Гл. 2. Встреча с журналистом. 4 страница

- Вы не хотите жить тем, что вам дает окружающая среда. Все время что-то ищете и тем выделяетесь из общей массы. Да, согласен, что так жить интереснее, но учтите, что за это люди попроще бьют, таких как вы. Бьют сильно и больно. Любят обычно посредственных, тех кто «ниже...».

Когда-то я выписывал журнал "Огонек", один из самых красочных, читаемых журналов, широко и разносторонне освещающих жизнь страны и народов мира. В Полярном он для меня сыграл свою роль, напечатав репортаж о вояже Френсиса Чичестера, который и послужил основным толчком к рождению моей идеи о кругосветке. Дома мною было сделано несколько годовых подшивок журнала и многие друзья, приходившие скоротать время, с удовольствием их просматривали. По-моему, это самый распростра­ненный и любимый журнал в нашей стране. Естественно что, я был рад, когда в один из весенних дней ко мне приехал корреспондент из этого журнала. Пусть читатель простит мою наивность.

Высокий, стройный молодой мужчина, показав красную книжечку, в которой я ничего не успел прочитать, представил­ся как корреспондент "Огонька". Я пригласил его на стапель, где он сделал серию снимков, а потом мы вернулись в горсовет ОСВОДа и начали беседу.

Яхта ему понравилась, так как он не предполагал увидеть такую громадину в тысячах километров от моря, в чем он мне и признался. Плавные обводы, гордо поднятый вверх нос, крепкая, по­крытая эпоксидкой палуба - все произвело хорошее впечат­ление. Я же был рад его приезду, так как знал, что "Огонек" - богатейший журнал и, если бы он взял шефство над круго­свет­ным плаванием, то ему ничего бы не стоило выделить 50 и даже 100 тысяч рублей на постройку океанской яхты, допус­тим, из сплава АМГ по новейшей технологии на уровне миро­вых стандартов. Тогда бы я пока тренировался на своей яхте. Такое мое состояние, на­дежды и планы определили отношение к корреспонденту, и я охотно отвечал на его вопросы.

От его доклада руководству, его информации обо всех труд­ностях, которые я испытываю в настоящее время, зависело отношение многих лиц и, может быть, прави­тельства. Он в своем разговоре упомянул, вроде бы невзначай, что журнал "Огонек" в первый же день выхода они кладут на стол Генерального секретаря ЦК КПСС.

- Покажите прокладку Вашего маршрута, - попросил он.

Я достал карту мира, на которой был начерчен маршрут моего предполагаемого плавания. Я уже прошел его десятки раз мысленно, изучая и уточняя детали, знакомясь с климатическими особен­ностями, ветрами, волнением, направлением течений, прохождением в тех или иных районах пассажирских и грузовых судов. Сколько интересного, но, сколько и страха в любой точке! Тысячи раз написано о мысе Горн, где у его диких, безжиз­ненных скал - горы погибших кораблей. Но разве лучше в Тасмановом море, где вдруг может под­няться ураган, дожди, плохая видимость... Или разве лучше, если попадешь в глубокий штиль на экваторе южнее островов Зеленого мыса, где бывает неделями ни ветерка. И в этом бело-голубом безмолвии нестерпимо жжет солнце, когда и днем и ночью температура такая, что не верится, что где-то есть прохлада и даже мороз... А когда идешь вдоль Антарктиды в южных широтах Индийского и Тихого океанов, когда постоянно сущест­вует опасность столкновения с айсбергом, нельзя спокойно заснуть и придется в напряжении сидеть в сыром, холодном кокпите и вглядываться в холодный белый туман, чтобы не столк­нуться с ледяной горой.

Все нужно изучить и знать на память и понимать это не только головой, но и, как говорят, душой. Там не всегда будет время на то, чтобы прочитать лоцию, справочник и даже карту, по которой будет вестись прокладка курса. Нужно быть готовым ко всему.

- Как Вы будете идти?

- Коротко маршрут мой такой: из Севастополя, через проливы Босфор и Дарданеллы, Эгейское, Средиземное моря, через пролив Гибралтар, затем на юг, мимо Канар­ских островов, островов Зеленого мыса, вокруг мыса Доброй Надежды, примерно миль 50 южнее. Затем строго на восток до острова Тасмания, где мне хотелось рассчитать так, чтобы его мыс Южный пройти в пределах видимости. Здесь я бы проверил свои многодневные обсервации. От о. Тасмания - на юго-восток, вокруг Новой Зеландии, затем через Тихий океан до южной оконечности Южной Америки вокруг мыса Горн, выйти в Атлантику и на север - до Европы. Там почти тем же маршрутом, кото­рым выходил в плавание.

- А Вы представляете те трудности, которые Вас ожидают?

- Да. Их будет столь много, что все не предугадать. Это просто невозможно. Или вернее - непостижимо... Может быть, и самый страшный пролив Дрейка я проскочу без особого напряжения, а где-нибудь в теплых и цивилизованных водах около Канар на меня налетит ураган какой-нибудь с симпатичным женским именем. Может быть, заставят проклинать себя ревущие сороковые и заставят подняться в более теплые воды, что нежелательно, так как это увеличит время плавания. В южной части, чем ближе к Антарктиде, тем меньше радиус и расстояние, по которому можно обогнуть нашу Землю. Но после ревущих сороковых расположены так называ­емые вопящие пятидесятые. Вряд ли человек, да и судно может их выдержать.

- А как вы думаете разрешить вопрос одиночества? Не находите ли вы, что это, возможно, самое страшное и непо­сильное для человека, всю жизнь проведшего в коллективе?

- В этом я полностью согласен с вами. Да, это, пожалуй, самое трудное и страшное. Но разве мы в повсед­невной жизни не испытываем одиночества даже среди людей? Часто бывает так, что вы вдруг чувствуете, что вы один, никто не хочет понять вас, поговорить с вами, выра­зить сочувствие, помочь... Естественно, что это носит временный характер. А там - один, и на сотни, тыся­чи миль - никого. Но есть три фактора, на которые я наде­юсь.

Первое - это то, что я буду иметь радио и смогу связать­ся с людьми, которые следят за моим плаванием, пережи­ва­ют за меня и готовы оказать по­мощь. Я знаю, они будут сочувствовать мне. Это будет снимать психические напряжения, которые определенно будут возникать во время продолжительного плавания.

Второе спасение от одиночества - это повседневная полная занятость. У меня не будет времени скучать. Нужно управлять пару­сами, быть на руле, избирая самый оптимальный курс. Нужно периодически определяться и наносить свое место в океане на карту. При этом нужно пользоваться каждый раз хорошей видимостью, когда есть солнце, когда слышен радиомаяк. Место нужно знать всегда, в любой момент и довольно точно. Это и безопасность плавания, и точность для выдачи информации. А работы? Ремонт парусов, такелажа, зарядка батареи, сбор питьевой воды, сушка одежды, приготовление пищи четыре, а то и пять раз в сутки. А работа на рации? Ну, и отдых. Нет, времени для безделья не будет, не говоря уж о том, что мне дадут, и я с удовольствием возьму какую-то научную работу, с целью непосредственного сбора научной информации. Таким образом, я постоянно буду занят и буду сознавать, что я делаю полезное для людей и для себя дело.

И третье. Мне много раз приходилось слышать, а потом в какой-то мере испытывать влияние природы на человека. Я называю это как прикосновение к природе и слияние с ней. Человек преображается, он производит переоценку ценностей, становится совершенно другим. Меняются его моральные устои, так как он попадает под влияние чего-то великого, существующего рядом, но ранее им не испытан­ного. Сейчас это громко называют космосом, который несет энергию, влияющую на человека, на его здоровье, на его психику. Жалко, у нас в стране не издана книга кругосветного мореплавателя Муа­тисье. Что-то в нем есть возвышенное, что-то он испытал невероятно великое и переродился. При этом он сильно и реально прочувствовал, что это влияние сохранилось в нем, и он может рассказывать о нем людям.

Эти три фактора помогут мне.

- В этом что-то есть, но удивительно, как Вы, материа­лист, можете так уверовать в душу и влияние на нее какой-то космической энергии? Так можно скатиться к идеализму.

- Спорить с вами не буду, но, как физик, скажу Вам, что пока никто не нашел той материальной частицы, из которой состоит материя. Все частицы - сгусток того или иного количества энергии и они могут превращаться друг в друга, выделяя баснословно большую мощность тепловой, световой и электромагнитной энергии. Мы же с вами живем в энергетическом поле, о котором нам известно лишь частично: это гравитационное поле Вселенной, электромагнитное поле движения заряженных частиц, магнитное поле... А что такое свет? Волны или частицы, так называемые фотоны? Имеют ли фотоны (или волны) массу? Если нет, то, как они оказывают давление на поверхность? Или что такое нейтрино? Как объяснить их природу и то их количество, непостижимо громадное, которое находится во Вселенной, и их все проницаемость даже через толщу планет, звезд. Мы так мало знаем и так просто отбрасываем старые учения и ту же астрологию. Более четырех тысяч лет назад индусы прекрасно знали строение и возникновение галактик, и сейчас ходят об этом их легенды. Мы же это познаем и открываем снова только сегодня. Вот цена зазнайства, консерватизма, догматизма и прочих "измов". Я верю, что что-то мне поможет, поможет рождению нового мировоззрения и переоценки взглядов на окружа­ющую нас среду. У меня уже несколько раз было прикос­но­вение к природе, просто я был глуп и упустил этот пос­лан­ный мне дар. Меня отвлекали люди, а там их не будет.

- Но все, же вы один.

- А я возьму и в океане сыграю в шахматы с каким-нибудь шахматистом-радиолюбителем. Даже поспорю с ним, вот и дам себе порцию адреналина в кровь.

Мой гость был любознательным и начитанным товарищем, поэтому вопросы сыпались один за другим, самые различ­ные - и по медицинскому самообслуживанию и о том, как и когда я буду спать, и не боюсь ли я, что на меня налетит какой-нибудь громадный корабль, который и не заметит, как раздавит яхту, и кто мне даст тесты на период плавания, и буду ли я вести дневник, и собираюсь ли написать книгу о своем плавании, и что будет, если я попаду в жестокий шторм и поломаю мачты. Как я буду выбирать порты "спасения", общаться с людьми, которые не знают русского языка, чем я буду расплачиваться за ремонт. Как я буду хранить продук­ты, чтобы они не испортились за целый год и что возьму с собой, чтобы были витамины, кроме таблеток. Какую музыку люблю, и что возьму с собой или ограничусь радиопередачами.

- Я люблю симфоническую и, в основном, инструмен­тальную музыку. Причем я отстал от жизни лет на 150-200. Люблю Бетховена, Баха, Генделя, Вивальди, Шопена, Моцарта, Россини, Чайковского, Глинку... В общем, я человек прош­лого столетия и не только не понимаю музыку, вызывающую только подергивание мышц конеч­ностей, но и считаю, что вся та какофония, шумная, вопящая, без мелодии только убивает в человеке его душу, нравственность и моральные устои, воспитанные сотнями поколений. Сейчас редко передают классику, поэтому я постараюсь взять ее с собой побольше и буду слушать вместе с китами и дельфинами. Говорят, что они любят классическую музыку.

Наш разговор прервала Тамара.

- Александр Моисеевич, - зашептала она, - у мамы сегодня день рождения. Можно я пораньше уйду?

- Пожалуйста, Тамара, можешь идти хоть сейчас.

Но Тамара смутилась и никак не уходила. По ее лицу было видно, что она чего-то ждет.

- Что тебе еще нужно? Почему не уходишь?

- Мама сказала, чтобы я пригласила Вас.

- Спасибо большое, но я занят.

- Я подожду, - сказала Тамара, не надеясь, что я сдержу слово или вообще смогу скоро освободиться от своего собеседника.

Корреспондент слышал наш разговор и, как видно, уходить не собирался, а начал рассказывать о том, где он бывал и как его угощали. Время шло, а Тамара все чем-то занималась. Поэтому, почувствовав, что что-то здесь не так, я зашел в другую комнату.

- Тамара, ты, почему не идешь домой?

- Мама сказала, чтобы я пришла вместе с Вами, а то вдруг Вы не придете.

- Но ты видишь, что мой гость не уходит, а, услышав, что ты меня приглашаешь, заговорил о том, как его всегда уго­щают. Так что ты иди, а я подойду.

- Нет, не могу. Я обещала маме.

- Может быть, мы пригласим и его. Представляешь, у мамы на именинах корреспондент из журнала "Огонек". Это не то, что какой-то Чебанюк. Как ты думаешь, можно? Он никак не хочет уходить.

- Можно, приглашайте.

Через несколько минут мы втроем врываемся в чужую квартиру, где был семейный вечер, и собрались одни родствен­ники. Я извиняюсь и представляю своего гостя из журнала “ Огонек”.

Весь вечер мы слушали рассказы журналиста о его работе, поездках, различных случаях жизни. Он никому не давал возможности вставить хотя бы одно слово. Я чувствовал себя неловко, особенно тогда, когда кто-то пытался что-то сказать, а мой гость его перебивал. Наверное, все вздохнули с облегчением, когда мы покинули эту простую, провинциальную кампанию.

Пока я провожал его до платформы 88 километра, откуда он уезжал в Москву, он все время пытался выяс­нить, зачем я в действительности иду в такое плавание. Почему? Он, оказывается, не верил в мою мечту и приехал не только с целью получения интервью, чтобы дать материал в журнал, но и выяснить, в действитель­ности ли я помешан на своей идее или просто изобрел, придумал оригинальный способ убежать за границу. В последние годы, особенно во время подготовки к плава­нию, испытывая колоссальную нагрузку, я мало пил спирт­ного и сейчас был почти трезв. Я понял его и всячески старался уйти от темы, чтобы не обидеть его.

Через месяц появилась заметка в журнале "Огонек" с моей фотографией, где я готовлю яхту к походу... и краткое описа­ние моих успехов на этом поприще.

Оказалось, что все у меня хорошо, все сделано, все понятно, все изучено и остался только один вопрос - я не хочу в походе обрастать бородой и потому должен бриться, а как? Вот и все мои трудности.

О моей работе, о яхте, ее постройке, о том, что еще много не сделано, что мне нужна большая, на уровне правительства, помощь, об этом ни слова.

Естественно, напечатано это было без моего согласия, и я там выглядел не весьма умным человеком. Господи, что же это творится и почему! Неужели все это так просто, так легко, как они думают. Почему умаляют мои трудности, заботы? Мне же нужна помощь. Помощь!

Пройдут годы, переживу я и заботы по строительству яхты, и плавание, но никогда не забуду этот визит, кото­рый, издергав меня, дав какую-то надежду, окончился пус­той, ничего не значащей заметкой, которая не несла какой бы, то, ни было информации, так как все уже об этом знали. В общем, после публикации в «Известиях» никто лучше и полнее информации не давал.

- Ну, и болтун ваш корреспондент, - сказала на другое утро Тамара. - Он никому не давал даже пикнуть. Неужели он не понимал, что это неэтично, некрасиво, то, что он мешает беседо­вать людям, которые знают друг друга и сошлись, что­бы поговорить о своем, о своей жизни.

- Извини, Тамара, но я не виноват.

Подходили последние дни моей работы с Тамарой, она много мне помогла и в работе по осводовским делам и под­дер­живала меня в моей мечте. Часто ей приходилось отве­чать на множество телефонных звонков от людей, которых интересовало отнюдь не спасание на водах...

Несмотря на близость Воскресенска от столицы, у нас до сих пор нет автоматической связи с Москвой, поэтому Тамара всегда меня "дергает", объяв­ляя, что меня просит междугородная.

- Александр Моисеевич, наш редактор просит Вас в ближайшие дни приехать к нам, - позвонил мне коррес­пондент из газеты "Ленинское знамя".

- Это очень срочно или можно сочетать с вызовом в Мособлсовет?

- Когда у Вас бывают там совещания?

- Обычно 2-го или 3 и 16-17 числа каждого месяца.

- Хорошо, мы ждем Вас 17-го.

Раз не говорят зачем, я не стал спрашивать, тем более что газеты у нас бедные, и практической помощи ждать от них не приходится. Но коль приглашают, то нужно ува­жать. Я собрал кое-какие материалы, чтобы ознакомить редак­тора с действительным положением дел.

В редакции меня встретил корреспондент Борис Львович, который уже бывал у меня, и сообщил:

- Мы предлагаем Вам шефство газеты над плаванием.

- Зачем? Что это дает? Вы можете помочь мне матери­ально?

- Денег у нас пока нет, так как газета оказывает помощь некоторым общественным организациям, но в ближайшем будущем, особенно при поступлении от Вас информации, мы Вам будем помогать.

Мы зашли в редакторский кабинет, где меня познакомили с редактором. По его просьбе я подробно рассказал о положении дел, о том, что в настоящее время испытываю материальные трудности, так как, кроме шумихи в печати, никаких сдви­гов пока нет.

- Давайте оформим наше шефство. Сейчас это тоже для Вашей пользы. Взяв шефство, мы сможем, как Ваши шефы обращаться в различные инстанции с просьбой ока­зать Вам помощь. Это важно, так как у Вас будет офици­аль­ный шеф, от лица которого Вы будете действовать.

- Хорошо, я согласен, - ответил я, хотя ничего конкретного от этого шефства я предста­вить не мог.

Прошло несколько дней, и опять Тамара зовет меня к междугороднему телефону. Вызывает Москва.

- Вам придется платить мне за работу телефонисткой, все время вызывает вас междугородняя, - пошутила Тамара.

- Хорошо, Тамара, но с твоего разрешения я заплачу, когда вернусь из плавания. Кто там еще?

- Вас просили приехать в издательство "Мысль". Они оставили телефон и просили позво­нить. Издательство находится на Ленинском проспекте.

Все сыпалось на меня как из рога изобилия, только успевай отбирать то, что нужно. Однако, откровенно говоря, никакого толку от этого пока не было.

Вечером мы поработали с Володей, навели порядок, а утром я уехал в издательство.

- Мы хотим заключить с Вами договор на издание Вашей книги о кругосветном плавании, - начал редактор после знакомства со мной. - Вы, конечно, будете писать и, если будет, необходима наша помощь, то у нас есть квалифицированные литераторы, и мы поможем Вам ее обработать.

- А зачем сейчас договор? Я потом и так напишу, надеюсь, Вы не откажитесь ее напечатать?

- После заключения договора мы можем дать Вам опреде­­ленную сумму денег, в которых Вы, очевидно, нуждаетесь.

- Спасибо, но я не люблю быть должником. Еще не приходилось жить в кредит.

Если романтика это легкий, интересный и любимый труд, созерцание природы, восприятие мелодичной музыки и тому подобное, то я в эти дни был далеко, далеко от романтики, так как изнурительный труд, усталость и борьба с равноду­шием людей ставили меня в тоннель, стены которого были выполнены из наждачной шкурки, обдирающей мою душу. В минуты удачи или минуты свободного времени, когда я хоть на непродолжительное время имел возможность отдохнуть на лоне природы, я был счастлив. В голове роились мысли и видения о прекрасном мире, который я мечтал познать в будущем... Но бывали дни, когда я наталкивался на тупое равнодушие чиновников, насмешки скептиков. А напря­женный труд не приносил никаких сдвигов в работе - я забывал о романтике и чувствовал себя рабом на арене, которого выпустили туда шутки ради, для издевательского наслажде­ния людей, пользующихся положением власте­линов. Иногда мне казалось, что всему виной этот захо­лустный город, где не понимают, что такое Земля, океан, боль­шая мечта.

Спасало меня только то, что в этом новом для меня мире появилось много доброжелателей, я бы сказал, даже друзей. Как-то постепенно они вошли в мою жизнь, стараясь хоть как-то помочь мне и своим вниманием и работой на стапеле. Это были и молодые рабочие с комбината "Красный строитель", и инструкторы из ГК КПСС, и мои товарищи-ветера­ны. Очень внимательной была ко мне и наш инструктор горсовета Тамара, которая постоянно видела мое напряжение в работе, дикую усталость. И, хотя она не совсем понимала, какого черта я уродуюсь, всегда стремилась как-то помочь мне и чем-то снять это напряжение. Все навалилось на меня в эти горячие дни, которые стремительно летели в небытие. У меня не оставалось в запасе ни одного дня для окончания работы по постройке яхты. Это был какой-то кошмар!

Я уже говорил ранее, что Тамара, постоянно пользуясь телефоном, первая узнавала новости, и все хорошее стремилась как можно скорее сообщить мне, стараясь обрадовать меня, поднять настроение. Не знаю, что она знала о мире, о природе, об океане, о великих путешествиях, открытиях, но она своей большой и доброй душой понимала, что здесь творится что-то непростое и большое, нужное не только мне, но и многим нашим людям.

- Александр Моисеевич! Вам звонили из Москвы два раза, - обрадовала меня Тамара.

- Это уже прогресс, - с иронией ответил я. - Ну, и что день грядущий нам готовит?

- Редакция газеты "Ленинское знамя" и телевидение пригла­ша­ют Вас на встречу с Барановским!

- И ты согласилась? Да?

- Я?

- Ну, да, ты!

- Так это Вас приглашают.

- А какая разница? Скажи, какая разница? Ты думаешь, от этого какой-нибудь толк будет? Я бы на твоем месте переоделся в мужское платье, постригся, сделал бы небольшой грим и поехал. Тебе же, чай, интересно,

- Вы смеетесь, а я за Вас обрадовалась.

Звонил корреспондент из редакции газеты "Ленинское знамя" и сказал, что в Москве, на ВДНХ СССР в честь Польской народной республики открыта выставка по случаю какой-то годовщины... Там же будет экспони­роваться яхта "Полонез", на которой польский яхтсмен Кшиштоф Барановский обошел в одиночку вокруг света.

- Вам будет полезно встретиться и познакомиться с Бара­новским, - сказал мне корреспондент. - Осмотрите яхту, автоматику, непосредственно от мореплавателя узнаете все о перипетиях кругосвет­ного плавания.

Через несколько минут позвонил Юрий Сенкевич с аналогичным предложением. Я ему передал о предложении газеты.

- Хорошо, - сказал Сенкевич. - Встречаемся на ВДНХ, поговорим, посмотрим, а затем зайдем к нам на студию и запишем Вашу беседу. Я думаю, что это не помешает газете, а у нас будет материал для "Клуба кинопутешественников".

Конец июля. ВДНХ СССР. Мы как зачарованные смотрим на красивую яхту, сделанную из красного дерева, подобной которой нет в мире, а затем поднимаемся на борт. Кшиштоф хорошо знает русский язык. Оказывается, его бабушка в далеком прошлом жила в Москве. Он расска­зывает, показы­вает, а я со слезами на глазах, восхи­щаюсь.

- Да, на такой яхте можно идти в любой океан, в любое плавание. С какой любовью все здесь сделано...

Неожиданно нас прервали, приехал космонавт генерал Береговой и меня попросили уйти с яхты. Что ж, я пока никто.

Нас пропустили на телевидение без задержки как коронованных особ. Вот что, значит, идти с иностранцем, тем более в сопровождении Сенкевича. Мы разделись, и Сенкевич потянул нас сделать, как он выразился, молоды­ми и красивы­ми.

- Проходите, не стесняйтесь. Здесь все свои, - сказал он нам и, повернувшись к людям, находящимся в большом зале, похожем на парикмахерскую, сказал:

- Вот еще представители Польши. Прошу принять в свой круг. Кшиштоф Барановский и Чебанюк, - представил он нас.

- О, еще поляки, - воскликнул кто-то, и все рассмеялись. Посыпались шутки, как это бывает в дружном коллективе, где хорошая производственная атмосфера.

- Друзья обратился Сенкевич, - прошу вас пропустить их без очереди, так как у них сейчас запись и первая...

Меня провели к большому зеркалу и посадили во вращающееся кресло. Рядом сидела удивительно знакомая женщина, но я старался не смотреть в ее сторону, чтобы не опростоволоситься. У меня вообще была неплохая логи­ческая память, я мог скорее вывести формулу, чем запомнить ее. Лица людей я запоминал плохо и часто от этого страдал. Вот и здесь...

Подошла гримерша, причесала меня, повернула, ничуть не стесняясь, мою голову направо, налево.

- Подстригать нужно?

- Нет, спасибо.

- Пожалуй, я соглашусь с этим, но вот уложить Ваши воло­сы нужно. Она побрызгала водой, причесала, накину­ла мел­кую сетку и просушила волосы феном. Потом взяла космети­ку, вернее, коробочку с гримом, и начала меня раскрашивать.

- Что Вы делаете? Не нужно, - запротестовал я.

Все дружно засмеялись, и, посмотрев в зеркало, я вдруг увидел входящего к нам Спартака Мишулина. И тогда, посмот­рев налево, я узнал Монику. Так вот отчего меня зачислили в поляки. Я попал в компанию передачи "Кабачок 13 стульев".

- Вы не волнуйтесь. Я вас чуть-чуть загримирую, чтобы кожа лица не блестела при освещении прожекторами. Я смирился и терпеливо ожидал окончания этой процедуры, слушая шутки артистов, в том числе и в мой адрес.

Кшиштоф Барановский сидел совершенно спокойно, ему в таких компаниях приходилось бывать не раз. Он пре­красно знал русский, а все артисты "кабачка" почти не знали польский, так что Кшиштоф был на высоте.

Мои мучения быстро закончились, и мы пошли в студию.

Мне хотелось поговорить с Барановским один на один, чтобы в непринужденной беседе выяснить многие вопросы, которые мне пока не были известны и понятны, но это было просто невозможно. Везде около него были толпы любо­знательных, вернее, любопытных. Несколько минут мы все же оказались один на один, пока Сенкевич готовил "рабочее место" для съемок.

- Расскажи, в каких местах или условиях тебе было особенно тяжело. Что самое трудное, как ты выходил из этого состояния или положения?

- Было все и по-разному. Как-то я не могу привязать все это к каким-то определенным условиям. Все зависело от многих факторов, погоды, усталости, продолжительности шторма.

- Чичестер писал, что, если бы он мог представить эти трудности, когда шел в ревущих сороковых, то никогда бы не пошел в плавание.

- Нет, я так ни разу не думал.

- Когда ты спал, и была ли определенная система?

- Нет, никакой системы. Просто когда была возможность соснуть, я ложился. На час, два, в общем, сколько позво­ляли условия плавания.

- Как решался вопрос питания?

- Я готовил на керосиновой плитке. Продукты всегда све­жие. Я закупал их в тех портах, куда заходил. В основ­ном овощи и фрукты, соки. Причем, разнообразные, чтобы не приедались.

В ответ на мои слова, что у меня пропановый газ, он сказал, что не выносит запаха пропана.

Кшиштоф знакомится с моим маршрутом. Он проходил почти по тем же местам, только после Австралии он плыл через Тасманово море и огибал Новую Зеландию с севера, а я хочу пройти южнее. Он обращает мое внимание на трудности, с которыми сталкиваются моряки на путях южнее Южного острова.

- Здесь, вблизи материка и островов, мелко, и океанские волны, "забегая" на мелководье как бы надламываются и рушатся на судно, разбивая его палубу, надстройки. Здесь идти нельзя. Практически никакое судно шторм здесь не выдержит. Да и человек это не перенесет. Я шел севернее, но мне об этом рассказывали моряки. Если ты все же хочешь идти южнее, то нужно спуститься к югу еще миль на сто, к Антарктиде. Верно, там большая вероятность встречи с айсбергами. Но, где безопасно?

Вопросы, вопросы. Для меня ценно каждое его слово, но всему приходит конец. Кшиштоф приглашает меня к себе в Варшаву и дарит мне свой сувенирный значок, выпу­щенный в Польше по случаю его вояжа. На значке изобра­жена его яхта под всеми парусами, а в борт бьет большая морская волна...

Он сожалеет, что у него нет хорошего фотоэкспонометра, которых здесь много. Через неделю я послал ему в посылоч­ке на редакцию "Трибуна люду", где он работал, наш совет­ский фотоэкспонометр.

Какая непостижимая разница, какая непонятная, даже жестокая несправедливость. Ему строила яхту почти вся Польша на государственной судоверфи. И яхту, и автоматику, и снабжение. Министр морского флота дал ему валюту для захода в порты и приобретения продуктов, ремонта, отдыха...

А у нас? Почему так плохо у нас? Откуда такое пренебреже­ние к новым идеям первопроходцев, новаторам, инициативе. Кто-то как будто специально поставлен, чтобы подавлять инициативу и уничтожать новаторов, насаждая равнодушие.

В порядке любопытства, меня пригласили в централь­ный комитет, чтобы посмотреть, "шо я такэ"... и забыли, а яхтсме­ны из парусной федерации не только не помогают, но более того - мешают.

Кошелев, председатель крейсерской комиссии, звонит во все редакции и заявляет, что я безграмотный яхтсмен, яхта у меня плохая, подготовка слабая, мол, не поддерживайте его, не пишите о нем и...

Григорьев Н., председатель технической комиссии федерации, заявляет, что моя яхта, это все равно что "вело­си­­пед с самова­ром" и что я не могу отличить "шкоты" от "фалов". И что яхта моя обязательно “утопнет”.

Или этот извечный вопрос: "Зачем?".

- Зачем ты идешь, что тебе нужно?

- Какая цель плавания?

Когда люди узнают, какие трудности ожидают морепла­вате­ля в океане, что практически только 50 процентов того, что его вояж окончится благополучно - они не верят моим объяснени­ям и хотят узнать "правду", зачем я иду или куда?

Трудно ответить на все эти вопросы, которые повторяются тысячи раз. Почему-то каждый считает своим правом его задать, пытаясь узнать мой тайный умы­сел. Для них естест­вен­но жить спокойно, а если есть такая прихоть, как "поплавать" в море, то можно пойти на тепло­ходе, в теплой благоустроенной каюте. Тепло, сытно, и... безопасно. А вот я чего-то хочу страшного. Их это удив­ляет и настораживает.

Наверное, если бы я был богат и имел право свободного выхода в океан, очевидно, и я думал бы по-другому. Я пошел бы вокруг света "пассатами", с заходом в сказочные места: Гавайи, Фиджи, Сидней, Кейптаун, Наветренные острова, Рио-де-Жанейро или острова Туамоту, Галопа­госские острова. Но это развлекательное плавание и его может позволить себе разве что уставший от жизни миллионер или какой-нибудь писатель- одиночка.

Дата добавления: 2015-06-04