Перевод И. Кормильцева 2 страница

— А каков твой путь? — переспросил Кузнец странника.

— Я возвращаюсь к себе в деревню, — ответил тот. — Кажется, нам по пути.

— Видно, так,— сказал Кузнец.— Что же, пойдем вместе. Да, кстати, перед расставанием Королева дала мне поручение, но вот вскоре мы выйдем за пределы Волшебной Страны, и я не знаю, вернусь ли я в нее когда-нибудь. Может, тебе туда будет дорога?

— Конечно. В чем состоит поручение?

— Это послание, но оно — для Короля. Доведется ли тебе его встретить?

— Да. Каково же послание?

— Повелительница просила меня сказать Королю следующие слова: «Час пробил. Дай ему право выбора».

— Я все понял. Можешь не беспокоиться.

И они проследовали дальше в молчании, только листья шуршали у них под ногами. Но через несколько миль, все еще в пределах Волшебной Страны, странник остановился, посмотрел Кузнецу в лицо и откинул свой капюшон. И тогда Кузнец узнал его. Это был Эльфи, Ученик по прозвищу Ник, как про себя все еще называл его Кузнец, вспоминая тот день, когда в Ратуше Ник держал острый нож для разрезания Кекса и огоньки свечей сверкали в его зрачках. По годам он должен был состариться, ведь сколько лет был он Кухмейстером, но здесь, под сенью Волшебного Леса, выглядел юным, как тот давнишний Ник, только осанка его стала величественной. Не был он ни седым, ни изборожденным морщинами, и глаза его были лучистыми, как у юноши.

— Мне бы хотелось побеседовать с тобой, Кузнец, Кузнецов сын, прежде чем мы вернемся в твою страну, — молвил Ник.

Кузнец удивился. Ему и самому хотелось побеседовать с Эльфи, да никак не удавалось. Эльфи всегда радушно здоровался с Кузнецом и смотрел на него с приязнью, но бесед один на один явно избегал. Он и сейчас смотрел на Кузнеца с добротой во взгляде, но вдруг поднял руку и указательным пальцем коснулся Звезды. Свет в его глазах померк, и Кузнец понял, что свет этот был лишь отражением света Звезды, которая ярко сияла, но погасла от прикосновения. В изумлении он отпрянул.

— Не полагаешь ли ты, Кузнец, — сказал Эльфи, — что пора тебе с ней расстаться?

— А твое какое дело, Кухмейстер? Почему это я должен? Разве она — не моя? Она ко мне сама пришла, почему бы мне не оставить ее себе на память?

— То, что тебе было подарено, храни сколько хочешь. Но есть вещи, которые человеку не дарятся и не переходят по наследству. Они даются лишь на время. Ты, пожалуй, и не догадывался, что она может понадобиться кому-нибудь еще. Тем не менее это так. Час пробил.

Кузнец задумался. Он был человеком нежадным и всегда поминал Звезду с благодарностью за все, что она ему дала.

— Что же мне делать? — спросил он. — Должен ли я отдать ее одному из властителей Волшебной Страны? Может быть, Королю?

Он сказал это, потому что тайно искал повода посетить еще раз Волшебную Страну.

— Ты мог бы отдать ее мне, — сказал Эльфи, — но боюсь, что это будет для тебя слишком большой жертвой. Лучше пойдем-ка ко мне в кладовую и ты положишь ее обратно в тот ларец, куда положил ее твой дедушка.

— Об этом я не знал, — удивился Кузнец.

— Никто этого не знал, кроме меня. Никого больше рядом не было.

— Тогда, наверное, тебе ведомо, и как он нашел Звезду и почему он положил ее в ларец?

— Он принес ее из Волшебной Страны — об этом ты и сам мог бы догадаться. Он спрятал ее в надежде, что ты, единственный его внук, когда-нибудь найдешь ее. Он рассказал мне об этом, рассчитывая на мою помощь. Это был отец твоей матери. Не знаю, что она тебе о нем рассказывала, но вряд ли многое. Его звали Рейдер-Путешественник, потому что в молодости он много путешествовал и многое успел повидать. Потом он осел в Вуттоне и стал Кухмейстером, но ушел из деревни, когда тебе было всего два года, и на его место, за неимением лучшего, выбрали этого бедолагу Нокса. Как мы и рассчитывали, в свое время стал Кухмейстером и я. В этом году мне снова предстоит стряпать Большой Кекс. На памяти людей не было еще Кухмейстера, который делал бы это дважды. Я хочу положить твою Звезду в Большой Кекс.

— Хорошо, возьми ее, — сказал Кузнец и посмотрел Кухмейстеру в глаза, пытаясь проникнуть в его мысли. — Ты знаешь, кто ее найдет?

— Что тебе до того?

— Просто хотелось бы знать. Мне было бы легче с ней расстаться, если бы я знал. На беду, сын моей дочери еще слишком мал.

— Может быть, может быть. Поживем — увидим.

Больше они не проронили ни слова и продолжали путь в молчании до самых пределов Волшебной Страны. Дойдя до Вуттона, они вошли в Ратушу. Это было на закате, и через просторные окна лился алый свет. Позолота на резной парадной двери светилась, а под потолком, в витражных окнах, маячили причудливые многоцветные фигуры. Незадолго до того Ратушу вновь выстеклили и вызолотили, хотя перед этим и поспорили немало на Общинном Сходе. Кое-кто называл позолоту «дурным новшеством», однако умные головы понимали, что это не что иное, как возврат к обычаю. Но, как только Кухмейстер сказал, что это не будет стоить общине ни гроша, поскольку он платит из своего кармана, сразу воцарилось единодушие. Кузнецу никогда раньше не приходилось видеть эту новую отделку в предзакатном свете, так что он стоял, разинув рот и позабыв, с чем пришел.

Эльфи тихо взял его за руку и провел к маленькой дверце. Открыв дверцу, он впустил Кузнеца в кладовую. Там он зажег длинную свечу, открыл шкаф и извлек из него черный ларец. Ларец недавно почистили, навели блеск и украсили серебряной филигранью.

Кухмейстер открыл крышку и показал ларец Кузнецу. Только один ящичек был пуст — все остальные были полны свежих пряностей, таких душистых, что у Кузнеца потекло из глаз. Тогда он приложил руку ко лбу, и Звезда с готовностью легла ему на ладонь. В этот же миг он почувствовал боль, такую острую, что слезы рекой хлынули по его лицу. Хотя Звезда сияла как никогда ярко, он видел вместо нее лишь размытое и далекое пятно света.

— Я ничего не вижу, — сказал Кузнец. — Положи ее в ящичек сам.

Он протянул руку, и Эльфи взял с его ладони Звезду и положил ее в ящичек. Звезда сразу погасла.

Не проронив ни слова, Кузнец повернулся и начал на ощупь искать путь наружу. На пороге он снова прозрел. Уже наступил вечер, и в небе сияла яркая луна, а под ней — звезда вечерняя. Он залюбовался было на их красоту, но чья-то рука легла ему на плечо, и Кузнец очнулся.

— Ты отдал мне Звезду по собственной воле, — сказал Эльфи. — Если ты все еще желаешь знать, кому достанется Звезда, я скажу тебе.

— Скажи.

— Она достанется тому, на кого укажешь ты.

Кузнец вздрогнул.

После некоторого молчания он молвил нерешительно:

— Не знаю, что скажешь ты про мой выбор, потому что нет у тебя особых причин любить Ноксову родню. Я знаю, что его маленький правнук Тим Нокс из Таунсенда зван на Праздник... Те Ноксы, которые из Таунсенда, они совсем другие...

— Я знаю. У мальчика мудрая мать...

— Да, это сестра моей Нелл. Но Тим мне нравится не по родству. Хотя, конечно, можно и другого выбрать.

Эльфи улыбнулся.

— И вместо тебя можно было другого выбрать. Но, скажу тебе, выбор наш совпадает.

— Зачем тогда ты просил меня выбирать?

— Такова была воля Королевы. Если бы ты назвал другого, мне бы пришлось уступить.

Кузнец пристально посмотрел на Эльфи и низко тому поклонился.

— Теперь мне ясно, сир! — сказал Кузнец. — Мы не заслужили этой чести.

— Ты вел себя достойно, — ответил Эльфи. — Ступай с миром.

Когда Кузнец добрался до своего дома на западной окраине деревни, он увидел своего сына на пороге кузницы. Сын только что ее запер, исполнив дневной урок, и теперь вглядывался в белую пыль дороги, по которой обычно возвращался из странствий отец. Заслышав шаги, он удивился, когда понял, что они звучат со стороны Вуттона, и побежал отцу навстречу. Нежно обнял он отца, радуясь его возвращению.

— Я ждал тебя со вчерашнего дня, папа! — сказал он.

Вглядевшись в лицо Кузнеца, он добавил:

— У тебя такой усталый вид! Верно, много пришлось шагать?

— Порядком, сынок. От Утренней Зари и до самого Заката.

Они вместе вошли в дом. Внутри было темно, тускло мерцал очаг. Сын зажег свечи и присел рядом с отцом. Они не говорили, потому что Кузнец был опечален душой и измучен телом. Наконец он огляделся, словно приходя в себя.

— Почему больше никого нет? — спросил он.

Сын посмотрел на него с упреком:

— Неужели ты не помнишь, что сегодня исполняется два года сыночку Нэн? Мама ушла к ним, в Малый Вуттон. Они и тебя сегодня ждали.

— Да, верно. Я должен был прийти, но попал в такой переплет, что обо всем позабыл. Не обо всем, однако. Про маленького Тима-то я помню.

Он извлек из-под куртки мешочек из мягкой кожи.

— Я тут ему подарок принес. Не Бог весть что, конечно, — безделица, как говорит старик Нокс, но ведь она все же из Волшебной Страны, Нед!

Из мешочка Кузнец достал серебряную вещицу, очень похожую на тонкий стебелек лилии с тремя хрупкими цветками-колокольчиками на верхушке. Колокольчики они и были, потому что стоило потрясти стебелек, как цветы отзывались разноголосым звоном. От тихого ясного их звука замерцало пламя свечей, а затем вспыхнуло на миг нестерпимо белым огнем.

Нед смотрел на чудо изумленными глазами.

— Дай мне посмотреть, папа! — сказал он и осторожно взял вещицу из отцовых рук.

— Какая тонкая работа...— выдохнул он, вглядевшись получше. — Да еще и пахнет-то как! И запах знакомый, только вот никак не вспомню, на что же это похоже...

— Как звук умолкнет, так и начинают пахнуть цветы. Да не держи ты ее так бережно! Это же для малыша сделано, не сломается, не бойся. И все продумано, чтобы не поцарапался, если заиграется.

Кузнец положил вещицу обратно в мешочек и убрал мешочек в карман.

— Завтра я сам схожу в Малый Вуттон, — сказал он. — Надеюсь, Нэн и Том ее, да и твоя мать тоже зла на меня не держат. А малыш Тим, тот еще дней не считает... и недель не считает, и месяцев, и годов...

— Это верно. Ты иди, папа. Я бы тоже с тобой отправился, да вот времени нет. Сегодня я не пошел не потому, что тебя ждал. Просто с работой запозднился. Много ее сейчас и с каждым днем все прибывает.

— Нет уж, Кузнецов сын! Пора и тебе отдохнуть. Хоть и величают меня уже дедом, руки мои еще не ослабели, им только работу подавай. А в две пары рук мы с любой работой управимся. Потому что странствовать мне больше не суждено. Особенно в дальних краях, если ты понимаешь, о чем это я, сынок.

— Неужто это правда, отец? То-то я смотрю, что Звезда погасла... Какая жалость!

Он взял руку отца в свою.

— Горько мне, отец, но, может, это на пользу нашему дому. Ведь теперь у тебя будет время научить меня тому, чего я еще не умею. Я веду речь не только о кузнечном деле, Мастер.

Они поужинали вместе, а потом долго еще сидели за столом, потому что Кузнец рассказывал сыну про последнее путешествие в Волшебную Страну и про многое-многое другое. Только о том, кто станет новым обладателем Звезды, он не проронил ни слова.

И в конце беседы сын посмотрел на отца и сказал:

— Отец, помнишь тот день, когда ты принес Вечноживой Цветок? Я еще сказал, что тень твоя — это тень великана. Тень мне не солгала. Ведь ты танцевал с самой Королевой. И все же ты уступил Звезду по собственной воле. Надеюсь, она достанется достойному. Он должен быть тебе благодарен.

— Он не будет знать, чей это дар. Некоторые дары можно давать только так. Ну да ладно. Что было, то прошло, а мне пора назад, к молоту да клещам...

Как это ни странно, старый Нокс, хоть и посмеялся над Учеником, но сам тот случай со Звездой никак не мог выкинуть из головы, даром что столько времени прошло. Нокс сильно разжирел и стал ленивым. На покой он ушел в шестьдесят лет (а это в Вуттоне не считалось стариковским возрастом). Теперь Нокс завершал свой восьмой десяток. Хоть уже стал он толще бочки, а все был обжора и сладкоежка. Когда он не ел, то сидел в кресле у окна своего домика, а в солнечные дни кресло ставили у открытой двери. Он был, как и раньше, болтлив и всегда имел что сказать по любому поводу. Но больше всего в последнее время старик полюбил рассказывать про то, как испек Большой Кекс (он уже полностью уверовал в то, что это была его собственная работа). Кекс этот ему даже снился.

Иногда Ник приходил к Ноксу, чтобы перекинуться парой слов. Нокс по-прежнему звал его Ником, а Ник по-прежнему звал Нокса Мастером, что нравилось Ноксу, хотя, по правде говоря, был Ник для Нокса не самым приятным собеседником.

Однажды Нокс, плотно пообедав, дремал в своем кресле у открытой двери. Проснулся он от пристального взгляда Ника, который стоял рядом.

— Привет! — сказал Нокс. — Рад тебя видеть. Знаешь, я тут опять об этом Кексе думаю. Что ни говори, а это был мой лучший Кекс. Ты его, часом, не забыл?

— Конечно нет, Мастер. Я его прекрасно помню. Но почему вы так переживаете? Отменный был Кекс, все его хвалили.

— Еще бы, испек-то его я. Но я не из-за него переживаю. Безделушка та, звезда или как ее там — вот что я понять не могу. Куда она подевалась? Растаять она не могла — это ясно. Я сказал, что она растаяла, чтобы дети не перепугались. Я все думаю — может, кто ее проглотил? Опять-таки, навряд ли. Монетку еще можно проглотить, но звезду... Она хоть и маленькая, но с остренькими такими зубчиками...

— Мало ли из чего она была сделана, Мастер. Не стоит так переживать. Проглотил ее кто-нибудь, да и все тут.

— Да, но кто? Память у меня цепкая, а этот день в ней особо засел. Я даже всех детей по именам помню. Дай-ка поразмыслить... Пожалуй, ее проглотила Мельникова дочка — Молли. Она всегда была обжорой и глотала куски не прожевывая. Теперь-то толста, что твой куль с мукой!

— Вы правы, Мастер, некоторые люди совсем есть не умеют. Но в тот вечер Молли была внимательна и нашла целых две монетки.

— Неужто? Ну, тогда сын бондаря — Гарри. Сам как бочонок, а рот как у лягушки. Это, верно, был он.

— По-моему, Мастер, Гарри был славный мальчишка. А что рот большой, так только потому, что всем улыбался. К тому же я отлично помню, что, перед тем как есть, он раскрошил свой кусок на маленькие кусочки и все равно ничего не нашел.

— Тогда это дочь суконщика — Лили. Маленькая такая бледная девчонка. Она в детстве наглоталась булавок и хоть бы хны.

— Нет, Мастер. Она съела только глазурь и корку, а мякиш отдала соседу.

— Ну, раз так, то я сдаюсь. И кто же это был? Ты, видать, все глаза тогда проглядел, если только не сочиняешь.

— Ее проглотил Кузнецов сын, Мастер, и, по-моему, это пошло ему на пользу.

— Да ты меня дурачишь! — рассмеялся старый Нокс. — Слушать тебя смешно! Кузнецов сын тогда был мальчик тихий, спокойный. Теперь, я слышал, певуном стал, но это не беда, если в остальном человек порядочный. Он из тех, кто жует дважды, глотает одинажды, если ты понимаешь, что я сказать хочу.

— Отлично понимаю, Мастер. Но это был он, хотите — верьте, хотите — нет. К тому же какая сейчас разница? Может быть, вам станет легче, если я скажу, что Звезда вернулась обратно в ларец. Вот она!

Нокс только сейчас заметил, что на Нике был темно-зеленый плащ, которого он никогда не видел на нем прежде. Из-под складок этого плаща Ник извлек черный ларец и открыл его перед носом у старого повара.

— Звезда здесь, Мастер, в углу.

Старый Нокс зачихал и закашлял, но в ларец заглянул.

— И верно! — сказал он. — Очень похожа.

— Это она самая, Мастер. Я сам положил ее туда несколько дней тому назад. А этой зимой я снова положу ее в Большой Кекс.

— Вот оно что...— сказал Нокс, покосившись на Ника, и так захохотал, что его жиры заходили ходуном, как студень. — Вот это дела! Двадцать четыре ребенка, двадцать четыре сюрпризика, а звездочка-то вроде как лишняя, вот ты ее и припрятал до лучших времен. Ты всегда был парень не промах; скажу даже, ловкач. И бережливый — крошки масла зря у тебя не пропадало. Ха-ха-ха! Вот оно как все было — и как это я не догадался. Ну теперь-то все яснее ясного. Можно и вздремнуть спокойненько.

Он устроился поудобнее в кресле.

— Не спускай глаз со своего ученика, а то и тебя разыграют. На всякого мудреца довольно простоты!

И с этими словами он закрыл глаза.

— Прощай, Мастер! — сказал Ник, с таким грохотом захлопнув ларец у того под носом, что старый повар открыл глаза.

— Нокс! — продолжал Ник. — Мудрость твоя так безгранична, что я всего лишь дважды осмелился поучать тебя. Первый раз — когда я сказал тебе, что Звезда эта из Волшебной Страны, второй раз — когда я сказал, что она досталась Кузнецу. Оба раза ты только посмеялся. Теперь я ухожу, но прежде, чем уйти, я тебе скажу вот что. И вряд ли тебе это покажется смешным. Ты — старый тщеславный мошенник, Нокс, к тому же ленивый и жирный. Я всегда все делал за тебя. Ты всему выучился у меня и даже спасибо не сказал. Одному только ты научиться никак не мог — почтению к Волшебной Стране, да еще — вежливости. Ты даже попрощаться по-человечески не можешь.

— Что до вежливости, — огрызнулся Нокс, — то уж куда как невежливо срамить людей, которые тебя будут постарше да поважнее. Подавись ты своей Волшебной Страной и проваливай куда знаешь. Да забери себе мое «до свидания», если ты без этого не можешь! — (Тут Нокс притворно всплеснул руками.) — А своим друзьям-чародеям скажи, чтобы они не прятались на Кухне, а приходили сюда, а то я на них поглядеть хочу. Может, кто-нибудь из них взмахнет волшебной палочкой и сделает меня обратно худым. Тогда я, поди, и поверю в чудеса!

И он снова принялся хохотать.

— Не соблаговолите ли вы выслушать, что вам скажет Король Волшебной Страны? — раздалось в ответ, и, к ужасу Нокса, Ник начал расти у него на глазах. Плащ слетел с его плеч, и оказалось, что под плащом он одет, как обычно Кухмейстеры одеваются на Пир, но только белые одежды его мерцали и искрились, а чело украшал огромный бриллиант, сверкавший ярче самых ярких звезд. Молодо было его лицо, и непреклонен был его взгляд.

Он молвил:

— Старик, уж ты-то никак не старше меня. А кто из нас двоих важнее, это мы сейчас увидим. Ты часто хихикал у меня за спиной, решишься ли ты принять мой открытый вызов?

Он шагнул к Ноксу, тот задрожал и отпрянул. Он хотел было позвать на помощь, но обнаружил, что потерял от страха голос.

— Сир! — хрипло прошептал он. — Не делайте мне зла! Я старый больной человек.

Лицо Короля смягчилось.

— Увы! Наконец-то ты сказал правду. Не бойся! Я не сделаю тебе зла. Но неужели ты полагаешь, что Король Волшебной Страны не выполнит на прощание твоего желания? Твое желание сбудется, прощай! Сейчас ты уснешь.

Король вновь накинул на плечи свой плащ и удалился в сторону Ратуши. Не успел Король скрыться из виду, как выпученные глаза старого повара сами собой захлопнулись, и он захрапел.

Нокс проснулся только на закате. Он протер глаза и зябко поежился, потому что была уже осень и с темнотой быстро холодало.

— Уф, ну и сон мне приснился! — вымолвил он. — Не надо есть на обед жареную свинину.

И с того дня он так стал бояться кошмаров, что ограничил себя в еде самым необходимым. Он скоро истощал, да так, что не только одежда, но и собственная кожа висела на нем мешком. Дети прозвали его старым Мешком-С-Костями. Вскоре он обнаружил, что снова может ходить по деревне, опираясь на палку. Жил он еще долго, не в последнюю очередь благодаря тому, что перестал обжорствовать. Говорят, ему недавно исполнилось сто лет. Это — единственное его несомненное достижение. Но до последних дней он рассказывал свой сон каждому, у кого хватало терпения его слушать, неизменно заканчивая рассказ следующими словами:

— Конечно, это можно назвать предупреждением, но по правде говоря — дурацкий сон и не больше того. Король Волшебной Страны — ишь чего выдумал. Да у него даже волшебной палочки не было! А когда люди едят меньше, они худеют, и это — в порядке вещей. Давайте рассуждать здраво — никаких чудес не бывает!

Настало время для Пира Двадцати Четырех. Кузнец был приглашен на Пир петь песни, а Кузнецова жена — помогать управляться с детьми. Кузнец смотрел, как мальчики и девочки плясали и пели, и удивлялся, насколько дети в деревне стали красивее и смышленее, чем товарищи его детства. «Интересно, чем Эльфи занимался в свободное время?» — промелькнуло у Кузнеца в голове. Каждый из детей казался достойным Звезды, но глаза Кузнеца, разумеется, были прикованы к Тиму, пухленькому мальчишке — неуклюжему танцору, но прекрасному певцу. За столом он сидел, не проронив ни слова, глядя, как затачивают нож и режут Кекс. И вдруг сказал:

— Дорогой Кухмейстер, отрежьте мне совсем маленький кусочек. Я уже обедал и много съесть не смогу.

— Ладно, Тим! — сказал Эльфи. — Я отрежу тебе особый кусочек. Ты его съешь и даже не заметишь.

Кузнец видел, что Тим ест свою порцию медленно, но с видимым удовольствием. Правда, не найдя в тарелке никакого сюрприза, он несколько огорчился. Но вскоре в глазах его засиял свет, он рассмеялся, повеселел и стал напевать вполголоса. Затем встал из-за стола и принялся танцевать с изяществом, которого за ним прежде не замечали. Остальные дети тоже радостно засмеялись и захлопали в ладоши.

«Все в порядке, — подумал Кузнец. — Значит, ты теперь — мой наследник. Ах, как хотел бы я знать, в какие дивные места заведет тебя твоя Звезда! Бедолага Нокс. Впрочем, он никогда не узнает, что за срам приключился в его семействе...»

Нокс, конечно же, не узнал, что нашел Тим. Зато он узнал, что сказал Кухмейстер, и это немало его порадовало. В конце Пира Кухмейстер попрощался с детьми и со всеми присутствующими.

— Прощайте все, — сказал он. — Через день-другой я уеду от вас. Мастер Харпер уже готов занять мое место. Он очень хороший повар и к тому же ваш земляк. А мне пора домой. Думаю, вы не будете слишком скучать по мне.

Дети очень мило попрощались с Кухмейстером и от души поблагодарили его за Кекс. Только маленький Тим взял его за руку и печально сказал:

— Как жалко!..

Что бы ни говорил Эльфи, а в нескольких домах в Вуттоне без него очень скучали. Его друзья, и перво-наперво Харпер и Кузнец, сильно горевали, когда он ушел, и в память о нем договорились всегда обновлять позолоту в Ратуше. Но большинство, как это водится, было довольно. На Эльфи они уже насмотрелись, и теперь им хотелось чего-нибудь новенького. А старый Нокс, тот просто стукнул палкой об пол и сказал напрямик:

— Наконец-то убрался на радость мне. Хитрый был и шустрый, а я таких не жалую.

Дата добавления: 2015-06-04