Я недостойна

Лисёнок: «Мне часто свойственна уверенность в том, что я недостойна этого мальчика. Он такой клевый во всем, а я тупой маразматик, неинтересная, ничем не увлекающаяся, вялая.

Последствия такой уверенности:

а) страх, что его влюбленность в меня кончится, он меня разлюбит, а я по-прежнему буду любить его.

б) подстилочность на 10, чсу – не говорить о своих желаниях, зачастую даже не различать их – жить по принципу «всё ради дорогого», позиция дерьма.

в) озабоченность мнением, неловкость: тихо говорить, улыбаться как дурочка, не знать - что ответить на заданный вопрос, как себя вести, чтобы не подтолкнуть развитие ситуации в нежелаемом направлении, т.е. паранойя.

От этой уверенности берут начало другие, сопряженные с ней, которые в конечном счете начинают формировать общее отношение к людям, к жизни:

10-02-01-1) Уверенность, что я ему нужна только для того, чтоб меня трахать, что во мне он видит только тельце и морду – красивую пустышку. Это обычная бабская болезнь, слепая уверенность в том, что всем мужикам нужно только одно. Отсюда берет начало ненависть к парням, которая мешает мне трезво смотреть на них, мешает в конечном счете найти интересных мне парней – механизм самоуничтожения.

10-02-01-2) Уверенность, что я ему нужна только потому, что я умная, или заботливая или активная и т.п. Я начинаю верить, что мальчик будет хотеть со мной только что-то обсуждать, т.к. я очень умная. Тогда возникает уверенность, что я некрасивая, непривлекательная и несексуальная, и со мной можно только бизнес-идеи обсуждать. Т.е. мне все время чего-то не хватает для того, чтобы стать достойной мальчика - либо сексуальности, либо мозгов, интересов, талантов и т.д. Всегда находится самоуничижающая слепая уверенность.

10-02-01-3) Уверенность, что мальчик общается со мной только потому, что жалеет меня.

Из-за этих уверенностей появляется:

1. Дорисовка его слов, поведения, действий до негативных, даже когда речь идет о действиях сеттеров, беженцев или морд.

2. Накапливается НО к человеку, ведь если я дорисовываю что-то негативное в человеке, то в ответ у меня возникают мелкие вспышки НО, которые я могу не замечать сразу – все это начнет медленно гнить в виде негативного фона отчуждения, в итоге мое общение с близкими мне людьми начинает отравляться.

3) Есть некоторые утверждения, которые почти никак не затрагивают личную жизнь человека, являясь, таким образом, абстрактными, но которые подкреплены слепой уверенностью в том, что они верны. Например для любого русского человека такой убежденностью является утверждение, что СССР стал жертвой во второй мировой войне, и сам агрессором не был. Личная вовлеченность в эту проблему невысока – конечно, есть какие-то дедушки и бабушки, которые жили во время войны и имели железобетонные догмы в этом вопросе, но они давно умерли, и с тех пор, когда мозги россиян успешно промывались коммунистической пропагандой, утекло много воды, и появилось много материалов, которые никаким образом не вкладываются в прокрустово ложе устаревших догм, появились книги Суворова, Солонина и других, после которых поддерживать прежние верования уже невозможно, не прибегая опять таки к тотальному самооболваниванию, к отупению.

Примером еще более абстрактного вопроса является атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки. Русского человека эта история вообще никак не касается лично, и тем не менее даже самое тщательное обоснование утверждения о том, что эти бомбардировки были благом, а не варварством, и спасли миллионы жизней японцев и сотни тысяч жизней американцев, вызывает крайне агрессивную реакцию в тех, кто твёрдо (и безосновательно, разумеется) уверен в обратном.

Интересно, как пишет об этом социолог Роберт Хелп: «Эксперименты, которые я периодически ставил на семинарах, убедили меня в том, что Освенцим - это действительно одно из немногих табу в строго этнологическом смысле слова, которые еще существуют в нашем «свободном от табу» обществе. В то время как на другие стимулы они вообще не реагируют, «просвещенные» студенты Центральной Европы, которые не хотят больше знать никаких табу, реагируют на ревизионистские тексты о газовых камерах Освенцима столь же «спонтанно» (и со сравнимыми физиологическими симптомами), как члены первобытных полинезийских племен на нарушение табу. Они буквально выходят из себя и явно не готовы и не способны трезво обсуждать выдвигаемые тезисы… «Современное» общество по своей реакции на нарушение табу, в принципе, ничем не отличается от «первобытного»: это нарушение обычно воспринимается как «дерзость» или «мерзость» и спонтанно вызывает «отвращение» и «ужас». В итоге нарушителей изолируют, исключают из общества и в свою очередь табуизируют.»

Этот социолог напрасно думает, что «на другие стимулы» люди не реагируют как на табу – на самом деле перечень табуизированных тем довольно широк, и помимо вопроса о выдуманных газовых камерах в Освенциме включает в себя также такие догмы как «родственники – это близкие люди», «детям нельзя заниматься сексом», «женщина не может быть счастлива, если у нее нет детей» и так далее. Каждому этносу присущи свои особенные табуизированные темы – например русским запрещено думать о том, что германское нападение на СССР было вынужденной мерой в связи с неизбежным предстоящим нападением СССР на Германию и т.д.

Абстрактные слепые уверенности находятся под прочной защитой описанных выше психопатических реакций. Последовательное рассмотрение табуизированных тем блокируется страхом превращения в «выродка» - то есть человека, имеющим мнение, не совпадающее или даже прямо противоположное смыслу табуизированной догмы. Человек понимает, что если он придет к выводу, не согласующемуся с тем, что утверждает такая догма, ему придется отныне вести двойную жизнь, так как вслух высказывать своё мнение по этому вопросу он больше никогда не сможет, не рискуя оказаться в социальной изоляции или даже в тюрьме.

Дата добавления: 2015-06-04