Феномен и понятие

Как это нередко случается в истории науки, какие-то элементы явления, названного в 50-х гг. XX века “политической культурой”, были известны еще философам античности, а в XIX веке рассматривались в рамках исследований, посвященных “национальному характеру”. Да и само понятие “политическая культура” родилось не вчера. Его мы находим у В.Ленина, а еще раньше – у русского историка В.Герье. Однако первым, кто употребил его, был, как считают, немецкий историк-просветитель XVIII века И.Гердер. Тем не менее категориальный статус это понятие стало обретать лишь во второй половине XX века, когда усилиями многих исследователей, прежде [c.689] всего Г.Алмонда, С.Вербы, Л.Пая, Д.Каванаха, Д.Элазара, У.Розенбаума, К. фон Бойме и других оно прочно вошло в политологический лексикон.

Толчком к политико-культурным исследованиям послужило развернувшееся после окончания Второй мировой войны сравнительное изучение политических систем. Почему, задались вопросом политологи-компаративисты, одни и те же политические системы и институты работают в разных странах по-разному, а некоторые, будучи перенесенными на другую почву – скажем, из Америки в Азию – не работают вообще? Они пришли к выводу, что эти системы и институты функционируют должным образом лишь тогда, когда введены в адекватный им культурный контекст, а действующие в их рамках субъекты обладают соответствующими культурными характеристиками.

Понятие “культура” многозначно, истолковывают его по-разному. Довольно широко распространено, особенно в России, представление о культуре как совокупности высших достижений человечества в материальной или духовной области, системе эталонных ценностей. Культура ассоциируется со своеобразной “вершиной”, до которой надо дорасти, или “планкой”, до которой надо дотянуться. Отсюда и постоянные призывы к “повышению уровня” политической культуры, к “овладению” ее достижениями. Отсюда и представление о том, будто могут существовать общества, группы и индивиды, у которых вообще отсутствует какая бы то ни было политическая культура.

В современной социологии и политологии доминирует совсем другая трактовка культуры, в том числе и политической, составляющей органическую часть общей культуры. Согласно этой трактовке, у людей в процессе обучения и накопления ими собственного опыта складываются более или менее устойчивые, типичные для определенной общности “образцы” ориентаций в отношении политической системы, ее институтов, других участников политического процесса, а также в отношении самих себя. Эти ориентации, которые, по словам американского политолога Л.Пая, “задают порядок и придают значение политическому процессу” и “управляют поведением в политической системе” (2), и называют “политической культурой”. [c.690]

Каковы ее сфера и границы? На этот счет у политологов нет единой точки зрения. Одни, в их числе Г.Алмонд и С.Верба, ограничивают политическую культуру сферой сознания, сводят ее к совокупности психических состояний индивида, проявляющихся на трех уровнях: когнитивном (познавательном), аффективном (эмоциональном) и оценочном. Иначе говоря, политическая культура сводится к совокупности устойчивых политических представлений, убеждений, чувств и оценок.

Другие исследователи, например, Е.Вятр и Д.Пол полагают, что наряду с “образцами” политического сознания в политическую культуру должны быть непременно включены и “образцы” политического поведения. Ведь далеко не все в нашей деятельности контролируется и фиксируется сознанием, а значит, не все модели поведения индивидов и групп можно вывести из моделей их сознания. Удачнее других эту позицию сформулировал известный историк и политолог Р.Такер. “Культура, – писал он, – есть привычный образ жизни общества, включающий как принятые способы мышления, а также убеждения, так и принятые образцы поведения. Политическая культура – это те элементы культуры, которые имеют отношение к правлению и политике” (3). При этом важно иметь в виду, что речь идет о сознании и поведении как индивидов, так и различного рода общностей, включая социальные классы и нации.

Но этим сфера политической культуры не исчерпывается. Подобно тому, как “образцы” политического поведения группы не могут быть выведены из суммы “образцов” поведения составляющих ее индивидов, точно так же “образцы” функционирования политической системы и отдельных ее институтов не могут быть выведены из “образцов” поведения индивидов и групп, действующих в рамках этой системы. (Эта закономерность, известная социальным психологам, хорошо иллюстрируется старым политическим анекдотом. Член политбюро, объясняя, почему он проголосовал вопреки своим убеждениям, говорит: “В отдельности мы все обычно “против”, в вместе – “за”).

В самом деле, функционирование политической системы и образующих ее элементов подчиняется собственной логике и характеризуется собственными феноменологическими [c.691] проявлениями. Определяемые, в частности, действием коллективного бессознательного, они могут быть выведены только на основе эмпирического исследования объекта. Так что если мы хотим получить представление об устойчивых моделях (культуре) функционирования правительства или парламента или какого-либо другого органа, необходимо исследовать деятельность именно этого органа как целого, а не отдельных входящих в него министров, парламентариев и т.п.

Таким образом, если на индивидуальном или групповом уровнях политическая культура выступает как единство культуры политического сознания и поведения, то на уровне социетальном она должна быть дополнена культурой функционирования политической системы и образующих ее институциональных структур.

Исходя из сказанного, политическую культуру можно определить в самой общей форме как систему исторически сложившихся, относительно устойчивых и репрезентативных (“образцовых”) ориентаций, то есть представлений, убеждений, установок, чувств, оценок и моделей поведения индивидов и групп, а также моделей функционирования политических институтов и образуемой ими системы, проявляющихся в непосредственной деятельности субъектов политического процесса, определяющих ее основные направления и формы и тем самым обеспечивающих воспроизводство и дальнейшую эволюцию политической жизни на основе преемственности (4).

Важно иметь в виду, что политическая культура включает в себя не только “позитивные” или нормативные, но и “негативные” ориентации и модели.

Представим себе, говорит Р.Такер, что в некоторой стране “Х” большинство граждан убеждены, что правительственные чиновники, берущие взятки, поступают дурно. А между тем взятки как брали, так и берут. Что в этом случае отнести к политической культуре: убеждения граждан или поведение чиновников? И то, и другое, отвечает Р.Такер, и он, разумеется, прав. Прав потому, что обе позиции характеризуют общество “Х” на данной стадии его развития и способствуют воспроизводству существующей в нем социально-политической системы, то есть выполняют присущую культуре репродуктивную функцию. [c.692]

Сведение политической культуры к одним лишь “позитивным” “образцам”, на чем настаивают некоторые наши обществоведы, искажает реальный облик политического субъекта. Ведь при таком подходе не может быть и речи о политической культуре того же нацизма и других “плохих” систем и режимов, равно как и поддерживающих их социальных и политических групп. А между тем, и германский нацизм, и итальянский фашизм, и сталинизм характеризовались определенной, в каких-то чертах присущих только им, политической культурой. Вообще любое общество, любая группа и любой индивид, действующие в том или ином политическом контексте, всегда характеризуются наличием у них определенной политической культуры, которую можно изменить, но нельзя “повысить” или “улучшить”.

Развитые национальные политические культуры – сложные, неоднородные образования. Они могут заключать в себе наряду с доминирующей системой ориентаций сознания и моделей поведения более или менее автономные специфические подсистемы, именуемые в современной социологии и политологии “субкультурами”.

Политические субкультуры характерны как для социальных групп (этнических, религиозных и других), так и для регионов, особенно если последние являются местом компактного проживания национальных меньшинств. В этом смысле любое федеративное государство есть “федерация” политических субкультур.

В западной политологии субкультурами нередко именуют не только системы специфических политических ориентаций и моделей поведения, но и придерживающиеся их группы (5).

Естественно, что политические субкультуры получают наибольшее развитие и играют наибольшую роль в политической жизни многонациональных государств; в странах, историческое формирование которых было растянуто во времени и происходило постепенно, за счет интеграции все новых и новых территорий с разнородной культурой; в обществах с сильно развитыми сепаратистскими и сегрегационистскими традициями и порождаемыми ими массовым чувством отчуждения.

Существование в обществе развитых политических субкультур может оказаться для него миной замедленного [c.693] действия, способной вызвать мощный взрыв в период перехода от одной фазы эволюции к другой, тем более в периоды революционных изменений. Наглядное подтверждение тому – бывший Советский Союз, бывшая Чехословакия, бывшая Югославия, отчасти – Великобритания, где проблема Северной Ирландии вот уже который год продолжает оставаться нерешенной. [c.694]

Дата добавления: 2015-06-04