История всемирной литературы 62 страница. Литературы Прибалтики [XVIII В. ]

Литературы Прибалтики [XVIII в.]

413

ВВЕДЕНИЕ

В литературах Прибалтики, как и во многих других литературах, XVIII век является гранью между двумя культурно-типологическими системами — древней и новой литературой. Сохраняется преемственность традиции, идущей от первых письменных памятников на национальных языках, но вместе с тем внутри старой системы начинает проявляться новое. Происходит дифференциация литературных функций, подготавливается почва для создания литературы нового типа.

Общественные условия способствуют политической и культурной консолидации прибалтийских народов и всего культурного региона. В начале столетия (1710 г.) в состав Российской империи входит Эстония (Эстляндия и Лифляндия) и северная часть Латвии (Видземе), в 1772 г. — Латгалия (Латгале), а в 1795 г. — Курземе и Великое княжество Литовское. Таким образом, вся Прибалтика, за исключением Малой Литвы, оказывается под эгидой одного государства. Между прибалтийскими народами крепнут экономические и культурные контакты. Основой эстонского литературного языка становится североэстонский диалект, и тем самым преодолевается языковая раздробленность литературы, возникшая в связи с соперничеством между Таллинским и Рижским епископствами. Центр интенсивного развития литовской литературы перемещается в Восточную Пруссию (Малую Литву). Здесь создается поэма «Времена года» К. Донелайтиса — памятник, выделяющийся на фоне древней литературы Прибалтики. К концу столетия намечаются признаки преодоления стагнации и в литературе, создаваемой на территории бывшего Великого княжества Литовского. Именно здесь позднее, в период формирования буржуазных наций, будет заложена основа национальной литовской литературы.

Господствующая феодальная система сталкивается с развитием капиталистических отношений. Несоответствие между производительными силами и производственными отношениями обостряет социальные противоречия. Усиливается сопротивление народных масс крепостному гнету. Политический протест проявляется в форме религиозного сектантского движения. При всей его противоречивости и неоднородности оно имело позитивное значение для прибалтийских литератур. В Восточной Пруссии борьба между ортодоксальным протестантизмом и пиетизмом отражала недовольство литовских крестьян насилием официальной церкви, ущемлением прав литовского языка. В Эстонии и Латвии движение гернгутеров, направленное против системы крепостного гнета, привлекло к литературному творчеству представителей коренного местного населения. В русле традиций рукописной литературы гернгутеров вырос первый известный поэт латышского происхождения Екабс из Кикулиса. Его песни, выражая типичную для патриархального крестьянства веру в доброго государя, вместе с тем поднимают главные социальные вопросы эпохи кризиса крепостного строя.

Вопреки апологии крепостного права и проповеди церковного послушания в Прибалтику проникают идеи Просвещения. Под их воздействием в защиту прав угнетенных народов выступает прогрессивная немецкая интеллигенция Прибалтийского края. Огромное влияние на развитие латышской и эстонской общественной мысли оказала литературная деятельность Г. Х. Меркеля. В его трудах крепостной строй подвергается критике с позиций разума и справедливости; прибалтийские помещики обвиняются в насилии и бесчеловечности, выдвигаются проекты освобождения крестьян. Неволе и деспотизму, оскверняющим век Просвещения, противопоставляется свободная жизнь и самобытная культура прибалтийских народов до немецкого вторжения.

Потребности экономического развития благоприятствуют развитию просвещения. Увеличивается число школ, растет спрос на книги на национальных языках. В Эстонии и Латвии зарождается периодическая печать, складываются традиции книгоиздания. Появляется постоянная читательская аудитория, которая требует развлекательной литературы, дидактических повествований, элементарной научной популяризации. Создаются предпосылки для непрерывного развития литературы.

Стремясь удержать народные массы под своим идейным воздействием, организаторы культурной жизни Латвии, Эстонии и Малой Литвы (преимущественно немецкие пасторы) вынуждены

414

изучать местные языки. В Восточной Пруссии оживленно обсуждаются основные принципы литовского литературного языка, усиливается интерес к разговорной речи, материал которой составляет основу словарей и грамматик. В Латвии аналогичные тенденции проявляются в языковедческих трудах Г. Ф. Стендера. Вынужденные считаться с крестьянством как с серьезной политической силой, власти обращаются к нему на его родном языке. В Восточной Пруссии на литовский язык переводятся многочисленные указы прусских королей. В 1794 г. на литовском языке публикуют воззвания к крестьянам и восставшая шляхта, и царское правительство.

В XVIII в. в прибалтийских литературах преобладала религиозная письменность — идеологическая опора господствующих классов. Важно, однако, что к концу века ее монополии приходит конец. Религиозную схоластику вытесняют проблемы рационального устройства земной жизни.

Первые произведения светского характера — типичные для литературы барокко стихотворения «на случай» — создаются с ориентировкой на жанровые каноны других литератур (ода, приветствие, панегирики, эпиграмма, литературное письмо). Дидактическая установка, перешедшая в сочинения светского содержания из церковной письменности, определила популярность басни и назидательных повествований. Адресату литературы — крепостному крестьянину — внушается мысль о неизменности социального строя, улучшении своего состояния прилежным трудом, скромностью и бережливостью.

В культуре прибалтийских народов XVIII в. как дополнительные системы существуют, с одной стороны, церковно-дидактическая письменность, которая развивает навыки чтения и эстетического восприятия, создает основу средств художественного выражения для дальнейшего литературного развития, и, с другой стороны, фольклор как традиционное средство эстетического общения. Начавшийся процесс их сближения имел значительные последствия для национальной специфики прибалтийских литератур. Живой отклик находит идея культурной самостоятельности малых народов, выдвинутая немецкими просветителями. Особенно значительна для Прибалтики деятельность И. Г. Гердера, открывшего для европейской эстетической мысли ценность словесного творчества литовцев, латышей и эстонцев. В 1764—1768 гг. Гердер занимал должности сначала учителя в церковной школе, а потом проповедника в двух главных церквах Риги.

Отношение авторов письменной литературы к народному творчеству двойственно. И ортодоксальный протестантизм, и пиетизм отвергали фольклор как недостойные потехи и пережиток язычества. Г. Ф. Стендер стремился своими собственными сочинениями вытеснить народные песни из крестьянского быта. Однако он же публиковал латышский фольклор как этнографическую и языковую ценность, а в отдельных случаях сам пользовался элементами фольклорной поэтики. Устное народное творчество (главным образом изречения) широко использовалось в языковедческих трудах литераторов Малой Литвы. Во «Временах года» Донелайтиса недоброжелательному отзыву о народных песнях, идущему от этических установок пиетизма, противостоят связи с фольклором на уровне мировосприятия и фразеологии.

Поэма Донелайтиса выступает на фоне литературы XVIII в. как выдающийся памятник художественного слова и воплощение идеологии патриархального крестьянства. Литовский крепостной крестьянин (бурас) здесь не только объект и адресат изображения, но и носитель главных идеологических и эстетических ценностей. Автор и персонажи выступают от имени коллектива, сплоченного общей судьбой, горем, заботами, взаимной зависимостью. Предметом изображения является жизнь бураса — его повседневные заботы и радости, постоянство природного и аграрного циклов. Закрытому, статичному миру патриархальной общины противопоставляется среда поместного дворянства. С точки зрения угнетаемого крестьянина раскрывается непримиримый классовый антагонизм. Высмеивается образ жизни помещиков, их мораль и поведение. Автор поэмы пробуждает чувства социального и национального достоинства бурасов, провозглашает идею природного равенства всех людей. Во «Временах года» личность крепостного крестьянина впервые выступает как мера человеческой жизни.

Идейная позиция Донелайтиса определяет художественное своеобразие поэмы. Характерная для эпохи классицизма ориентация на античную литературу, торжественный гекзаметр здесь своеобразно сочетается со стихией народной речи. Как и в разговорной речи, здесь сливаются грубоватость и нежность, вещи называются своими именами, демонстративно отвергаются эвфемизмы. Пользуясь народными изречениями, Донелайтис тяготеет к низкому стилю фольклорной речи, к поэтике «низа», «тела», материальности. В поэме дает себя знать связь с архаичными формами сознания — в унаследованных от фольклора архетипах, в структуре художественного пространства и времени. Конкретной языковой образностью поэма Донелайтиса оказала плодотворное влияние

415

на становление и развитие реализма в литовской литературе.

В отличие от «Времен года» точка зрения народа на главные вопросы эпохи во многих других памятниках прибалтийских литератур XVIII в. не была выражена. Прибалтийское немецкое дворянство, крепко удерживая рычаги просвещения в своих руках, не допускало открытого протеста против социального и национального гнета. Немногочисленные авторы латышского и эстонского происхождения либо отстранялись от активной литературной деятельности, либо были вынуждены придерживаться установленного направления. По мере того как новые социальные сдвиги пробуждают в Прибалтике национально-освободительные движения, прежняя ориентация литературы коренным образом меняется.

Литовская литература [XVIII в.]

415

ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНАЯ СИТУАЦИЯ

Во второй половине XVII в. и в XVIII в. литовская литература продолжала развиваться на территории двух государств — Речи Посполитой, к которой принадлежало Великое княжество Литовское, и Пруссии, в состав которой входила так называемая Малая Литва.

Если в Великом княжестве Литовском в XVI в. наблюдался некоторый подъем в культурной и литературной жизни, то примерно с середины XVII в. положение постепенно меняется. Хотя количество издаваемых литовских книг увеличивалось, однако их художественный и полиграфический уровень ухудшился. Доминировала в этот период также религиозная письменность. Просветительские тенденции проявились в деятельности так называемой Эдукационной комиссии (1773—1794), но первые признаки нового культурного и литературного подъема стали ощущаться здесь лишь в самом конце XVIII в.

В Восточной Пруссии известную роль в развитии литературы сыграли семинары литовского языка, предназначавшиеся для будущих сельских пасторов, организованные в Кенигсбергском (с 1723 г.) и в Галлеском (1727—1740) университетах. В стране нарастала борьба между ортодоксальным протестантизмом, пиетизмом и рационализмом. Характерный для Восточной Пруссии пиетизм расценивал искусство как «выдумку злого духа» и укреплял в литературе дидактические тенденции.

Соперничество между пиетистами и ортодоксами способствовало подготовке и изданию литовских книг. Популярная в те времена форма общения просвещенных людей, так называемые «застольные беседы», а также первые «нравоучительные еженедельники» поощряли пасторов уделять больше внимания языку, вести литературную переписку, сочинять стихи «на случай». Пасторы, деятельность которых протекала в местностях преимущественно с литовским населением, были вынуждены больше интересоваться литовским языком, понятным народу. М. Мерлин в брошюре «Основной принцип литовского языка» (1706) настаивал на необходимости издания книг религиозного характера на литовском языке. Протестантский архиепископ Й. Квант организовал в Кенигсберге коллективный перевод Библии на литовский язык (1735; 2-е изд. — 1755 г.), который в языковом отношении значительно превзошел уровень религиозных книг того времени, издававшихся в Великом княжестве Литовском. Успехи в развитии языка отражаются и на сборниках духовных песнопений (например, сб. А. Шимельпенига, 1750). О возможностях литовского языка писал П. Руйгис в «Суждениях о литовском языке» (1747). Появился ряд работ о нормах литовского языка: словари, грамматики. В объемистом незаконченном словаре Й. Бродовскиса (написан примерно в 1740 г.) много народных пословиц и поговорок. Авторы языковедческих сочинений стремились привлечь к ним внимание общественности. Так, например, одно из трех вступлений к словарю К. Милкуса (1800) написал немецкий философ И. Кант, подчеркнувший значение языка литовцев как очень древней народности для уяснения истории миграций европейских народов.

Внимание отдельных деятелей к литовскому языку сочеталось с изучением литовского устного поэтического творчества. От фольклора как источника лексических иллюстраций постепенно подошли к фольклору как искусству, преодолевая господствовавшее в XVIII в. пренебрежительное отношение к устному народному творчеству вообще и к литовскому в частности. В «Суждениях о литовском языке» П. Руйгиса впервые были опубликованы три литовские народные песни, признанные в других странах. «Какое наивное остроумие! Какая очаровательная простота!» — писал Лессинг в 1759 г. и приводил переводы двух этих песен. Гердер в 1779 г. опубликовал переводы уже восьми

416

литовских песен. Одна из них — «Не раз я матушке твердила» — привлекла внимание Гете, включившего ее целиком в свой зингшпиль (пьесу с пением) «Рыбачка» (1782).

Уже в религиозных сочинениях, особенно в молитвах и духовных песнях о стихийных бедствиях, изображается не только природа, но и реалии народной жизни. В поэзии все чаще встречаются светские мотивы, И. Шульц перевел на литовский язык десять басен Эзопа. Это была первая книга светского содержания («Басни Эзопа», 1706). К. Милкус оставил вольные переводы басен Геллерта. В своей небольшой поэме «Пилкайнис» (примерно 80-е годы) К. Милкус осуждал набеги крестоносцев на Литву, говорил о роли литовского народа в разгроме врага и о его трудолюбии. Поэма отличается композиционной стройностью, яркими развернутыми сравнениями и параллелями.

416

ДОНЕЛАЙТИС

Усилия по развитию литовского литературного языка, обращение к народному языку, все возрастающий интерес к ценности фольклора, кристаллизация светской поэзии как самостоятельной области художественного творчества — все эти существенные тенденции, временно сдержавшие ассимиляционные процессы в Восточной Пруссии, создали благоприятную почву для творчества крупнейшего литовского поэта XVIII в. Кристионаса Донелайтиса (1714—1780).

Донелайтис родился в семье небогатого литовского крестьянина Восточной Пруссии. В 1736—1740 гг. в Кенигсберге он изучал теологию, иностранные языки, античную литературу. Сначала он работал сельским учителем, затем стал пастором.

Ряд стихотворных посланий Донелайтиса к друзьям написан на немецком языке. Его первые произведения на литовском языке — это басни, из которых до нас дошли только шесть. Некоторые мотивы басен Донелайтиса восходят к Эзопу. Определенное воздействие на него оказали и дидактические басни Геллерта. Басни Донелайтиса свидетельствуют о творческой эволюции их автора. Если в баснях «Рыжка на ярмарке» и «Басня о навозном жуке» поэт еще довольно абстрактно рассуждает о человеке вообще, то басни «Пес-голован» и «Волк-судья» социально более конкретны: раскрывают пристрастность суда, тяжелую долю простых людей. А в басне «Пиршество лисицы и журавля» автор говорит о том, «что в барских усадьбах творится. Мягким пушистым хвостом там гладят раны сиротам, а бедняка обирает злодей втихомолку» (все переводы текстов Донелайтиса — Д. Бродского). В басне «Дуб самохвал» сломанный бурей дуб вызывает представление о феодале, который «вовсю бедняков прижимает и беззащитных сирот ногой пинает с презреньем», а уцелевшая от бури тростинка олицетворяет всеми помыкаемого крестьянина.

Творческие поиски поэта видны и в области формы басен. В некоторых случаях он отказался от развернутой морали и обратился к древнеклассической афористической концовке. Басни Донелайтиса сатиричны, они отличаются реалистичностью бытовых деталей, грубоватым крестьянским юмором, народным языком.

Главное произведение Донелайтиса — поэма «Времена года». Над ней поэт работал, по-видимому, на протяжении целого десятилетия (1765—1775), постепенно ее расширяя. Один из двух уцелевших фрагментов, полностью не вошедших в поэму, — «Сказ Причкуса о литовской свадьбе» — часто публикуется как самостоятельное произведение. Окончательный вариант поэмы, насчитывающей почти 3000 строк, состоит из четырех частей: «Радости весны», «Летние труды», «Блага осени» и «Зимние заботы».

По тематике, по просветительской направленности и характеру дидактически-моральных поучений поэма Донелайтиса связана с традицией описательной поэзии XVIII в. (Дж. Томсон, Ж. Сен-Ламбер, Э. Х. Клейст и др.). Однако в поэме заметны и яркие новаторские черты, свидетельствующие о самобытности зарождающейся национальной литературы.

Новаторским явилось в поэме «Времена года» изображение феодального поместья глазами крестьянина-труженика. Поместье предстает как непримиримый антипод деревни, а помещик (амтман, амтсрат) и крепостной крестьянин (бурас) противостоят как враждебные друг другу социальные силы. Бурасы называют амтмана Каспараса «злодеем окаянным», «колючим терновником» и т. п. В поэме изображен амтман волости Вижлаукис (букв. — лапотное поле) — скряга, лицемер и мучитель, от побоев которого умирает один из главных героев «Времен года» — сельский староста (солтыс) Причкус. Как бы для контраста представлен в поэме «добрый» амтсрат, в изображении которого явно чувствуется юмористический подтекст — «он умер в прошлом». Автор раскрывает и моральное разложение в среде поместного дворянства (например, эпизод с паном-самоубийцей). Во «Временах года» показана местная прусская машина управления: советники, полицейские-вахмистры, смотрители и др.

Композиционно-сюжетную основу поэмы составляют картины жизни, труда, быта, обычаев бурасов. Особенно ярко нарисован сельский

417

солтыс Причкус, постоянно колеблющийся между угождением управляющим и симпатией к своим сельчанам. Индивидуальными чертами наделены и другие бурасы: Энскис, преисполненный живого, бойкого юмора; Кризас, жалующийся на непослушание батраков; Слункюс, с его оправдывающей лень философией, Пеледа и Плаучюнас, ставшие пьяницами, и т. д. Все они показаны не в идиллической, а в реальной, типичной для того времени среде. В поэме с большим мастерством раскрыт социальный быт крепостной деревни — подневольный труд, нищета, насилие. От непосильной работы у бураса «пот ручьем по спине натуженной льется», а когда «проклятое брюхо, глядишь, докучать начинает», оказывается, что «в его узелке лишь корки да сыр пересохший». Работяга «нагрызает черствую корку», а потом, побежав «к зацветшей луже... лежа ничком, задыхаясь, глотает воду, где шевелятся жуки, где скачут лягушки и жабы». Бурасы вынуждены лицемерить, увиливать от барщины, воровать господский лес, чтобы тайно продать его и уплатить налоги. Разорившийся бурас Дочис, которого судят за отстрел ворон для пропитания и за поджог сарая, уже открыто бросает обвинение феодалам:

Вы, господа, по правде, крестьян вконец уходили,
Скоро останется нам за крыс да сов приниматься.

Донелайтис отстаивает самостоятельность и национальное достоинство литовцев. Но поэту чужда и местная ограниченность. Он поощряет бурасов учиться у немцев трудолюбию, экономности, хозяйственности: «Вот и с орехами нынче великий срам получился: немки — те ухитрились собрать их целые бочки...». Набирать силы, впитывая в себя все положительное, и упорно сопротивляться ассимиляции и губительным моральным влияниям — такую задачу выдвигает поэт перед читателем.

Идейной направленностью и достоверностью изображения жизни трудового народа «Времена года» Донелайтиса напоминают «Деревню» (1783) английского поэта Дж. Крэбба, только последний заканчивает свое произведение риторическим панегириком вельможе, а литовский поэт — благословляет весь прожитый год. Как во всей описательной поэзии XVIII в., так и в поэзии Донелайтиса немало дидактики, которая носит просветительский характер. Но хозяйственно-бытовые советы, нравоучения Донелайтис пропускает через психологию и понимание бурасов. Даже дидактика пасторско-религиозного толка во «Временах года» органически сливается с житейскими размышлениями действующих лиц. В этом отношении многозначительна сама позиция автора-просветителя. Если в описательной поэзии автор, от лица которого ведется повествование, обычно являлся сторонним наблюдателем жизни простого народа, то Донелайтис связан с ним кровными узами. Характерны для поэмы такие авторские строки, как «Мы, бурасы...», «Мы ведь знаем, небось, как на барщине мается бурас...» и т. д. Позиция автора позволяет взглянуть на вещи по-иному, как бы изнутри.

К. Донелайтис. Времена года

Автограф. Институт языка и литературы АН ЛитССР

Своеобразен и сочный бытовой, этнографический колорит, придающий поэме Донелайтиса большую познавательную и художественную ценность. Красочное и вместе с тем этнографически точное описание свадьбы бурасов составляет основу третьей части поэмы («Блага осени»). Работа бурасов, их пища, собрания (кривуле), обычаи (например, угощение по окончании совместных работ), народная медицина — все это говорит о глубоком знании автором народного быта.

Традиционную абстрактную идиллию крестьянского быта поэт заменяет конкретным образом, основанным на народном мировосприятии действительности. Изображая, например, осень в деревне, он замечает, как «оси визжат и скрипят... и колеса вертятся натужно», как они «вязнут по втулку в грязище... и копья взметают высоко». С жизнью природы тесно связана жизнь простых людей, чьи «сапожищи и лапти хлебают студеную воду, липкую грязь на дорогах меся, как тесто крутое». Цикл времен года, а также и человеческая жизнь, по Донелайтису, целиком зависят от солнца, которое весной «мир будит», летом «в небе на самой середине играет, стоя недвижно», а к осени — «удаляясь от нас неуклонно, наши края покидает». Солнце — это могучее сердце природы — диктует свой ритм

418

всему живому на земле. Так, «осень и следом зима нам, дедам, венки из седин возложили на темя». В таких параллелях и в их подтексте переданы философские раздумья поэта над движением природы и человеческой жизни.

Литературный стиль поэмы Донелайтиса — новое явление в литовской литературе. В ней широко использованы разные виды комизма: юмор, ирония, сатира, направленные не только против помещиков, но подчас и против бурасов. Существенную роль во «Временах года» играет гипербола, заостряющая ситуацию или вскрывающая комический подтекст. Новаторское введение сатиры в поэму означало смелую ломку литературных канонов эпохи. Это было связано с народностью общественной позиции поэта, с его реалистическим мироощущением.

Важную роль в поэме выполняет язык. Если описательная поэзия о временах года предназначалась для просвещенного общества и писалась «салонным языком» того времени, то Донелайтис по существу обращается к читателю из народа. Критерием художественного достоинства произведения он считал «вкус народа». Предполагается, что Донелайтис, как позднее шведский поэт Э. Тегнер (1782—1846), отрывки из своих произведений включал в проповеди и читал их с амвона. В поэме Донелайтиса нет ни одного условно-литературного понятия, термина или имени (не упоминается даже муза). Язык «Времен года» по-крестьянски грубоват, конкретен и образен. Основная смысловая нагрузка в нем, как и в народном языке, приходится на динамическое начало — на глагол, изобразительные возможности которого у Донелайтиса просто неисчерпаемы: одной фразой он воссоздает целый образ. Широка также образная шкала звука, а особенно движения звука. Автор виртуозно пользуется синонимикой, он чужд всякого языкового жонглерства. Несмотря на германизмы, язык «Времен года» был большим шагом вперед в развитии литовского литературного языка.

Книжные влияния у Донелайтиса сказывались больше всего в использовании классического стихосложения — гекзаметра, которому поэт учился у античных авторов, особенно у Вергилия. Однако Донелайтис понимал, что литовский язык со свойственным ему непостоянным ударением чужд гекзаметру. Поэт отдался на волю языковой стихии и реформировал стихосложение: число безударных слогов в стопе варьируется. Поэтому гекзаметр «Времен года» содержит не так уж много строк классической формы, в нем сохраняется грамматический порядок слов, нет строгой цезуры и т. п. Строго соблюдается лишь дактиль пятой стопы и двусложность шестой.

Гекзаметр не сделал «Времена года» героической, возвышенной поэмой, как это не произошло и с гетевскими поэмами «Герман и Доротея» и «Рейнеке-Лис». Классическое стихосложение по-своему лишь помогло Донелайтису овладеть новой, крестьянской тематикой и сырьем «провинциального» языка, дало возможность поднять эти элементы до уровня поэзии. Спокойное эпическое течение гекзаметра позволило поэту избежать барочного сарматизма, избавило от чрезмерной гиперболизации и вульгарности. А эта опасность, если принимать во внимание образ жизни поэта, характер и адресат его творчества, была вполне реальной. Проверенная веками система стихосложения в значительной мере обусловила поэтическую гармонию и чувство меры, которые Донелайтису удалось воплотить во «Временах года».

Поэма сразу же привлекла к себе читательское внимание. Уже первое издание ее (1818), предпринятое Л. Резой, содержало параллельный перевод на немецкий язык. Хотя Л. Реза заметно сократил текст произведения, устранив слишком грубые для «тонкого слуха» места, «Времена года» вызвали отклик в немецкой печати. В XIX в. появились три перевода на немецкий язык. Есть сведения, что Гете сопоставлял поэму Донелайтиса с шедеврами античной литературы, а Мицкевич в пояснениях к своей поэме «Гражина» (1823) заметил, что поэма Донелайтиса «за выразительность и прекрасную изобретательность достойна похвалы», так как это «подлинная картина литовских народных обычаев». «Временами года» заинтересовались также Ю. Крашевский, польский лексикограф С. Линде, славист и санскритолог В. Маевский, чешский поэт, фольклорист и филолог Ф. Челаковский и др.

Ныне существуют переводы на русский, английский, немецкий (новый перевод), чешский, венгерский, на языки народов СССР, поэма переводится на японский и другие языки.

«Времена года» Донелайтиса — первое произведение литовской литературы, вставшее в один ряд с величайшими творениями мировой литературы и определившее дальнейшее развитие литовской литературы.

419

ЛАТЫШСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В XVIII в. территория Латвии вошла в состав Российской империи: в начале столетия — Видземе (включая Ригу), а в конце — Латгалия и Курземе. Таким образом было покончено с феодальной раздробленностью, создались предпосылки для консолидации латышской нации. Но и в новых условиях немецкие помещики в Латвии сохранили свои привилегии. Их неограниченная власть над крепостными и жестокая эксплуатация вызывали крестьянские волнения, особенно участившиеся в конце века. Немецкие пасторы стремились заставить народ повиноваться помещикам, запугать его господней карой. Характерным примером является проповедь алуксненского пастора, прочтенная в 1771 г., в день подавления «беспорядков», которую затем напечатали и распространяли среди крестьян.

Однако среди самих немцев находились люди, выступавшие против крепостного права (пастор Иоганн Георг Эйзен, ректор рижской Домской школы Карл Спель). Некоторые прогрессивно настроенные прибалтийские немцы с интересом и симпатиями относились к жизни и культуре латышского народа. Один из них, конректор рижского лицея Иоганн Бротце (1742—1823), собирал материалы — документы и рисунки — по истории и культуре Ливонии. Особо следует отметить деятельность И. Г. Гердера, в 1764—1768 гг. преподававшего в рижской Домской школе. Он переводил на немецкий язык и популяризировал латышские народные песни, что способствовало возникновению интереса европейского читателя к латышскому фольклору и его собиранию.

В этот период латышское крестьянство не могло получить доступа к образованию. Делались первые шаги в развитии культуры. Во второй половине столетия возросло количество низших народных школ. Начало издаваться больше книг на латышском языке, значительная часть их может быть уже отнесена к светской литературе. Возникла латышская периодическая печать. На территории Латвии действовало несколько типографий (в Риге, Елгаве, в нескольких пасторатах). Первыми периодическими изданиями на латышском языке были календари, выходившие как в Риге, так и в Видземе приблизительно в 1750 г. В самом конце столетия, с 1797 по 1798 г., выходил и первый журнал на латышском языке, «Латышская годовая книга», которую издавал Стефенхаген в Елгаве и редактировал И. Стобе. В этом журнале впервые появились стихотворения, небольшие рассказы. Это и последующие периодические издания способствовали становлению письменного латышского языка.

Наиболее значительным представителем латышской литературы XVIII в. был немецкий пастор Готхард Фридрих Стендер (1714—1796), по прозвищу Стендер Старший. Он родился в Курземе, получил широкое и всестороннее образование, изучал теологию в Германии, там же учительствовал, несколько лет был профессором географии в Дании, прислал несколько научных трудов в Петербургскую Академию наук, переписывался с ее членами. Но осуществить свои научные замыслы Стендеру не удалось, он вернулся в Курземе и с 1766 г. до конца своих дней был пастором в сельском приходе.

Дата добавления: 2015-06-04