Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Вводные замечания 13 страница




__________________________________________________________________________________________

٭ Гурджиев, Г.И. – французский философ-окультист, основатель так называемого «Четвертого пути» – своеобразного синтеза тайных учений.

٭٭ Хербигер, Ганс (1860-1931) – австрийский инженер, автор одной из фантастических космологических гипотез.

истреблявшие большую часть человечества. Потоп, о котором говорится в Библии, связан с падением шестой из лун.

Вспомнили и о других лунных теориях, – например, о теориях Великовского, Беллами, Сора٭, – которые свидетельствовали, что представление о Луне как о враждебной силе разделяли самые разные люди.

Большинство этих теорий звучало слишком нелепо, чтобы их можно было принимать всерьез. Но факт оставался фактом: я чувствовал, что Луна определенно производит какое-то возмущение на нижних уровнях моего подсознания. Райх указал еще и на то, что паразиты, по-видимому, становятся особенно сильны в ночное время. Я всегда полагал, что дело в утомлении сознания к концу дня; однако несколько раз, когда я почему-нибудь, выспавшись днем, всю ночь бодрствовал, у меня появлялось ощущение особой уязвимости.

Я спросил Холкрофта:

– Как вы думаете, а не могут ли паразиты как-то использовать эту странную энергию, излучаемую Луной, – например, чтобы вмешиваться в мыслительные процессы человека?

Однако Холкрофт знал об этом не больше, чем все остальные.

Тем не менее ясно было одно: нам нужно выяснить, не можем ли мы выйти из-под этого возмущающего влияния? Если, как предположил Холкрофт, Луна – гигантский передатчик, а Земля – приемник, то у них должен быть какой-то определенный радиус действия, и нам просто следовало удалиться за его пределы. Это означало, что нужно изменить курс: он пролегал гигантской дугой всего в шестнадцати тысячах километров от поверхности Луны.

Я связался по радио с полковником Масси в Аннаполисе и объяснил, что мы хотим изменить курс и выйти в открытый космос, направляясь в точку, лежащую примерно посередине между Юпитером и Сатурном. Масси сказал, что не видит к этому препятствий: топлива у нас должно было хватить еще недели на две, а это означало, что мы можем рискнуть удалиться еще на миллион километров с лишним, прежде чем повернем обратно. По его словам, знай он об этом раньше, мы могли бы иметь достаточно топлива, чтобы пролететь полпути до Марса. Но я сказал, что хватит и восьмисот тысяч километров от Земли – это вдвое больше расстояния от Земли до Луны.

Следуя указаниям Масси, я ввел нужные данные в электронный мозг и вместе с остальными отправился ужинать. Это был на редкость веселый ужин, учитывая наше положение: мы неслись мимо Луны в такие области космоса, куда не осмеливался проникнуть еще ни один человек, если не считать злополучной экспедиции на космолете «Прокл». Земные тревоги на время покинули нас, как забываются все дела в первый день отпуска.

За все последние недели я ни разу не спал так крепко и сладко, как в ту ночь.

 

 

Проснувшись, я взглянул на часы – половина восьмого. Я попытался сообразить, почему это я чувствую себя таким счастливым. Может быть, видел хороший сон? Но никакого сна я вспомнить не мог. Я встал и подошел к кормовому иллюминатору. Луна выглядела огромным серпом, на котором ясно виднелись горы. Примерно в четырехстах тысячах километров позади нее был виден голубовато-зеленый серп Земли, похожей на гигантское солнце. Само Солнце горело ослепительным белым светом, как будто готовое вот-вот взорваться, а звезды казались во много раз крупнее, чем с Земли. При виде этой картины меня охватил такой восторг, что я с трудом его сдержал.

Закрыв глаза, я погрузился в глубины своего сознания. Там было тише, чем вчера, хотя некоторое возмущение еще чувствовалось. Теперь мне стало очевидно, что это возмущение исходило от Луны. Но сейчас оно заметно ослабло, и у меня появилось восхитительное ощущение внутреннего покоя и свободы, как у выздоравливающего после долгой болезни.

Я пошел будить Райха и Холкрофта. Такими здоровыми и счастливыми они не выглядели уже много недель. И у них, как и у меня, тоже появилось ощущение свободы. Мы почти не разговаривали, но все почувствовали надежду.

В тот день ничего особенного не произошло. Мы просто сидели, глядя, как Луна отступает все

__________________________________________________________________________________________

٭ Великовский, Иммануил – американский ученый, автор нескольких оригинальных космогонических и исторических гипотез, в том числе о пролете вблизи Земли оторвавшийся от Юпитера кометы; Беллами, Ганс Шиндлер – последователь Хербигера, автор книги «Луна, мифы и человек» (1936); Сора, Дени – автор книг «Атлантида и царство гигантов» (1954) и «Религия гигантов и цивилизация насекомых» (1955).

дальше назад, и чувствуя, как растет в нас это ощущение свободы. В каком-то смысле это был самый важный день в моей жизни, хотя я почти ничего не могу о нем рассказать.

И вот здесь передо мной встает проблема – как передать свои ощущения. Обычные слова мало чем могут здесь помочь: наш язык не создан для того, чтобы выражать подобные переживания. Я могу только привести аналогию. Представьте себе страну крохотных карликов, у которых есть разные слова, означающие размер: «крупный», «большой», «очень большой», «огромный», «грандиозный» и так далее, и которые, желая описать что-то громадное, говорят «большой, как человек». Что будет, если такого карлика подхватит орел и вознесет его высоко над горой Эверест? Как сможет он найти слова, чтобы описать размер этой горы, настолько огромной, что даже человек кажется крохотным в сравнении с ней?

Вот в чем состоит проблема. Я не буду прятаться за избитой фразой: «Это невозможно передать словами». Все возможно передать словами, если как следует постараться. А если ваш язык для этого пока недостаточен, просто нужно создать новый.

Однако пока что заниматься созданием нового языка я не могу. А без этого для адекватного описания того, что произошло за следующие десять дней, понадобилась бы толстая книга, состоящая из сплошных аналогий. Придется мне попытаться сделать все, что можно, пользуясь теми жалкими языковыми ресурсами, которыми я располагаю.

Так вот, главное, что происходило в эти дни, состояло в том, что мы уходили за пределы досягаемости паразитов. Это мы поняли в первый же день.

Они все еще присутствовали у меня в сознании. Я убеждался в этом сразу, как только закрывал глаза и погружался в себя. Я чувствовал, что они прячутся на уровнях, расположенных ниже «детской». Добраться до них я по-прежнему не мог, но явственно ощущал, что они впадают в панику. Здесь, в восьмистах тысяч километров от дома, им определенно не нравилось, и по мере того, как расстояние росло, паника среди них усиливалась. Только теперь я понял, насколько слаб их интеллект. Стоило им попытаться мыслить логически, как они поняли бы, что не позже чем через две недели мы вернемся на Землю. Такой срок они продержались бы без всякого труда. Однако они были охвачены слепым ужасом, как дети, оставленные дома одни. Долгое время они жили на Земле, купались в океане человеческой энергии, свободно передвигались из сознания одного человека в сознание другого, всегда имели широкий выбор жертв. Теперь же они чувствовали, что их духовная связь с Землей становится все слабее, и перепугались.

У некоторых из нас это состояние не вызывало такой радости. Страх, испытываемый паразитами, они принимали за свой собственный – это естественно, ведь он поднимался из самых глубин их сознания. Наиболее опытным из нас пришлось постоянно наблюдать за новичками, чтобы они тоже не поддались панике. Теперь мы поняли причины «космического психоза», который до сих препятствовал всем попыткам человека проникнуть далеко в космос.

Но дни шли, и нам становилось все яснее, что мы одержали победу над паразитами, что их полная капитуляция – лишь дело времени. С каждым днем расстояние, отделявшее нас от Земли, увеличивалось примерно на двадцать тысяч километров. Вопрос состоял лишь в том, как далеко нам придется удалиться, прежде чем они будут сломлены.

Теперь я обнаружил, что могу погружаться в глубины своего сознания с поразительной легкостью. Я делал это без всякого усилия, даже не закрывая глаз. Наконец-то я понял, что имел в виду Тейяр де Шарден, когда говорил, что подлинный дом человека – его сознание. Я мог передвигаться по своему сознанию так же просто и свободно, как человек, сидящий за рулем автомобиля, может передвигаться по стране. Я уже мог миновать уровень «детской» и опускаться глубже, в «ничто». Однако теперь я понимал, что это далеко не «ничто». Ему, конечно, были свойственны некоторые признаки пустоты – покой, отсутствие всякого напряжения. Но это было похоже на покой, царящий на дне Тихого океана, где давление столь велико, что никакая жизнь невозможна. Это «ничто» представляло собой чистую жизненную энергию… Впрочем, слова уже становятся настолько неточными, что теряют всякий смысл.

Иногда я проводил по много часов, просто паря в этом океане тьмы. Это трудно себе представить: мы слишком привыкли к постоянному движению, а паразиты слишком запутали наши привычные мыслительные процессы. Но естественное состояние человека – покой, покой и полная тишина. Это известно каждому поэту, ибо только в тишине он начинает понимать величие своих внутренних сил – «сил души», как сказал бы Вордсворт. Если вы бросите камешек в бурное море, ничего не случится. Если вы бросите его в спокойный пруд, вы сможете проследить за каждой порожденной им волной и услышать, как они плещутся о берег. Паразиты, используя возмущающее влияние Луны, вызывали в сознании человека постоянную бурю – вот почему человек никогда не был в состоянии ощутить всю свою гигантскую мощь. Только поэты и так называемые гении догадывались о ее существовании.

Наступил момент, когда мы должны были принять решение. Мы покинули Землю десять дней назад. Топлива у нас было достаточно, чтобы доставить нас на ближайший искусственный спутник. Паразиты сознания явно подошли к пределу своих сил. Следовало ли нам двигаться дальше, рискуя, что не сможем вернуться? Чтобы экономить энергию, мы уже перестали пользоваться электрическими приборами. Корабль был снабжен гигантскими фотонными парусами, которые развернулись сразу, как только мы прошли атмосферу, и до какой-то степени нас увлекало вперед давление солнечного света. Значительную часть энергии, приводившей в движение механизмы корабля, тоже давало Солнце. Однако при возвращении на Землю от фотонных парусов нам будет, очевидно, мало пользы: лавировать на космическом корабле бесконечно труднее, чем на яхте. Правда, пока что мы потратили очень мало энергии, двигаясь по инерции и преодолевая лишь силу притяжения далеких планет и метеоритов, пролетавших мимо по два-три в час.

Мы решили рискнуть. Нам почему-то казалось, что так или иначе мы вернемся на Землю. И мы продолжали лететь все дальше и дальше, стараясь не задумываться о беспокоивших нас проблемах и дожидаясь, когда, наконец, паразиты ослабят свою хватку.

Это случилось на четырнадцатый день, и никто из нас не смог предугадать, как это будет выглядеть. Все утро я чувствовал, как становятся сильнее их страх и ненависть. Мое сознание заволокли тучи, оно еще ни разу не было таким бурным с тех пор, как мы миновали Луну. Я сидел с Райхом у кормового иллюминатора, поглядывая на оставшуюся далеко позади Землю. Внезапно лицо Райха исказилось страхом. Я в тревоге взглянул в иллюминатор – не увидел ли он там что-нибудь такое, что его испугало. Когда я снова посмотрел на него, лицо у него стало серым, и выглядел он как тяжело больной. Он вздрогнул, на мгновение закрыл глаза – и тут же совершенно преобразился. У него начался неудержимый приступ хохота, – но это был здоровый хохот, в нем слышалась одна лишь неуемная радость.

В этот момент я ощутил, как где-то в самой глубине души у меня что-то оборвалось, и меня пронизала страшная боль, словно какое-то живое существо пыталось прогрызть во мне выход наружу. Духовная мука перешла в физическое страдание и слилась с ним. Я почувствовал, что еще немного – и мне конец. Но тут я услышал, как Райх кричит мне в ухо:

– Все в порядке! Мы победили! Они нас покидают!

Боль стала непереносимой. Что-то невероятно злобное, скользкое и отвратительное рвалось на свободу изнутри меня. У меня в голове мелькнула мысль, что напрасно я считал паразитов отдельными существами: на самом деле они были единым целым, чем-то вроде гигантского желеобразного спрута, чьи щупальцы способны отделяться от тела и передвигаться сами по себе, как самостоятельные живые существа. Я испытывал невероятное омерзение, словно неожиданно почувствовал под одеждой сильнейшую боль и обнаружил, что какой-то огромный хищный слизняк глубоко вгрызся в мое тело. Сейчас это гнусное существо покидало свое логово, исходя маниакальной злобой и исступленной ненавистью, для которых в нашем языке нет подходящего слова.

А потом я испытал беспредельное, невыразимое облегчение и понял, что «оно» меня покинуло. На меня это произвело совсем не такое действие, как на Райха. Счастье и благодарность охватили меня с такой силой, что у меня, казалось, вот-вот разорвется сердце. Глаза мои наполнились слезами, и солнечный свет расплылся в ослепительное сияние, какое видишь в детстве, когда нырнешь и поглядишь из-под воды на Солнце. Немного успокоившись, я почувствовал себя как выздоравливающий, который только что видел, как врач извлек из его внутренностей отвратительную раковую опухоль.

Остальные обедали в соседнем помещении. Мы бросились туда, чтобы рассказать им, что произошло. Все в большом волнении принялись нас расспрашивать – никто из них еще не ощущал даже первых болезненных схваток. Я думаю, мы испытали это первыми из-за того, что смотрели назад, в сторону Земли. Поэтому мы посоветовали остальным перейти в другое помещение и предупредили, чего им следует ожидать. Потом мы с Райхом отправились в носовую часть корабля, где царила полная темнота, и совершили свое первое путешествие в освобожденный мир своего сознания.

 

 

И вот наступил такой момент, когда я чувствую: все, что бы я ни написал дальше, будет ложь. Поэтому попробую объяснить хотя бы кое-что, но не стану и пытаться заставить наш повседневный язык выполнить задачу, для которой он никогда не предназначался.

Самое важное ощущение, которое может испытать человек,это чувство свободы. В обычной жизни мы испытываем его лишь краткие мгновенья, когда какие-то особые обстоятельства пробуждают всю нашу энергию, после чего оно внезапно исчезает. Но в эти мгновенья наше сознание превращается в орла, свободно парящего в вышине и ничем не привязанного к настоящему.

Величайшая проблема человечества в том и состоит, что все мы привязаны к своему настоящему. Ведь мы не что иное как механизмы, лишь в ничтожной степени наделенные свободой воли. Наше тело – всего лишь сложная машина, мало чем отличающаяся от автомобиля. Или, может быть, правильнее будет сравнить его с теми «самодействующими» протезами, которые носят люди, потерявшие ногу или руку. Эти протезы, с их почти неисчерпаемыми источниками энергии, столь же послушны, как настоящие руки и ноги, и я слыхал, что если носить их много лет, можно совсем забыть, что у тебя не настоящая конечность. Но если в них иссякнет источник энергии, человек сразу осознает, что это всего лишь механизм и что энергия его собственной воли лишь в очень малой степени им управляет.

Это относится к нам всем. Энергия нашей воли значительно меньше, чем мы думаем. Это означает, что мы почти не обладаем подлинной свободой. Большую часть времени это не столь важно, потому что «механизм» – наше тело и мозг – все равно делает все, что нужно: ест, пьет, выделяет извержения, спит, занимается любовью и так далее.

Однако у поэтов и мистиков бывают моменты свободы, когда они вдруг осознают, что хотят заставить свой «механизм» сделать что-то куда более интересное. Они хотят, чтобы сознание по их желанию могло отделяться от реальности и парить над ней. Обычно наше внимание приковано к тривиальным мелочам, к окружающим нас реальным предметам, оно как автомобильный двигатель с включенной передачей. Но иногда у этого автомобиля может как будто выключаться сцепление – сознание перестает быть жестко привязанным к тривиальным мелочам и оказывается свободным. Оно уже не приковано к скучной реальности настоящего, а может выбирать, какую реальность ему созерцать. Когда передача включена, вы тоже можете припоминать события вчерашнего дня или воображать себе какое-то место по другую сторону земного шара, однако картина, которую вы видите, будет тусклой, как горящая свечка на ярком солнечном свете, как жалкий призрак реальности. Только в «поэтические» моменты, в моменты свободы вчерашний день может становиться столь же реальным, как и сегодняшний.

Если бы мы могли научиться включать и выключать эту духовную передачу, человек постиг бы тайну божественности. Но нет ничего труднее, чем постигнуть это умение. Нами управляют привычки и стереотипы. Наши тела похожи на роботов, которые готовы делать только то, что они делали на протяжении последнего миллиона лет, – есть, спать, выделять извержения, заниматься любовью и иметь дело исключительно с настоящим.

Когда я впервые обнаружил существование паразитов, я смог расстаться с этой привычкой, которую они так старательно прививали и поддерживали. Я вдруг понял: из природы вещей вовсе не вытекает, что человек должен довольствоваться лишь краткими проблесками свободы, этими «намеками на бессмертие», и сразу же с ними расставаться. Нет никаких причин, почему он не мог бы наслаждаться такой свободой, если пожелает, хоть по десять часов в день. (Делать это дольше было бы вредно: в конце концов, уделять хотя бы некоторое внимание тривиальным нуждам повседневности все-таки приходится.)

С начала августа – когда я впервые прочитал «Размышления на исторические темы» Карела Вейсмана, – я уже видел возможности, которые открывает передо мной свобода, а это уже само по себе означало, что мне удалось порвать цепи, сковывающие большинство людей. Человечество остается в цепях, в которые его заковали паразиты, лишь в силу своих привычек и невежества. Пользуясь этим, паразиты угнездились в глубинах человеческой души и «пьют» энергию, которую человек черпает из первоисточника своей жизненной силы.

Я хотел бы, чтобы вам была совершенно ясна одна вещь. Если бы человек не был «эволюционирующим животным», паразиты нашли бы себе в нем вечного носителя. Он не имел бы ни малейших шансов обнаружить их существование. Они могли бы до бесконечности воровать энергию из его магистрального кабеля, и он никогда ничего не узнал бы. Однако небольшая часть людей – точнее говоря, примерно двадцатая часть, – это эволюционирующие животные, наделенные глубоким и могучим стремлением к подлинной свободе. Этим людям приходится «отводить глаза», – вот почему паразиты вынуждены подниматься к поверхности их сознания, чтобы манипулировать ими, как марионетками. Вот почему они себя и выдали.

 

 

Я уже говорил, что человек черпает свою силу из тайного первоисточника жизни, лежащего в глубине его души. Это истинный центр тяжести человека, его подлинная сущность. Уничтожить его невозможно. Поэтому паразиты так и не смогли в него проникнуть. Все, что в их силах, – это воровать энергию, передаваемую от этого глубинного первоисточника человеческому сознанию.

А теперь я, быть может, сумею отчасти объяснить, что обнаружил, когда еще раз попытался углубиться в себя, – хотя прошу постоянно иметь в виду сделанные выше оговорки относительно возможностей нашего языка.

Прежде всего, я заметил, что в моем сознании царит необыкновенный покой. Здесь больше не заметно было и следов прежних возмущений, – потому что мое сознание наконец-то принадлежало только мне, в нем не осталось никаких посторонних. Наконец-то оно стало моим собственным царством.

Это наложило глубочайший отпечаток и на мои сновидения и воспоминания. Каждый, кто пробовал заснуть, когда его мозг переутомлен или когда у него начинается жар, знает это ужасное ощущение – мысли, словно рыбы, проносятся с огромной скоростью во всех направлениях, и все они кажутся чужими. Мозг, который должен быть «уютным частным домом», превращается в базарную площадь, заполненную незнакомыми людьми. До этого момента я не сознавал, насколько наш мозг постоянно похож на такую заполненную паразитами базарную площадь. Теперь же он был совершенно тих и спокоен. Воспоминания выстроились стройными рядами, как солдаты на торжественном параде. Стоило мне приказать, и каждое из них готово было выступить вперед. Я понял, насколько верно утверждение, что наша память бережно хранит все с нами случившееся. Воспоминания самого раннего детства теперь были так же мне доступны, как события вчерашнего дня. Больше того, давние воспоминания теперь слились с недавними в единую непрерывную последовательность. Мое сознание стало похоже на абсолютно спокойное море, где небо отражается, как в зеркале, а вода столь прозрачна, что дно видно так же хорошо, как и поверхность. Я понял, что имел в виду Якоб Беме, когда говорил о «празднике отдохновения души». Впервые в жизни я находился в полном контакте с подлинной реальностью, где не бывает ни лихорадочного бреда, ни кошмаров, ни галлюцинаций. Больше всего меня поразила мысль о том, как потрясающе сильны должны быть люди, если они сумели выжить, несмотря на жуткую завесу безумия, отделяющую их от реальности. Наверное, из всех живых существ, какие только есть во Вселенной, человек – одно из самых стойких.

Теперь я опускался в глубины своего сознания, как человек, обходящий свой замок, зал за залом. Впервые я понимал, что я такое. Я понимал, что это и есть я. Не «мое сознание», потому что слово «мое» относится лишь к малой частичке моего существа. Все это был я.

Я миновал уровень «детской», эти радужные всплески энергии, чье предназначение – поддерживать моральное равновесие человека, служить чем-то вроде полиции нравов. Когда человек испытывает искушение думать, что мир – зло и бороться с ним нужно средствами зла, эта энергия подтягивается к поверхности сознания, как белые кровяные тельца подтягиваются к тому месту, где таится инфекция. Только теперь я впервые это понял.

Ниже лежало огромное неподвижное море жизни. Оно больше не было морем тьмы и пустоты: спускаясь в его глубины, я ощущал, как оно светится и греет. На этот раз ничто не препятствовало мне, никакая слепая и враждебная сила не выталкивала меня обратно вверх.

А потом я начал понимать нечто такое, что почти невозможно выразить словами. Опускаться дальше уже не было смысла. Эти глубины были средоточием самой жизни и в то же время, в каком-то смысле, смерти – смерти и тела, и сознания. То, что мы на Земле зовем «жизнью», есть соединение чистой жизненной энергии с телом, это сочетание живого с неодушевленным. Я говорю «с неодушевленным», потому что сказать «с неживым» было бы неверно: вся материя жива постольку, поскольку она существует. Ключевое слово здесь – «существовать». Ни один человек не может понять слова «существовать», потому что он сам есть часть его. Но существовать – не пассивное качество; это значит – рваться из несуществования. Само существование есть вопль утверждения. Существовать – значит отрицать несуществование.

Вы видите, что все это упирается в проблему языка. Мне приходится обходиться одним-двумя словами, когда нужно не меньше пятидесяти. Это не совсем то же самое, что описывать цвета слепому, потому что нет людей, абсолютно «слепых»: мы все иногда видим проблески свободы. Но свобода

 

 

столь же многоцветна, как и солнечный спектр٭.

Все это означало, что, пытаясь опуститься вглубь до самого «первоисточника» жизни, я оставлял позади все существующее, потому что такого первоисточника не существует – он не отличается от несуществования.

И все это была свобода – прекрасное, невыразимое опьянение свободой. Мое сознание полностью принадлежало мне одному; я был первым человеком, который стал сверхчеловеком.

Однако пора было покинуть эти заманчивые дали ради того, чтобы заняться проблемами, заставившими нас улететь в космос, – проблемами Земли и паразитов сознания. Я нехотя поднялся на поверхность. Стоявший рядом Райх показался мне каким-то незнакомцем, и я видел, что он тоже смотрит на меня как на незнакомца. Мы улыбнулись друг другу, словно два актера, только что кончившие репетировать сцену, в которой играли врагов. Я спросил:

– Ну и что дальше?

– Глубоко ли вы погружались? – спросил он.

– Не очень. Глубже и не надо.

– Много ли там энергии, которую мы можем использовать?

– Пока не знаю. Я хотел бы посоветоваться с остальными.

Мы вернулись в столовую. Пятнадцать человек из числа наших спутников уже освободились от своих паразитов и были заняты тем, что помогали другим. Кое-кто из новичков испытывал такие мучения, что они могли повредить сами себе, как мать, которая катается по полу во время родов. Нам стоило большого труда их успокоить; сила здесь помочь не могла – она лишь усугубила бы переживаемый ими ужас. Один человек непрерывно кричал: «Поверните корабль, поверните корабль, это меня убивает!» Существо, сидевшее внутри него, очевидно, хотело заставить его принудить нас вернуться на Землю. Его освобождение пришло двадцать минут спустя, и он был так измучен, что тут же заснул.

К восьми часам вечера все было кончено. Большинство новичков пребывали в таком ошеломлении, что едва могли говорить. У них была крайняя форма «синдрома двойной экспозиции». Каждый из них знал, что уже перестал быть тем, за кого принимал себя всю жизнь, – но еще не осознал, что это таящееся в глубине его души чуждое существо и есть он сам. Пытаться что-нибудь им объяснить не было смысла, потому что объяснения затронули бы лишь сознательную часть их индивидуальности; им предстояло понять все самостоятельно.

Во всяком случае, около десяти человек были в состоянии мыслить совершенно ясно. Мы сразу поняли, что теперь никаких проблем с топливом для ракеты не будет. Объединив свои телекинетические способности, мы могли доставить корабль до самого Плутона со скоростью в тысячу раз большей, чем сейчас. Но нам нужно было не это. Предстояло вернуться на Землю и решить, как нам сражаться с. паразитами. Мы могли с легкостью уничтожить и Гвомбе, и Хазарда, но это была бы всего лишь временная мера: паразитам ничего не стоило создать новых гвомбе и хазардов. Уничтожить же всех их последователей мы не могли, так же как не могли «перепрограммировать» их сознание. Приходилось играть по правилам, установленным паразитами. Это напоминало шахматы, где в качестве пешек выступали люди.

Мы обсуждали эти проблемы до поздней ночи, но не выработали никакого определенного плана. У меня появилось ощущение, что мы вообще на неверном пути. Мы размышляли о том, как перехитрить паразитов. Но ведь должен быть какой-то совершенно иной способ…

В три часа утра Райх разбудил меня. Надо было бы сказать – его сознание разбудило меня, потому что сам он находился в соседнем помещении. Лежа в темноте, мы начали телепатическую беседу. Как выяснилось, он еще не спал, а медленно и методично размышлял обо всем, о чем мы говорили вечером.

– Я попытался сопоставить все, что мы знаем об этих существах, – сказал он. – Потому что есть одна вещь, которая ставит меня в тупик. Почему им так не нравится удаляться от Земли? Если они живут в сознании, им должно быть все равно, где они находятся.

– Может быть, это потому, – предположил я, – что они обитают на том уровне сознания, который един для всего человечества, – на уровне того расового бессознательного, о котором говорил Юнг?

– Это тоже не ответ. Для мысли расстояний не существует. С помощью телепатии я могу общаться

__________________________________________________________________________________________

٭ Этот отрывок взят из рукописи, относящейся к 2005 г. (шифр хранения M.F.-WHA-3271). Мы включили его сюда чтобы обеспечить связность текста. Вся эта проблема подробнейшим образом рассмотрена в монументальном сочинении д-ра Остина Жизнь. Существование и язык (2025-2041), особенно т.8, гл.7-9. Прим. публикаторов.

с кем-нибудь на Земле так же легко, как и с вами. Так что мы все еще часть общего сознания человечества. Но тогда они должны бы чувствовать себя здесь так же уютно, как и на Земле.

– И что вы по этому поводу думаете? – спросил я.

– Я по-прежнему думаю, что это как-то связано с Луной.

– Вы полагаете, что они используют ее в качестве базы?

– Нет. Здесь дело намного сложнее. Послушайте и скажите, есть ли в том, что я буду говорить, какой-нибудь смысл. Начнем с Кадата. Мы знаем, что все эти россказни о «Великих Древних» были чепухой. Поэтому мы считаем, что между Кадатом и паразитами сознания нет никакой связи – что они просто воспользовались им, чтобы навести людей на ложный след, чтобы те искали врагов вне самих себя. Это, может быть, и верно. Но даже если и так, разве Кадат не дает нам кое-какие нити? Прежде всего, он с полной несомненностью доказывает, что все общепринятые датировки в истории человечества были ошибочными. Если верить геологическим данным, человеку всего около миллиона лет. Но эти данные означают только одно – что мы не нашли останков человека, которые были бы старше.

– Но самые ранние находки свидетельствуют о том, что миллион лет назад он еще недалеко ушел от обезьяны, – напомнил я.

– Кто? Пекинский человек? Австралопитек? Откуда мы знаем, что это были единственные разновидности людей? Не забудьте, что римляне обладали высокой цивилизацией, когда британцы были еще дикарями, а хетты уже были цивилизованными, когда дикарями были и римляне, и греки. Все это относительно. Цивилизации развиваются отдельными островками. Если говорить об эволюции, то мы знаем о ней одно: она действует в пользу более разумных. Так почему мы должны считать, что человек появился всего миллион лет назад? Мы знаем, что за миллионы лет до этого существовали динозавры, и мамонты, и гигантские ленивцы, и даже лошади. Человек должен был иметь какого-то примитивного, обезьяноподобного предка еще в юрском периоде٭. Он не мог появиться ниоткуда. Вы согласны, что существование Кадата подтверждает эту теорию? Единственная альтернатива состоит в том, что его обитатели прибыли с другой планеты. Значит, мы можем считать, что человечество гораздо старше миллиона лет. Но тут возникает проблема, почему не возникла раньше и цивилизация. И я опять-таки хочу обратить ваше внимание на некоторые мифы о конце света – о великом потопе и так далее. А что если все эти поклонники Луны правы и есть доля правды в утверждении, будто потоп был вызван падением Луны на Землю?




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 351; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.071 сек.