Если не можешь любить. 2 страница

- А Вы, Александр Моисеевич, больше пишите. Обо всех событиях, о плавании, о людях и своих переживаниях. Пишите. Это очень нужно всем людям и особенно тем, кто за Вас болеет. Люди должны Вас понять. Скажу вам по секрету, я пока и сам в этом не разобрался.

- Вам трудно понять и знаете, почему? Потому что лично вы никогда бы не пошли. Нет у вас такого желания.

- Да! Точно. Я бы не пошел ни за какие "коврижки".

- Ну, вот. Поэтому вам и невозможно меня понять.

Пограничники осмотрели яхту и удовлетворили свое любопытство. Сержант в нетерпении подошел ко мне:

- Товарищ капитан, пора идти.

- Сейчас, идем.

- Хорошо, мне все ясно, - сказал журналист. - Давайте прощаться.

Он уезжал в теплом купе скорого поезда в Москву, домой, а я... Что я? О чем просил, чего хотел, то и получил. С двумя пограничниками по бокам я пошел на заставу, которая находилась недалеко от порта, практически на окраине города. Не служба, а рай. Все рядом, не как у моряков, на флоте.

- Все хорошо, - просмотрев мои документы и выслушав объяснения о причине изменения курса, сказал начальник заставы. Но, так как вы не зашли в Феодосию, могут быть затруднения с выходом. Я доложу в Симферополь. Приходите вечером. Поговорим, и я сообщу результаты доклада в погранотряд.

Судак в далеком прошлом был греческой колонией и назывался Сугдея. Сейчас это название носит красивое кафе, расположенное в центре маленького поселка с населением около 5 тысяч человек. Вряд ли среди них есть потомки греков или генуэзцев. В свое время крымские татары потеснили греков и генуэзцев, а потом и сами ушли. Так что теперь там потомки Сечи запорожской и, может быть, выходцев из Курской губернии. Сейчас это небольшой и тихий курортный поселок, в котором население занято в основном в сфере обслуживания, да часть жителей работает на заводе шампанских вин. Кроме вина, в совхозе-заводе "Долина роз" вырабатывают розовое масло.

Поселок расположен среди гор, которые идут с двух сторон - с запада и с востока. На юге земля скрывается под море. Оно-то и делает этот край чудесным.

Примечательностью поселка является Генуэзская крепость, расположенная на высоком каменистом утесе. Развалинам некогда величественной крепости, которые неплохо сохранились, суждено вечно возвышаться над этой, ничем не примечательной местностью. Но эти, выдержавшие бури веков зубчатые стены являются свидетелями не только величия и военной мощи древней Генуи и ее талантливых архитекторов, но и ярким символом человеческой деятельности.

Наше плавание затянулось. Уже наступил декабрь, а мы все еще были на полпути к цели. Впереди была уйма трудностей и сотни миль пути по зимнему, хотя и южному морю. С самого утра хожу около заставы. Сидеть не могу. Нет терпения. Кажется, что когда двигаешься, то время идет по-другому. Ты как будто что-то делаешь, и менее тоскливой становится процедура ожидания.

Упросил начальника погранзаставы сделать запрос на выход яхты в море, но в погранотряде никого еще нет, а дежурный решить такой "архиважный" вопрос сам не может. Вот и приходится ждать начала рабочего дня. И всего-то нам нужно пройти вдоль берега моря хотя бы до Ялты...

Вперед-назад, хожу и размышляю о превратностях судьбы. Дорог каждый день, каждый час плавания, а иногда может быть даже минуты. Но я не в силах что-либо изменить.

Дождь закончился, но промокшая одежда никак не просыхает. Ботинки тоже мокрые, но их негде высушить. Кругом неурядицы, наверное, так всегда при первом, испытательном плавании. Одно успокаивает, что наше плавание проходит пока благополучно, и у яхты оказались хорошие мореходные качества.

Со стороны моря показался Иван Иванович, мой тренер и помощник. В резиновых сапогах, в грязной не застегнутой рабочей спецовке, он шел по грязной дороге, угрюмо поглядывая по сторонам. Последнее время на его лице почти постоянно была маска недовольства. Наверное, это разочарование из-за трудностей нашего плавания, естественно, и в части оформления выходов в море.

- Выходить в море нужно, - буркнул он, не глядя на меня. - Немедленно. Идет шторм и яхту нужно убирать.

- Здравствуйте, Иван Иванович! Что случилось?

- Сейчас к нам приходили моряки с сейнера, - продолжал он. - Они предупредили, что надвигается шторм. Свои суда они переводят за скалу, так как у берега стоять опасно. Ветер с моря. Они сказали, что если мы немедленно не уйдем, то нашу яхту выбросит на берег и разобьет.

- Что же делать? - подумал я вслух. Я действительно не знал, что сейчас можно предпринять. Наше спасение было только в море, так как бухта не защищена от ветра и волнений, а разрешения на выход яхты пограничники нам пока не дают.

- Вы с ними любезничаете, боитесь их! - голос Ивана Ивановича сорвался на крик. - Шторм не шутит. Разобьет яхту. Вы это понимаете?

- Не кричите. Я прекрасно понимаю, но ничего сделать не могу. Пойдемте вместе на погранзаставу.

Вчера вечером я долго сидел у начальника погранзаставы, и мы по-дружески беседовали обо всем. Но, коль скоро я шел в плавание, то естественно, что мы говорили о плавании и моих планах на будущее.

Он с восхищением отнесся к предстоящему мне одиночному кругосветному плаванию, и с его стороны в настоящий момент не могло быть и речи о каких-либо возражениях, о выходе в плавание. Но не все в его силах. Нас с Иваном Ивановичем он встретил приветливо, но все равно предложил ждать, несмотря, ни на какие потуги моего тренера нарисовать страшную картину катастрофы. Этим он пугал только меня, начальнику заставы было практически все равно, так как он отвечал за свою работу, за порядок на границе. И хотя ему и не безразлично то, что шторм может разбить яхту, он за это никакой ответственности не несет.

Звонок из Симферополя принес нам избавление от мук ожидания, а может быть, и действительно от катастрофы. Быстро оформляю бумаги, и мы бежим на яхту. Быстрее. Быстрее. Нужно успеть отойти. Потерянные часы мы стремимся компенсировать минутами. Ветер посвежел, и ожившее море начало волноваться. Прибрежные скалы уже побелели от пены разбивающихся о них волн. Мы выбежали на причал, и ветер ударил нам в лицо. Теперь мы с трудом преодолевали напор ветра. По тому, как торопился Иван Иванович, я понял, что положение серьезное. А ветер все крепчал. Обстановка, еще час назад самая заурядная, вдруг резко осложнилась. Яхта стояла носом на выход в море на двух растяжках. Носовой фал удерживал яхту на якоре, а кормовой швартов был заведен на причал.

Времени на раздумья не было ни минуты. Нужно было действовать немедленно. Но как? Если выбрать якорь, то ветер сразу, в считанные секунды, выбросит яхту на берег. Если же поднять паруса, то никакими усилиями выбрать якорь будет невозможно. Под напором ветра яхта даже без парусов натянула якорный трос как струну.

Нужно было все делать одновременно так, чтобы, когда якорь оторвется от грунта, паруса начали работать.

- Иван Иванович! - крикнул я, - может быть, поставим штормовые паруса?

- Некогда, - сквозь вой ветра услышал я. - Выбирайте якорь!

Мы схватились за якорный трос. Сначала вдвоем, потом втроем. Получалось, как в старой русской сказке: "тянем, потянем..." И только, когда совсем был отдан кормовой, а яхта под напором ветра пошла в сторону, якорь сорвало, и мы с большим трудом потихонечку подтягивали его к яхте. Хотя нет, это нам только казалось. Мы подтянули яхту к месту, где якорь забрал. И яхта рыскала то вправо, то влево, как бы летая по дуге, центром которой стал якорь. Через несколько метров трос так натянулся, что мы не могли выбрать ни сантиметра.

- Ставить паруса! Поднять стаксель! - закричал Иван Иванович.

Двое остаются на якорном тросе, а я бросаюсь к правому борту и развязываю обвязку стакселя. Ребята позаботились заранее, все "на товсь". Затем бегу к грот-мачте и быстро выбираю фал. Ветер врывается в парусину и надувает ее огромным шаром. Полотнище рвется из рук по ветру, бьет по лицу, хлопает с силой выстрела. Обтягиваю и креплю фал. Парус забрал и реек стакселя рванулся к левому борту.

- Скорее грот. Грот поднимайте!!! - слышу крик Ивана Ивановича. Некогда докладывать, что стаксель выбран и закреплен. Некогда подбирать топенант. Бросаемся к гроту. Теперь мне помогает Титов, так как одному уже не под силу.

- Скорее, скорее грот! Черти полосатые, - кричит рулевой, добавляя крепкие слова из морской практики.

Под действием одного стакселя яхта резко пошла влево, натянув якорь-трос как струну. Якорь уже не выбрать никакими силами. Володя держит трос, закрепив его на кнехтах.

Передняя шкаторина грота заходит в паз с трудом. Ликпаз еще не обтерся и заусенцы, как нарочно, "выросли" и задерживают парусину. Так всегда, когда спешишь. Поправляю парусину и одновременно натягиваю фал. За гротафал вдвоем тянем с большим трудом, так как грот уже забрал и заработал.

- На якорь! - кричит Иван Иванович. Теперь все на крике, так как от воя ветра ничего не слышно. Да и волнуются все.

Иван Иванович маневрирует яхтой. То он повернул ее влево и, когда якорный трос натянулся, он перевел паруса, и яхта пошла вправо. В этот момент якорный трос дал слабину, и мы начали быстро выбирать. Так он повторил два раза, и вот якорь на борту. Пока Володя его укладывает, мы с Титовым добираем стаксель и грот, крепим их и подтягиваем топенанты. Все делаем вручную, так как лебедок у нас нет. Я оттягиваю фал в сторону, парус чуть-чуть идет вверх, и тогда я отпускаю фал. Титов рывком выбирает слабину. Три-четыре рывка и парус обтянут и закреплен. А яхта уже идет полным ходом. Грот работает прекрасно, и мы бросаем наши попытки выбрать последние сантиметры слабины. Яхту уже бросало по волнам. Резкие волны разбивались о борт, яхту кренило и поэтому, чтобы не упасть за борт, приходилось одновременно и работать и хвататься за грот-мачту или за что попадется под руки. Обнимаю грот-мачту, как не всегда девушку. Уж больно крепко... При ветре с моря волнение поднимается очень быстро. Так и сейчас, хотя шторм налетел всего полчаса, ну максимум час назад, волнение моря уже 5-6 баллов.

Наконец, паруса подняты и закреплены. Послушная рулю яхта рванулась влево и, гонимая ветром, пошла почти параллельно берегу. Да, почти, так как под действием бокового ветра ее дрейфовало к кромке берега, прямо на пляж. Близко к берегу подходить нельзя, так как здесь мелко. Но, как только набрали скорость, нужно было немедленно менять галс.

- К повороту! - закричал рулевой. Он даже не объясняет, что будет за поворот. Не экзамены сдаем яхтенной комиссии, где, прежде чем действовать, нужно все скрупулезно объяснить. Здесь только действия!

Четкие, быстрые, тем более что почти всю работу делают сейчас рулевой и ветер, так как грот и стаксель с рейками. Мы только до боли в руках выбираем шкоты.

Руль направо рывком, практически на борт, - и яхта резко меняет курс. Как только нос проходит линию ветра, яхта рывком, буквально прыжком, поворачивается почти в обратную сторону. Шли секунды. Какие они длинные! Яхта шла вдоль берега, но теперь вправо, мимо пирса к скалам. Мы внимательно смотрели на берег и не могли оторвать свой взгляд от приближавшейся опасности. Берег был так близко и так страшен, что нам казалось, что яхта не удаляется. Справа, чуть впереди были серые рваные камни. В пене волн они оскалили свои зубы, как будто ожидая очередной жертвы. Кажется, что дальше идти нельзя. Во время поворота яхта теряет свою скорость и ее дрейфует к берегу. Поэтому очень важно уйти подальше вперед одним галсом на большой скорости. Но в то же время нужно иметь запас расстояния до опасности, чтобы успеть развернуться и лечь на другой курс. Здесь от рулевого требуется хорошее знание возможностей яхты, опыт в ее управлении и точный расчет. Опыта Ивану Ивановичу не занимать, а выполняли команду старые "морские волки", которым не нужно было доказывать, где, что и как делать.

- К повороту, - наконец слышим крик рулевого. Иван Иванович теперь в своей стихии... Руль лево на борт и яхта мгновенно ложится на правый галс! Как четко, как хорошо она слушается руля при таком сильном ветре. Как только нос яхты переходит линию ветра, он сразу же рывком наполняет паруса, и яхта валится на бок. И вот мы снова летим параллельно берегу, стараясь подальше уйти влево. Мы идем вдоль берега, но из-за переживаний, опасений попасть на мель, нам кажется, что мы снова приближаемся к земле. Сейчас задача - подальше уйти от камней, оставшихся за кормой, хотя долго этим курсом идти нельзя из-за дрейфа яхты к берегу. Оглядываюсь назад и смотрю на пирс, около которого стояли еще несколько минут назад. Он оказался мористее яхты! Нас сдрейфовало и очень сильно. Но мы идем дальше. Скорость большая, яхта летит как стрела и прекрасно слушается руля. Пятьдесят, сто метров... Хочется крикнуть Ивану Ивановичу: "Дальше нельзя! Там мель!". Сдерживает только то, что Иван Иванович опытный яхтсмен и, наверное, не раз бывал в подобной ситуации.

Наконец, поворот. Руль направо, шкоты раздернуть. Нос яхты быстро пересекает линию ветра, и он бросается в паруса, теперь уже с левого борта. Яхта вздрагивает и резко, со стоном наклоняется направо. Шкоты мгновенно выбираются до предела, сколько хватает сил. Идем левым галсом. Стараемся держаться как можно круче к ветру, чтобы подальше уйти от камней. Но, чем круче к ветру, тем меньше скорость, тем больше дрейф назад, к берегу. Нужно выбрать оптимальный режим - в этом наше спасение.

Проходит минута, вторая - идем на большой скорости. Ветер порывистый, злой. Буквально физически ощущаешь, как он бьет по парусам, как звенят натянутые ванты, и ходит мачта. Волны резко бьют по корпусу, создавая добавочный шум. Он заглушает грохот волн на подводных скалах, от которых мы стараемся уйти. Взоры всех обращены на скалы и бегущую буквально по касательной к ним яхту. Сейчас все зависит от величины дрейфа, а на таком маленьком участке пути его очень трудно определить. Мало времени на расчет, да и ходовые параметры яхты мы знаем пока еще плохо. Нет достаточного опыта плавания на ней.

Нет, не пройти! Интуитивно определяю, что немножечко, может быть, самую малость не хватит, чтобы яхта могла проскользнуть мимо скал, частоколом стоящих справа от выхода из этой негостеприимной гавани. Нужно поворачивать. Главное, выбрать момент, чтобы не снесло на скалы во время поворота.

- К повороту! Поворот оверштаг! - кричит рулевой.

Руль лево на борт. Опять удар ветра в паруса. Яхта тяжело вздрагивает и буквально падает на левый борт. В каюте что-то с грохотом летит с правого борта на левый. Идем снова правым галсом, но берег теперь остался почти за кормой и не страшно. Теперь просто нужно уйти подальше, чтобы спокойно оторваться от берега. Берем разбег на выход в открытое море: там не страшен шторм!

Снова поворот. Это последний. Яхта ложится на левый галс и сразу кренится градусов на тридцать на правый борт. Что-то с грохотом перекатывается с борта на борт, напоминая нам о спешке и нашей неаккуратности крепления вещей в каюте. По расписанию это входит в обязанности Титова, но с него "взятки гладки". Он может выслушать, ничего не сделать, но преспокойно оправдаться.

Море встретило нас волнением. Здесь оно ничем не защищено и, гонимые штормовым ветром, волны буйствовали и набрасывались на яхту как на инородное тело, стремясь разбить ее и унести с собой. Но до берега было уже около двух кабельтовых, и нам он был уже не страшен. Можно осмотреться и вздохнуть.

Сажусь за руль.

Постепенно спадает напряжение и начинает появляться боль в руках, ободранных тросом. Начинает доходить, что брюки мокрые, что вода с шапки капает за ворот. Иван Иванович, довольный собой, молча, ушел в каюту. Титов убирал канаты, складывал и крепил их на палубе, а Владимир, наш рулевой-радист, сел рядом со мной в кокпите, и мы с ним пытаемся осмыслить только что пережитое, наши действия, поступки. Ведь несколько минут назад решалась судьба яхты, а может быть, и наша. Естественно, все зависело от нас самих. От четкости наших действий и, главным образом, от умения рулевого. Надо признать, что он справился с этим отлично. Молодец все-таки Иван Иванович!

Ветер не унимался. Шквалы налетали один за другим. Яхта, качаясь как маятник, черпая иногда воду то левым, то правым бортом, неслась по волнам, оставляя за собой белую пенящуюся дорожку. Я же перестал волноваться, памятуя о том, что яхта - это бочка, а не корабль, и ее невозможно утопить, а от убиения на скалах мы удрали.

Было бы прекрасно, чтобы этот эпизод увидели мои недоброжелатели, которые кричат, что "этой яхте по речкам плавать, что она "утопнет"..." Наверное, они просто замолчали бы. Против фактов не "попрешь"!

Где-то далеко-далеко остался уютный дом и все прелести современного бытия, а я здесь мокну, мерзну, недосыпаю, недоедаю. И, как не странно, чувствую себя счастливым! Попробуй, докажи, когда сам не можешь разобраться что хорошо, а что плохо.

Но что это? Грот-мачта выше краспиц изогнулась и, кажется, что она вот-вот надломится совсем.

- Куда Вы смотрите?! - крикнул Иван Иванович.

Я показал ему наверх грот-мачты. Я только что его сменил и, смотря наверх, на прогнутую в верхней части грот-мачту, думал, что же Жигоман на это никак не прореагировал?

- Снимайте грот. Давайте штормовые паруса. Скорее!

Перекладываю руль на ветер и яхта становится против ветра. Стараюсь ее так удержать. Нагрузка снялась, но мачта осталась согнутой.

В чем дело?

Пока меняли паруса, я все думал над тем, почему так случилось. Талрепы на ромбовантах были маловаты и мы как следует не обтянули их. Но только ли в этом дело? Если бы сразу поставили штормовые паруса, то этого не случилось бы.

А может быть винты талрепов раскрутились, а никто не проверил состояние такелажа. И третье, это наша разболтанность. Каждый раз прошу Ивана Ивановича проверить такелаж. Он знает, что это его обязанность, но самоуверен сверх всякой меры. Всегда он намекает мне на двигатель яхты, который, к сожалению, не работает. Он считает меня виновным в этом. Вот и сейчас вместо подготовки к выходу в море они с Титовым пьянствовали, а я забегался с оформлением документов на плавание, не проконтролировал, - и вот итог. Тяжко.

"Русь" во весь опор мчалась по волнам под порывами шквалистого восьми бального ветра.

- Пойди, посмотри курс по главному компасу, - попросил я Володю.

- Зюйд зюйд-вест, - крикнул он из каюты.

- Пожалуй, пора ложиться на зюйд-вест. Засеки курс по компасу.

- Есть, зюйд-вест. Так держать, - кричит Володя.

Теперь до Алушты будем идти полным бейдевиндом. Ветер хороший, как раз для парусного судна. Здорово качает, но к этому постепенно привыкаешь.

После вахты уснул. Забрался в спальный мешок, температура воздуха почти десять градусов тепла! После азовских холодов, тепло здорово чувствуется. Отдых принес бодрость. Это хорошо.

Но, к сожалению, ветер вдруг стих. Яхта болтается на зыби и почти не двигается. В трех милях по корме Алушта. Пасмурно, тихо. А так хотелось поскорее дойти до Ялты!

Идет час за часом. Такое впечатление, что яхта идет назад. Руля не слушается, паруса чуть колышутся. Полная противоположность тому, что было днем.

Стараемся уйти подальше в море, чтобы там поймать ветер. Движение яхты почти незаметно. За пять часов отошли мили 4 на юго-запад. Ветер иногда появлялся, надувал на несколько минут паруса и опять пропадал.

В полночь мы повернули к берегу и взяли курс на оконечность Медведь горы. Но до конца вахты сумели подойти только к поселку Фрунзенское. Идти вдоль берега невозможно, так как ветер с моря и нас все время дрейфовало, прижимало к берегу. Опять повернули, чуть ли не назад, и пошли от берега в море искать ветер и набрать дистанцию для выхода к Гурзуфу. Идти было абсолютно неинтересно. Тихо. Темно. Все какое-то вялое, пресное. Никакой динамики.

В голову лезут дурные мысли о береге, о далекой Москве. О тепле, которое оставил там, о том, что вот уже месяц не получаю никакого отклика. В Керчи получил из дома телеграмму: "Поздравляю с удачей".

Боже мой. Как это глупо. Разве этого ждешь от родных? Хочется участия, внимания, заботы...

Под стать настроению море и погода. Уныло и грустно все и ничто не радует на этом свете.

Молча, сдаю вахту и иду вниз. Разбуженный подвахтенный Титов опять что-то ест. Благо, для него это все даром. Как-то он взял банку с венгерскими помидорами, пробил напильником дырку и выпил томатный сок. Я не сдержался и сделал ему замечание. Он, особо не реагируя и не обижаясь, ответил словами своей жены:

- Федоровна говорит, что мужчина - это скотина, которую нужно накормить!

Трудно об этом судить. В далеком прошлом все было проще. Мужчина боролся с природой, добывал средства для пропитания, защищал женщину. Защищал ее очаг, ее честь, ее жизнь. А женщина служила своему защитнику, она создавала ему уют, покой от того беспрестанного напряжения, в котором находился ее страж. Ее профессия в вопросе служения мужчине определялась совершенно однозначно тем, что она обязана создавать ему приятную жизнь, а не наоборот!

Ну, что здесь обидного для женщины, если он ее любит, если она при этом счастлива, если он ее уважает, бережет.

Там, где этот принцип сохранился, естественно не в первобытном виде, семьи находят счастье и поныне. Условия жизни, существования меняются гораздо быстрее, чем происходит изменение физиологических функций человеческого организма, его привычек, конституции его тела...

Представьте жизнь мужчины, ну, допустим, несколько тысяч лет назад. Он охотник. Он собирается совершить большое дело - убить буйвола. Вся его мощь, воля, сила, ловкость, ум, отвага, опыт, умение собираются воедино на очень короткий момент. И вот он убил животное, отдал его женщине. Теперь он свободен. Он расслабляется, и какой-то период времени живет расслабленно. Потом опять концентрация сил... То есть, он жил импульсивно. А женщина расходовала свою энергию постепенно, все время.

Каждый день она готовила пищу, шила одежду, убирала. Таким образом, она жила с постепенной отдачей сил и своей энергии. Это длилось веками. К этому приспосабливался организм. А сейчас, с развитием цивилизации, с развитием общества не только отмирают старые обычаи, но и рождается совершенно новое, которое требует изменения исторически сложившихся поступков и действий.

- Федоровна мне все разрешает, - говорит Титов. - А почему? Потому, что она боится, что я ее брошу. И кому она будет нужна? Вот так. Поэтому она и брюки погладит и все постирает, и всегда накормит, чуть только я заикнусь. Знать надо их психологию.

Вряд ли этим можно гордиться.

Мы иногда на эту тему спорили. Титов попрекал Ивана Ивановича за его поведение.

- Когда я был женат, я никогда не изменял своей супруге, - как-то отпарировал Иван Иванович.

Правильно сказано, только, пожалуй, Титов это не поймет. Наоборот, он часто рассказывает о своих донжуанских похождениях, довольно скабрезным языком.

Плавание у южных берегов Крыма, наверное, имеет свою прелесть летом, когда можно покупаться и позагорать. Тогда просто можно не реагировать на слабый ветер, не нужно торопиться. Летом тепло.

Весь путь от Алушты до Севастополя мы прошли при слабом ветре. Шторм, который нам прогнозировали в Ялте перед переходом в Севастополь, прошел где-то мимо, о чем мы не жалели. Ветерок, примерно баллов в 5-6 дул при подходе к Севастополю.

Утром нас разбудило солнышко. Боже мой, какая это радость после месяца туманов и дождей. Мы вылезли на верхнюю палубу и радовались. Я смотрел на яркое, четкое в косых лучах море, на искрящийся свет солнечных лучей и думал, как хорошо на свете, какое это счастье жить!

Великий и бесконечно дорогой Разум Вселенной создал человека, самое совершенное живое существо и дал ему всё. И вот эту прекрасную Землю, целую большую и прекраснейшую планету. Живите мол, радуйтесь и будьте счастливы!

А мы? А мы как слепые котята. Все чего-то ищем, ждем, зачем-то боремся и....

На рейде стояли большие и малые корабли, современные ракетоносцы и вспомогательные суда. Мимо нас несколько раз прошел пограничный корабль и от поднятой им волны яхта мерно покачивалась.

В восемь часов я заступил на вахту, а все остальные нежились на солнышке. Из Севастополя куда-то на юг шел большой теплоход "Колхида". Когда он поравнялся с нами, я решил его поприветствовать, памятуя наши военно-морские обычаи.

- Володя, приспусти флаг, давай поприветствуем теплоход.

- Зачем? Не будет он отвечать такой козявке.

- А я думаю, что будет. Все моряки, на всех флотах, во всем мире уважают парусный спорт и чтят его традиции.

- Да, ну вас. Они будут смеяться над нами.

- Ну, черт с тобой, лентяй несчастный. Иван Иванович, пожалуйста, приспусти флаг. "Колхида" уже поравнялась. Скорее, пожалуйста.

Говоря это, я специально два раза произнес магическое слово, так как боялся, что и этот член экипажа может заартачиться, и готов уже был передать руль, чтобы самому опустить флаг. Но Иван Иванович подошел к бизани, отвязал флаг фал и опустил его на одну треть. И вдруг мы увидели, как на теплоходе с мостика спустился моряк и побежал к кормовой мачте. Вот он подбежал, так же распутал фал и ответил на наше приветствие флагом нашей Родины - Союза Советских Социалистических Республик. Ура!

- Молодцы! Право, это здорово, особенно, когда вот такие Титовы не верят в наши славные традиции.

Я был рад, честное слово, рад. Как-то сразу поднялось настроение, и все вдруг заговорили, даже Титов был вынужден признать святость наших традиций.

- Спасибо! Спасибо тебе, "Колхида", - хотелось мне им ответить.

Ветер чуть посвежел, но дул почти прямо в нос, когда мы повернули к входу в Камышовую бухту. Идти против ветра вообще трудно, но в узкостях во стократ труднее.

- Приготовиться. Сейчас придется поработать всем, так как будем идти галсами, а здесь их придется менять примерно пятьдесят раз. - Сказав это, я передал руль Жигоману, так как нужно было работать на шкотах.

- На стаксель шкотах нужно быть очень внимательными, - предупредил Иван Иванович. - Обтягивать шкоты придется очень сильно, так что не зевайте. После поворота оверштаг сразу же выбирайте шкоты в тугую, а то опоздаете и, когда стаксель заберет, то вы их не выберете.

Меня Иван Иванович поставил на левый борт, а Князькова на правый.

Бухта длинная и узкая, так что если не 50, то 40 галсов мы сделали и порядком натаскались шкотов. Да, без лебедки плохо.

Середина декабря. Мы приткнулись в самой оконечности Камышовой бухты, в яхт-клубе "Атлантика". Всё. Плавание закончено. Пройдено более 500 миль, и мы в какой-то степени испытали яхту. Главные же испытания ей и мне предстоят не на воде, а в канцеляриях.

Яхта идет хорошо. Даже при 7 баллах воду на палубу не берет, хорошо идет при курсе бейдевинд, держит направление без подруливания. В общем, если ставить оценку яхте, то ни я, ни Иван Иванович не променяли бы ее на нашу серийную яхту Л6 - никакого сравнения по мореходности, что для меня было главным. Конечно, вид яхты желает лучшего, ход небольшой, меньше, чем у Л6, но зато она надежная.

Стотонный морской кран медленно и легко, как пушинку, поднял яхту и поставил ее на берег. Укрепив ее и закрыв на скромный замок, мы разъехались по домам, чтобы весной продолжить и плавание, и борьбу за право выйти в океан.

Гл. УШ УБИЙСТВО, С ”ХОРОШИМИ“

Дата добавления: 2015-06-04