Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Джон Стейнбек. На Восток От Эдема 12 страница




не перетасована, и пусть только какой-нибудь мерзавец попробует передернуть

- да мы его, скотину, за ноги, за руки, и головой в нужник!

Но, увы, клубника безвозвратно утратила былую сладость, и женщины уже

не обнимают так, что не вырвешься!

 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

 

 

 

 

Порой на человека нисходит некое озарение. Случается это чуть ли не с

каждым. Ты физически чувствуешь, как этот миг вызревает, как он неуклонно

приближается, словно огонек, бегущий по бикфордову шнуру к шашке динамита.

Под ложечкой замирает, все в тебе восторженно трепещет, плечи и руки

покалывает. Кожа впитывает воздух, и каждый глубокий вдох дарит радость.

Первое ощущение - блаженство, как бывает, когда потянешься и сладко зевнешь:

в мозгу что-то вспыхивает, и мир предстает перед тобой осиянный светом.

Возможно, вся твоя жизнь была прежде серой, ты жил в мрачном унылом краю,

среди мрачных унылых деревьев. Возможно, все события, даже самые важные,

проходили мимо тебя, сливаясь в безликую, бесцветную вереницу. Но вдруг -

озарение; и вот уже песня сверчка пленяет твой слух; земля, гудя травами,

посылает тебе свои запахи; рябь солнца, просеянная сквозь листву, ласкает

взгляд. И тогда все накопленное в сознании и душе выплескивается наружу,

изливается потоком, но от этого тебя нисколько не убывает. Я думаю,

значимость человека в этом мире измеряется числом и природой посетивших его

озарений. И хотя в миг озарения человек одинок, именно озарения единят нас с

миром. Озарение есть начало всякого творчества, оно наделяет человека

индивидуальностью.

Не знаю, останется ли так и дальше. В мире происходят чудовищные

изменения, и нам неведомо, какие черты обретет будущее под нажимом

созидающих его сил. Среди этих сил, как нам кажется, есть и силы зла, хотя,

может быть, зло не в них самих, а в их стремлении уничтожить то, чуждое им,

что мы почитаем за благо. Да, действительно, вдвоем можно поднять камень,

который одному не сдвинуть. Группа людей построит автомобиль быстрее и

лучше, чем один человек, а хлеб, выпекаемый огромным заводом, стоит дешевле

и не так разнится по форме и вкусу. Но коль скоро и наша пища, и наша

одежда, и наше жилье становятся продуктом сложного массового производства,

тот же массовый метод должен неизбежно вторгнуться и в наше мышление,

уничтожив возможность мыслить нестандартно. Массовый, или, как его еще

называют, коллективный, метод уже вошел в экономику, в политику и даже

религию, отчего иные народы подменяют понятие Бог понятием Коллектив.

Этим-то и страшно время, в которое я живу. Небывалая напряженность,

нарастая, подводит мир к критической точке, людям неспокойно, они растеряны.

И я думаю, в такое время уместно и полезно спросить себя: "Во что же я

верю? За что я должен бороться и против чего?"

Мы - единственный на земле биологический вид, наделенный даром творить,

и наше единственное орудие творчества - разум индивидуума, душа отдельной

личности. Нет изобретений или идей, рожденных двумя людьми. Сотворчество

никогда не достигает подлинных вершин ни в одной области, будь то музыка,

или живопись, или математика, или философия. Когда чудо уже свершилось,

когда идея рождена, группа может взять ее за основу, может что-то добавить

или расширить, но изобрести группе не дано. Потому-то и бесценен разум

личности.

Но силы, сплотившиеся вокруг теории о превосходстве группы,

вознамерились уничтожить это сокровище, объявили ему жестокую войну. Чтобы

подавить, сковать, притупить и одурманить независимый мятежный разум, его

унижают, морят голодом, преследуют, насилуют, истязают беспощадными

запретами и ограничениями.

Итак, во что же я верю? Я верю, что вольный, пытливый разум индивидуума

есть величайшая ценность на свете. За что я готов идти в бой? За право

разума прокладывать себе дорогу в любом угодном ему направлении, свободно и

самостоятельно. Против чего я должен бороться? Против любых идей, религий и

правительств, ограничивающих или разрушающих в человеке личность. Таковы мои

убеждения, и в этом я весь. Я понимаю, почему система, построенная по

шаблону, стремится сокрушить свободный разум - потому что только он способен

сокрушить такую систему, постигнув ее суть. Да, конечно, я это понимаю,

понимаю и ненавижу, и буду бороться против посягательств на свободу

человеческого разума, чтобы сберечь то единственное, что отличает нас от

лишенных творческого дара животных. Если в нас погасят искру, рождающую

озарение, мы пропали.

 

 

 

Адам Траск вырос в сером мире, жизнь его была словно занавешена пыльной

паутиной, дни монотонно тянулись, заполненные лишь огорчениями и кислым

недовольством, но вот появилась Кэти, и с ней пришло озарение.

Неважно, что Кэти была, как я это называю, монстр. Вероятно, нам Кэти

не понять, хотя, с другой стороны, от любого из нас можно ждать чего угодно,

мы способны как на поступки удивительно благородные, так и удивительно

низкие. Да и найдется ли человек, втайне не помышлявший вкусить запретного?

Возможно, каждый скрывает в себе некую темную заводь, где плодится зло

и прочая гнусь. Но заводь эта огорожена, и, пытаясь выбраться наружу, ее

обитатели скатываются по скользкой стенке обратно. И все же разве не может

так случиться, чтобы у какого-нибудь человека колония в заводи, окрепнув,

перебралась через стенку и выползла на волю? Не такой ли человек становится,

по нашему определению, монстром и не сродни ли он нам всем, с нашими

скрытыми заводями? Было бы нелепо, если бы мы понимали только ангелов: ведь

дьяволов придумали тоже мы.

Кем бы ни была Кэти, ангелом или дьяволом, но она всколыхнула жизнь

Адама, и он познал озарение. Душа его обрела крылья и воспарила, вырвав

Адама из плена страха, тоски и горьких воспоминаний. Озарение заливает мир

светом и преображает его, как вспышка ракеты преображает поле боя. Может

быть, Адам видел перед собой вовсе не Кэти, так ослепителен был ореол, в

котором она предстала его взору. В сознании Адама сиял образ, исполненный

прелести и красоты; воплощение нежности и доброты, создание чистое и

любящее, дороже которого нет ничего на свете - такой была Кэти в его глазах,

и что бы она ни сказала, что бы ни сделала, та Кэти, которую видел Адам, все

равно бы не померкла.

Она говорила, что не хочет в Калифорнию, но он не слушал, потому что

его Кэти уже взяла его под руку и двинулась в путь. Озарение было столь

ярким, что он не замечал, как подавлен и страдает его брат, как недобро

поблескивают его глаза. Он по дешевке продал Карлу свою долю в ферме,

прибавил эти деньги к тем, что получил в наследство, и чувствовал себя

свободным и богатым.

Братья теперь были друг Другу чужими. На станции они пожали руки, поезд

тронулся, и, провожая его взглядом, Карл долго тер шрам на лбу. Затем пошел

в салун, выпил подряд четыре стопки и, пошатываясь, поднялся на второй этаж.

Как положено, заплатил девице вперед, но потом ничего не смог. И плакал у

нее в объятиях, пока она его не выгнала. Свою ярость он обрушил на ферму: он

выжимал из земли все соки, он прикупал новые участки, он бурил колодцы, он

содержал хозяйство в идеальном порядке и расширял границы своих владений. Он

не знал ни покоя, ни отдыха, он богател, но богатство не приносило ему

радости, и, хотя его уважали, друзей у него не было.

Чтобы приодеть себя и Кэти, Адам задержался в Нью-Йорке, но едва все

покупки были сделаны, молодожены сели в поезд, и он повез их на другой конец

континента. Как они оказались в Салинас-Валли, понять нетрудно.

В те годы железнодорожные компании - набиравшие силу, дравшиеся между

собой, стремившиеся обскакать друг друга и подмять конкурентов - шли на все,

лишь бы увеличить приток пассажиров. Не довольствуясь обычной рекламой в

газетах, они выпускали еще и брошюры, а также плакаты, наглядно изображавшие

красоту и изобилие американского Запада. Чего только не сулили рекламы, но

богатства того края действительно были безграничны! Компания "Южная

Тихоокеанская Дорога" (ЮТД) благодаря неукротимой энергии своего президента

Лиленда Станфорда начинала главенствовать на Тихоокеанском побережье не

только в сфере транспорта, но и в политике. Ее рельсы подползали и к

долинам. Возникали новые города, осваивались и заселялись новые районы,

потому что для роста перевозок компания должна была обеспечить себя

пассажирами.

Не осталась без внимания и вытянувшаяся меж гор долина Салинас-Валли.

Если верить красочному плакату, который Адам долго и внимательно изучал, рай

был лишь жалким подобием этой долины. Ну, а после ознакомления с

соответствующей литературой, обосноваться там не захотел бы разве что

сумасшедший.

Приобретать участок Адам не спешил. Он купил бричку и, разъезжая по

Долине, беседовал с теми, кто жил тут давно, интересовался, какая здесь

земля и вода, расспрашивал о климате, об урожаях, о ценах. Любопытство его

не было праздным. Ведь он приехал сюда, чтобы пустить корни, чтобы жить

здесь со своей семьей и, может быть, основать династию.

Полный радостных надежд Адам объезжал ферму за фермой, мял в руках

комочки земли, вел обстоятельные разговоры, строил планы и мечтал. Жителя1М

Долины он понравился, они были довольны, что он здесь поселится, потому что

сразу распознали в нем человека солидного.

Если что и печалило Адама, то только состояние Кэти. Она чувствовала

себя неважно. Вместе с Адамом она колесила по Долине, но ничто ее не трогало

и не радовало. Однажды утром Кэти пожаловалась, что нездорова, и осталась в

Кинг-Сити, а Адам поехал осматривать фермы один. В гостиницу он вернулся

только под вечер, когда Кэти уже почти умирала от потери крови. По счастью,

доктор Тилсон в этот день ужинал дома, и, не дав ему доесть ростбиф, Адам

вытащил его из-за стола. Быстро осмотрев Кэти, доктор повернулся к Адаму.

- Вы бы подождали внизу.

- Но она поправится?

- Да-да, я вас скоро позову.

Адам потрепал Кэти по плечу, и она в ответ улыбнулась. Закрыв за Адамом

дверь, доктор Тилсон вернулся к кровати. Лицо его пылало гневом.

- Почему вы это сделали?

Кэти сжала губы в узкую полоску.

- Ваш муж знает, что вы беременны?

Она медленно покачала головой.

- Чем вы это сделали?

Глаза ее застыли.

Доктор оглядел комнату. Шагнул к низкому комоду, протянул руку и,

повернувшись к Кэти, потряс у нее перед лицом вязальной спицей.

- Как же, как же... эта старая негодяйка давно нам знакома,- сказал

он.- Дура вы, и больше никто. Чуть себя в могилу не свели, а ребенка не

скинули. И небось еще всякую дрянь глотали, камфорой травились, керосином,

красным перцем... Боже мой! До чего вы, женщины, иногда доходите! Взгляд ее

был холоден, как стекло. Доктор придвинул стул ближе к кровати и сел.

- Почему вы не хотите ребенка?- тихо спросил он.- У вас хороший муж.

Разве вы его не любите? Что, так и будете молчать? Объясните мне, черт

возьми! Упрямиться глупо.

Губы ее не шевелились, глаза смотрели не мигая.

- Голубушка моя, неужели вы не понимаете? Человеческую жизнь губить

нельзя. Уж если что меня и бесит, то именно такие дела! Бог свидетель,

случается, больные умирают, потому что я не знаю, чем им помочь. Но я хотя

бы стараюсь их спасти... стараюсь всегда! А тут на моих глазах - умышленное

убийство! - Он говорил все быстрее. Его пугало тягостное молчание,

заполнявшее паузы. Эта женщина вызывала у него недоумение. В ней было что-то

нечеловеческое.- Вы еще не знакомы с миссив Лорел? Бедняжка слезами

обливается, вся извелась, так хочет ребенка. Все на свете отдала бы, чтобы

родить, а вы... вы своего ребенка решили спицей проткнуть!.. Вот, значит,

как! - Он сорвался на крик.Не хотите говорить - никто вас не заставляет!

Только я сам кое-что вам скажу. Не погиб ваш ребенок, жив он. Промахнулись.

И еще скажу: придется вам его родить! В нашем штате за аборт знаете, что

полагается? Можете не отвечать, но выслушать вам придется! Если вы не

образумитесь, если вы скинете, а я пойму, что дело нечисто, я сообщу в

полицию, я все расскажу и позабочусь, чтобы вас наказали. Надеюсь, у вас

хватит ума понять, что я не шучу.

Кэти облизала губы острым маленьким язычком. Холод в ее глазах сменился

грустью.

- Простите меня,- сказала она.- Я виновата. Но вы не понимаете.

- Почему же вы не хотите объяснить?- Его гнев тотчас растаял.-

Расскажите мне, голубушка.

- Мне трудно об этом говорить. Адам такой хороший, такой сильный, а

я... одним словом, плохая наследственность. Эпилепсия.

- У вас?!

- У меня-то нет, но и у деда была, и у отца... и у брата.- Она закрыла

лицо руками.- А сказать об этом мужу я не решилась.

- Бедная девочка.- Он вздохнул.- Несчастная вы моя. Но это же

необязательно передается. Вероятнее всего, ребенок у вас родится нормальный,

здоровый. И не делайте больше никаких глупостей - обещаете?

- Да.

- Вот и хорошо. Тогда я вашему мужу ничего не скажу. А сейчас дайте-ка

посмотрю, остановилось ли кровотечение.

Через несколько минут он закрыл саквояж и сунул спицу в карман. -

Завтра утром я к вам загляну.

Едва он спустился по узкой лестнице в холл, Адам накинулся на него с

расспросами:

- Как она? Все в порядке? Отчего это случилось? Можно мне к ней

подняться?

- Да подождите вы, подождите,- отмахнулся доктор Тилсон. И, верный

своей старой традиции, привычно пошутил: - Вашей жене плохо, но...

- Доктор...

-...но это очень хорошо.

- Доктор...

- Ваша жена ждет ребенка.- И он выскользнул за дверь мимо

остолбеневшего Адама.

Трое сидевших у печки мужчин ухмыльнулись. Один из них как бы вскользь

заметил:

- Лично я бы по такому случаю пригласил кого-нибудь выпить... скажем,

человек трех.- Но его намек пропал даром. Адам уже вихрем мчался по лестнице

наверх.

 

Ранчо мистера Бордони, расположенное в нескольких милях к югу от

Кинг-Сити, а вернее, на полпути между Кинг-Сити и Сан-Лукасом, все больше

привлекало внимание Адама.

У Бордони было девятьсот акров земли - все, что осталось от поместья в

десять тысяч акров, пожалованного прапрадеду миссис Бордони испанской

короной. Сам Бордони переселился сюда из Швейцарии, но миссис Бордони была

прямой наследницей Санчесов, испанцев, осевших в Долине еще в давние

времена. Как случалось с большинством старых семей, Санчесы растеряли свои

земли. Сколько-то проиграли в карты, сколько-то было съедено налогами, а

кроме того, от поместья часто отстригали, как купоны, изрядные куски в

уплату за разные роскошества - за лошадей, за бриллианты, за любовь

хорошеньких женщин... Оставшиеся девятьсот акров лежали в самом сердце

изначального имения Санчесов, и это были их лучшие земли. Раскинувшееся по

обоим берегам реки ранчо утыкалось боками в холмы предгорий, потому что

Салинас-Валли в этом месте сужается, а дальше опять расширяется. Глинобитный

дом, построенный еще при Санчесах, до сих пор годился для жилья. Он стоял в

ложбине между холмами, в миниатюрной долине, по которой катил воду

драгоценный, никогда не пересыхающий ручей. Конечно же, именно поэтому

первый Санчес поставил свой дом здесь. Мощные виргинские дубы укрывали

крохотную долину от солнца, и земля здесь была жирная, с густой травой, что

совершенно необычно для этого района Салинас-Валли. Стены приземистого дома

в толщину достигали четырех футов, бревенчатые стропила и балки были связаны

ремнями из сыромятной кожи, предварительно намоченными водой. Высохнув, кожа

прочно стянула бревна, а сами ремни стали твердыми, как железо, и время

почти не оставляло на них следов. Такой метод строительства имеет только

один недостаток. Если в доме заведутся крысы, они могут сгрызть кожаные

крепления.

Дом Санчесов, казалось, рос прямо из земли, и в атом была своя

прелесть. Бордони приспособили старый дом под коровник. Эмигрант, швейцарец,

мистер Бордони сохранил присущую его нации страсть к чистоте. Толстые

глинобитные стены не внушали ему доверия, и он построил неподалеку обычный

каркасный дом, а из глубоких оконных проемов старинного дома Санчесов

выглядывали коровы.

Детей у четы Бордони не было, и когда миссис Бордони в расцвете лет

скончалась, ее мужа охватила тоска по родным Альпам. Он мечтал поскорее

продать землю и вернуться в Швейцарию. Торопиться с покупкой Адам не желал,

а Бордони к тому же запрашивал большую цену и, действуя испытанным способом,

притворялся, будто ему наплевать, продаст он свое ранчо или нет. Бордони

намного раньше Адама понял, что тот купит его землю.

Адаму не хотелось, чтобы он сам и его будущие дети кочевали. Он боялся,

что купит какую-нибудь ферму, а потом ему приглянется другая, лучше, и все

же его неотступно притягивала земля Санчесов. С появлением Кати он уверовал,

что впереди у него долгая и счастливая жизнь. Тем не менее он тщательно

взвешивал все до последней мелочи. На бричке, верхом и на своих двоих он

обследовал каждый фут ранчо Бордони. Он сверлил коловоротом дыры, чтобы

проверить, пощупать и понюхать землю под верхним слоем почвы. Он узнавал,

что мог, о свойствах диких растений, встречавшихся ему в полях, у реки и в

холмах. В местах посырее он опускался на колени в грязь и изучал следы

животных: вот пума, а вот олень, вот койоты и дикие кошки, скунсы и еноты,

куницы и кролики, а поверх всех этих следов - узор, оставленный лапками

куропаток. Он бродил меж ив и платанов, продирался сквозь заросли ежевики,

гладил стволы виргинских и карликовых дубов, земляничных деревьев и лавра.

Бордони, прищурившись, наблюдал за ним и знай подливал в стаканы

красное вино из урожаев своего маленького виноградника, разбитого у подножия

гор. Не было дня, чтобы Бордони отказал себе в удовольствии слегка

накачаться после обеда. И Адам, никогда прежде не пивший вина, стал находить

в нем вкус.

Снова и снова допытывался он у Кати, что она думает об этом ранчо. Ей

оно нравится? Ей будет приятно там жить? Ее уклончивые ответы он не слушал.

Он верил, что она разделяет его восторг. В холле гостиницы он толковал с

мужчинами, приходившими посидеть у печки и почитать газеты, которые

пересылались в Кинг-Сити из Сан-Франциско.

- Меня беспокоит только вода,- сказал он в один из вечеров.- Ведь нужен

колодец, а глубоко ли там до воды, не знаю.

Его собеседник, фермер в грубых рабочих штанах, закинул ногу на ногу.

- Вам бы съездить, поговорить с Сэмом Гамильтовом,- посоветовал он. Сэм

у нас в этом деле лучше всех понимает. Он и воду находит, и колодцы бурит.

Все вам разъяснит. Половина колодцев в наших краях - его работа. Приятель

фермера хохотнул.

- Еще бы Гамильтону про воду не звать. У самого то земля - сплошной

камень.

- А как мне его найти? - спросил Адам.

- Я вам вот что предлагаю. Мне угольники железные нужны, и, стало быть,

я все равно к нему поеду. Так что, если хотите, возьму вас с собой. Мистер

Гамильтон вам понравится. Хороший человек.

- А уж пошутить - мастер, каких мало,- добавил его приятель.

 

 

 

На ранчо Гамильтонов Адам Траск и Луис Липло отправились в повозке

Луиса. За спиной у них громыхали в дощатом кузове железные обрезки, а по

обрезкам перекатывалась оленья нога, обернутая мокрой мешковиной, чтобы мясо

не испортилось на солнце. В те годы, собираясь кого-нибудь навестить, обычно

прихватывали с собой что либо из съестного, да побольше, потому что тебя

непременно оставляли обедать, и ты не смел обидеть хозяев отказом. Но наезды

гостей основательно истощали недельный запас продовольствия, и твой долг был

восполнить причиненный ущерб. Привезешь четверть свиной туши или говяжий

огузок - и всех делов. Оленину вез Луис, а Адам прикупил бутылку виски.

- Я вас должен предупредить,- сказал Луис,- мистер Гамильтон, понятно,

будет доволен, а вот миссис Гамильтон, та спиртное на дух не терпит. Вы

лучше бутылку под сиденье спрячьте, а как свернем за дом, до кузницы доедем,

тогда и достанете. Мы завсегда так. - Что же она и выпить мужу не дает? -

Сама махонькая, с воробушка, но наитвердейших убеждений. Так что вы уж

бутылку под сиденье положите.

Они съехали с дороги и углубились в облезлые бугристые холмы, двигаясь

по размытой зимними дождями колее. Лошади с усилием напирали на оглобли,

повозка раскачивалась и кренилась. Весна обошла холмы своей благодатью, и

уже сейчас, в июне, почва здесь пересохла, сквозь короткую выгоревшую траву

проступали камни. Дикий овес, еле набрав в высоту шесть дюймов, пошел в

колос, словно понимал, что, если не поспешит, может не отколоситься вовсе.

- Не больно-то приветливые места,- заметил Адам. - Приветливые?! Ну вы

и скажете, мистер Траск! Здешняя земля из кого хочешь душу вымотает да еще и

в гроб вгонит. А вы говоритеЙ У мистера Гамильтона земли изрядно, только он

тут чуть с голоду не помирает со всей своей оравой. Такую семью на этих

камнях не прокормишь. Оттого и берется за любую работу, да и сыновья его

начали понемногу в дом приносить. Хорошие они люди, Гамильтоны.

Адам смотрел вдаль, на верхушки мескитовых деревьев, узкой полосой

тянувшихся по дну лощины.

- Что же это его бес попутал поселиться в таком месте?

Луис Липло, как, впрочем, и все мужчины, любил порассуждать, особенно

если вопросы задавал приезжий и рядом не было никого из местных, кто мог бы

встрять и возразить.

- Объясню,- сказал он.- Возьмите, к примеру, меня. Отец мой был

итальянец. Сюда перебрался уже после известных событий, однако сколько-то

денег с собой привез. Ранчо у меня не очень большое, но я им доволен.

Участок отец за наличные купил. И еще выбирал. Или, например, вы. Не знаю,

как у вас с деньгами, и спрашивать не буду, но, слышал, вы думаете купить

старую землю Санчесов. А Бордони, тот свою выгоду понимает. Стало быть,

капитал у вас немалый, иначе бы и не приценивались.

- Да, средствами я располагаю,- скромно признал Адам.

- Я это к тому, чтоб вам дальше понятнее было. Так вот, когда мистер и

миссис Гамильтон сюда приехали, у них, как говорится, нечем было задницу

подтереть. Ну и пришлось им брать, что осталось - государственную землю, ту,

что никому задаром не нужна. Там паси корову хоть на двадцати пяти акрах,

она и в хороший год с голодухи околеет, а уж если засуха, то, говорят,

оттуда даже койоты бегут. Многие по сю пору не понимают, как Гамильтоны

тогда не перемерли. А чего тут понимать - мистер Гамильтон с первого дня

работать начал, вот и не перемерли. На чужих фермах спину гнул, пока

молотилку ж построил.

- Должно быть, он потом немало преуспел. Я о нем со всех сторон слышу.

- Можно сказать, и преуспел. Девять детей воспитал. А что ни гроша не

скопил, это я голову наотрез даю. Да и как ему скопить?

Повозка резко накренилась набок, перевалила через большой круглый

камень и снова выровнялась. Лошади потемнели от пота, на боках и под хомутом

пузырилась пена. - Рад буду с ним познакомиться,- сказал Адам. - Как бы там

ни было, сэр, а кое-что ему удалось на славу, дети у него растут хорошие,

воспитал он их прекрасно. Все работящие, толковые... один только Джо

подкачал. Джо - это его младший, они даже, слышал, собираются его в колледж

послать. Но остальные все с головой. Мистер Гамильтон вполне может ими

гордиться. Их дом вон там, за следующим холмом. Не забудьте, что я вам

сказал,- виски раньше времени не вынимайте, а то миссис Гамильтон и говорить

с вами не станет.

Сухая земля потрескивала на солнце, со всех сто рой скрипели сверчки.

- Вот уж поистине Богом забытый край,- покачал головой Луис.

- Мне даже как-то стыдно,- сказал Адам. - Это почему же?

- Ну, потому что я не беден и меня в такое место не загонишь.

- Я тоже не беден, только мне совсем не стыдно, а наоборот - я очень

доволен.

Повозка вскарабкалась на холм, и Адам увидел внизу кучу строений,

составлявших усадьбу Гамильтонов: дом с множеством пристроек, коровник,

кузницу и каретный сарай. Все высохшее, обглоданное солнцем, ни одного

высокого дерева, огород - клочок земли, который поливали вручную.

Луис повернулся к Адаму, и в его голосе зазвучали враждебные нотки:

- Я, мистер Траск, хочу, чтобы вы кое-что поняли. Некоторые, когда

видят Самюэла Гамильтона в первый раз, думают, у него не все дома. Он

разговаривает не так, как другие. Он ирландец. И на выдумки всякие горазд -

что ни день, у него новая затея. И помечтать любит, хлебом не корми! На

такой земле жить, тут, ей-богу, о чем хочешь размечтаешься! Но вы лучше

сразу зарубите себе на носу: он истинный труженик, отличный кузнец, и,

бывает, его затеи пользу приносят. Многое, о чем он говорил, сбывалось, я

сам тому свидетель.

В тоне Луиса слышалась скрытая угроза, и Адам насторожился.

- Я не привык судить о людях плохо,- сказал он и почувствовал, что Луис

почему-то видит в нем сейчас чужака и недруга.

- Я просто хочу, чтоб уж все начистоту. А то приезжают некоторые и

думают, что если человек не купается в деньгах, так он и слова доброго не

стоит. - Я бы никогда не позволил себе...

- Да, может быть, у мистера Гамильтона за душой ни гроша, ноон здесь

свой человек, и не хуже других. И семья у него прекрасная, такую еще

поискать. Запомните это раз и навсегда.

Адам чуть было не начал оправдываться, но потом сказал:

- Запомню. Спасибо, что объяснили.

Луис снова повернулся лицом к усадьбе.

- Вон он - видите, стоит у кузницы? Должно быть, услышал, что мы едем.

- У него что, борода? - спросил Адам, вглядываясь.

- Да, борода у него красивая. Скоро совсем белая будет, он седеть

начал.

Они проехали мимо дома, заметили в окне глядящую на них миссис

Гамильтон и подкатили к кузнице, где их уже поджидал Самюэл.

Адам увидел перед собой высокого крепкого мужчину с бородой патриарха;

ветер шевелил его легкие, как пух, волосы. Солнце опалило ирландскую белизну

его лица и окрасило щеки румянцем. На нем была чистая синяя рубашка,

комбинезон и кожаный фартук. Рукава рубашки были закатаны, но на мускулистых

руках Адам не углядел и пятнышка грязи. Только пальцы и ладони были черные

от копоти. Окинув Самюэла коротким взглядом, Адам снова посмотрел на его

глаза, голубые, по-молодому веселые. В лучиках морщин от частого смеха.

- Это ты, Луис,- сказал Самюэл,- рад тебя видеть. Наш райский уголок

всегда готов принять друзей.

Он улыбнулся Адаму, и Луис тотчас сказал:

- Это мистер Адам Траск. Я привез его познакомиться. Он с Восточного

побережья приехал и хочет здесь осесть.

- Очень приятно,- кивнул Самюэл.- Руки пожмем в другой раз. Не хочу вас

пачкать моими ржавыми хваталками.

- Я, мистер Гамильтон, привез с собой железных обрезков. Не сделаете

мне пару угольничков? А то у меня на жатке рама к черту развалилась.

- Конечно, Луис, все сделаю. Ну выгружайтесь, выгружайтесь. Лошадей мы

отведем в тень.

- Там сверху кусок оленины, а мистер Траск привез кое-что повеселее.

Самюал покосился на дом.

- "Кое-что повеселее", я думаю, мы отведаем позже, когда поставим

повозку за сарай.

Хотя Самюэл вроде бы правильно произносил слова, Адам уловил в его речи

необычную приятную певучесть.

- Луис, может, разневолишь своих лошадок сам? Я пока отнесу оленину.

Лиза будет довольна. Она любит оленье жаркое.

- Из молодых ваших кто-нибудь дома? - Нет, никого нет. На выходные

приехали Джордж и Уилл, но вчера вечером все упорхнули в каньон Уайлд-Хоре,

в Пичтри, там в школе бал-танцы. Как стемнеет, думаю, начнут потихоньку




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-26; Просмотров: 317; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.252 сек.