Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Собрание сочинений по психопатологии 29 страница




 

 

 

Отношение к реальности и к воаниковению разговоров людей осталось прежним. Он рассказывает, что в первые недели, как это началось, он часто хватался за голову и говорил себе, что это невозможно, но он слышал это снова и снова, и, наконец, действительность уже не могла подвергаться сомнению. "Я знаю,— говорит он,— что я думаю, и тут же это говорят другие. Это могло возникнуть только из-за того,— продолжает он,— чтобы я говорил то, о чем думаю, сам того не замечая".

 

Все врачи говорили ему, что это иллюзия. Многие сами кричали ему нечто в этом роде. Это признавали обманом чувств, чтобы вылечить его, так как, собственно, нет средства против его болезни, и что для него определенно хорошо, если он совершенно не обращает внимания на речи других. Он сперва хотел загипнотизировать сам себя и внушить себе, что это иллюзия. Но голоса приходили снова и снова, тем самым подтверждая свою реальность. Когда я объяснил ему, как можно было бы представить себе, что все это обман чувств и возникает в его голове, он, наконец, заключил: "Я не могу этому поверить. Они ведь делают это снова и снова. От того, поверю ли я, зависит мое существование. Если бы я мог поверить, я был бы рад". Врачи и люди, у которых он требовал ответа, все отрицали, только врачи — чтобы вылечить его. "Я думаю, что в моем мозгу есть какое-то больное место, но врачи не могут подобраться к мозгу. Они могут повлиять лишь словами. Если бы вылечили мой мозг, все было бы тогда в порядке".

 

В этом случае также наблюдается достоверность ложных восприятий, как и в двух предыдущих. Содержание ложных восприятий, правда, чаще абсурдно, бессмысленно и бессвязно, как в случае Пробста. Несмотря на это, больному не удается постоянно делать из этого соответствующие выводы. Достоверность каждый раз заново убеждает больного и не позволяет ему продолжать сомневаться, как он это делал вначале. Он в состоянии перенести в реальность только один смысл, предполагая, что его хотят вылечить, разозлить, или что люди хотят защититься от его неосознанного тягостного для них говорения, что он принимает за единственно возможную причину для этих процессов. Это невероятное предположение показывает, как интенсивно возобновляющееся изо дня в день восприятие стремится быть приведенным в соответствие с прежним опытом.

 

В чем состоит различие между этим случаем и случаем, описанным Пробстом? Это чисто психолого-аналитический вопрос. Какие-нибудь теоретические представления о "протяженности" или "степени" процесса нас здесь не интересуют. Мы

 

 

 

хотим знать соотношение между тем, что мы "понимаем", и непонимаемым элементарно-психологическим симптомом. Повлияет ли этот патологический процесс на интеллект? Или первичное помешательство требует признания реальности голосов? Это неясно. Такие причины можно было бы вывести единственно только из ошибочного суждения о реальности. Интеллект больного оказывается в остальном вполне интактным, он судит осмысленно, его выводы из неправильного суждения о реальности совершенно понятны. Нельзя было обнаружить ничего от бредовых идей, которые овладевали им. Все его мысли и устремления направлены на реальные вещи, как профессия и зарабатывание денег, на реальное будущее. Разве это не следует объяснить скорее неправильной оценкой реальности новыми, присоединяющимися к ложным восприятиям патологическими элементами психики, чем причинами, относящимися первоначально к личности пациента. Мы склонны рассматривать такое отношение к массовым константным ложным восприятиям считать средним. Случай Пробста касался выдающейся личности.

 

В следующем случае мы увидим, как необходимость принимать достоверные восприятия за реальные соединяется с необходимостью, вытекающей из бредовых идей, из самой разнообразной группировки симптомов. Если предыдущие случаи были довольно простыми, то следующий представляет собой комплекс, анализ которого потребовал бы дальнейших вспомогательных средств.

 

Фрейлейн Шустер. Медленно развивавшийся параноидальный процесс с изменением личности. Считала, что полиция оклеветала и преследует ее, чувствует себя несвободной, чувствует за собой наблюдение и т. д., как будто она совершила тяжкие преступления, из-за которых должна будет предстать перед судом. Из всех многочисленных симптомов нас здесь интересуют только следующие: если она раньше видела очень мало снов, то теперь ей снятся кошмары. Она видит отца, точнее, его труп, который вскрывает ее брат, врач. Также и при бодрствовании непонятным образом ей являются такие же отвратительные картины. Она знает сама, что этого нет, но картины "сами" "навязываются" ей: она видит церковное кладбище с наполовину открытыми могилами, видит блуждающие фигуры без голов, и тому подобное. Эти картины очень мучительны для нее. "У меня никогда раньше не было ничего подобного". Только энергично переключая внимание на окружающие предметы, она может заставить картины исчезнуть.

 

 

 

Часто она просыпается от чего-то неприятного. Она не может это описать четко. Ей ужасно не по себе. Когда из-за таких пробуждений и сновидений ей задали вопрос об аппаратах (о каких аппаратах идет речь, в тексте не указано, поэтому непонятно что имеется в виду.— Прим. пер.), она, глубоко задетая, пристально смотрела на меня. Мне редко приходилось видеть такое испуганное лицо. После продолжительной паузы она отвечает коротко и уверенно: "Нет, в подобное я не верю". Позже, во время разговора она снова возвращается к этой теме. "Ведь это не аппараты? — спрашивает она с пронзительным, одновременно вопрошающим и недоверчивым взглядом.— Это ведь невозможно!" Кажется, что она на данный момент действительно не верит в существование аппаратов. В другое время она высказывается: "В такое верят лишь сумасшедшие, а я не сумасшедшая". Казалось, что ее разум видел эти обе ужасные возможности одновременно: быть подвергнутой воздействию незнакомых аппаратов — эта мысль, очевидно, напрашивалась и внушала опасения, и понимание того, что если она верит в это, то должна быть сумасшедшей.

 

Еще много раз она высказывалась по этому поводу. Однажды утром она сообщила, что плохо спала ночью и испытывала чувство несвободы. Она чувствовала, что за ней наблюдают, утверждала, что раньше такого чувства она не испытывала. Она не могла описать это подробней. Оно прекратилось вместе с ударом по ноге, как будто палкой. Она считает, что это не было заблуждением. Думала, что ее уволокут и свяжут. Закричала. Тут сиделка, спавшая рядом с ней, спросила, что произошло.

 

Особенно о душевной болезни она высказывалась ежедневно: "Больной я считать себя не могу"; "Иногда мне кажется, что я, должно быть, сошла с ума, но я в полном сознании"; "Я сама не знаю, что я должна об этом думать". Она говорит, что была совсем другой, что у нее "Моральное похмелье"; "У меня такое чувство, будто я выжила из ума". У нее в голове сбивчивые предложения и отрывочные бессвязные слова. Затем она предполагает, что действительно сходит с ума. Если же она действительно выживет из ума, то будет неизлечима, и ничто не убедит ее в обратном. Причину всего видит в своем пребывании в больнице и в своей несчастливой судьбе. Голоса являются реальностью. Она считает, что не больна, а у нее только местные нарушения. "Тот, кто меня считает сумасшедшей, тот сам буйнопомешанный. Если позволите, то голоса — это реальность. У меня очень тонкий слух. Я только удивляюсь, что вы уже не убедились давно в моем психическом здоровье". В течение недель ее постоянным вопросом было: "Я ведь не сумасшедшая, господин доктор?"; "Я хотела бы лучше иметь аневризму, хотела бы умереть хоть завтра, только сумасшедшей быть не хочу". Далее снова: "Вы все время говорите о болезни — это слишком простое объяснение (преследование полиции, голоса и т. д.). Я же здорова";

 

К оглавлению

 

 

 

"Я вижу, господа, что вы все того же мнения. Но я не могу поверить, что я больна".

 

Ее суждения колеблются. Она становилась все менее склонной к высказываниям, все больше скрывала свою болезнь, как большинство подобных больных. По тому, как она высказывалась, можно проследить развитие ее бредовых суждений, если не об аппаратах, то о влиянии действием и преследовании, и суждения о болезни от моментального сомнения до твердой уверенности в своем психическом здоровье.

 

Она слышит голоса, поначалу лишь голоса медицинской сестры, других сестер, доктора, которые приходят ежедневно в ее отделение. Но содержание голосов позволяет узнать, что она может иметь невозможно реальное восприятие. Она утверждает; "Я слышу голоса так же отчетливо, как и ваш. Я ведь не могу сомневаться в вашем голосе. Факт, что все это говорилось". При этом всегда называлось ее имя. "Мое имя жужжит у меня в ушах". Говорится: "Позор", "Стыд" (т. е. это фрейлейн Шустер), "что подобное происходит в Германии" (т. е. преступления, ошибочно вменяемые ей в вину), "Все должно быть продезинфицировано". Она "притча во языцех всей клиники", это значит, что все время говорят только о ней. Доктор В. говорил о прокуроре. Он произнес "Бедный брат" (т. е. фрейлейн Шустер). Она слышала также голос полицейского, который всегда произносил ее имя. Она пришла ненадолго в состояние сильного возбуждения, когда услыхала голос, утверждавший, что она убила свою мать.

 

В этом случае для больной несомненна реальность восприятий, особенно голосов, несмотря на то, что они появлялись редко. Здесь содержание голосов является только подтверждением существовавших ранее бредовых идей. Все сходится. Серьезное сомнение возникнуть не могло. Достоверность привела к непосредственному суждению о реальности, которое нельзя бьшо бы объяснить только на основе ложных восприятий.

 

Далее в этом случае мы видим, что существует уже преодоленная тенденция увидеть за псевдогаллюцинациями реальность, восприятие, которое при очень многих параноидальных процессах, наконец, выступает с тем же убеждением, что и убеждение о реальности истинных ложных восприятий. Каким-то образом "делается", что больные должны видеть картины, это отражение или индукция, или как может звучать специальное толкование. Псевдогаллюцинации становятся здесь в один ряд с определенными мыслями, с нормальными восприятиями, со всеми возможными психическими переживаниями, которые таким параноикам

 

 

 

К. Ясперс. Т. 1

 

 

 

больше не кажутся естественными, а что-либо означают, преследуют какую-либо цель, кем-то "сделаны". Суждения о реальности этих псевдогаллюдинаций основываются, как мы можем предположить по аналогии с нижеследующими, на независимости от воли и детальности, которая свойственна псевдогалпюпинациям, в отличие от представлений, как постепенное различие. Исходя из главного, оно должно пониматься в ссылке на то общее изменение психической жизни параноика, анализ чего к нашей теме не относится.

 

Случай Шустер дает нам наконец повод перейти к рассмотрению, как соотносится оценка реальности ложных восприятий и признание болезни. Правильное суждение о реальности в отношении ложных восприятий означает часть того, что объединяют в понятии "признание болезни"1. Признание болезни означает правильную оценку всех феноменов, как объективно незначительных, не только ложных восприятий, не обусловленными внешними причинами, но и голосов —· немотивированными, бредовых идей — необоснованными, патологических волевых импульсов — нецелесообразными и т. д. Признание болезни означает также суждение об этих феноменах, как относящихся к болезни, и зависит от культурного уровня, от взгляда на то, что есть болезнь, каковы ее причины и т. д. Этими в высшей степени сложными вещами мы здесь не занимаемся, мы только пытаемся провести предварительную работу для анализа признания болезни путем анализа оценки реальности ложных восприятий, ставшему возможным при искусственной изоляции. Приведенные высказывания фрейлейн Шустер показывают, насколько признание болезни является более сложным образованием по сравнению с простым суждением о реальности ложных восприятий. Суждения о собственной болезни являются комплексным мыслительным построением, которое развивается различными путями при различных точках зрения и по различным мотивам. Высказывания фрейлейн Шустер позволяют узнать лишь некоторые ш них. Их анализ не вменяется нам в обязанность.

 

Об этом: Пик. Осознание болезни в психических заболеваниях. Архив психиатрии. 13, 5518; Мерклии. Об отношении к сознанию болезни при паранойе. Общий журнал по психиатрии, 57, 579; Позже Гейпьброннер. О признании болезни. Общий журнал по психиатрии, 58, 608.

 

 

 

Следующий случай показывает еще один тип развития суждения о реальности. Он также представляет собой комплекс. Кроме того, что здесь играют роль бредовые идеи, добавляется изменение личности, которое объясняет нам скачкообразное, лишенное тщательной продуманности суждение о реальности. Личность, обладая чрезвычайным умом и находясь в ясном сознании, без собственного внутреннего участия, является безразличной. Она обладает хорошим психологическим суждением, если ее спрашивают о ее переживаниях, но она не дает себе труда прийти к ясному суждению о реальности, в этом суждении опирается на сиюминутную ситуацию.

 

Фрау Краус, 36 лет, 17 лет замужем. Год назад начала испытывать недоверие к соседям. Это поначалу оправданная подозрительность возрастала. Самые незначительные процессы она относила к себе. Наконец она стала слышать, что говорят соседи, как будто звуки проникали сквозь стены. Внезапно она стала выказывать дикую ревность, предприняла попытку самоубийства и была доставлена в больницу. Здесь она находилась в ясном сознании и ориентации. Вначале отказывалась, но вскоре была готова говорить о себе.

 

Когда ее спросили о памяти, она рассказала, что обладает живой и странной памятью. Уже давно все, что она слышала или видела, вставало у нее в памяти с необычайной живостью. Чувственная живость в последнее время еще более возросла. При этом у нее как будто было две памяти (собственно формулировка пациентки). Иногда она может, как другие люди, вспоминать обо всем, что задумано. С другой стороны, в ее сознание приходят совершенно непроизвольно живые картины воспоминаний, в особенности, внутренние голоса и внутренние образы. Если ей что-то не приходит в голову, ей подсказывает это внутренний голос. Она зависит от него, поскольку эта вторая память выступает в форме внутреннего голоса. Внутренние голоса разнообразны, в них она узнает, особенно по манере высказываться, определенных знакомых людей, но все, что говорится, не произносится ими в действительности, а является только воспоминанием из той обширной памяти, которая ей неподвластна. С внутренними голосами она разговаривает. Она говорит внутренне и получает ответ. Например, вчера она читала о польском вопросе и о том, почему у поляков нет собственного королевства. После этого она разговаривала и спорила с голосом, который она не связала ни с каким-либо определенным человеком. Отдельные высказывания голоса она больше не может привести дословно. Такие разговоры часто забываются. Она слышит голоса не непосредственно. Это ощущение. Но голоса говорят целыми предложениями. Также вчера она читала об утреннем спектакле в Маннгейме. Давали Толстого.

 

 

 

·

 

 

 

У нее сразу возникла живая картина, как выглядел зал и все вокруг. Вдруг перед ее глазами живо предстала комната, как на картине Израэльса, так, собственно, должно было бы выглядеть все вокруг. Картины и голоса опирались, как она сказала, на действительные переживания, которые были у нее раньше, а не выдуманы. Были только два исключения: несколько раз она видела вдруг груды развороченной земли, потоки лавы и прорывающиеся языки пламени. Это было для нее мучительно и ужасно (в противоположность обычным внутренним картинам). Она быстро переключала внимание на что-либо другое, чтобы отделаться от таких картин. Подобного она никогда не видела в действительности. Во-вторых, "Я боюсь, Вы поднимете меня на смех. Я близка к Господу Богу. Но я вовсе не святоша". Уже много лет не ходит в церковь. Внутренним взором она часто видела дорогого Господа Бога — старика с серебряной бородой. Он разговаривал с ней через внутренний голос. Это делало ее очень счастливой. Это давало ей опору (было ли это больше, чем память, или чем-то, что происходило в ее душе?) — "Я не знаю".

 

Когда ее спрашивают о голосах, она отвечает: "Я слышу два рода голосов". Во-первых, те, о которых только что шла речь, и, во-вторых, действительно человеческие голоса, которые приходят извне. Голоса такие же, как ее голос, как голоса других людей, которые разговаривают с ней. Эти голоса она слышала последние две недели перед помещением ее в клинику. Это произошло так: с апреля 1910 г. она стала замечать, что соседи говорят о ней, наговаривают на нее и ругают. Это она слышала, когда была.·, на улице. Она тогда видела, хотя и нечетко из-за близорукости, людей, которые говорили эти слова. Позднее она слышала голоса с улицы и, наконец, голоса стали говорить с ней, когда она никого не видела. Весь день она слышала оклики. Все ее действия, но никогда мысли и чувства, сопровождались замечаниями. Это было, как будто люди могли видеть сквозь стены. Для этого они должны были бы проделать отверстия в стенах. Голоса раздавались вне всякого сомнения, извне, только приглушенно, как через стену. Они были отчетливыми, она узнавала по ним людей. Она не понимала, как можно целый день заниматься только ею, что все объединились против одного человека, и именно против нее. Лучше бы они занялись чем-нибудь другим. Эти голоса ужасно мучали ее. Она хотела покончить с собой, так как не могла больше выносить этого.

 

Здесь нет навязчивых мыслей, надуманных мыслей и т. д. Нет страха, только вначале ощущение грусти, затем раздражение, наконец, ^ гнев. Теперь она не знает, что должно произойти дальше, и ждет этого. В клинике она не слышала голосов, которые проходили бы? сквозь стены, как дома. Она вовсе не хотела отрицать патологическую ] природу голосов. Она хотела узнать, прекратится это или нет, когда она вернется домой в Ф. Если голоса прекратятся, то это будет? означать, что она выздоровела. В своих суждениях о реальности \

 

 

 

голосов она не всегда одинакова. Обобщу некоторые высказывания, относящиеся к различным дням: "Голоса в Ф. принадлежали скорее чему-то духовному, но не людям"; "Воздух в Ф. такой чистый, и слова так хорошо слышны, что я понимаю все слова, даже сказанные тихим голосом"; "Не думаю, что это плод моего воображения, я все слышала слишком отчетливо". Она хотела исследовать голоса, те, которые пришли сквозь стену и могли возникнуть вследствие чрезмерного раздражения, но не те, при которых она одновременно видела людей. В другой раз она полагает, что в действительности она видела людей, а голоса были обманом.

 

В этом случае суждения о реальности вынесены с колебаниями более резко. Женщина не производила впечатления, что она много размышляла над этим. Скорее, на переднем плане стоит ее недоверие и ревность. В остром состоянии — если так можно назвать последние полные волнений дни перед направлением в клинику — суждения о реальности целиком и полностью зависят от этих бредовых идей. Позже, кажется, суждение о реальности стало для нее безразличным. Она не испытывает ужаса, подобно другим больным, не задумывается о загадочности происходящего. Эту сдержанность и безразличие по отношению к голосам мы не понимаем. Имеются отклонения личности от нормы, которые мы можем рассматривать как следствие болезни. Таким образом, нам станет ясен этот, по сравнению с предыдущими случаями, совсем другой тип отношения к реальности ложных восприятий.

 

При этом больная очень разумна и изощренна в мыслях и в их словесном выражении. Она совершенно спонтанно находила формулировки для наблюдений, которые не даются многим больным. Ее описание двоякой памяти и двоякого вида голосов является типичным основанием для разделения подлинных галлюцинации и псевдогаллюцинапий. Психологическое суждение больной было более ясным и точным, чем во многих подобных случаях. По сравнению с трудностью оценки реальности ложных восприятий, которую испытывали все упомянутые выше больные, даже при особом интеллекте, при отсутствии изменения личности и при отсутствии бредовых идей, тем более, если эти моменты присоединялись, то в следующем случае мы заметим, с какой уверенностью сразу же в первый момент выносятся суждения о реальности иллюзий.

 

 

 

Фрейлейн Мерк, 41 год, горничная. Нелюдимая, нервная и легко ранимая. Болезненно переживает все, с ней трудно общатьс^. Быстро утомляется, но работает на совесть. Почти всегда у нее нет аппетита, охотнее ест что-нибудь жидкое. Будучи в дурном настроении, часто говорит о смерти: "Если бы я только могла умереть!" Плачет из-за каждого пустяка. С некоторого времени стала бояться увольнения. Уже десять лет она работает на одном и том же месте и очень добросовестно исполняет свои обязанности. Когда недавно в доме поселилась племянница хозяйки, она почувствовала к ней антипатию и ревность и утверждала, что та хочет уволить ее. "Что же будет со мной потом, если я уйду от Вас,— жаловалась она хозяйке.— Лучше уж мне тогда умереть". Часто она уставала и плакала больше, чем раньше. Часто ее находили плачущей в темной кухне. Наконец, днем она удалилась в свою комнату, легла на кровать и плакала. Случайно услыхав насвистывание племянницы, решила, что та издевается над ней. Ее состояние стало, наконец, таким, что ее доставили в клинику, где она, отдохнув, пришла в нормальное состояние духа и вполне объективно судила о своем поведении, которое она, однако, считала вполне оправданным. Эта фрейлейн рассказывала об обманах чувств, которые она порой испытывала. Это, очевидно, насторожило ее хозяйку и явилось поводом помещения ее в клинику.

 

Год назад она часто ночами слышала "стоны" — перед сном, когда она только ложилась в постель. Позже она уже знала, что это повторится. Когда она садилась в постели, "стоны" исчезали, когда ложилась, начинались снова. Это были жалобные стоны, характерные для тяжелобольных. Звуки же не отличались громкостью. Создавалось такое впечатление, что больной лежит под кроватью. Она долго не могла заснуть, но потом все же засыпала, так как знала, что в комнате, кроме нее, никого нет.

 

Недавно вечером она сидела за столом и вдруг услышала колокольный звон. Звон раздавался издалека, но очень отчетливо. Она понимала, что этого не может быть и что колокола не звонят в половине десятого. Когда она открыла окно, чтобы проверить себя, то убедилась, что на самом деле ничего не происходит. Явление исчезло. Это случилось лишь однажды, и она не испытывала ни страха, ни беспокойства.

 

Две недели назад вечером, в половине десятого она сидела со своей хозяйкой за столом. Вдруг она услышала музыку, напоминающую по звучанию хорал, исполняемый на одном инструменте, не очень громко, будто откуда-то с улицы. После случая с колоколами она уже хорошо знала, что "такое с ней бывает". Она рассказала об этом хозяйке, и та попыталась ее успокоить. Явление продолжалось 2—3 минуты и больше не повторялось. Это была очень красивая музыка.

 

Год назад она, лежа вечером в кровати, вдруг услышала, что кто-то будто комкает бумагу. Иногда она просыпалась оттого, что

 

 

 

хозяйка звала ее по имени. Потом выяснялось, что та ее не звала вовсе.

 

Когда она ложилась спать, у нее было такое чувство, будто кто-то очень тихо подходит к кровати.

 

Несколько недель назад она видела, ложась в постель, какие-то фигуры, перемещающиеся от стены к кровати. Это были существа высокого роста. Она видела их очень нечетко, ей даже не удалось разглядеть головы. Она полагает, что одновременно с фигурами видела комнату и стену, от которой они отделялись. Она знала, что это обман, и быстро отвернулась к стене. Страх покинул пациентку, и она быстро заснула. Однажды она услышала как будто ворчание старого человека, но это были не слова. И здесь ее суждение оказалось правильным.

 

Следует отметить, что эта больная при ложных восприятиях сразу делала правильное заключение относительно их реальности. Если содержание ложных восприятий не является сразу невозможным, как при некоторых из переживаемых больными, то моментальное исправление без дальнейших испытаний понятно лишь тогда, когда либо ложные восприятия не были действительными, а лишь псевдогаллюпинациями, либо, если при их достоверности, им было присуще другое своеобразие, которое отличало их от всех нормальных восприятий. Я не думаю, что в случаях, как те, с которыми мы имели дело, можно сделать уверенное заключение, если не встретился психолог, который сам испытал эти феномены и наблюдал за ними. В этом смысле нам могло бы помочь автобиографическое описание Кандинского. Эти феномены часто просто объявляются галлюцинациями, очень часто в области психической симптоматики уверенностью. Чтобы подчеркнуть проблематичность этих процессов, попробуем понять их, как псевдогаллюцинации, возможно, со слишком большой уверенностью с нашей стороны. В одних из описанных ложных восприятий идет речь о странных феноменах в полусне, при которых очень трудно ответить на вопрос, галлюцинации это или псевдогаллюцинации из-за затемненного состояния сознания.

 

Размышления, которые больная приводит как подтверждение ее правильного суждения о реальности, могли бы иметь место, но мне не кажется, что она на основе этих размышлений правильно узнала достоверные галлюцинации. Она даже открывала окно, если я правильно поставил себя на место больной, не с чувством, что она услышит звон колоколов яснее, а потому,

 

 

 

что рассудила: "У меня галлюцинация, и я должна проверить, действительно ли это так". Она уже заранее знала, что она констатирует.

 

Об особом своеобразии галлюцинации больная не может больше ничего сообщить. Маловероятно, что кто-то примет достоверную галлюцинацию все же сразу за обман, если, кроме того, ее содержание вполне возможно. В этом случае сюда присоединяется вид и причина галлюцинаций, чтобы привести к точке зрения, что больная заблуждалась в своем психологическом суждении о реальности. Она рассудила, что это достоверные галлюцинации, так как эти галлюцинации наступают со всей отчетливостью, независимо от воли. Недостаток достоверности был, не будучи замеченным с ее стороны, понятной причиной для ее моментального правильного суждения о реальности.

 

Кандинский, который во время психоза, длившегося два года, познакомился с истинными галлюцинациями во всех обласгях чувств и, кроме того, часто имел псевдогаллюцинапии, мог из собственного опыта хорошо различить обе. Он описывает акустическую псевдогаллюцинацию, аналогичную той, что описывает фрейлейн Мерк, следующим образом: "Я, очень склонный к зрительным псевдогаллюцинациям, не имел до последнего времени слуховых псевдогаллюцинаций. У меня всегда был довольно хороший музыкальный слух, но слышанные музыкальные произведения или фрагменты из них воспроизводились прежде в моем мозгу, всегда в форме слуховых воспоминаний, но не в форме псевдогаллюцинаций. Некоторое время назад я начал играть на цитре и, очевидно, под влиянием этих упражнений, появились слуховые псевдогаллюцинации. 17 февраля 1884 г., после того как я вечером закончил мои обычные занятия, я примерно с час рачвлекался игрой на цитре. Когда я лег в кровать, я не мог заснуть сразу. Незадолго до наступления сна я услышал внезапно внутренним слухом начало одной из игранных мною пьес. Две первые короткие фразы этой пьесы раздались с такой отчетливостью, что можно было даже очень хорошо различить своеобразное звучание цитры В следующем пассаже отдельные звуки последовали друг за другом с нарастающей скоростью, но с уменьшенной интенсивностью, так что мелодия, едва начавшись, уже умирала. Я сразу попытался тщательно воспроизвести в моем представлении хорошо знакомую мелодию, вызвать это субъективное явление еще раз, но оно не повторилось — осталось только музыкальное воспоминание, простое акустическое представление, не ставшее псевдогаллюцинацией" (см. с. 87).

 

 

 

Люди, никогда не имевшие галлюцинаций, и в первый раз испытавшие псевдогаллюцинации, не испытав никогда на себе переходные формы между этими и обычными представлениями, должны, понятно, при отсутствии знания рассматриваемой разницы, прийти к ошибочному психологическому суждению, что речь идет о настоящих галлюцинациях и обусловливается независимостью от воли, совершенная отчетливость и, по сравнению с представлениями, далеко идущая адекватность элементов ощущения этих чувственных элементов.

 

Суждение о реальности в том смысле, что псевдогаллюцинаторные предметы восприятия полностью аналогичны нормальным, вряд ли когда будет вынесено. Суждение о реальности бывает в таких случаях правильным сразу. Только при ненормальных состояниях сознания, также при полной концентрации внимания на содержании псевдогаллюцинаций и при отсутствии выраженного суждения, реальность расплывается в индифферентном характере действительности. Рассмотрение псевдогаллюцинапии при затемнении сознания выходит за рамки нашей темы, которая ограничивается анализом переживаний у людей, находящихся в ясном сознании, способных к суждениям без изменений в сознании.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 247; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.012 сек.