Вместо пролога 3 страница

«Ну, – думаю, – Кисуля, если всё обойдётся, задам я тебе трёпку, когда хозяев не будет дома. Я тебе устрою и цирк, и дельтаплан – будешь у меня летать по дому, как угорелая…»

Я даже не заметил, как добрался до середины лестницы. Ещё две‑три ступеньки, и можно будет ухватить эту дурёху за загривок. Но тут самое главное – самому бы не свалиться. Внизу под нами растянутая простынь, но она кажется такой далёкой и крошечной, что попасть в неё просто невозможно.

– Давай‑давай, Трисончик, – подбадривает меня хозяин, – давай, дорогой, ещё чуть‑чуть.

«Да даю‑даю, – мысленно рявкаю я, а из пасти вырывается только жалобное поскуливание, – нашли спасателя…»

Поравнявшись с мордой Кисули, я тихо произнёс:

– У тебя мозги есть? Ты зачем сюда забралась?

– Мяу‑мяу, – пищит Кисуля, а сама вся дрожит.

Я потянулся к ней, чтобы ухватить её за спину. И вдруг это неблагодарное создание природы начало на меня шипеть:

– Ш‑ш‑ш‑ш! Не трогай меня!

– А как я тебя отсюда сниму, не трогая? – спрашиваю уже возмущённо. – Ты в своём уме?

– Ш‑ш‑ш‑ш! – повторила Кисуля.

А снизу мне кричат:

– Хватай её, Трисон, хватай!

– Попробуй только прикоснись ко мне, – угрожает Кисуля, – я тебе всю морду поцарапаю.

«Ну что ты будешь с ней делать, – я чуть не плачу. – И кто тебя послал на мою собачью голову…»

Меня это стало злить.

– Знаешь что, дорогуша, – рычу я. – Если ты сейчас не бросишь эту ветку, я её отломаю, и мы вместе рухнем вниз. Будь что будет.

– Трисончик, мяф‑мяф, – взмолилась Кисуля, – я боюсь! Я боюсь!

– А ты думаешь, я не боюсь, – отвечаю грозно. – Но что‑то ведь нужно делать. Ты тут жить собралась, на этом дереве? Ну‑ка, отцепись от ветки, прыгай на меня и крепко держись.

– Не могу! Мя‑а‑а‑а‑ав! Не могу, мне страшно!

В этот момент лестница дёрнулась и повернулась вокруг хлипкого ствола. Не помню, что произошло, но я рефлекторно вцепился зубами в ветку, на которой сидела Кисуля. Ветка громко треснула, и я почувствовал себя космонавтом в невесомости – мы летели вниз. Неожиданно всё моё тело пронзила страшная боль. Я сначала подумал, что мне оторвало лапу – так было нестерпимо больно, что у меня в глазах всё потемнело. Пришёл я в себя только в доме. Оказывается, я перед самым приземлением на рукотворный батут угодил лапой в рогатину, в которой и застряла моя несчастная лапа.

Приехавший ветеринар наложил мне на лапу какие‑то деревяшки, туго обмотал бинтом, сделал болючий‑преболючий укол и приказал, чтобы я не двигался. Юморист. Какие тут движения? Уснул мгновенно.

Проснулся от чего‑то тёплого. Открываю глаза – не поверите: сидит это чудо рядом со мной и умывает мне лицо. Мурлычет на весь дом, словно у неё праздник какой. Ничего не стал говорить, закрыл глаза и продолжил дремать. Сквозь сон только расслышал:

– Муррррр, прррости, дрррруг! Спасибо тебе, Тррррисончик.

– Ух, подлиза, – проворчал я и снова уснул.

Глава 6

Отбегался. Долго вспоминал мудрёное слово. Как там у вас называется? А, вот, вспомнил: колченогий. Словом, превратился я в колченогого пса. Одно утешало: мои родственники поговаривали, что это было ненадолго. Я лишь изредка выходил на улицу, точнее выползал. Если бы вы знали, как же это неудобно ходить с деревянной ногой. Сам хромал, а в душе посмеивался над собой: есть рыболовы, птицеловы, а я теперь кто? Котолов, выходит. А если быть совсем уж точным, то кисулелов. Во какое слово придумал. Жаль, только произнести не мог.

У Кривошеевых было для меня одно приятное занятие. На целую неделю моим другом стал телевизор. И вот как‑то вечером смотрел передачу о лабрадорах. Вы, конечно, уже читали мой рассказ в первой книге, но кое‑что интересненького всё‑таки добавлю. Вы же знаете, что о своей породе я могу рассказывать бесконечно. Но то, что я услышал в тот день, уму непостижимо. Осторожно! Не упадите от смеха или от испуга. Представляете, до чего договорился один из телевизионщиков? Я даже ушам своим не поверил. Оказывается, есть версия, что мы, лабрадоры, произошли от скрещивания ретривера с выдрой. Я так в душе смеялся (со стороны это выглядело скулением), что едва вторую ногу не сломал. Вы видели этих выдр? Что‑то мне не очень хочется к ним в родичи. Но у учёных свои объяснения. Они говорят, что когда‑то давным‑давно были собаки, которых называли выдровыми и водяными. И вроде как расцветкой и повадками они были очень похожи на выдр.

Я не спорю, с водой нас связывает многое. В прошлом наша порода была самой любимой среди ньюфаундлендских и португальских рыбаков. Помните, я рассказывал вам, что люди всегда брали с собой двух лабрадоров в каждое плавание. Но вы же не станете говорить, что для охраны шхуны. От кого там, в море, охранять рыбаков? От акул, что ли? Нет, мы уже тогда были спасателями, и в случае крушения корабля вытаскивали на сушу специальный трос, по которому люди добирались до берега. Теперь вы понимаете, почему я так отважно полез на эту треклятую лестницу? Потому что я не только мореплаватель, а ещё и спасатель от рождения. Имейте это в виду.

Но что интересно, мы не только спасали людей, мы ещё и помогали рыбу ловить. Не смейтесь. Не на удочку, конечно, но сети вытаскивали – работали вместе с североамериканскими индейцами. И это для нас было не просто забавой. Воды Атлантического океана зимой жутко холодные, а у нас ведь шерсть густая и плотная. Мои предки ничего не боялись – смело бросались в ледяную воду и были просто незаменимы. А после рыбалки мы ещё помогали и добычу дотащить домой. Вот так.

Водных версий немало. По мнению некоторых исследователей, вот каким образом лабрадоры появились в Европе. Однажды команда судна «Кантон» из Балтимора спасла экипаж тонущего английского брига, шедшего из Ньюфаундленда. Вместе с людьми из воды вытащили и щенков, которых капитан «Кантона» оставил в Балтиморе.

Впервые европейцы познакомились с моими предками в морских портах города Сент‑Джонс. Обидно, конечно, но нас не сразу признали отдельной породой. И это несмотря на то, что таких собак рисовал уже Тициан. Только в 1812 году полковник Питер Хокер решил, что этот вид отличается от всех других, и предложил назвать нас Собакой Святого Джонса или лабрадором. Длинное и трёхсловное название породы не прижилось – закрепилось слово «лабрадор». О версиях происхождения названия я уже рассказывал, не стану повторяться. Тут ничего нового. Напомню лишь, что моя любимая версия – слово «лабрадор» произошло от португальского слова «труженик».

Вернёмся в наше время. Так вот. В течение последних лет наша порода неизменно входит в пятёрку самых распространённых пород в мире. И вы думаете, это случайно? Нет, конечно. Скажите лучше, чем мы не умеем заниматься?

Возьмём для примера охоту. Поверьте, лабрадор – это неутомимый помощник охотника, лучший апортировщик, отличная подружейная собака. Безошибочно разыскивает подбитую дичь на суше и в воде. Спросите у любого заядлого охотника: этого мало? Но ведь мы ещё обладаем и великолепным чутьём, и выносливостью, можем свободно распознать выстывший кровяной след.

Вот вам свидетельство одного из бывалых охотников: «Что немаловажно, лабрадор не впадает в раж, теряя связь с человеком, а с азартом выполняет свою работу, подчиняясь командам хозяина. Благодаря природной мягкой хватке лабрадора, ваша добыча не будет напоминать фарш в оригинальной упаковке и уж тем более вы никогда не познаете, что такое отжимка. Лабрадор охотится не из‑за природной агрессивности, а из желания угодить хозяину…» Во как!

Ну, о поводырях говорено‑переговорено. И всё же не удержусь, скажу несколько слов. Да и как такое не сказать: около восьмидесяти процентов собак‑поводырей в мире – это, разумеется, лабрадоры. Почему? Ответ логичен и закономерен: человек доверяет свою жизнь самым надёжным и лучшим. Хотите красноречивый пример? Во время трагических событий одиннадцатого сентября в США в обстановке всеобщей паники и хаоса две собаки‑поводыря вывели из рушившихся небоскрёбов своих слепых хозяев и спасли их. Оба поводыря были лабрадорами.

В спасательских моих способностях вы и сами уже убедились. Но самое главное (напомню), у нас очень уравновешенная и спокойная психика. Если у вас есть дети, они будут под постоянным присмотром и охраной. Мои собратья – это компаньоны, друзья, любимцы. Не посчитайте меня хвастуном, но мы всегда стараемся соответствовать вкусам и потребностям каждого члена семьи, мы умеем угождать и находить общий язык со всеми обитателями жилища человека – будь то взрослый ворчун или ребёнок‑егоза, надменный кот или говорливый попугай…

Ой, простите, пожалуйста, но не могу промолчать – ещё немного расскажу о нашей породе. Это важно!

Собака нашей породы – идеальная городская собака. Мы имеем короткую, плотную шерсть с густым подшёрстком, практически не намокающим в воде. Наша шерсть без запаха и в большинстве случаев не вызывает аллергии.

Вы знаете, нашу шерсть иногда даже называют тефлоновой. Знаете, почему? Как бы я ни измазался в весеннюю распутицу или, допустим, в осеннюю слякоть, после высыхания я всегда практически чист. Кроме того, мои собратья лабрадоры прекрасно уживаются с другими животными, очень любят детей, с которыми с удовольствием играют, а на прогулках служат надёжной охраной. Мы не лаем понапрасну – мы ведь понимаем, как это важно при проживании в квартирах городского типа. Зачем хозяину создавать лишние проблемы?

Но самое главное, мы не боимся холода и почти не болеем. Я, например, спокойно гуляю при минус тридцати и даже, если понадобится, могу искупаться в проруби. А знаете, за что ещё нас любят люди? Мы долгожители. Это тоже немаловажно.

Рекорд долгожительства лабрадора – двадцать семь лет.

Наша порода занимает одну из высших ступеней в иерархии собак по количеству возможных запоминаемых команд. Сухие, короткие команды человека мы превращаем часто в подобие общения. Например, я ещё щенком начал понимать, что команды «Ко мне», «Иди ко мне» и «Подойди» – это одно и то же. Мои родственники вообще легко обучаются. Главное – правильно объяснить лабрадору, что вы от него хотите, и ни в коем случае никогда его не «ломайте» и не заставляйте. Спокойствие, тактичность и вежливость – и ваша собака отблагодарит вас послушанием и дисциплинированностью.

Вы не смотрите, что мы грузны. На нашу подвижность, выносливость и силу это никоим образом не влияет. А ещё мы умеем подстраиваться под поведение хозяина и никогда не бываем навязчивыми. Если вы, развалившись на диване, читаете журнал, лабрадор преспокойно устроится где‑нибудь рядом, и единственное, что будет вам напоминать о его присутствии, так это только лёгкое посапывание. Ну, что есть то есть – посопеть мы любим. Но обычно наших хозяев это не раздражает. Напротив, они ещё и поглаживают нас.

Но и «сонями» нас не назовёшь. Как только вам придёт в голову поиграть с домочадцами в пятнашки на просторах трёхкомнатной квартиры, веселье не останется без нашего участия.

Не надоело? Ну, ещё несколько слов – думаю, вам это тоже будет интересно знать. Расскажу о сильных мира сего, в смысле, о знаменитых людях, которые уважали и уважают лабрадоров. Это, например, принцесса Монако и король Швеции Густав, президент Эстонии Арнольд Рюйтель, режиссер Федерико Феллини, певцы Демис Руссос и Дитер Болен, модельер Джорджио Армани, киноактёры Харрисон Форд и Арнольд Шварценеггер, Антонио Бандерас, Дрю Бэрримор, Кевин Костнер, Ванесса Паради и Тед Тёрнер. Любили лабрадоров Жак‑Ив Кусто, Николае Чаушеску, Билл Клинтон и Франсуа Миттеран. Многие годы мои собратья живут в королевской семье Великобритании.

Ну, в России вы, наверное, уже и без меня знаете, что лабрадоры скрашивают досуг Владимиру Путину, Дмитрию Медведеву, Сергею Шойгу. Говорят, что их подчинённые тоже стали заводить лабрадоров. Не знаю, от большой любви к нашей породе или… Впрочем, не будем гадать. Когда над одним известным чиновником по этому поводу пошутили, он ответил весьма необычно: «А я и до любил дзюдо!» Я, правда, не понял, при чём тут дзюдо, но, думаю, это как‑то связано и с уважением к лабрадорам.

В заключение скажу, что наше крепкое здоровье, атлетическое сложение, неприхотливость в еде, простота в выращивании и воспитании позволяют нам стать (без всяких прикрас) незаменимой собакой не только для человека с кинологическим опытом, но и для начинающего собаковода.

Так что, новички, возьмите на заметку – мы не подведём!

Глава 7

О благородстве моей породы и великолепных качествах лабрадоров рассказывать, конечно, приятно. Но спустимся с небес на землю. Некоторым людям глубоко плевать на все эти качества и титулы. Будь ты хоть королевских кровей, могут взять тебя и запросто продать, например, за… Ладно, слушайте, что произошло.

Забрели мы с Полиной Фотеевной как‑то в подвал пятиэтажки. Ну, вы же понимаете, что не я её туда завёл, а она потребовала, чтобы я проводил её в это треклятое подземелье. Я сразу догадался: у её товарищей в том месте намечался какой‑то «корпоративчик». Спустились мы вниз, под потолком висит тусклая лампочка, посреди подвала стоят вверх дном какие‑то ящики, а на них бутылки и закуска – селёдка, консервные банки, огурцы, помидоры и всякая другая всячина. Стакан, правда, на всю компанию один. Они, недолго думая, начали праздновать. Я смотрю на Полину Фотеевну и думаю: «Дорогая моя старушка, ты бы не увлекалась, как же я тебя буду вытаскивать из этого бункера?» А ей хоть бы хны. Один стаканчик пропустила, потом второй, третий. Стали петь. Орут кто в лес, кто по дрова. По‑моему, даже одновременно три разных песни пели. У меня от такого хора даже голова разболелась. Но что делать, прилёг у ног своей бабушки и пытаюсь дремать.

И вот тут началось самое интересное. Вдруг один подвыпивший бородач говорит моей подопечной:

– Полька, вот скажи мне, пожалуйста, а на фига ты везде за собой эту псину таскаешь? Ты же…

– Как это «на фига»? – перебил другой мужчина. – Это же поводырь…

– Не у тебя спрашиваю! – возмутился бородач. – Не перебивай меня. Полька, так что? Ты же сама раньше ходила с палочкой, и ничего. На фиг тебе эта собака?

Полина Фотеевна откашлялась в кулак, произнесла шёпотом какое‑то непонятное слово и говорит:

– А тебе какая разница? Он что, тебе помешал? Или закуску твою сожрал? Чего тебе надо?

– Да нет, не помешал, – стушевался бородач, – просто интересуюсь. Зачем она тебе? Это же лишние проблемы, её кормить надо, ухаживать, ну и всё такое.

– Не переживай, – махнула рукой Полина Фотеевна, – всё нормально. Я справляюсь.

«Это ты, Полина Фотеевна, – думаю, – конечно, привираешь. Справляешься плохо, но что нужно этому человеку? Для чего он затеял этот странный разговор? Что‑то мне такой оборот не нравится…»

И я не ошибся. После очередной порции спиртного бородач вдруг громко говорит:

– Польк, а продай мне своего кобеля!

– Ты чё, Гриня, с дуба рухнул? – фыркнула моя подопечная.

«Вот молодец старушка!» – мелькнуло у меня в голове, но тут же я разочаровался.

– Это же не моя собака! – говорит Полина Фотеевна.

– Как не твоя? – Гриша аж от удивления поперхнулся. – А чья же? Ты ведь с ней всё время тусуешься?

«Вот негодяй! Это ж надо такое словечко придумать – «тусуешься»! Тоже мне, тусовщика нашёл. Надеть бы на тебя мою шлейку, посмотрел бы я, как бы ты тусовался!»

– Он меня тока обслуживает.. ик.. эта… ик… ну, типа провожает меня, лужи обходит, столбы всякие, – поясняет захмелевшая старушка, – понял?

– Ни фига не понял, – замотал головой Гришка. – Я понимаю, что обслуживает…

«Представляете, как обидно слышать о себе такие рассуждения – я обслуживаю! Нашли официанта».

– …я спрашиваю, – продолжает мужчина, – собака чья? Кто ейный хозяин? Не ты, что ли?

– Я, – кивает Полина Фотеевна. – А кто же ещё?

– Ты чего мне голову морочишь, – возмущается Григорий, – то моя, то не моя. Ты что? Чья это собака? Говори уже!

– А ты не ори на меня, – прикрикнула Полина Фотеевна. – Ты чего разорался? А то щас как натравлю на тебя Трисона, он мигом тебе мозги вправит. Ты знаешь, какой он жестокий? Ты не смотри, что он мирно дремлет, он тебе вмиг задницу надерёт.

«Ну, ты даёшь, Полина Фотеевна! Ты чего ж это такое о поводыре рассказываешь?»

– Да ладно заливать, – не поверил Гриша. – Знаю я этих лабрадоров. Они мирные.

– Мирные до поры до времени, – возразила старушка. – Недавно мой Трисон нашего дворника так потрепал, что того на «Скорой» увезли.

«Ужас какой! Так врать! Так врать!»

– И за что же он его потрепал? – удивился молчавший до этого мужчина.

– Грубить стал! – уверенно отвечает Полина Фотеевна.

– И что?

– А то! – старушка цокнула языком. – Я предупредила. Тот не понял, давай дальше меня оскорблять, ну я и говорю: «Трисон, фас!» И всё. Теперь этот грубиян в больнице. Не веришь? Спроси у Николая. Они с нашим дворником соседи.

Николай, дремавший здесь же, у ящиков, приподнял голову и испуганно спросил:

– Что? Что случилось?

Все рассмеялись. А Гриша спросил:

– Коль, это правда, что вашего дворника в больницу увезли?

– Правда, – кивнул, потирая глаза, Николай. – А чё? Вы хотели его позвать к нам? Так он же не пьёт! У него… это…

– Да никто его не собирается звать, – перебил Григорий, – ты скажи, и сильно он его?

– Ну, так прилично! – отвечает Николай.

«Ничего не могу понять! Сговорились они, что ли, с Полиной Фотеевной. Что несут? Народ и правда подумает, что я людоед какой‑то. Что же это такое происходит?»

– Вот собака! – присвистнул Григорий. – Так он же, получается, опасный.

– Да нет, – замахал руками Николай, – никакой он неопасный. Просто Игнатьич по своей дворничьей привычке наехал на него, ну а тот сразу в морду.

– Он что, морду ему поранил? – открыл рот Гришка.

– Угу, в кровь! – подтвердил Николай.

«Послушайте, о ком они говорят? Я ничего не могу понять. Какая морда? Какая кровь? Что они болтают?»

– Его надо на цепи держать, – возмущённо произнёс Григорий, – а он по улице ходит.

– Да он вообще‑то добрый, он… – улыбнулся Николай.

– Да что же это за доброта такая? – перебил Григорий. – Зверюга.

– Да ладно тебе, с кем не бывает, – махнул рукой Николай. – Ему нельзя больше трёх стопок наливать, понимаешь.

– А он что, ещё и водку пьёт? – вытаращил глаза Григорий.

– Немного, – кивнул Николай, – по чуть‑чуть, он знает свои заскоки, потому больше трёх не пьёт. Но иногда проскакивает…

Гриша с опаской посмотрел на меня и спрашивает:

– А вы сегодня ему не наливали?

«По‑моему, эти ребята говорят о разном и на разных языках!»

– Не! – говорит Николай. – Сегодня он как стёклышко.

– Ну и дела у вас, – покачал головой Григорий. – Но я бы всё равно надел на него намордник. Так, на всякий случай.

– Ты что, Гриня, – выпятил губу Николай, – в своём уме? Ты на себя лучше намордник надень.

– А зачем он мне? Я же на людей не бросаюсь!

– Фу, какой ты нудный. Я же тебе объясняю, по пьяни это произошло, понимаешь? Ну, с кем не бывает?

– А зачем вы вообще этому псу наливаете? – возмутился Гриша.

– Ты это… – Николай погрозил пальцем, – выбирай выражения. Давай без оскорблений. Он всё‑таки мой друг.

– Так это ты, значит, его хозяин? Ты Польке его в аренду, что ли, сдал?

– Я чё‑то, Гриша, сегодня тебя не понимаю. Что это у тебя за рабовладельческие замашки такие? «Хозяин, аренда». Ты что?

– Да я просто хочу знать, кто его хозяин? При чём тут замашки?

– А у тебя кто хозяин? – нахмурился Николай и, сжав кулаки, стал приподниматься с ящика.

– Э‑э! Ребята! – вмешался мужчина помоложе. – Только давайте без рук. Не хватало нам ещё тут драки.

– Умолкни! – стиснув зубы, зарычал Николай.

– Ладно тебе, – замахал руками Гриша, – успокойся. – Давай сменим пластинку. Чёрт с ним, с этим псом.

– Грыня, предупреждаю, – говорит Николай, – ещё раз назовёшь его псом, поедешь к Игнатьичу в больницу. Понял?

– Мужики, что с вами сегодня? – жалобно произнёс Григорий. – Что же, мне его теперь по имени‑отчеству называть?

– По отчеству не обязательно, – икнул Николай, я и сам не знаю, как его по батюшке, а вот по имени изволь!

– Полька, как ты сказала, его зовут? – спросил Григорий.

– Что? Чего? – проснулась Полина Фотеевна.

– Как зовут его, спрашиваю, – повторил Григорий.

– Трисон! – отвечает старушка.

– Кого? – удивился Николай.

– Мою собаку, – отвечает Полина Фотеевна.

– А при чём тут твоя собака? – удивился Николай.

– Как это «при чём»? – Григорий привстал. – А ты о ком всё это время говорил?

– О Ваське Вурдалаке.

– О каком Вурдалаке? – вскрикнул Григорий. – Я же у тебя о лабрадоре Полькином расспрашивал.

В подвале повисла тишина. А через минуту вся компания валялась по бетонному полу и хохотала так, что с ящиков закуска начала падать. Ну, и я под шумок закусил селёдочкой – сами ведь угостить не догадаются.

Успокоившись, компания вдруг обнаружила, что выпивка закончилась. Кто‑то предложил расходиться. Дескать, что поделаешь, денег больше нет, а сидеть в подвале трезвыми никто не хотел. И тут Григорий снова заговорил о моей купле‑продаже. Точно рабовладелец какой‑то, правильно Николай его охарактеризовал.

– Мужики, – громко заявил Григорий, – предлагаю сделку. Хотите выпить?

– Не откажемся, – хором ответила компания.

– Уговаривайте Полину, – говорит Гриша. – Я покупаю её Трисона и проставляюсь.

Честно говоря, я думал, что Полина Фотеевна сейчас возмутится и громко скажет, что, мол, друзья не продаются или что‑то вроде этого. Но тут меня постигло разочарование.

– А скока ты за него хочешь? – спросила старушка.

– Твоя собака, ты и предлагай! – говорит Григорий.

– Тридцать тыщ, – отвечает предприимчивая бабулька.

– Да ты что? – охнул Григорий. – За эту дворнягу тридцатник? Ты в своём уме?

«Не знаю, в каком уме Полина Фотеевна (может, она, конечно, шутит?), но за дворнягу я точно тебя пару раз куснул бы. Какой отвратительный тип этот Гриша!»

– Сам ты дворняга, – отвечает старушка, – это учёная собака. Поводырь. Мне её дали бесплатно, но стоит она больше машины. Понял?

– Да на «птичке» таких поводырей три штуки за эту цену куплю, – ухмыльнулся Гриша.

– Ну, так и поезжай на «птичку», – съязвила Полина Фотеевна. – Чего ко мне привязался?

– Давай за двадцатку! – предложил Григорий и добавил: – Плюс литрухой проставляюсь!

В подвале снова повисла тишина.

– Не согласна, – спустя минуту сказала Полина Фотеевна. – Двадцать пять!

«Она что, и в самом деле хочет продать меня Грише? Во даёт! А как же школа? Что ты скажешь в школе? Куда делся Трисон? Полина Фотеевна, дорогая, одумайся!»

– Давай, давай, не жадничай, – стали раздаваться голоса. – Собака‑то хорошая.

– Двадцатка, – стоял на своём Григорий. – Больше не смогу. Больше просто нет.

– А ты в кредит, – посоветовал Николай.

– Да зачем мне это нужно? – не соглашался Григорий. – На мне и так кредит висит, купили с женой телевизор, целый год ещё выплачивать.

– За двадцать не отдам, – отрубила Полина Фотеевна.

– Поль, – обратился Николай, – да ладно тебе, отдай уже. Он ещё литруху поставит.

– Нет! – ответила старушка.

«Да она просто решила посмеяться, – думаю, – никого она не собирается продавать. Ну мы что, в зоомагазине или на «Птичьем рынке»?»

– Давайте так, – предлагает вдруг Григорий, – двадцать тысяч рублей и два литра водки! Идёт?

Компания дружно выдохнула. Вот так поворот! Кто‑то тихо произнёс:

– Два литра – это уже серьёзно.

– Два с половиной, – произнесла Полина Фотеевна. – Бутылку одну с собой заберу. Ко мне завтра сестра приезжает, чтобы было чем угостить.

– Хорошо, согласен! – махнул рукой Григорий. – По рукам?

– По рукам, – кивнула Полина Фотеевна.

«Ну вот! Отблагодарила меня старушка. Продала, как китайского плюшевого медведя. Эх, вот она, жизнь собачья. И что же теперь дальше?

А дальше подробно не стану рассказывать. Страшно было! Скажу сразу, что остался я при Полине Фотеевне. Водку, которую приволок Гриша, компания уничтожила. Не подумайте, что они объявили войну алкоголизму. Нет, конечно. Имею в виду, уничтожили – выпили. После чего прямо здесь, в подвале, все и уснули. После коллективного «отдыха» торговцы передрались, перебились и разошлись. Оказывается, моя старушка напрочь забыла, о чём они с Григорием договаривались. Сдаётся мне, схитрила она, потому что по дороге домой всё время бормотала себе под нос: «Нашёлся мне купи‑продай, каждый норовит обмануть пожилую женщину… негодяи… алкашня проклятая…»

Глава 8

Домой в тот день мы вернулись поздно. Полина Фотеевна, как обычно, включила телевизор, насыпала мне в миску сухого корма, налила воды и, развалившись на диване, тут же уснула. Поужинав, я тоже начал дремать, но вдруг телевизионный диктор объявил:

– А теперь поговорим о бродячих собаках в Москве.

Вы же знаете, всё, что касается собак, я слушаю внимательно и с удовольствием. Оказывается, в Москве проживает около сорока тысяч бродячих собак. С ума можно сойти. Это же, по человеческим меркам, приличный город. Город в городе. Как его назвать? Большой город называется Мос‑Ква. Как назвать маленький? Можно… Например… Мос‑Гав, что ли?

Дорогие друзья, если вам неинтересно читать о бродячих собаках, можете эту главу пропустить.

Я уже давно заметил, что бездомных собак можно встретить во всех уголках столицы. Они спокойно лежат во дворах на газонах, бегают вокруг рынков, дремлют на станциях метро и в подземных переходах, а по ночам устраивают целые концерты – лают, воют, рычат.

Если вы продолжаете читать эту главу, значит, вам тоже интересно: откуда взялись все эти животные? В телепередаче участвовал специалист по волкам, биолог Андрей Поярков. Он и попытался ответить на этот вопрос. Тема его исследований – воздействие разных сред на поведение и социальную организацию собак. Вы не поверите, но биолог Поярков изучает бродячих собак несколько десятков лет. Учёный утверждает, что за это время внешний вид и поведение столичных бродячих собак эволюционировали, поскольку они постоянно адаптируются к изменениям. Почти все эти животные родились на улице. Тут вот какое дело: если хозяева выгонят домашнюю собаку, то считайте, что она погибла. По оценкам Пояркова, таких собак выживает чуть больше двух процентов.

Друзья, не надейтесь, что ваша собачка найдёт нового хозяина или отыщет нормальное жилище. Нет, если вы выгнали своего питомца на улицу, помните, вы подписали ему смертный приговор. И как потом жить с таким грехом?

Биолог Поярков работает в Институте проблем экологии и эволюции имени А.Н. Северцова. Впервые о наблюдениях за поведением бродячих собак он задумался в семидесятых годах прошлого века. Сначала наблюдал за теми собаками, которые жили рядом с его домом и которых он встречал по дороге на работу. Со временем территория, на которой учёный проводил свои исследования, расширилась примерно до десяти квадратных километров. На этой территории обитало около ста собак. Андрей Поярков начал записывать звуки, издаваемые собаками, изучать их социальную организацию. Он фотографировал их и составлял каталог, помечая на карте место обитания каждой собаки.

Согласитесь, это какое же нужно иметь терпение! Но учёный не сдавался.

Вскоре он понял, что изучать бродячих собак гораздо проще, чем волков. «Увидеть волка в лесу – настоящее событие, – говорит он. – Их можно видеть, но не очень долго и не с близкого расстояния. А за бродячими собаками можно наблюдать сколько угодно и находиться при этом рядом с ними». По словам Андрея Пояркова, волков во всей России живёт примерно в два раза больше, чем бродячих собак в Москве. По его словам, от плотности популяции зависит то, как часто животные вступают в контакт друг с другом, что, в свою очередь, влияет на их поведение, психологию, уровни стресса, физиологию и отношение к среде.

«Второе отличие между бродячими собаками и волками в том, что собаки менее агрессивны и заметно терпимее в отношении друг друга», – говорит биолог. Волки держатся строго в своей стае, даже если они делят территорию с другой стаей. Но собачья стая может доминировать над другими стаями, и её лидер будет часто «патрулировать» другие «сообщества», периодически присоединяясь к ним. В результате своих наблюдений Поярков пришёл к выводу о том, что лидер не обязательно должен быть самой мощной собакой. Для него главное – быть умным и заслужить признание стаи. А её выживание уже зависит от лидера.

«Московские бродячие собаки занимают промежуточное положение между домашними собаками и волками, – говорит Поярков, – но они находятся на раннем этапе возвращения к дикой жизни. И шансы на то, что этот процесс удастся обратить, невелики. Одомашнить бродячую собаку практически невозможно: для многих из них жизнь в замкнутом пространстве просто уже невыносима».

Дата добавления: 2015-06-04