КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
КАНДИНАЛЬ 8 страница
Месяцами они ждали своего часа. И вот он, кажется, пробил. Генерал Ртищев (нынешний командующий на Линии при общем верховном командовании Гудовича) находился в Моздоке и пригласил туда на обед всех старейшин, включая и почетного князя Хапца. Именно сегодня и следовало нанести удар. Анвар различил какой-то шорох в кустах. Шум был не громче, чем возня куропатки, шуршащей по кустам в поисках ягод, но он сразу понял, что его друзья близко. Вскинув винтовку, Анвар отполз за кусты, ожидая их появления. Первым выполз Лич. Длинный, тонкий, жилистый, он полз в высокой траве, извиваясь, Как ленивая змея. Это был уже зрелый мужчина далеко за тридцать. Его лицо, выдубленное солнцем, снегами и ветрами, было покрыто морщинами, а глаза превратились в узкие темные щелочки всякий раз, когда он сощуривался, пытаясь разглядеть Анвара или, напротив, обнаружить устроенную на них засаду. Глядя на это, Анвар улыбался, сидя в своем укрытии. За Личем следовал Зелимка, старый приятель Анвара. Не будь он так мал ростом, мог бы волновать сердца многих девушек, однако Зелимка, как и Анвар, был человеком отнюдь не романтического склада. Ему нужна была только свобода и ничего, кроме свободы - чтобы воевать с гяурами. Ловушка, устроенная Анваром, сработала, и Зелимка успел лишь неразборчиво выругаться, когда его левая нога неожиданно попала в крепкие путы. Анвар вскочил на ноги и заблеял козленком. Зелимка яростно боролся с силками в то время, как Лич подхватил ружье и отпрыгнул назад, готовый защищать своего товарища. - Вы готовы! - крикнул Анвар, выпрыгивая из своей засады, очень довольный тем, как ему удалось провести дружков. - Придурок! - Зелимка освободил, наконец, ногу и покатился к Анвару с намерением схватить его за ноги. Мужчины начали бороться в траве, счастливые от того, что снова вместе, ивозбужденные предчувствием задуманной ими маленькой «диверсии».
- Ну хватит, - проворчал Лич. - Нас ждет неблизкий путь. Ты привел мне добрую лошадку, - Анвар? - Да. - Жаль, что Балина захромала. Отличная была кобыла. Завтра я доставлю ее к твоему отцу. Вот и предлог для нашего маленького путешествия, -ухмыльнулся Лич. - Она еще принесет славных жеребят.. Так что не так все плохо, - заметил Анвар. - Ладно, братцы, поехали. - Лич направился к тому месту, где Анвар оставил оседланных лошадей. - Ого, красавица! Спасибо, Анвар. - С видом знатока он вскочил в седло и дернул за повод, направляя лошадь в сторону и проверяя реакцию кобылы. - И имени у нее, наверное, нет... Анвар кивнул: - Не могу я еще выдумывать имена перед такими делами! Поехали, время идет... - Где встречаемся с остальными? - спросил Зелимка. - За поворотом реки, - ответил Анвар. - Я покажу дорогу. Анвар с двумя чеченцами проехали вдоль реки и углубились в буковый лес, где им предстояло встретиться с единомышленниками Анвара, собравшимися там в условленном месте из чеченских, ингушских и лезгинских деревень. Все они были вооружены до зубов. Лич узнал пару человек. Мужчины поздоровались друг с другом, это заняло немного времени. Всего собралось пятнадцать человек. Быстрым ходом они направились к выбранному для операции месту - лощине на северной стороне Терека на полпути между Моздоком и Екатериноградом. По этой дороге транспортные подводы следовали в городки, расположенные на Линии. Это был долгий и утомительный путь с юга вверх через Дарьяльское ущелье вдоль течения Терека до первых укреплений на Линии: у Екатеринограда река круто сворачивала на восток И устремлялась к Каспийскому морю. Это место было выбрано из-за его удаленности от чеченских и ингушских владений, чтобы подозрение не пало непосредственно на эти племена. В то же время оно находилось в стороне и от кабардинских деревень, так что те тоже должны избегнуть прямых обвинений.
Анвар объяснил свой план. - Русский генерал пригласил к себе наших кабардинских князей и некоторых местных старейшин, видно, для того, чтобы немного развлечь. Чтобы не заскучали. Но я знаю о его истинных намерениях, - начал он сильным зычным голосом. - Он будет потчевать князей винами да разносолами и убеждать их в том, что их судьбы неотделимы от судьбы России. Они очень вежливо побеседуют о сыновьях, об урожае, о военных талантах Наполеона и вероломстве турков. Генерал Ртищев будет внимательно рассматривать свои ногти и убеждать себя в том, что ему удалось-таки создать образ цивилизованного, заботливого Лич не мог удержаться от смеха: - Да уж моя жена не отказалась бы от парочки персидских ковров, фарфорового сервиза или ложек! Мужчины дружно рассмеялись, но Анвар быстро поднялся в стременах. - Прекрасно, что вам так весело, - яростно проговорил он. - Но только не забывайте старой Лич поднял в воздух кулак. - Да здравствует Анвар! У него самые лучшие разведчики в мире! - Спасибо, мой друг. Итак, я думаю, мы сможем помочь нашим старикам составить послание, которого заслуживает этот глупый Ртищев. Нас так просто не купить, и, кроме того, если уж дело дошло до подарков, то тут уж мы не продешевим. Зелимка, между тем, не предавался общему веселью. - Твой князь Хапца знает об этом плане? - тихо спросил он. Анвар отрицательно покачал головой: - Нет. Я думаю, нельзя его компрометировать, поэтому мы должны действовать самостоятельно.
Зелимка посмотрел на каждого из присутствующих по очереди: - Но может последовать суровое наказание. Вправе ли мы накликать беду на семьи других Его непроницаемое широкое лицо не выражало стремления навязать кому-либо свое мнение. Он хотел, чтобы каждый делал то, что считает нужным. Лич старший из присутствующих чеченцев, говорил от лица остальных: - Ртищев не будет мстить нам напрямую, это обесценит его политику компромиссов. Это будет глупо выглядеть. Не думаю, что он прикажет начать расправы. Вместе с тем, то, что мы собираемся сделать - это риск, и мы должны быть готовы к нему. Важно показать гяурам, что нас не так-то просто соблазнить рабством. Последовал одобрительный ропот - решение было единогласным. - Ладно, - сказал Анвар. - Будем держаться под прикрытием леса и двигаться на запад, пока не увидим конвой. Нападем ночью, лучше до того, как они раскинут лагерь. Бросимся на них сзади, окружим повозки и возьмем что сможем. Вы, три метких стрелка, - сказал Анвар, на высоких смуглых ингушей, - остановите передовой отряд, чтоб он не смог придти на подмогу. Они не ожидают нас так близко от дома. Если повезет, обойдемся без рукопашной. - Но как же мы атакуем их сзади, если они будут на той стороне реки? - спросил молодой Анвар терпеливо улыбнулся: - Хороший вопрос. К западу отсюда есть переправа. Казачьи патрули не знают о ней. Это песчаный порог, образованный наносами во время таяния прошлогоднего льда. А недавно река принесла пару деревьев, которые застряли в песке. Это удобный брод... но он сохранится недолго. Я сам недавно нашел его, когда переправлял Отряд двинулся вперед. Сердце каждого колотилось в предвкушении боя. В молчании Анвар быстро вел друзей через лес, пока они не вышли к берегу Терека. Здесь сразу бросались в глаза последствия недавнего нашествия в эти места русских. Богатые кабардинские леса были вырублены на полверсты вдоль реки, а на другом берегу Терека земля была изуродованной, черной, истощенной. Такова была российская политика огня и меча - лишить местное население любого прикрытия вблизи Линии.
- Останемся здесь до темноты, - сказал Анвар. - Но мне нужны два смельчака, готовых перейти реку вброд для разведки. Обоз подойдет нынешней ночью, в крайнем случае, завтра на заре. - А позже мы и не сможем рисковать, - проговорил Лич. Анвар обернулся: - Давайте пока не думать об этом... Будет Каждый из них изо всех сил молился, чтобы обоз подошел под прикрытием темноты. Издалека горцам было видно, как казаки обходят дозором укрепления вокруг своей станицы. Через каждые несколько верст возвышались деревянные вышки с лестницами, ведущими на смотровые площадки, рассчитанные только на одного человека. Дозорный в случае необходимости мог подать сигнал на следующую вышку, и так он передавался вдоль Линии до ближайшей станицы. Налеты надо было совершать с быстротой молнии, поднимая как можно меньше шума, чтобы из станицы не смогли подоспеть крупные казачьи отряды. За стенами казачьего поселения была выстроена маленькая пятиглавая церковь. Раздавался звон колоколов, печальный и монотонный - чуждый для горцев звук. Он напоминал им о том, что чужая жизнь постепенно теснит их собственную. К счастью, песчаный нанос находился как раз на середине между двумя вышками, вне досягаемости ружейного выстрела с обеих из них. Ингушский всадник вытащил свою каму и поплевал на лезвие на счастье. - Мы с братом переправимся на ту сторону и укроемся под теми валунами, - сказал он. Никто ему не возразил. Все смотрели и считали проходы и повороты часовых: проход-поворот, проход... - Давайте, - выдохнул Анвар. И в это драгоценное мгновение ингуши бросились в воду, прячась за застрявшими бревнами. Лошади шли наклонив головы, нервно покачиваясь из стороны в сторону в поисках опоры посреди потока. Всадники скользили, подскакивали, иногда почти плыли на спинах своих лошадей к противоположному - Вот видите, - сказал Анвар, как бы между прочим. - Это действительно хорошая переправа. Некоторые из мужчин скрестили руки на груди. Кто-то сплюнул. Молодой чеченец усмехнулся, но суровый взгляд Лича остановил его. - Конечно, - сказал Зелимка, - там, где ингуш на коне переедет, чеченец одним прыжком перемахнет. В три часа утра, перед рассветом, люди Анва-ра лежали, завернувшись в бурки, наполовину проснувшись. Послышалось кваканье лягушки: один раз, два, три, пауза, один, два, три, пауза... Это был сигнал. Они вскочили на коней и погрузились в реку, держа ремни винтовок в зубах. Непроницаемая чернота ночи таила тысячи возможностей. И тут они услышали скрип повозок и звяканье сбруи. Замерев в песке Терека на ничейной земле, каждый положил ладонь на морду своей лошади, чтобы даже ее дыхание не выдало их присутствия. Мимо проходил обоз - всего в сотне шагов от них. С саблей и камой в каждой руке, с оружием наперевес, нападающие выскочили из реки вслед за русским отрядом. Через десять минут безжалостная атака была завершена. У шестерых казаков было перерезано горло, еще несколько остались лежать пробитые пулями. Передняя часть отряда обратилась в бегство под непрерывным жестким огнем стрелков. Лошади разбежались. Три груженые повозки исчезли в темноте. Ахмет и другие старики стояли посреди деревенской площади, не веря своим глазам. Они окружили кучу добытого добра, появившегося ночью у ворот дома князя Хапца. Это была доля Анвара. Здесь были ковры, ящики, источающие ароматы восточных специй, тюки с чаем, и - самое ценное - груды восточных мехов. Анвар оставил все это в подарок своему господину, а сам удалился. Для него важен был этот жест, а не само добро. Он не собирался купаться в лучах славы. Мурад, улыбнувшись Ахмету, указал на свернутый ковер: - Турецкий, самый лучший... неплохо. Ахмет нахмурился: Князь Хапца еще даже не вернулся. Плохо дело. - О, не будь таким мрачным! - воскликнул Мурад. - Нравятся мне эти герои, кто бы они не были... Не догадываешься, полагаю? - Его задорный взгляд ясно говорил Ахмету о том, что он точно знает, чьих рук это дело. - Глупец, - проворчал Ахмет. - Да у нас тут мог быть уже казачий полк. Мурад покачал головой: - Ртищев не такой глупец. Подбежали Цема с Мединой. - Ты видела серебряный самовар? – сказала Медина. - Анвар говорит, что это для меня. Мурад поморщился: - Было бы еще лучше, если бы Джафар «приобрел» столь чудесный подарок для своей матери. Медина вспыхнула. Она всегда упрямо защищала своего первенца: - Он слишком дорожит репутацией послушного сына - не хочет вызвать твоего недовольства. С надменным видом Медина подняла огромный серебряный самовар и направилась к своему дому. Цема пошла вслед за ней, бросив мрачный взгляд на Мурада. Воспитание не позволило ей разделить возмущение Медины, но она все же не удержалась от выпада в сторону собственного мужа. - Разве ты не завоевал мою руку благодаря газавату? - сказала она Ахмету с притворной улыбкой. - И разве наш уважаемый друг Хапца не содействовал твоему успеху? Она показала то, что было у нее в руках - коробочку из красной марокканской кожи с серебряными ложками филигранной работы. О таких она давно мечтала. С чувством собственного достоинства, Цема опустила подарок в складки юбки и пошла с Мединой. Теперь Ахмет рассмеялся, глядя, как Цема горделиво и прямо идет через деревенскую площадь. Он, как и все мужчины, гордился добычей этого дня. - Знаешь, Мурад, лучше биться с ордой казаков, чем с этими двумя чеченками.
* * * * *
Тем временем в Санкт-Петербурге, Юлиус фон Клапрот отправился с визитом вежливости к князю Васильчикову, который был для него источником постоянного раздражения. В течение трех лет, прошедших со времени его путешествия на Кавказ, он напряженно работал - обрабатывал свои записи, готовя работу к публикации, посылая отчеты царю и в Военную Коллегию. В промежутках у него было множество лекций в университетах Германии, но известия об ухудшающемся здоровье князя Василия было достаточно для того, чтобы он снова прибыл в Россию. На этот раз, привратник открыл дверь сразу. Клапрот сообщил свое имя. - Прошу Вас, сударь... В доме было тихо прихожая была темна и холодна, несмотря на прекрасный летний день. Клапрот отметил отсутствие графини Софьи. Возможно, семья Комаровых уже переехала на лето в деревню. - Прошу сюда, сударь.., - дворецкий почтительно указывал ему дорогу. Клапрот подумал о том, каково сейчас князю Василию, в одиночестве, в этой духоте, под опекой одного только льстивого слуги. Было очевидно, что эта семья не была знакома с va et vient, принятым в обществе. Его проводили в кабинет князя Василия, где известный исследователь лежал укрытый меховым пледом, обливаясь потом. Чудесный день не проникал в тщательно закупоренную комнату Князь показался Клапроту еще более бесплотным, чем обычно - словно его тело постепенно покидало этот мир, еще до того, как душа приготовится последовать за ним. Голос князя был хриплым и дребезжащим: - Я читал Ваши записки для Академии Наук, барон. Хорошая работа. Несмотря на свое стремление не поддаваться лести, Клапрот почувствовал удовольствие и облегчение. - Спасибо Вам за письма. Приятно было получить известие от старого знакомца. - Васильчиков говорил с усилием. - Особенно Вам кланяется Ахмет с Кубани... Мы часто говорили о Вас. У меня есть несколько записей таких бесед, которые я привожу в этой небольшой книге. Останется память. В глазах князя Василия появился проблеск удовольствия: - Что ж, очень мило с вашей стороны, друг мой. - Вы здесь один, князь? Разве Вы не выезжаете из города на лето? Васильчиков добродушно улыбнулся: - Мне ни к чему убегать от городской жары. Я редко покидаю эту комнату. - Мне очень жаль. - Тут не о чем сожалеть. Я счастлив. Расска жите мне еще о Кавказе, - князь полулежал на подушках, сложив руки на коленях. Хапца Мурад помог мне совершить поездку в Чечню. Я был также в Сванетии, Мингрелии... - Скажите, - прервал его вдруг Васильчиков, поднимая свой прозрачный палец. - Что Вы думаете о чеченцах? - В каком смысле? - Клапрот пытался потянуть время. - Почему Вы считаете, что мы не сможем покорить эти земли? - По многим причинам.., - медленно начал Клапрот. Ему хотелось уйти от этого разговора. Политика всегда была болезненной темой в его беседах с князем. Кроме того, сейчас тот был болен. У Клапрота был свой интерес - ему хотелось обсудить с Васильчиковым некоторые сложные вопросы чеченской орфографии... Пока еще не стало слишком поздно. - Да перестаньте. Голова у меня ясная, хоть тело и начало разваливаться, - резко сказал собеседник Клапрота. - Ну, во-первых, природный дух независимости... Это их культурная традиция. В отличии от кабардинцев, чеченцы не имеют общественной иерархии. У них каждый сам за себя... Не можем же мы вести переговоры с толпой... - Толпа... Испарина на лице Василия собиралась крупными каплями, которые катились вниз, как слезы. Но он уже не обращал на них никакого внимания. - Эти люди испытывают, также и давление иного рода: например, со стороны религиозных Васильчикова явно раздражали упрощенные ответы Клапрота: - Вы имеете в виду мюридов? Да, это так, там было возрождение суфизма. Ведь мюридизм - всего лишь одна из форм суфизма, как Вам, вероятно, известно. - Васильчиков украдкой глянул на свои руки. - Чего Вы, скорее всего не знаете, так это того, что это совершенно мирная мистическая секта. «Мюршид - тот, кто ведет», «Мюрид - тот, кто следует...» Куда? - он помахал своей бесплотной рукой. Клапрот спросил себя, не присутствует ли он при разгадке тайны этого блестящего ума. Предсмертная агония... Видения, вызванные лекарствами... - Да будет Вам известно, что, если мюрид впадает в состояние экстаза, - продолясал Васильчиков слабым, будто на последнем дыхании, голосом, - это называется «хал», он становится равен Аллаху. В этот момент он сознает, что ни знатность, ни убеждения, ни классовые или национальные различия - ничто! - не имеет абсолютно никакого значения... Он познает бесконечность, он сливается в Одно. И ничего более не волнует его. Клапрот вежливо кашлянул: - Но существовал еще сильный политический привкус в учении того же Измаила Эффенди, который возглавил дагестанский ренессанс местного значения - в Ширване, если память мне не изменяет... Клапрот лукаво взглянул на князя, но в душе его росло чувство неловкости за то, что он ввязался в эту интеллектуальную дуэль с таким больным человеком. Тем не менее, он продолжал: - «Шариат» - закон. «Таракат» - путь. Есть три ступени суфизма, и «Хакикат» не есть лишь истина в последней инстанции, как Вы изволили выразиться. Именно поэтому Измаила Эффенди выслали в Турцию, а его секта подвергается гонениям со стороны русских. - И что же? Вы не предвидите возможность нового возрождения мюридизма в Дагестане? И что они будут подыскивать союзников в Чечне, как это уже было с шейхом Мансуром? Как Вы думаете? - проговорил Васильчиков. Клапрот отчаянно поднял руки: - Это политические резоны, а вовсе не те, что я хотел бы обсудить... - Да, верно. Но ваша работа призвана объяснить культуру горских народов их врагам - нам. Кроме того, я уверен, что у Вас есть друзья в Военной Коллегии. Например, эта восходящая звезда Ермолов, который легко может одобрить ваши изыскания. Давайте начистоту! Согласны? Самая замечательная ваша работа, без сомнения, раскроет «гяурам», как нас называют, весьма сложную, утонченную натуру горцев, их неистребимую способность восстанавливать силы. Вы говорите, что они постоянно ведут междоусобные войны. Я читал Ваше исследование о кровной мести - наказании за убийство. Но Вам следует отдавать себе отчет, что эту работу можно интерпретировать иначе... Клапрот понял, к чему он клонит. Васильчиков с усилием поднялся. - Конечно, у них хватает внутренних раздоров. Но ведь мы, постоянно раздражая и притесняя горцев, - а это длится уже десятилетия – мы создали там уже, так сказать, культуру войны. Горцы создают против нас военные союзы так же - Но у них нет хорошего вождя, - резонно заметил Клапрот. Васильчиков принялся яростно жестикулировать. - Вы разве не понимаете? Борьба сама порождает достойных противников и выдвигает личности. Возьмем Европу. Вы думаете без Наполеона в русской армии появились бы личности вроде Ермолова? И что же они должны были подумать, когда вернувшись из Европы, узнают, что тут творится за их спинами?! - Вы, верно, имеете в виду последний договор с Турцией... в Бухаресте... - Да, разумеется! - Васильчиков закашлялся. - Мы вернули Турции почти все, что она потеряла. Поти, Анапу... Возделывается почва, понимаете. Мы уже знаем о честолюбивых замыслах Вашего большого друга - исполина Ермолова. За ним стоят высокопоставленные военные, раздраженные и поднакопившие, между прочим, ценного опыта в Европе. А с другой стороны - орды горцев, которые совершенно напрасно считают, что русская армия на Кавказе ослабит хватку... Я уверяю вас, господин барон, что война на юге дойдет до такого накала, что все, происходившее до сих пор, будет казаться чем-то вроде учебных сражений кадетов в летнем лагере под Петергофом. - Вы считаете, что если русские разбили Наполеона... Так? Васильчиков бросил на Клапрота взгляд, полный гордого величия. - Мы разбили Наполеона, ибо такова была воля России. Я могу симпатизировать чеченцам, но я - родня царствующей династии. - Помилуйте, я не хочу.., - Клапрот остановился, стараясь подбирать выражения помягче. И тут вдруг он понял, что собеседник пытается подвести его к какой-то мысли и что все его красноречие объясняется отнюдь не только желанием князя блеснуть своей осведомленностью. - Мы не имеем никакого права распоряжаться на Кавказе. Конечно, для нас было бы политически целесообразно владеть этими землями, но мы никак не можем понять, что рано или поздно горы изгонят нас оттуда. Горы - не Россия. Горы позволяют жить там черкесам, чеченцам, но не русским. Нельзя рассматривать эти края как путь на юг или вражескую крепость, которую требуется держать в осаде. Это совершенно особое образование. Так было задумано Богом. Людские волны накатываются на эти громады... Мы тоже накатимся, ударимся об эти скалы, и, что совершенно естественно, однажды откатимся назад. - Занятное рассуждение, - проговорил Клан-рот без энтузиазма. - Поэтому я и сжег все мои бумаги. - Что?! - Оставляю поле деятельности для вас, господин барон. Не хочу упрощать задачу русским стратегам. Чего уж тут! Назвался груздем - полезай в кузов. - Но ведь этот материал! Языки! Мифология! - Однажды в горах старый мусульманский священник сказал мне, - тут Васильчиков свободно заговорил по-чеченски, и Клапроту пришлось напрячься, чтобы уловить смысл сказанного, -«Оставь это бесполезное дело. Разве можно передать на бумаге раскаты грома меж горных вершин, грохот сходящей лавины, гул горных потоков и рев водопадов? Как воспроизвести стук камней, катящихся в ущелье, или стон ветвей в бурю, или крики и пение птиц, выкликающих друг друга в вышине? Как можешь ты надеяться выразить знаками вольную речь Кавказа? Князь Василий снова лег на диван. Лицо его выражало какой-то мальчишески озорной задор. Клапрота не могла не раздражать эта истинно русская черта, эта чрезмерная театральная сентиментальность, охватывающая человека даже на краю могилы, эта искренность и вера. Все-таки он был верным сыном своих предков и своего сословия. - Типичные кавказские сантименты, друг мой, - подшутил князь Василий сам над собой, догадываясь, видно, что чувствует немец. - А теперь вам придется оставить меня. Я устал. Он прикрыл веки, и Клапрот поразился, что даже это не могло скрыть глубину его глаз. Князь Василий все больше становился похож на мертвеца. - У меня видения, господин Клапрот. Старый карачаевский обычай, что я однажды наблюдал в горах... синие бороды... - Вызвать врача? - Нет, спасибо. Фон Клапрот... - Да, Ваше Превосходительство? - Эта война унесет миллионы жизней. Жизней гяуров. Любой ответ Клапрота прозвучал бы цинично. В стране, где молодых, насильно загнанных в армию рекрутов, сковывали цепью со старыми служаками, чтобы они не сбежали, жизнь человека ничего не стоила, и этими жизнями можно было швыряться направо и налево. Здесь были миллионы крепостных. Один только император владел десятками тысяч душ. - Хотел бы узнать ваше мнение о работорговле, которой занимаются черкесы, - произнес вдруг Клапрот в отчаянии, тиская в руках шляпу и поглядывая на задумчивое лицо князя Василия. - Васильчиков быстро открыл глаза: - Они не продают и не покупают своих соплеменников. Вам следует получше изучить культуру и этику захвата заложников... Я уверен, что вам как академику можно вполне доверять, - добавил он как бы между прочим и широко зевнул. - Можете поблагодарить меня, что не стал вашим соперником. Вот, пожалуй, единственное утешение, которое могу предложить. Клапрот подался вперед, коснулся руки князя Василия в мгновенном порыве выражая тому свое уважение. - Верьте мне, Ваше превосходительство, я скорее предпочту занять второе после вас место в этих исследованиях, чем смириться с утратой ваших трудов. - Не предпочтете. Не рассуждайте, как круглый дурак. Васильчиков снова закрыл глаза, и Клапрот поспешил удалиться. Он не удивился, когда узнал через неделю, что у его недавнего собеседника началась пневмония. Князь Василий умер в одиночестве, но он не ощущал его, ведь его видения были наполнены адыгской поэзией, и жидкость, втекающая в его легкие, сливалась с весенним разливом на Тереке. В памяти всплыло прекрасное лицо чеченской женщины, низко наклонявшейся над ним, чтобы напоить. Белая шаль покрывала виски женщины, и он успел заметить лишь серебряные украшения да серые глаза с крапинками синевы, в которых светилась ее чистая и преданная душа. Его жажда была утолена, дух успокоен. Он легко покинул сей мир. Он спас ее сыновей и все это время любил ее самое – Цему.
ГЛАВА ШЕСТАЯ - Ты мой славный маленький вояка, - нежно проговорила Цема, поглаживая внука по густым кудрям. - Поцелуй меня, бабушка... - Спи сладко, мой герой, - она положила маленького Имама в кроватку и задула свечу. Нурсан сидела на террасе, куда как раз выходило окно спальни, и слушала этот ежевечерний ритуал. Так уж получилось, что с самого рождения ребенка именно Цема убаюкивала его и целовала на ночь. Нурсан не ревновала: как нисса она чувствовала к свекрови должное уважение, и, кроме всего прочего, Цема была умной и обладала весьма многими качествами, которые нравились Нурсан. В частности, она, дочь родовитого кабардинского уорка, очень удивилась, когда узнала, что такая высокородная чеченка, как Цема, так хорошо владеет многими искусствами, которым Нурсан обучали когда-то в семье аталика. Конечно, кабардинских девушек не учили сражаться на саблях и не растолковывали те части Хабза, которые надлежало знать только мужчинам. Их учили вышивать, прясть, плести корзины, готовить еду, а также знакомили с легендами и обрядами, которые им надлежало потом передать следующим поколениям. Для подобной «шлифовки» на воспитание отдавали девочек только из знатных семей и на недолгий срок. Нурсан получила подобное «образование», отличившись по всем статьям. В этом отношении Нурсан была подходящей парой для Казбека. Оба они были добродетельны, возвышенны и глубоко преданы всему тому, что им было дорого в этом мире. Можно сказать, что они были блюстителями традиций в лучшем смысле этого слова. Вместе с тем, Нурсан была хрупким созданием: белой, мерцающей, как свет луны, кожей, тонкой изящной талией, которой завидовали все девушки в поселке, она напоминала березку. Уже вскоре после рождения Имама Нурсан обрела прежние формы и вновь стала столь же женственной и грациозной, как и до родов. Нурсан могла бы служить образцом красоты черкесской женщины.
Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 297; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |