Жестокое обращение с детьми: феноменология и помощь 8 страница

На момент обращения к психологу мальчик учился в пятом классе. Когда он приходил из школы, мать по-прежнему садилась делать с ним уроки, занятия продолжались до часу ночи, а иногда и позже. Мать с сыном никогда никуда не ходили: «Нам некогда, мы уроки делаем». Несмотря на постоянные занятия, успеваемость была низкой, с трудом учился на тройки. Во время выполнения домашних заданий мать могла дать ему подзатыльник, но чаще говорила, что он «дебил, идиот, дурак», что легче «зайца научить писать», что он «вырастет бомжом». Мальчик, по его словам, не­навидит школу «до тошноты».

При обследовании: интеллектуальное развитие соответству­ет возрастной норме; инфантилен, ориентирован на игровую дея­тельность.

Мать - неуверенная в себе, считала свою жизнь неудавшейся, беспокоилась за будущее. Считала, что если сын не начнет учить­ся, то у них «не будет будущего».

Мать любила сына, беспокоилась и заботилась о нем, уделяла ему много времени, вся ее жизнь была направлена на обеспечение его бу­дущего. В то же время реальная жизнь ребенка (и матери) фактически превратилась в «учебный кошмар». Мать не стремилась причинить вред ребенку и не осознавала последствий такого обращения с ним. Однако в результате в первую очередь пострадали отношения между матерью и ребенком: они были конфликтными, в них отсутствовали эмоциональное тепло, открытость, мальчик постоянно чувствовал себя «неправильным». Решение проблем с помощью «ухода от них» стало для него привычным, игра была одним из способов избегания напряжения. Из-за проблем в школе и недоверия к взрослым отноше­ния с учителями складывались не лучшим образом; с друзьями ему не разрешала общаться мать - «надо уроки делать», поэтому постоянно­го друга у него не было. Когда он вопреки запретам после школы шел к кому-нибудь поиграть на компьютере, мать устраивала скандал. Все это сформировало у мальчика стойкую неприязнь к учебной деятель­ности, чувство некомпетентности, сниженную оценку своих возмож­ностей, неумение устанавливать контакты.

Проведенное психологическое обследование ребенка показало, что основной причиной неуспешности в школе являлось нарушение мотивации к обучению. Источниками сложившейся ситуации ста­ли неуверенность матери в том, что она «достаточно хорошая мать», отсутствие помощи в воспитании сына, трудности взаимодействия с ребенком противоположного пола, страх перед будущим. Все это спо­собствовало возникновению у нее невротической фиксации на учебе, бесплодным попыткам компенсировать проблемы (свои и ребенка) путем увеличения времени и усилий, затрачиваемых на выполнение учебных заданий. Эмоциональные переживания сына при этом полно­стью игнорировались.

Психологическое насилие в семье часто обусловлено пред­ставлением родителей о себе как о «плохом родителе», оно во многом может быть связано с завышенными нереалистичными ожиданиями по отношению к ребенку, склонностью воспринимать социальную успешность ребенка как оценку своей родительской компетентности.

Наносящее существенный вред ребенку отношение родителей мо­жет также способствовать формированию искаженного отношения к ребенку со стороны других членов семьи.

В многодетной семье с многолетним конфликтом между родителями, проживающими в одной квартире, но практиче­ски не общающимися друг с другом, дети были «поделены» на две группы: отцовскую и материнскую. В «отцовской» группе главным авторитетом для детей являлся отец. Он по-своему заботился о детях, занимался их воспитанием. Мать в воспи­тание детей «отцовской» группы не вмешивалась.

Отношение отца к детям было неровным, среди детей «от­цовской» группы средняя дочь (назовем ее Светой) находилась в роли «козла отпущения» для отца.

Одинаковые действия со стороны детей вызывали у отца со­вершенно разную реакцию, в зависимости от того, сделала ли это Света или другие дети.

За любой проступок девочка наказывалась градом оскорбле­ний (смысл которых, пользуясь литературным языком, можно обо­значить как «крайне глупая, совершенно ненормальная, психически нездоровая, зловредная»). Зачастую оскорбления сопровождались

физическими действиями (увесистый подзатыльник, сильный ты­чок, толчок, пинок и др.), которые отец за собой не замечал и не рас­сматривал их как физическое наказание. Отец считал, что Света очень похожа на мать. Попытки дочери «вести себя хорошо» он иг­норировал, воспринимал как нечто само собой разумеющееся, тог­да как аналогичное поведение других детей отмечал и поощрял. При возникновении любых конфликтов между детьми отец прежде всего обвинял Свету. В беседе с психологом отец в качестве своих сильных сторон отношений с детьми называл «одинаковое отношение» ко всем детям и полное отсутствие физических наказаний.

Дети придерживались более лояльной позиции по отношению к сестре, тем не менее своеобразная «избранность» девочки отчет­ливо проявлялась и в отношениях между сиблингами. Они перио­дически жалели ее, но относились с некоторым пренебрежением, считая Свету «неудачным членом семьи».

В данном случае неосознанное негативное отношение отца к ре­бенку способствовало тому, что все дети этой семьи относились к се­стре с негативизмом и были склонны обвинять ее во всем. Девочка чувствовала себя одинокой, сама также считала, что она «хуже всех».

Сами действия при психологическом насилии могут быть чрез­вычайно разнообразными и вызванными различными причинами. Одним из наиболее распространенных источников эмоционального насилия являются неоправданные завышенные ожидания в адрес ре­бенка, проявляющиеся в постоянных оценках его достижений как не­достаточных, давлении, безусловном подчинении его своему видению жизненных перспектив для ребенка.

Отец 13-летнего мальчика обратился к психологу в связи с тем, что его сын, имея хорошие спортивные данные для игры в футбол, во вре­мя соревнований всегда показывал результаты значительно ниже, чем на тренировках.

Родители в разводе, мать, мальчик и его сестра проживают вместе. Отец, успешный бизнесмен, регулярно навещает детей, принимает основные решения, связанные с тем, где обучать их, как им проводить каникулы и т.п. Особенно много внимания уде­ляет воспитанию мальчика, определил его в спортивную школу; когда выяснилось, что у мальчика есть способности, добился того, что его взяли в юношескую сборную страны. Мальчик хо­чет быть похожим на отца, хочет в будущем профессионально играть в футбол, стремится стать знаменитым футболи­стом, все силы и время отдает тренировкам. Отец считает, что столько всего вложил в то, чтобы мальчик играл в футбол, что тот просто обязан достигать высоких результатов. Сам отец когда-то хотел играть в футбол, но не имел такой возмож­ности. Во время соревнований, которые отец старается по воз­можности не пропускать, он замечает малейшие ошибки в игре сына, кричит ему, что он «мазила», ругается, употребляя унижа­ющие слова, отчитывает после игры. При любых возражениях со стороны мальчика может дать ему подзатыльник, а иногда даже пощечину. В беседе с психологом высказывается о сыне безапел­ляционно, называет «слабаком», считает, что он безвольный, не использует имеющиеся возможности.

Сам мальчик с ужасом думает о предстоящих играх, заранее знает, что у него ничего не получится. Мальчик не представляет себе жизнь в будущем без футбола, однако уверен, что не сможет достичь успехов; выглядит депривированным, не уверен в себе, са­мооценка снижена; с отцом держится на дистанции; чем больше отец давит на него, тем больше мальчик замыкается в себе.

Фактически нереализованные желания отца переносятся им на сына. Социальная успешность, волевой характер, умение руководить другими людьми делают отца примером для мальчика, однако рядом с отцом он всегда напряжен, постоянно ожидает критики, чувствует себя несостоятельным. Степень ориентированности мальчика на до­стижение успехов в футболе такова, что возникшие сложности в этой области могут привести к самым драматическим последствиям, при этом обращение отца с сыном явно ведут лишь к снижению результа­тов, страху, тревоге, боязни. В собственных глазах мальчик выглядит таким, как описывает его отец, - «ленивым» и «безвольным».

Во всех описанных случаях родители не хотели причинить вреда своим детям. Они не осознавали последствий такого отношения и дей­ствительно считали, что дети мало стараются и нуждаются в сильных воспитательных воздействиях. При этом собственные переживания детей, их трудности и проблемы воспринимались родителями как что-то несущественное, не заслуживающее внимания, не влияющее на жизнь ребенка. Таким родителям часто кажется, что они лучше ребен­ка знают, что с ним происходит, во время консультации у психолога многие из них склонны отвечать за ребенка, вместо него говорить о том, что сын или дочь думают и чувствуют, склонны обвинять детей в искажении и лжи, когда те говорят о своих переживаниях. Наша прак­тика свидетельствует о том, что у большинства из них также не было близких отношений со своими родителями.

Являясь по своей сути нарушением межличностных отношений, психологическое насилие редко требует административного вмеша­тельства. Чаще всего психологическая помощь сфокусирована на ана­лизе происходящего и последствий подобного отношения к ребенку, помощи родителям в осознании и разрешении их собственных про­блем, изменении взаимодействия между членами семьи. Кроме этого, важной задачей консультирования является изменение представле­ний ребенка о себе, повышение его уверенности.

Травматичный развод родителей

Некоторые жизненные ситуации таким образом изменяют отно­шения в семье, что в процессе этих изменений поведение родителей приобретает характер психологического насилия с соответствующи­ми последствиями для ребенка. К таким ситуациям можно отнести не­которые разводы родителей.

Количество разводов в мире и в нашей стране увеличивается из года в год. Дети, живущие с одним из родителей, в каком-то смысле становятся скорее правилом, чем исключением. В настоящее время встречаются дети, у которых бывает по пять-шесть «новых отцов» или «матерей», иногда уже имеющих своих детей от других браков. В боль­шинстве распавшихся семей дети имеют лишь непостоянные контак­ты со своими отцами или вообще с ними не видятся.

Развод тяжело переживается и детьми, и родителями. Он редко происходит в один момент. Отношения в семье накаляются, как пра­вило, в течение достаточно долгого времени, и все это время детям приходится жить в атмосфере напряженности, взаимных обвинений и родительских конфликтов, причин которых они часто не понимают и нередко приписывают их себе.

Дети, особенно маленькие, иногда оказываются в эпицентре борь­бы за то, с кем они останутся после развода, и каждый из родителей старается привлечь ребенка на свою сторону. Родители могут начать соревноваться за любовь детей и пытаться подкупать их или позво­лять делать то, чего не разрешает противоположная сторона. При этом именно во время развода занятые своими переживаниями родители менее всего способны быть достаточно чувствительными к детским переживаниям, особенно если они касаются другого родителя. Дети на какое-то время оказываются предоставленными сами себе. Воз­никает непоследовательность в требованиях, которые могут сильно зависеть от настроения родителей. Дети могут болезненно реагиро­вать на появление новых привязанностей у кого-либо из родителей, ощущая невозможность примирения родителей, ревновать или обви­нять их, чувствовать себя менее нужными. В психологическом плане в это время у всех членов семьи возникает множество искажений и преувеличений; обостряются идеи самообвинения; оценки становят­ся черно-белыми. Супруг, до этого бывший нормальным человеком со своими достоинствами и недостатками, превращается в «чудовище». Ребенок, сталкиваясь с этим, часто сам искажает образ своих родите­лей и/или дистанцируется от обоих.

В этой ситуации родители часто усугубляют своими действиями и так достаточно трудное положение ребенка. Характерны «перетя­гивания» ребенка на свою сторону, обвинение другого родителя, ма­нипулирование ребенком для достижения каких-либо собственных целей. Иногда родители из благих побуждений скрывают от ребенка реальное положение дел в семье, оставляя его в одиночестве со свои­ми мыслями и переживаниями. Все это способствует тому, что развод родителей может стать для ребенка крайне тяжелой ситуацией.

То, как будет реагировать ребенок на развод родителей, зависит от множества причин: от возраста ребенка, от сложившейся привя­занности ребенка к родителям, от того, как реагируют на развод ро­дителей окружающие, от их поведения и отношения друг к другу и ребенку и т.д.

Можно выделить три наиболее важных фактора, определяющих со­стояние ребенка в ситуации развода родителей (цит. по [Крайг, 2000]):

1. Враждебность, которой сопровождается развод. При высо­ком уровне враждебности и озлобленности, предшествующих разводу и проявляющихся после него, детям труднее приспо­собиться к создавшейся ситуации. Конфликт между родите­лями является основной причиной снижения у детей чувства собственного благополучия. Когда родители ссорятся, у детей развиваются страхи и раздражительность. Они становятся осо­бенно уязвимы, когда их принуждают принять ту или иную сто­рону (Amato, 1993 - цит. по [Крайг, 2000]). Затяжные судебные баталии (например, за родительские права) или скандалы при дележе имущества, при решении вопросов о режиме свиданий с ребенком уходящего из семьи родителя и о материальной поддержке еще более осложняют ситуацию как для родителей, так и для детей (Rutter, Garmezy, 1983 - цит. по [Крайг, 2000]).

2. Количество и значительность перемен в образе жизни ребенка. Если ребенок продолжает жить в том же доме, посещать ту же школу и вокруг него остаются те же друзья, к которым он при­вык, то последствия развода переживаются им легче. И наобо­рот, если повседневная жизнь ребенка претерпевает большие изменения - когда ему приходится жить то в одном доме, то в другом, расставаться со старыми друзьями, переходить в новую школу, - его уверенность в себе и ощущение порядка в жизни теряют прежнюю устойчивость. Чем большим изменениям под­вергается жизнь ребенка, особенно сразу после развода, тем труднее ему приспособиться к новой ситуации (Hetherington, Camara, 1984 - цит. по [Крайг, 2000]).

3. Характер отношений родителей с детьми. Уверенность в по­стоянстве любящих отношений с родителями и эмоциональная поддержка от кого-либо из родителей, а лучше от обоих, по­могают ребенку быстрее преодолеть неблагоприятные психо­логические последствия их развода. В действительности такое непрерывающееся взаимодействие родителей с детьми пред­ставляет значительно большую важность, чем сам факт присут­ствия дома одного или обоих родителей (Rutter, Garmezy, 1983 -цит. по [Крайг, 2000]).

В процессе развода родителей ребенок часто испытывает чувство вины, носящее иррациональный характер. Он может считать, что ро­дители разводятся из-за него, что если бы он вел себя лучше, то ничего бы не произошло, что у «хороших детей» такого не бывает. Механизм формирования чувства вины, особенно у маленьких детей, может быть обусловлен тем, что «в норме» семья объединена вокруг ребенка и, когда она разрушается, он может чувствовать себя причиной этого.

Следующий пример ярко иллюстрирует то, как трансформиро­вались исходно нормальные отношения ребенка с родителями при травмирующем разводе.

В Кризисную службу обратились бабушка и папа с 7-летней де­вочкой по поводу страхов, нарушения сна, аппетита, повышенной капризности и плаксивости.

Родители только что развелись, развод протекал очень бы­стро, был обусловлен отношениями матери с другом отца и острой реакцией на это мужа, усиленной свекровью. Девочка знала о новой привязанности матери, которая сказала ей, что это бу­дет их секретом. Ей было очень трудно скрывать это от бабушки, и однажды она ей все рассказала. Во время рассказа расплакалась, оправдывалась перед бабушкой, говорила, что не хотела ничего скрывать, но мама ей велела «никому ничего не говорить». С этого момента отношения девочки с матерью, бывшие до этого доста­точно близкими и теплыми, стали нарушаться (в том числе из-за чувства вины перед матерью, поскольку, рассказав бабушке, девоч­ка нарушила обещание, данное маме, после чего начались скандалы и мать вынуждена была уйти из дома). Отношения между роди­телями резко ухудшились, свекровь подталкивала сына к разводу, обвиняла невестку. Так как семья жила в доме свекрови, мать вы­нуждена была уйти, но приходила к девочке каждый день, уклады­вала ее спать, читала. Во время одного из таких посещений между родителями возник скандал, дошедший почти до драки, была вы­звана милиция. Девочка очень испугалась, громко плакала. После этого инцидента стала отказываться встречаться с матерью, боялась, что та ее «украдет», отзывалась о ней только негатив­но, стала говорить о том, что мать над ней и раньше издевалась, вспоминала мелкие ссоры, явно драматизировала их. Свекровь под­держивала ребенка в таком отношении к матери. Постепенно у девочки возник страх того, что мать ее «украдет и замучает», она стала бояться выходить из дома, отказывалась ходить в шко­лу. При этом во сне часто видела мать, которая ее осуждала.

Сон нарушился, просыпалась среди ночи с криками, боялась за­сыпать. Негативизм к матери нарастал все с большей силой, де­вочка отказывалась говорить о ней, испытывала страх при упо­минании ее имени, запрещала окружающим разговаривать на эту тему, подчеркивала свою привязанность к отцу.

В связи с нарушением сна и страхами обратились в психологи­ческую службу. Работа происходила со всеми членами семьи, при этом никто из родителей не хотел идти на компромисс: мать была уверена, что она «выиграет суд» и ребенка отдадут ей, при этом явно недооценивала состояние ребенка. Отец был очень обижен на мать, а свекровь отрицала предвзятое отношение к невестке. Все это делало конфликт затяжным и неразрешимым. Хотя психолог в этом случае не являлся судебным экспертом, каж­дая сторона старалась использовать его в своих целях для получе­ния преимущества на суде.

Суд по поводу «раздела» ребенка продолжался несколько меся­цев, перед каждым заседанием состояние девочки ухудшалось.

В процессе конфликта девочка перенесла несколько тяжелых заболеваний, сопровождавшихся высоким подъемом температуры (свыше 40°С), необходимостью вызова «скорой помощи» и т.д.

В описанном случае ситуация развода родителей для девочки оказалась эмоционально непереносимой. Чувство вины, которое испытывают почти все дети в ситуации развода, было обострено тем, что информация об отношениях матери с другом отца, послу­жившая непосредственным толчком к разводу, прозвучала именно от девочки. Сама ситуация «секрета» была трудной для нее, семи­летний ребенок не может хранить тайну от кого-нибудь из очень близких родственников. Оказавшись виноватой перед всеми, она стала и источником раздора, и объектом борьбы разводящихся ро­дителей. Это значительно усилило внутренний конфликт. Тревога, беспокойство, страх, сильное и противоречивое чувство вины, не­возможность получить поддержку ни от одного из членов семьи достигли такого накала, что единственным выходом для девочки оказалось присоединение к одному из родителей (в данном случае к отцу). Отношение к матери носило явно невротический характер: сны, избегающее поведение, страхи. Для того чтобы чувствовать себя в безопасности и не быть виноватой перед отцом за общение с матерью и перед матерью за выражение негативизма к ней, девоч­ка заняла позицию отторжения от матери, изолировалась от нее, исказила картину их прежних отношений: «Она и раньше ко мне плохо относилась». Эта защитная реакция помогла ей справиться с актуальным внутренним конфликтом.

Такая реакция абсолютного присоединения к одному из родителей характерна для маленьких детей при конфликтных разводах. Дети не могут находиться между сцепившимися в конфликте родителями. Если подросток может дистанцироваться от обоих, то ребенок не может оставаться без опеки и поддержки взрослого и вынужден присоеди­ниться к одному из них, чтобы не испытывать тревоги и страха.

Последствия травмирующих разводов бывают самыми непредска­зуемыми.

На прием пришла мать 7-летней девочки в связи с тем, что отец выкрал ее дочь. Родители развелись, когда ребенку было 4 года, девочка осталась с матерью. Отец женился повторно, де­тей от второго брака у него быть не могло. Он часто брал дочь к себе на выходные дни, проводил с ней отпуск. Летом, перед тем как девочка должна была идти в школу, он забрал ее по до­говоренности с матерью на 2 недели, чтобы провести с ней оче­редной отпуск, и не вернул. Мать стала разыскивать бывшего мужа и ребенка, долго не могла получить никаких объяснений и встретиться с девочкой. Увидела ее только первого сентября в школе. При встрече девочка не стала с ней разговаривать, пряталась за спину отца, выглядела испуганной. Бывший муж заявил, что не отдаст девочку, так как та не желает к ней воз­вращаться. Неоднократные попытки матери встретиться с девочкой и поговорить не увенчались успехом, при этом мать узнала, что отец начал судебный процесс для получения опеки над ребенком. Мать обращалась в различные инстанции за по­мощью, однако ситуация откладывалась до суда. Мать услы­шала от психолога почти то же самое, что и от других, - надо набраться терпения; даже если отец выиграет суд, то она все равно сможет встречаться с девочкой. Когда же девочка подрас­тет и будет меньше попадать под влияние взрослых, то ста­нет более объективно относиться к родителям, и все встанет на свои места. Мать это не успокоило.

Через короткое время мать пришла на повторный прием уже с девочкой и рассказала, что накануне под предлогом консульта­ции у врача она насильно забрала девочку домой из школы. Девочка сильно сопротивлялась, кричала, успокоилась только дома. Из об­рывочных высказываний выяснилось, что отец настраивал девоч­ку против матери, настаивал на том, чтобы она ничего от нее не брала и не встречалась с ней.

На приеме девочка держалась за юбку матери, ни на минуту не отпуская ее. Постоянно пыталась забраться к матери на колени, говорила детским «лепечущим» голосом. При попытке поговорить об отце, пугалась, прижималась к матери, говорила, что хочет до­мой. На протяжении первой недели пребывания дома состояние девочки ухудшалось, спала беспокойно и только с матерью, пыта­лась сосать ее грудь, не слезала с колен, лепетала. Фактически под влиянием психотравмирующей ситуации девочка дала выражен­ный регресс в поведении, вела себя как младенец, при этом кате­горически отказывалась говорить об отце. В те моменты, когда отец звонил по телефону, и мать разговаривала с ним, девочка за­бивалась в угол или пряталась под стол.

Терапия была направлена на восстановление ощущения без­опасности у девочки (никто больше не будет забирать ее без ее согласия; она ни перед кем не виновата; родители постараются договориться и т.п.), на то, чтобы помочь родственникам осо­знать, насколько их поведение травмирует девочку (в частно­сти, им объяснялось, что они не должны настраивать девочку против отца; мать с бабушкой не должны обсуждать отца и трудности судебного разбирательства в присутствии девочки и т.д.). Работа с матерью поначалу была затруднена, так как девочка ни на минуту не отпускала ее от себя, при упоминани­ях об отце давала болезненные реакции. В присутствии ребенка беседы психолога с матерью были построены таким образом, чтобы у девочки возникло ощущение, что она может управлять ситуацией (в противовес тому, что делали родители), что с ее мнением считаются и мама, и психолог. Постепенно девочка смогла больше времени проводить без матери, стала спокой­нее, нормализовался сон, редуцировалась регрессивная симпто­матика. В то же время девочка продолжала избегать разговоров об отце, боялась ходить в школу и была переведена на надомное обучение. Дома девочка училась на пятерки, проявляя (как и ре­бенок в предыдущем примере) чрезмерную ответственность в учебе, которая в том числе была связана со стремлением стать «примерной дочерью» и таким образом компенсировать чувство вины.

Отец также привлекался к работе. Была сделана попытка договориться об устраивающем обоих родителей варианте раздела ответственности за воспитание ребенка, однако отец отказался от сотрудничества, не шел ни на какие компромис­сы, считая, что суд в любом случае лишит мать родительских прав и отдаст ему ребенка. Суд, учитывая состояние ребенка, оставил девочку у матери. Через полгода, когда девочка попа­ла в соматическую больницу, отец попытался против воли де­вочки забрать ее из больницы к себе. Попытка не удалась, так как девочка громко кричала и плакала, что привлекло внимание персонала. После этого на короткое время возобновилась ре­грессивная и невротическая симптоматика.

Очевидно, что невротическое расстройство у девочки было вызва­но неправильным обращением родителей. Фактически ее трижды по­хищали или пытались похитить, ее переживаниями пренебрегали, отец настраивал ее против матери, которая как минимум на протяжении трех лет после развода была для девочки самым близким человеком. Хотя первый однозначно неправильный шаг в этой ситуации сделал отец, не­вротическая симптоматика у девочки возникла после действий матери, которая повторила поступок отца. Драматичность переживаний матери, у которой неожиданно отняли ребенка, очень понятна и вызывает сочув­ствие. В то же время она выбрала самый быстрый и кардинальный способ решения проблемы, приведший к заболеванию девочки, - вернула себе ребенка, несмотря на страх (пусть неадекватный) дочери. Девочка, ока­завшись у отца, присоединилась к нему и стала бояться матери, а оказав­шись у матери, сделала все то же самое, только по отношению к отцу.

Люди, о которых шла речь, - нормальные, заботливые родители, достаточно образованные и материально обеспеченные, непьющие. Их желание жить вместе с дочерью по-человечески понятно, однако во многом это желание удовлетворялось за счет ребенка. Родители не принимали во внимание то, что для ребенка самой главной потребно­стью является потребность в любящих, хороших, заботящихся (обоих) родителях. Настраивая ребенка против другого родителя, каким бы

тот ни был, отец или мать, может быть, окажутся в состоянии решить свои актуальные проблемы (хотя, как в этом примере, и это не всегда удается), но таким образом они создают высокую вероятность появле­ния у ребенка существенных проблем в будущем.

Оба описанных случая относятся к такому классу ситуаций, из кото­рых нет благополучного выхода для ребенка до тех пор, пока родите­ли не смогут начать действовать исходя из интересов ребенка, иногда даже вопреки собственным интересам.

Развод значительно менее травмирует ребенка в тех случаях, когда родителям удается не вмешивать его в свои конфликты. Если им уда­ется дать понять ребенку, что развод вызван не им, а их собственными отношениями друг с другом, то негативные последствия развода смяг­чаются. Во время развода стабильность как чувств, так и прежнего об­раза жизни очень важна для ребенка, особенно маленького, и жела­тельно, чтобы родители это понимали. Чрезвычайно важно заботиться о том, чтобы у ребенка сохранялись позитивный образ другого роди­теля и чувство, что оба родителя будут его любить, как раньше.

Психологическое насилие в школе

Помимо семьи, ребенок чаще всего сталкивается с психологиче­ским насилием со стороны учителей и сверстников в школе. Особенно тяжело ребенок переживает неправильное обращение в начальной школе в силу авторитета учителя и высокой значимости учебных до­стижений в первые годы обучения в школе; в силу отсутствия возмож­ности выбора между отношением нескольких учителей.

Отношение учителя в начальных классах обладает особой значи­мостью для ребенка, часто наравне с родительским. Это означает, что ребенок готов верить учителю, если тот оценивает его как «плохого». Реакции детей на оскорбления и неприятие со стороны учителя могут быть самыми разными: дети могут бояться и даже отказываться ходить в школу, часто болеть простудными заболеваниями, испытывать раз­личные страхи, плохо себя вести и т.д.

Мальчик девяти лет был приведен родителями на прием к психо­логу в связи с категорическим отказом ходить в школу, появившимися нарушениями сна, раздражительностью, сниженным настроением.

В ходе беседы выяснилось, что на школьном медицинском осмо­тре после летних каникул у мальчика были обнаружены гниды. Учи­тельница в присутствии остальных детей сказала ему: «Отойди от меня, вшивота». Другим детям было велено отодвинуться от мальчика, «чтобы не заразиться». Ребенок с трудом досидел до конца урока, потихоньку ушел домой. На следующий день отказал­ся идти в школу.

Это случай явного оскорбления. Чаще психологическое насилие со стороны учителей протекает более скрыто, эпитеты менее обидные, но, в силу длительности и постоянства отношения к ребенку, нано­сят серьезный вред его психологическому здоровью. Обычно такое отношение проявляется в привычном занижении оценок, игнори­ровании успехов ребенка, склонности к негативному обобщению и перенесению на личностные особенности любого проступка ребенка. Обсуждение учителем его родителей и негативная оценка их, а также «воспитательные» комментарии по его поводу в присутствии других учеников особенно тяжело переживаются ребенком, а сами по себе такие «воспитательные меры» никогда не бывают полезными.

Подростки могут давать выраженные и неожиданно острые ре­акции на неправильное обращение со стороны учителей, особенно когда такое обращение попадает на «болевые точки», обусловленные подростковым возрастом (например, сомнения в своей значимости, неуверенность в том, как его воспринимают окружающие, недоволь­ство своей внешностью и способностями).

Девушка 15 лет была переведена в 10-й класс новой школы в свя­зи с переездом в другой район. Всегда добросовестно относилась к учебе, училась на «4». Учительница математики после первой кон­трольной в сентябре сказала девочке перед всем классом: «С таки­ми знаниями математики тебе только в ПТУ учиться». На следую­щем уроке учительница предложила тем, кто «чего-то не понял», подойти к ней с конспектом. Когда девушка подошла к учительни­це, та со словами: «Разве это конспект?!» - поставила ей двойку. Вернувшись домой, девушка приняла «около десяти каких-то та­блеток». Ей стало плохо. Мать, не зная про таблетки, вызвала «скорую помощь», состояние девочки было квалифицированно как пищевое отравление. На неделю была освобождена от занятий,

Дата добавления: 2015-06-04