Конец ознакомительного фрагмента. 2 страница. – Миссис Муррей хочет познакомиться с вами, – с робкой улыбкой пролепетал одуванчик

– Миссис Муррей хочет познакомиться с вами, – с робкой улыбкой пролепетал одуванчик. – Вы ей очень понравились.

Клара с содроганием почувствовала, как ледяные пальцы миссис Муррей стиснули ее запястье. Неясно было, как им это удалось, потому что между их кожей и костями тоже не было плоти.

– Очень приятно, меня зовут Клара, – произнесла она как можно любезней, и, пытаясь освободиться от холодных пальцев старухи, потянулась за своим остывающим чаем. – Я из Израиля.

– Из Израиля! Из Иерусалима? – всплеснула руками миссис Муррей, отпуская руку Клары, и с упреком обратилась к одуванчику. – Почему вы скрыли это от меня, Брайан?

– Не так поэтично. Я всего‑навсего из Тель‑Авива, – усмехнулась Клара, краем глаза наблюдая, как Ян поднялся со своего уютного местечка на диване и маневрируя среди оживленных групп расходящихся гостей, направился к ней. По мере его приближения миссис Муррей начала растворяться в воздухе. Сперва исчезло ее черное платье с белым кружевным воротничком, потом ее бесплотные лапки, потом прозрачные глаза на бледном лице.

– Я просто не успел рассказать миссис Муррей, откуда вы прибыли, – смущенно пробормотал где‑то в тумане Брайан, невольно возвращая исчезнувшую старуху обратно в поле зрения Клары.

– А вы это знали? – постаралась удивиться Клара, которой это было сейчас совершенно безразлично, и повернулась к Яну спиной, чтобы окончательно не потерять связь с реальностью.

– Брайан знает все, – вмешался Ури. – Потому что он по сути управляет этой библиотекой.

– Не слушайте его, он шутит! – окончательно смутился Брайан. Его бледные щеки вспыхнули странно несоответствующим их рыхлости интенсивным девичьим румянцем. Но Ури уже понесло:

– Все мы здесь у него руках, – зачастил он пугающе знакомой Кларе нервозной скороговоркой, когда слова летят впереди мыслей. Похоже, ему было непросто, не выдавая себя, вести с ней светскую беседу. – Ведь у него хранятся ключи от всех архивов, он ведает всеми каталогами и выдает магнитные карточки для входа в хранилище редких рукописей…

– Кто этот маг и волшебник? – раздался над плечом Клары голос Яна. – Неужто вы, Брайан?

Он остановился так близко от Клары, что его теплое дыхание щекотно всколыхнуло волосы у нее за ухом. У нее перехватило горло и она на миг напряженно застыла, потому что больше всего на свете ей хотелось сейчас вот так, при всех откинуться назад и прижаться к Яну всем телом, от колен до затылка. Но вместо этого она усилием воли расслабила мускулы и обратилась к Брайану:

– Значит, именно у вас я могу получить свой пропуск в хранилище?

– Да, да, ваша карточка готова и ждет вас. Заходите ко мне сразу после чая, я только отвезу миссис Муррей и тут же вернусь.

Брайан ухватился за ручки кресла старухи и двинулся было к выходу, но Ян остановил его:

– А как дела с моей карточкой? – спросил он. – Я уже третий день жду.

Маленькие ладошки Брайана взметнулись вверх пригладить вставший дыбом легкий пух на макушке. Ассиметричное его личико выразило одновременно растерянность и мольбу о прощении:

– Я должен вас огорчить: вам отказали.

– За какую же это провинность я наказан, хотел бы я знать? – вспыхнул Ян.

– Нет, нет, вы тут ни при чем! В этом отказе нет ничего личного, – заторопился Брайан, и Кларе показалось, что он сейчас заплачет. – Дело в том, что атмосферные условия в хранилище строго ограничивают число посетителей. Одновременно там могут находиться только четыре человека.

– Что же мешает мне стать одним из четверых?

– Просто они уже есть, эти четверо. Только на эту неделю, не навсегда, вы понимаете?

– Но вы же дали пропуск госпоже Кларе из Иерусалима, хотя она приехала только сегодня.

Клара вздрогнула от того, как Ян произнес ее имя – отчужденно и даже враждебно, как посторонний.

– Но ведь ее пропуск был заказан уже три месяца назад!

– Именно на эту неделю?

– Наоборот! Я приехала на ту неделю, на которую мне дали пропуск, – упавшим голосом извинилась Клара, отлично сознавая, что Яну никакими силами не удастся проникнуть за ней в хранилище. А как бы она хотела сидеть там с ним рядом, склоняясь над старинными рукописями и посвящая его в детали своих изысканий! Впрочем, все эти мечты были из чьей‑то чужой жизни, потому что никаких изысканий ей делать не предстояло.

– Брайан, – вмешалась миссис Муррей, – умоляю, отвезите меня в мою комнату, я страшно устала.

– Бегу! – Брайан с видимым облегчением опять ухватился за ручки кресла миссис Муррей и проворно покатил его к выходу, чуть не наехав при этом на Ури, который вместе с Лу разглядывал расстеленную на крышке рояля многоцветную карту. У самой двери Брайан резко затормозил и обернулся к Кларе.

– Так вы придете за своей карточкой, миссис Райх? – крикнул он. – Через пять минут я буду ждать вас в читальном зале!

Клара увидела, как лопатки сына дрогнули при звуке своей фамилии и мышцы шеи напряглись от подавленного стремления обернуться, однако он удержался и еще ниже склонился над картой. Она тут же воспользовалась тем, что он за ней не следит взглядом, и быстрым шагом направилась к двери, бросив на ходу Яну:

– Вы не откажетесь показать мне дорогу в читальню?

Но, выйдя от Брайана с магнитной карточкой в руке, она все же не удержалась и спросила:

– Зачем тебе понадобилось так неприязненно упрекнуть меня за этот дурацкий пропуск?

На что Ян небрежно пожал плечами, с легкостью отметая ее упрек:

– Мы же условились не афишировать наши отношения, правда? Тем более, что пропуск вовсе не дурацкий, мне он просто необходим. Ведь мне удалось вырваться сюда только под предлогом спасения наших старинных манускриптов, которые рассыпаются в прах в монастырской библиотеке в тепле. Я обещал привезти отсюда рецепт. Ты понимаешь, что я не могу вернуться с пустыми руками?

Клара внутренне съежилась, чувствуя свою вину перед Яном, которого она так необдуманно подвела. Естественно было бы предложить ему разок воспользоваться ее карточкой, – казалось бы, чего проще? Но именно этого она сделать не могла. И, словно угадав ее мысли, Ян попросил:

– А нельзя устроить так, чтобы ты один день побездельничала, а я бы вошел в хранилище с твоей карточкой?

Сердце Клары болезненно дрогнуло. Как отказать ему, когда каждая клеточка ее тела жаждала быть принесенной ему в жертву?

– Ты понимаешь… – начала она неуверенно, но он не стал ее слушать.

– Ты пропустишь один день, кто заметит? – И, прочитав в ее глазах страдальчески невысказанный отказ, поправил сам себя поспешно. – Даже не целый день, а какой‑нибудь час, чтобы я увидел это восьмое чудо света собственными глазами. – Голос его зазвучал умоляюще. – Если бы ты знала, чего мне стоило убедить свое начальство отправить меня сюда. Распорядители моей жизни страшные люди, они никогда больше не пустят меня за границу.

Клара ясно представила себе этих безжалостных мерзких людей с отвислыми щеками, так легко ломающих чужие судьбы. И, чтобы защитить свою совесть от собственных укоров, она очертя голову выдала Яну тайну местных магнитных карточек:

– Да пойми ты, это просто невозможно! Моя карточка открывает дверь хранилища только из моей руки, потому что в нее внесены отпечатки моих пальцев.

– Боже, для чего такие предосторожности? – недоверчиво прищурился Ян. Кларе даже на миг показалось, что он ей не поверил и она начала сбивчиво нести какую‑то ерунду о ценности собранных в хранилище рукописей. Звук собственного лживого голоса был ей самой противен, и она все больше и больше увязала в липкой паутине неубедительных слов, втайне надеясь, что Ян ее прервет. Но он дал ей выговориться до конца, после чего спросил кротко:

– А ты и впрямь должна уже сегодня приступить к работе? Что за спешка? Ты ведь только что приехала!

Этот вопрос огорчил Клару, она давно ожидала и боялась его, потому что не знала, как на него ответить. Впрочем, если бы Ян ее об этом не спросил, она бы огорчилась еще больше. Ужасаясь отчаянной неразберихе, царящей в ее душе, Клара поспешно пробормотала «нет‑нет, это невозможно» и переступила порог часовни. Ее тут же обволок трепетный сумрак, полный шороха, теней и чьего‑то потустороннего присутствия. В дальнем углу нестройно содрогались пугливые язычки небольшой рощицы оплывших свечей. Они освещали детскую ладошку согретого их бледным пламенем пространства, оставляя в глубокой тени весь остальной простор часовни.

– Господи, где же эта заветная дверь? – преувеличенно ужаснулась Клара и храбро ринулась во тьму, увиливая таким образом от необходимости отвечать. И тут же была наказана за свое коварство – налетела на какую‑то выскочившую ей прямо под ноги каменную кочку и, конечно упала бы, если бы подоспевший Ян не подхватил ее в последний миг.

– Осторожно, тут весь пол заминирован могильными плитами, – сказал он спокойно, словно не замечая ее неловкой попытки ускользнуть от его вопросов. – А дверь в хранилище, я думаю, там, в углу. Вон, видишь, за алтарем?

И, не отпуская ее локоть, повлек ее в темноту, понес в горсти, ловко маневрируя между могильными плитами, и впрямь заминировавшими весь пол. Клара зажмурила глаза и доверилась его сильной руке – под ее прикрытием она готова была идти куда угодно.

– Ну, вот она, твоя дверь, можешь достать свою драгоценную карточку. Но сперва надо найти, куда ее вставлять, – произнес голос Яна, и Клара открыла глаза. Перед ней была прочно вправленная в древнюю стену неуместно современная стальная дверь без дверной ручки. Там, где следовало бы быть ручке, в тело двери была впрессована маленькая эмалевая пластинка, рассеченная пополам узкой щелевидной прорезью.

– Вот сюда и вставляй, – палец Яна ткнулся в щель и мгновенно отдернулся. – Ах, прости, мне небось этой щели и касаться запрещено, раз мне отказали.

– Ну и не касайся, – с притворным легкомыслием отозвалась Клара, силясь скрыть все возрастающее в ней чувство неловкости и вины. – А я пойду, мне пора.

Она потянулась было поцеловать его, но передумала, встревоженная мельканием теней в сумеречном пространстве за свечами. Черт его знает, может кто‑то следит за ней из темноты – Ури, Меир или кто‑нибудь другой, о чьем существовании она даже не подозревает. Прерванное на полпути движение по направлению к Яну застигло Клару на взмахе руки с зажатой в пальцах карточкой. И она, чтобы не выдать свое первоначальное намерение, почти автоматически сунула карточку в щель, хотя вовсе не собиралась расстаться с Яном так внезапно, даже не назначив с ним встречу на вечер.

Однако думать об этом было уже поздно, потому что, едва она вставила карточку в щель, там что‑то щелкнуло, и дверь, проглотив карточку, начала бесшумно отворяться, образуя узкий проход. За дверью оказалась небольшая, тускло освещенная площадка, в центре которой уходила куда‑то далеко вниз крутая винтовая лестница. Не решаясь так сразу, не прощаясь, покинуть Яна, и без того огорченного своей неудачей, Клара замешкалась на пороге, в ответ на что дверь тут же завыла дурным голосом и стала не спеша закрываться. Чтобы не дать двери захлопнуться у нее перед носом, Клара поспешно ринулась в сужающийся проход. Под давлением ее тела дверь дрогнула и замолкла, чуть покачиваясь в петлях, словно решала, закрываться ей окончательно или нет.

Понимая, что удержать своенравную дверь надолго ей не удастся, Клара обернулась к Яну и прошептала: «Жди меня» – в этих стенах ее голос почему‑то сам собой опустился до шепота. На что Ян, встрепенувшись, заявил, что он ждать не намерен и пойдет в хранилище вместе с нею. И, отжимая дверь крепким плечом, начал протискиваться на площадку вслед за Кларой, которая застыла в зазоре между дверью и стеной, не отталкивая Яна, но и не впуская.

Вдруг за спиной Яна Кларе привиделось наглое лицо голоногой охотницы Лу, которое глядело на них поверх колеблющегося пламени свечей, показывая в улыбке все тридцать два великолепных американских зуба, один краше другого. Пока Клара вглядывалась в сумрак, силясь понять, явь это или галлюцинация, дверь опять завыла, и Ян, потеряв терпение, зашипел ей в ухо: «Ну что же ты, давай, двигайся!». И тут лицо Лу взметнулось вверх, перемахнуло через рощицу свечей, а Ян, неясно отчего, рывком отклонился, качнулся назад и исчез за дверью, которая мгновенно захлопнулась и замолчала.

Клара осталась одна в полумраке лестничной площадки, не зная радоваться ей или огорчаться этому неожиданному избавлению от Яна. Она вспомнила про проглоченную дверью карточку и, оглядевшись нашла ее в прозрачной пластиковой коробочке под щелью. Рядом с коробочкой в дверь был вправлен глазок, которого Клара не заметила, когда осматривала дверь снаружи. Одолеваемая ревностью и любопытством, она прильнула к глазку, стараясь разглядеть, что происходит в часовне.

Глазок, очевидно, был снабжен инфракрасными лучами, в свете которых темное, усеянное надгробиями пространство часовни выглядело, как залитый солнцем кладбищенский двор. В центре этого двора, подняв кверху растопыренные ладони, топтались Ян и Лу, словно исполняли индейский воинский танец. По тому, как они откидывали при этом головы, было ясно, что они хохочут. Приплясывая и притопывая они описывали навстречу друг другу небольшие круги, отчего в таинственном, неведомо откуда падающем на них свете, то и дело весело поблескивали зубы Лу и очки Яна. Вдруг оба они, словно по команде, оттолкнулись от пола, на какую‑то долю секунды столкнулись в воздухе, и разлетелись в разные стороны. Свечи на алтаре взметнули вверх язычки пламени и разом погасли, нисколько не повлияв при этом на освещенность часовни. Отброшенная Яном Лу мягко приземлилась на корточки у самой двери и тут же вскочила на ноги, тогда как Ян, отлетевший гораздо дальше, неловко согнулся пополам и рухнул на колени за алтарем. По гримасе, исказившей его лицо, было видно, как больно он ударился, но он превозмог боль, с трудом поднялся и подойдя к Лу, торжественно поднял вверх ее руку, как бы признавая ее победу. Лу опять засмеялась и, тряхнув волосами, пошла к выходу. Ян, чуть заметно прихрамывая, поспешил за ней, говоря при этом что‑то, по всей видимости, приятное, потому что Лу замедлила шаг и улыбнулась ему через плечо. Он догнал ее на пороге, и их силуэты вырисовались в дверном проеме часовни дружной сплоткой теней. Сердце Клары стиснулось ревнивым предчувствием, что Ян может провести в обществе Лу все три часа, которые она, Клара, вынуждена отсидеть на своем совещании. Помешать ему мог разве что Ури, который, как назло, запропастился неведомо куда. Куда он, интересно, девался? Подумать только, ведь всего десять минут назад она радовалась, что сын не преследует ее своим ревнивым вниманием.

В который раз за этот день, дивясь собственной непоследовательности, Клара снова глянула в глазок, но часовня была пуста. Что ж, ей не оставалась ничего лучше, как сосредоточиться на своих обязанностях и спуститься в хранилище древних рукописей, до которых ей не было никакого дела.

Главное теперь – дотянуть до ночи. До ночи… До ночи…

Английские пирожные ни в какое сравнение с немецкими не шли, их, собственно, и пирожными‑то назвать можно было только условно. Меир свое только надкусил и тут же отставил тарелку подальше, а Ури все же проглотил несколько кусков плохо пропеченного ломкого теста, чтобы было потом что рассказывать Инге.

– Ты уверен, что персональные ключи от аннекса есть только у этих двух стариков? – спросил Меир, щедрой рукой наливая в свою чашку душистую темную жидкость из фарфорового заварного чайничка.

– Уверен. Я проверил у Брайана, – ответил Ури, наблюдая, как Меир, отхлебнув глоток чая, вытащил из нагрудного кармана и сунул в рот уже не раз бывшую в употреблении деревянную зубочистку.

Вспомнив эту ненавистную ему когда‑то манеру Меира сосредоточенно ковырять в зубах после каждой еды, Ури нервозно откинулся назад, так что передние гнутые ножки хрупкого старинного стульчика, на котором он сидел, задрались кверху и повисли в воздухе. Этот маневр навлек на них беспокойный взгляд хозяина кафе «Миндаль» и сердитое ворчание мохнатого серого пуделя, которого зачем‑то привел с собой Меир. При виде задранных ножек стула три пожилые английские дамы, до того оживленно щебетавшие за столиком у окна, замолкли все разом и осуждающе уставились на нарушителя хорошего тона.

– Не ломай, ради Бога, здешнюю мебель, – попросил Меир, – а то хозяин нас убьет. Ведь это подлинный Чиппендейл.

Похоже, в кафе «Миндаль» все, кроме Ури и Меира, было подлинное – столики, стульчики, серебряный кувшин с горячей водой, чайный сервиз и сам чай «Эрл Грей», поданный не в стаканах с залитыми кипятком пакетиками на нитке, а в белом заварном чайничке с золотой надписью «Эрл Грей» на округлом боку. Высокий серый собор за окном тоже был подлинный и древний, хотя Ури, насмотревшийся на красоты немецких соборов, в восторг от него не пришел. «Мне только не хватает стать немецким патриотом», – съязвил он про себя и, в досаде наступив на завизжавшего пуделя, прослушал что‑то важное, сказанное Меиром.

– Ко времени приезда Хасана этих ученых старцев придется убрать, – повторил Меир, догадавшись по глазам Ури, что тот его не слышал.

– В каком смысле убрать? – попытался уточнить Ури. – В прямом?

– А это уж как выйдет, – уклонился от ответа Меир. – Просто счастье, что ты узнал о наличии этих именных ключей, а не то бы кто‑нибудь из почтенных старцев мог засечь принца по пути в хранилище. И вся наша затея кончилась бы катастрофой.

Меир вздохнул, аккуратно спрятал в карман свою зубочистку и попросил у хозяина счет. Ури молчал, не решаясь спросить, как же они не позаботились выяснить это раньше. Но Меир понял его молчание правильно.

– Ты понимаешь, блестящая идея тайной встречи у всех на глазах создает кучу проблем. Как, например, получить достоверную информацию о возможных нарушениях правил? Мы не можем спросить об этом сотрудников библиотеки, потому что они понятия не имеют о нашей причастности. Дирекция библиотеки просто сдала на неделю хранилище известной электронной фирме, представитель которой щедро заплатил за возможность провести там важное деловое совещание. Фирма не пожалела затрат, лишь бы избежать опасности промышленного шпионажа. А принц случайно приезжает к директору погостить именно на эту неделю. И никто ничего не подозревает, иначе кто‑нибудь бы обязательно проболтался. А еще лучше продал бы за хорошие бабки.

Он положил деньги на серебряный поднос со счетом и поднялся из‑за стола.

– Пошли, я проведу тебя по древней городской стене. Надеюсь, там не будет слишком людно, потому что все добропорядочные обитатели этого города стройными рядами идут сейчас к обеденным столам.

Честно говоря, Ури и сам был бы не прочь воссоединиться сейчас с этими добропорядочными гражданами за каким‑нибудь обеденным столом, однако спорить с начальством было бесполезно. Он безропотно поднялся и пошел вслед за пуделем, которого Меир повел было к выходу. Пудель, однако, по поводу начальства имел особое мнение и вовсе не желал по чьему‑то приказу покидать уютную заводь кафе, так что Меиру пришлось то и дело натягивать сворку и волочь его к двери. В ответ на такое насилие хитрый пес распластывался на брюхе и цеплялся когтями за все попадающиеся по пути предметы. В конце концов Меир присел на корточки и взмолился, нежно почесывая пуделя за ухом:

– Что с тобой, Куки? Разве ты не хочешь пойти погулять с папой? Ты ведь любишь гулять с папой, правда, Куки?

Куки вилял хвостом, виновато лизал руку Меира и продолжал саботировать уход из кафе к неудовольствию хозяина, который неодобрительно косился на их бесконечную возню у дверей. Одна из дам у окна громко выразила негодование по поводу некоторых мужчин, которые не понимают, как надо обращаться с животными. Остальные дамы дружно ее поддержали. И тут в темных глазах Меира вспыхнула на миг такая жаркая искра ненависти к упрямому псу, что Ури испугался, как бы он не скрутил тому шею прямо тут, при всем честном народе. Чтобы избежать этой совершенно неуместной, хоть и заслуженной расправы, Ури наклонился, подхватил Куки под живот и решительно понес к выходу. Едва он коснулся пуделя, тот вдруг потерял желание сопротивляться и, прижимаясь холодным носом к ладони Ури, безропотно позволил унести себя из кафе.

Пройдя несколько шагов с пуделем под мышкой, Ури осторожно опустил его на тротуар, и тот, как ни в чем ни бывало, затрусил вслед за Меиром, будто это вовсе не он устроил только что безобразную сцену в кафе.

– Не знаю, что на него нашло. Иногда он сводит меня с ума своими капризами, – извиняющимся тоном сказал Меир. Выражение лица у него было такое, как тогда, много лет назад, когда он поджидал отвергнувшую его Клару у подъезда их дома.

И тут, словно это мгновенное воспоминание было у них общим, Меир спросил, – небрежно, как бы между прочим:

– А как там мать? Доехала благополучно?

«Что, собственно, он хочет узнать?» – подумал Ури, настораживаясь, но ответить не успел, потому что Куки устроил очередную забастовку перед ступеньками, ведущими на городскую стену. Не дожидаясь, пока Меир справится с капризным пуделем, Ури опять подхватил песика одной рукой, сунул под мышку и понес вверх по лестнице. Прижимая к боку трепетное собачье тельце, совсем крошечное под бесплотным облаком шерсти, он не сдержался и полюбопытствовал, зачем Меиру понадобилось таскать за собой столь несговорчивого компаньона. «Затем, что в Англии человек с собакой меньше бросается в глаза, чем человек без собаки» – вяло буркнул Меир, явно не слишком уверенный в правильности этого утверждения. Чтобы окончательно его опровергнуть, на парапете стены появился самодовольный рыжий кот, при виде которого Куки ловко вывернулся из‑под локтя Ури и дымчатым смерчем понесся вслед за пустившимся наутек котом, волоча по камням свою сворку.

– Ничего, пока мы тут погуляем, он вернется, – с надеждой сказал Меир. Ури почудилось, будто надежда эта относится к счастливой вероятности, что привередливый Куки может больше вообще не вернуться. Наслаждаясь отсутствием Куки, они не спеша пошли по опоясывающей город древней стене, разглядывая светло‑зеленую гладь лугов, по которой темно‑зеленые рощицы сбегали наперегонки к полукруглой гавани, заполненной силуэтами больших кораблей.

– Это что, океанские лайнеры? – удивился Ури.

– Они самые. Еще римляне обнаружили, что здешняя гавань очень глубокая, и стали швартовать здесь свои корабли, – Меир взмахнул рукой в сторону гавани. – Там, за проливом, Ирландия. Отсюда туда дважды в день ходит паром. И, разумеется, обратно – оттуда сюда. Очень горячая точка – с нашей точки зрения, конечно. Кто знает, кого оттуда принесет, если они пронюхают о нашем совещании.

Он остановился у парапета и повторил, не глядя на Ури:

– Ты не ответил, как там мать. Устроилась?

– Да я по сути ее и не видел. Она ведь приехала перед самым файф‑о‑клоком. А я тут же уехал в Честер.

– Но она все же успела познакомиться с тобой формально?

– Формально успела, – ответил Ури сухо, не желая впускать Меира в свои отношения с Кларой.

– А с другими? Она ведь понятия не имеет, кто там наш.

Ури вспомнил эффектное появление матери в гостиной, когда все головы повернулись к ней, и, кажется, уразумел суть настойчивых расспросов Меира – тот хотел знать, принялась ли она, как всегда, с ходу завлекать кого‑нибудь в свои сети. И тут перед его внутренним взором возникла высокая фигура Яна, целеустремленно пробирающегося к их столику через шумную толпу гостей, и намеренно рассеянный взгляд Клары, словно не заметившей, что чех остановился за ее спиной. Остановился близко, слишком близко, и чуть склонился к ее уху, ничего не говоря, а лишь шевеля дыханием легкие волоски на ее затылке. Он, конечно, не подозревал, что Ури наблюдает за ними, но Клара‑то отлично знала ревнивый нрав сына и потому замерла с опущенными ресницами, как кролик перед удавом. Зато потом, когда Ури притворно углубился в изучение расстеленной на рояле карты Ватерлоо, она, понадеявшись, что он за ней больше не следит, ушла куда‑то рука об руку с чехом. Однако Ури не собирался делиться своими наблюдениями с Меиром, он только сказал:

– Я перепоручил ее Лу, так что, надеюсь, все будет в порядке.

Образ Лу в роли ангела‑хранителя Клары, видимо, слегка успокоил Меира, но не Ури, который вдруг задним числом прочувствовал силу эротического поля, натянутого между матерью и Яном. Так что он дал Меиру несколько минут на обсуждение возможных вариантов своего незаметного проникновения в аннекс. После чего спросил – совсем, как Меир до того, небрежно, будто бы между прочим, надеясь, что ход его мыслей тому не очевиден:

– А как насчет этого чеха, Яна Войтека, о котором я писал? Вы узнали что‑нибудь интересное?

– А что, есть какие‑то подозрения? – вопросом на вопрос ответил Меир.

– Да, вроде бы, ничего специального нет. Просто он приехал на этой неделе и хорошо бы его проверить.

– Мы и проверили. Как могли, конечно. Ведь Чехословакия, сам понимаешь, не лучшее место для наших проверок.

– И что?

– И ничего. Он вроде бы чист. Яйцеголовый интеллектуал, специалист по древним рукописям. До сих пор никогда не пересекал границу Чехословакии.

Солнце, наконец, спустилось до горизонта, так что водная поверхность гавани стала кроваво‑красной, луга озарились розовым сиянием, а рощицы почти почернели. Меир замедлил шаг, любуясь закатом, и тут кто‑то налетел на Ури сзади и с силой подсек его под колени. Он покачнулся, но не упал, а, резко обернувшись, ловко перехватил в воздухе с визгом обрушившийся на него комок спутанной шерсти.

– Куки! – выкрикнул Меир притворно счастливым голосом.

Но Куки не обратил на Меира никакого внимания – вся его любовь сосредоточилась на Ури. Он подпрыгивал, как резиновый мяч, и бросался Ури на грудь, пытаясь лизнуть его лицо дрожащим мокрым язычком.

– За что это он так полюбил тебя? – неприязненно полюбопытствовал Меир.

Ури вдруг стало его жаль, и, вспомнив уроки Инге, он пояснил, сам поражаясь своей мудрости:

– Бедняжка, небось, страшно ревновал тебя ко мне весь вечер, потому и скандалил. И вот теперь он, наконец, нашел способ тебя наказать.

Брайан вытянул руки вперед и посмотрел на свои растопыренные пальцы – сомнений не было, они дрожали крупной дрожью. С чего бы это? Как будто все складывалось хорошо и даже прекрасно, однако нервы шалили сверх меры. Летучие боли то и дело возникали в разных частях тела, вызывая тревогу и уныние. Он чувствовал всей кожей, как вокруг него натягиваются какие‑то таинственные струны, которые вот‑вот лопнут, и маленький его мир взлетит на воздух. Жизнь в библиотеке непонятно почему стала вдруг страшно напряженной. Брайан не мог бы назвать конкретную причину этой напряженности, однако неведомые силовые поля сгустились до такой степени, что ему стало трудно дышать.

Он не мог точно вспомнить, когда это началось – где‑то совсем недавно, может быть, даже вчера в кабачке у бабочника, когда в угоду Ули и Яну он согрешил, впервые в жизни выпив полкружки пива. В наказание всю прошлую ночь он так маялся тошнотой, что утром не смог выйти на работу, но к обеду голова перестала кружиться, и в душе осталось только блаженное воспоминание о дружеской беседе в розовом полумраке кабачка. О чем они там говорили Брайан уже не помнил, но было сказано нечто важное и возвышенное, что он обдумывал всю свою сознательную жизнь. И он сперва с нетерпением ждал наступления вечера, надеясь опять окунуться в счастливую атмосферу дружеского обмена сокровенными мыслями.

Однако по мере приближения долгожданного звонка на ужин, который должен был освободить его от читального зала, руки его стали дрожать все сильней, и все неотступней ныла какая‑то булавочная точка в затылке. Похоже, вчера что‑то стряслось там, в кабачке, хоть никак не припоминалось, что именно. Брайану даже начало казаться, что если он это вспомнит, в душе его восстановится то чувство благополучия, которое переполняло его, когда он, содрогаясь от предвкушения, шел с Яном и Ури пить запретное пиво. Но как он ни напрягал память, подробности этого счастливого вечера ускользали из его сознания, и перед глазами мельтешили только разноцветные бабочки, среди которых порой порхало лицо бабочника Патрика Рэнди и ничего больше.

Наверно, ему мешал сосредоточиться неожиданный наплыв незнакомых разноязыких людей, понаехавших за этот день со всего мира. Такого многолюдья Брайану не приходилось видеть уже давно. Новые гости просто задергали его вопросами, консультациями, просьбами о ключах в аннекс, а главное – фантастическими вариациями своих акцентов. Брайану прямо уши заложило от неожиданных форм, которые принимал родной английский язык в устах некоторых персонажей этого вавилонского столпотворения. И хоть вроде бы не было между этими персонажами никакой видимой связи и они даже не были друг с другом знакомы, всех их объединяла какая‑то общая тайна, которую Брайан не смог бы обозначить словами.

Тайн, пожалуй, набралось слишком много, и некому было на это пожаловаться. Прекрасный магистр к великому огорчению Брайана исчез сразу после дневного чая и так и не появился в читальне, хоть накануне вечером жаловался, что ему не хватает времени, чтобы законспектировать все то, ради чего он сюда приехал. Брайан заподозрил было, что Ули завел шашни с нахальной Лу Хиггинс, которая явно положила глаз на прекрасного магистра. Однако Лу вскоре прошла мимо него к своему столику и, закинув ногу за ногу, углубилась в изучение какого‑то толстого фолианта, название которого ему так и не удалось рассмотреть. Впрочем, это было не важно, ведь она скорей всего просто пользовалась случаем в очередной раз продемонстрировать окружающим свои ноги. Тем более, что ноги и впрямь были что надо, а изучение какого бы то ни было фолианта никак не вязалось в сознании Брайана с вызывающим обликом Лу Хиггинс.

Дата добавления: 2015-06-04