. Фаланга без труда отбросила плохо вооруженных

варваров, так что они, побросав оружие, кинулись с горы кто куда.

Александр, перевалив Балканы, пошел вперед на трибалов и прибыл к реке

Лигину. Сирм, царь трибалов, укрылся на одном из дунайских островов. Большая

же часть трибалов сосредоточилась в тылу у македонцев. Когда Александр

узнал, куда ушли трибалы, он повернул обратно и застиг их врасплох. Трибалы

построились в лесу, росшем у реки. Александр, выставив вперед лучников и

пращников, приказал им осыпать варваров стрелами и камнями. Как он и ожидал,

оказавшись под дождем стрел, трибалы сделали вылазку. Выманив противника из

леса, Александр атаковал его с фланга конницей, а с фронта ударила фаланга.

Не выдержав удара, трибалы обратились в бегство.

На третий день после этой битвы Александр подошел к Дунаю и решил

переправиться через него, чтобы напасть на гетов. Судов было мало. Поэтому

полторы тысячи всадников и около 4000 пехотинцев переправились через реку на

набитых сеном мешках. Геты, пораженные стремительностью, с которой

совершилась переправа через великую реку, бежали, не дав решительного

сражения. Македонцы овладели их городом. Сюда прибыли послы от фракийских и

кельтских племен с заверениями дружбы. Пришли послы и от Сирама, царя

трибалов. Заключив мир, Александр вернулся за Дунай и тут узнал, что

иллирийское племя тавлантиев отпало от него, а во главе восстания стоят царь

Главкия и изменивший ему Клит, сын Бардилея. Александр отправился в

Македонию к городу Пелий, где находилось войско Клита. Но едва македонцы

приступили к осаде, как появились иллирийцы с Главкией во главе. Сражаться

на два фронта не было никакой возможности, и Александр начал отступление,

которое проходило через теснины, занятые врагом, и было очень трудным. Тем

не менее благодаря искусным маневрам македонцам без больших потерь удалось

отступить за реку Эригон. Спустя три дня Александр узнал, что войско Клита и

Главкия находится в полной беспечности: караулы для охраны не расставлены,

перед лагерем нет ни палисада, ни рва, словно все думают, что Александр в

страхе бежал. Ночью Александр незаметно переправился через реку и ударил на

неприятеля, когда тот меньше всего этого ожидал. Многие были убиты в

постели, а другие погибли при беспорядочном и паническом отступлении.

В это время некоторые из фи-ванских изгнанников вернулись в Фивы:

кое-кто в городе подстрекал их к восстанию. Из кадмейского гарнизона они

вызвали Аминту и Ти-молая и убили их за стенами Кад-меи, когда те не

подозревали ничего худого. Явившись в народное собрание, изгнанники убеждали

фиванцев отпасть от Александра, прельщая их свободой и избавлением от

македонского ига. Так как они утверждали, что Александр умер в Иллирии, то

речи их показались толпе особенно убедительными. Молва о смерти Александра

разрасталась и шла с разных сторон; прошло действительно немало времени, как

от него не приходило никаких известий. И как это обычно бывает в таких

случаях, люди, не разузнав, как обстоит все на самом деле, выдавали желаемое

за действительное.

Когда Александр узнал о событиях в Фивах, он отнесся к ним очень

серьезно. Александр уже давно держал в подозрении Афины и считал, что

дерзкое предприятие фиванцев может увенчаться успехом, если к ним примкнут

лакедемоняне, другие пелопоннесцы и этолийцы. Пройдя через Эордею и

Элимиотиду, он перевалил через горы Стимфеи и Паравии и на седьмой день

прибыл в Пелину в Фессалии. Выступив оттуда, он на шестой день вторгся в

Беотию; фиванцы узнали о том, что Александр прошел через Фермопилы, когда он

со всем войском был уже в Онхесте. На следующий день они увидели македонское

войско под стенами Фив (Арриан: 1; 1-- 7).

Сначала Александр не предпринимал никаких действий, давая фиванцам

время одуматься и посовещаться; он предполагал также, что один город не

осмелится выступить в одиночку против такой армии. И если бы фиванцы,

уступая обстоятельствам, отправили к македонцам посольство, прося мира и

согласия, то Александр охотно пошел бы на переговоры и удовлетворил бы все

их просьбы. Ему хотелось покончить со смутами в Элладе и целиком заняться

войной с персами. Теперь же, видя, что фиванцы ни во что его не ставят, он

решил сравнять город с землей и таким страшным делом отвратить от попыток к

отпадению всех, кто собирался на это отважиться. Выстроив войско в боевом

порядке, он приказал объявить: кто из фиванцев пожелает, тот может явиться к

нему и стать причастным к миру, установленному для всей Эллады. Фиванцы по

своей гордости также ответили объявлением: с какой-то башни они

провозгласили, что каждый, кто желает с помощью персидского царя и фиванцев

освободить эллинов и уничтожить тирана Эллады, пусть прихо-Дит к ним.

Александра это чрезвычайно оскорбило; вне себя от гнева он решил страшно

наказать фиванцев Щиодор: 17; 10).

Когда начался бой, фиванцы опрокинули отряд Пердики и лучников, но при

этом сами растянули и потеряли строй. Видя это, Александр бросил на них

выстроенную фалангу, которая и оттеснила их за ворота. Фиванцы бежали в

таком ужасе, что, теснимые в город через ворота, они не успели эти ворота

закрыть. Вместе с ними ворвались те македонцы, которые бежали сразу за ними.

Навстречу победителям выступил македонский гарнизон из Кадмеи. Какое-то

время отряды фиванцев еще держались у храма Амфиона. Когда же македонцы

стали нажимать на них со всех сторон, а Александр появлялся то тут, то там,

фиванцы обратились в бегство. И тогда началось беспорядочное истребление уже

не защищавшихся фиванцев, причем жестокость проявляли не столько македонцы,

сколько фо-кейцы и беотийцы; одних из фиванцев застигали в домах, некоторые

пытались сопротивляться, другие молили о пощаде, припав к жертвенникам, но

жалости не было ни к женщинам, ни к детям.

Это бедствие, постигшее Фивы, потрясло остальных эллинов не меньше, чем

самих участников этого дела: величие взятого города, стремительность

покорения, неожиданное поражение и неожиданная победа -- все их потрясало.

Но еще более поразила жестокость, с которой Александр расправился с

побежденными. Александр поручил распорядиться судьбой Фивсоюзникам,

принимавшим участие в этом деле; те решили поставить в Кадмее гарнизон,

город же срыть до основания, а землю, кроме священной, разделить между

союзниками; детей, женщин и фиванцев, оставшихся в живых, кроме жрецов,

жриц, друзей Филиппа и Александра и македонских проксенов, продать в

рабство. Рассказывают, что Александр, из уважения к Пиндару, сохранил дом

поэта и спас его потомков. Сверх того союзники постановили восстановить

Орхомен и Платеи и обнести их стенами (Арриан: 1; 8--10).

Покончив с делами в Элладе, Александр вернулся в Македонию. Зимние

месяцы он посвятил улаживанию своих собственных дел, поскольку предполагал,

что отсутствие его продлится долго (в действительности же он вообще больше

не вернулся на родину). Все свое наследственное состояние, которым он владел

в Македонии и в Европе, Александр разделил между друзьями (Юстин: 11; 5)

Когда почти все царские доходы были розданы и расписаны, Пердикка спросил:

"Что ты оставишь себе самому, царь?" "Надежды", -- ответил Александр

(Плутарх: "Александр"; 15).

С наступлением весны 334 г. до Р.Х. Александр отправился к Геллеспонту,

поручив управление Македонией и эллинами Антипат-ру; он вел с собою пеших,

легковооруженных и лучников немного больше 30 000 и всадников свыше 5000. На

20-й день после отправления из дому он прибыл в Сеет, оттуда на 160 триерах

войско переправилось в Абидос. Александр первым во всеоружии вступил на

азиатскую землю и совершил паломничество в Трою, где принес жертву Афине (

Арриан: 1: 11).

От Геллеспонта македонцы начали наступление в глубь Азии. К этому

времени военачальники Да-рия собрали большое войско и выстроили его у

переправы через Гра-ник: приходилось сражаться как бы в воротах Азии, чтобы

войти в нее и овладеть ею. Большинство испугалось глубокой реки и

обрывистого крутого берега, на который надо было выходить, сражаясь.

Парменион ввиду позднего часа не советовал рисковать, но Александр ответил,

что если он испугается Граника, то ему стыдно будет перед Геллеспонтом,

через который он переправился без задержки, и с 13 конными отрядами бросился

в поток. Он направился прямо на вражеские стрелы к обрывистым берегам,

которые охранялись конными и пешими воинами. Поток уносил и заливал его

солдат, и казалось, что их ведет безумец, а не разумный и осмотрительный

вождь. Все же упорно продолжая переправу и с великим трудом одолев мокрый и

скользкий от грязи подьем, Александр сразу же вынужден был вступить в

сражение при полном беспорядке в своем войске; противники схватились один на

один, пока Александру удалось кое-как перестроить своих переправившихся

воинов. Враги наседали с криком; конница бросилась на конницу; сражались

копьями, и, когда копья сломались, стали рубиться мечами. Многие пробились к

Александру (он был приметен своим щитом и шлемом с гребнем, по обе стороны

которого торчало по перу изумительной величины и белизны); дротик попал

сквозь просвет в панцире, но не поранил Александра. Двое персидских

полководцев, Ресак и Скифридат, вместе устремились на него; он увернулся от

Скифридата, а на Реса-ка, закованного в латы, бросился сам. Копье у него

сломалось, он выхватил кинжал. Полководцы схватились врукопашную; Скифридат

подскакал сбоку и, стремительно приподнявшись, ударил Александра персидским

мечом. Шлем едва выдержал удар, гребень с одним пером отлетел, и лезвие меча

коснулось волос Александра. Скифридат замахнулся вновь, но его опередил

Черный Клит, пронзив копьем насквозь. Под мечом Александра пал и Ресак.

В опасном и трудном положении находилась конница, когда переправилась

македонская фаланга и начала стягиваться пехота. Ее удара персы не

выдержали. Неприятель сопротивлялся слабо и недолго; все, кроме греческих

наемников, обратились в бегство. Последние выстроились возле какого-то храма

и хотели сдаться Александру под честное слово. Но тот, движимый скорее

гневом, чем рассудком, первым напал на них. Именно на этом месте оказалось

больше всего раненых и убитых, потому что здесь македонцам пришлось

схватиться с мужественными воинами, потерявшими всякую надежду. Варвары тем

временем успели бежать. Их почти не преследовали (Плутарх: "Александр"; 16).

От Граника Александр двинулся на Сарды. В 70 стадиях от города его

встретил Мифрен, фрурарх кремля, и важнейшие люди города: они сдали ему

Сарды, а Мифрен вручил кремль и сокровища, там находившиеся. Александр

оставался в Сардах столько, сколько требовали лидийские дела, и оттуда

отправился в Эфес. Наемники, стоявшие в Эфесе, бежали. Вступив в город,

Александр восстановил здесь демократию, а подати, шедшие раньше царю, велел

уплачивать Артемиде. Алкимаха, сына Агафокла, Александр послал к тем

эолийским городам и тем ионийцам, которые еще находились под властью персов.

Он приказал всюду уничтожать олигархию и восстанавливать демократическое

правление, разрешать всем жить на их землях й отменить подати, которые

платились варварам.

Сам он из Эфеса пошел к Ми-лету. Внешний город, покинутый гарнизоном,

он взял сходу и расположился там лагерем, а к стенам внутреннего города

велел подвести машины. Через короткое время часть стен оказалась разрушена,

а другая сильно разбита, и Александр повел свое войско на приступ через

развалины и проломы. Под натиском македонцев, напиравших со всех сторон,

милетя-не и наемники, которым поручена была оборона крепости, обратились в

бегство. Но большинство из них оказалось перебито, так как Милет был

блокирован с суши и моря. Оставшимся в живых 300 наемникам-эллинам Александр

предложил вступить в свое войско, а милетянам даровал свободу.

Покончив с этими делами, он пошел в Карию, так как ему сообщили, что в

Галикарнассе собралась немалая сила варваров и чужеземцев. Александр велел

засыпать ров перед городом, а к стенам придвинуть башни и осадные машины.

Все попытки осажденных уничтожить их были отбиты с немалым для них уроном.

Родосец Мемнон, руководивший обороной, вскоре понял, что при сложившемся

положении вещей не сможет долго выдерживать осаду: часть стены уже

обрушилась, часть пошатнулась; много воинов погибло при вылазках. Учтя все

это, Мемнон велел поджечь город и, оставив в акрополе самый лучший отряд со

всем снаряжением, велел перевезти остальных на Кос. Когда Александр узнал о

происшедшем, то велел сравнять город с землей, а засевших в крепости

оставить пока без внимания -- большого значения это уже не имело.

Правительницей Карии он поставил Аду, дочь Ге-катомна.

Зимние месяцы Александр потратил на покорение Ликии и Пам-филии, желая

завладеть побережьем и лишить базы вражеский флот. Заняв после двухмесячной

осады Килену, он повел войско в Гордий, который считался столицей древней

Фригии. Здесь он поднялся в кремль, где находился дворец родоначальника

фригийских царей Гордия и его сына Мидаса. Ему очень хотелось осмотреть

повозку Гордия и узел на ярме этой повозки. Говорили, что тому, кто развяжет

узел на ярме, предсказано владеть Азией. Узел был связан из лыка дикой

вишни, и в нем не было видно ни конца ни начала. Александр не мог разгадать

загадку узла, оставить же узел не развязанным он не хотел, чтобы это не

вызвало волнения и толков в народе. Одни рассказывают, что он разрубил узел

мечом. Аристобул же пишет, что он просто вынул загвоздку из дышла, после

чего легко снял ярмо, не развязывая узла. Во всяком случае, все

присутствовавшие при этом остались в убеждении, что пророчество сбывается на

Александре.

На следующий день он выступил в Анкиру, город Галатии. Тут к нему

пришло посольство от паф-лагонцев с заявлением, что народ их сдается

Александру, вступает с ним в переговоры, но просит не - входить в их землю с

войском. Александр распорядился, чтобы пафла-гонцы были подчинены Калату,

сатрапу Фригии; сам же устремился в Каппадокию и взял всю землю по ту

сторону реки Галиса и еще большое пространство за ней. Отсюда он двинулся к

Киликийским воротам (Арриан: 2; 3--4). Он знал, что Киликия защищена

непрерывной крутой и обрывистой цепью гор, которая начинается у моря и, как

бы описав дугой залив, снова возвращается другим своим концом к морю. Через

эту горную цепь в том месте, где море наиболее вдавалось в берега, вели три

узких и крутых прохода. Войти в Киликию можно было лишь по одному из них.

Арсам, сатрап Киликии, вместо того, чтобы сосредоточить все свои войска в

проходах, был занят тем, что опустошал свою страну огнем и мечом. Он хотел

оставить македонцам лишь голую и бесплодную землю. Когда Александр с легкими

частями вступил в проход, персидская стража бежала, бросив свои посты.

Овладев таким образом самым узким местом прохода, которое называлось

"воротами", Александр, как говорят, сам удивился своему счастью: он

признался, что мог быть завален камнями, если бы нашлось, кому сбрасывать их

на идущее внизу войско. Дорога едва давала возможность идти по ней четырем

воинам в ряд; гора нависала над дорогой, не только узкой, но и обрывистой, а

также часто пересекаемой потоками, текущими с гор (Курций Руф: 3; 4). На

следующий день на заре Александр прошел со всем войском через ворота и

вторгся в Киликию. Там ему сообщили, что Арсам, думавший раньше сохранить

для персов Таре, теперь, узнав о переходе Александра через "ворота",

собирается оставить город; тарсяне же боятся, что он прежде его разграбит.

Услышав об этом, Александр устремился к Тарсу с конницей и самыми быстрыми

отрядами легковооруженных. Арсам, узнав о его стремительном приближении,

поспешно бежал из Тарса к Дарию, не успев нанести городу никакого ущерба

(Арриан: 2; 4).

Радость македонцев была омрачена болезнью Александра. По словам одних,

болезнь эта случилась от усталости, по словам других, от того, что царь

выкупался в ледяной воде Кидна. Из врачей никто не отваживался оказать ему

помощь, считая, что перед этой болезнью они бессильны, и боясь, в случае

неудачи, обвинений со стороны македонцев. Акарнанец Филипп тоже видел

опасность положения Александра, но он надеялся на его дружелюбное отношение

к себе и считал преступным избегать опасности, если в опасности царь. Филипп

решил рискнуть, не останавливаясь в лечении перед самыми крайними

средствами. Он приготовил лекарство и убедил Александра стерпеть и выпить

его, если он хочет поскорее выздороветь. В это время Парменион прислал из

лагеря письмо, в котором настоятельно советовал остерегаться Филиппа, потому

что Дарий будто бы подкупил его щедрыми подарками и обещанием выдать за него

свою дочь, только бы он погубил Александра. Царь прочитал письмо и, не

показав его никому из друзей, положил под подушку. В назначенный час вошел

вместе с друзьями Филипп с чашей лекарства в руках. Александр передал ему

письмо, а сам взял лекарство. Он пил, а Филипп в это время читал письмо

Пармениона. Сразу стало ясно, что Филипп спокоен за свое лекарство. Письмо

не испугало его; он только посоветовал Александру слушаться его и в

дальнейшем: если он будет слушаться, то выздоровеет. Лекарство сначала

подействовало очень сильно: Александр потерял голос; органы чувств почти

перестали действовать, наступил обморок. Вскоре, однако, он оправился и

почувствовал прилив сил и только тогда вышел показаться македонцам: вид его

рассеял их уныние (Плутарх: "Александр"; 19). После этого он послал

Пармениона к другим "воротам", которые находились на границе Кили-кии и

Ассирии, велев заранее захватить проход и охранять его. Сам он с основными

силами двинулся следом (Арриан: 2; 5). Парменион занял самую узкую часть

дороги, а затем захватил Исс, также покинутый варварами. Продвинувшись

оттуда, он вытеснил отряды, оборонявшие внутренние горные районы, и овладел

дорогой. Александр продвинул армию к Иссу. Здесь надо было решать, идти ли

дальше или ждать свежие силы из Македонии. Парменион высказал мнение, что

другого более удобного места для сражения не найти: ведь силы обоих царей

будут равны, узкий проход не сможет вместить большого количества людей, а

македонцам надо избегать равнин и открытых полей, где их могут окружить и

перебить в бою на два фронта. Его разумные доводы были приняты, и Александр

решил дожидаться врага среди горных равнин.

Дарий тем временем уже был в Ассирии, в нескольких переходах от

македонской армии. Греческие наемники усиленно уговаривали его вернуться на

просторные равнины Месопотамии, где персы могли вполне использовать свою

конницу, но царь отверг их предложения и вступил в горную Киликию. Он занял

Исс вскоре после того, как македонцы покинули его, и таким образом оказался

в тылу у Александра. Когда Александру сообщили об этом, он сначала

отказывался верить в такую удачу, а затем сказал, что Дарий теперь у него в

руках (Курций Руф: 3; 7--8).

Македонцы ночью выступили навстречу персам. На рассвете войско вышло из

горных теснин, и Александр развернул его широким фронтом. С одной стороны

была гора, с другой -- море. Горы были заняты персами, и это внушало

Александру опасения за судьбу правого фланга. Он расположил здесь два полка

-- Кена и Пердикки. На левом крыле стояли полки Аминты, Птолемея и Мелеагра.

Общее командование левым флангом было поручено Пармениону. Александр

приказал ему не отходить от моря, чтобы всей армии не попасть в окружение

варваров, которые рассчитывали благодаря своей численности обойти

македонцев. Сам он расположился на правом фланге во главе фессалийской и

македонской конницы. Пелопонесскую конницу он отправил на левый фланг к

Пармениону. Лучники и легкая пехота заняли позиции перед фронтом войска.

Дарий построил свою армию на другом берегу Пинара. Против македонской

фаланги он поставил 30 000 эллинских наемников, а по обоеим их сторонам 60

000 кар-даков (это были тоже гоплиты). Остальное множество легковооруженных

и гоплитов бесполезно глубоким строем стояло за эллинами-наемниками и

кардаками. Всего у царя было около 600 000 человек. Большую часть своей

конницы Дарий расположил на правом крыле против Пармениона, так как здесь

предполагал нанести решающий удар. Сам Дарий находился в середине всего

строя.

Поняв, какая опасность угрожает Пармениону, Александр отослал ему всю

фессалийскую конницу со своего фланга. Бой начался с того, что легкая пехота

македонцев атаковала персов, засевших на горе, и легко отогнала их, заставив

снизу бежать наверх. Затем македонцы перешли в наступление по всему фронту,

в то время как персы ожидали их, стоя на своем берегу. Оказавшись на

расстоянии полета стрелы, воины, окружавшие Александра, и сам Александр

первыми бросились к реке, чтобы своим стремительным напором напугать персов

и схватиться поскорее врукопашную. Случилось так, как и предполагал

Александр. Как только дело дошло до рукопашной, левое крыло персидского

войска обратилось в бегство; Александр и его воины одержали здесь блестящую

победу.

Но из-за стремительного движения по пересеченной местности македонская

фаланга разорвалась в нескольких местах -- и эллинские наемники Дария

бросились на македонцев как раз там, где видели, что строй наиболее

разорван.

Завязалась жаркая схватка: наемники старались столкнуть македонцев в

реку и вырвать победу для своих уже бегущих соратников.

В это время полки правого фланга, видя, что персы, стоявшие против них,

уже бегут, повернули на наемников в помощь своим теснимым товарищам.

Атакованные с фланга и фронта наемники были таким образом опрокинуты и

перебиты. Пока происходили эти события, персидская конница, выступившая

против Пармениона, переправилась через реку и накинулась на отряды

фессалийцев. Тут завязалась жаркая конная схватка, но персы дрогнули, как

только узнали, что отряд наемников перебит, а Дарий бежал. В самом деле,

царь бежал одним из первых, едва только увидел, что левое крыло дрогнуло

перед Александром. Вслед за ним бежали вельможи, а потом бегство стало

бесповоротным и всеобщим. Масса народа сталкивалась на узких дорогах, в

страхе и беспорядке давя друг друга. Число убитых доходило до 100 000,

причем всадников пало не меньше 10 000 (Арриан: 2; 8-- 11).

Победители ворвались в лагерь Дария и разграбили его. По персидскому

обычаю здесь было множество женщин. Захвачены были мать и жена Дария, его

малютка сын и две дочери (Курций Руф: 3; 11). Александр нисколько не изменил

их прежнего образа жизни и не лишил их прежних почестей; денег на себя они

получили больше, чем при Дарий. Самая же великая и воистину царственная

милость для благородных и целомудренных женщин, ставших пленницами,

заключалась в том, что они не слышали оскорблений в свой адрес, а жили

словно бы не в лагере врага, а в девичьем тереме. А между тем рассказывают,

что жена Дария была первой красавицей из всех цариц, а дочери ни в чем не

уступали ей. И вот когда они оказались в полной его власти, Александр даже

не дотронулся до них. Он вообще был равнодушен к женщинам и не знал до брака

ни одной их них, кроме Барсины, вдовы Мемнона, которая попала в плен уже

позже, под Дамаском.

С этого времени простота Александра стала подвергаться все большим

испытаниям. Несмотря на то, что царский обоз остался в Дамаске, в лагере под

Иссой македонцы захватили огромные богатства. Когда Александр после боя

пошел мыться в походную баню Дария, то увидел множество кувшинов, кружек,

ванн, флаконов для духов, все из золота, тонкой работы. Из бани он перешел в

палатку, поражавшую высотой и размерами, с изумительными ложами, столами и

посудой. Тогда Александр сказал, взглянув на друзей: "Вот это, по-видимому,

и значит царствовать".

Впрочем, зараза роскоши долго не приставала к нему. Александр был

Дата добавления: 2015-06-26