Живым или Мертвым 9 страница

– Да ты мои мысли читаешь, – рассмеялся Фаад. – Слушай, а француженки вообще доступны?

– Есть и такие. Вся трудность в том, что их‑то мысли никак не прочтешь. Такой способностью владеет очень мало кто из мужчин, даже здесь. – Он добродушно рассмеялся. – В этом смысле француженки не отличаются от наших женщин. Кое‑что одинаково для всего мира.

Фаад отхлебнул кофе и наклонился поближе к собеседнику.

– Думаешь, получится? – спросил он, имея в виду предстоящую операцию.

– Не вижу, что могло бы нам помешать. Зато эффект будет впечатляющим. Плохо лишь то, что у нас появятся новые враги, а с другой стороны – какая разница? У нас нет друзей среди неверных. А для нас сейчас самое главное – подготовить оружие для удара.

– Иншалла, – отозвался Фаад.

Они чокнулись стаканами, как это делают французы, когда о чем‑нибудь договорятся между собой.

«Нет, ничего похожего на преимущество собственного поля здесь в помине не было», – думал бывший президент Райан. В Джорджтаунском университете он когда‑то получил докторскую степень по истории, так что Кампус знал не хуже, чем собственный дом. Преподавательская рутина, как ни странно, оказалась для него вполне приемлемой. Действительно, что трудного в том, чтобы за более чем приличные деньги рассказывать о том, что ты знаешь как никто другой – о том времени, которое ты провел в Белом доме. Правда, слушала его пока что лишь кучка полоумных, у восьмидесяти процентов которых мозги сдвинулись набекрень на почве теории заговоров. Им тут же затыкало рты оставшееся меньшинство. Эти двадцать процентов составляли леваки, глубоко убежденные в том, что Эдвард Килти сейчас с великим трудом оттаскивает страну от края пропасти, которую выкопал Райан. Конечно, это была полная чушь, но они в своей искренней уверенности не знали никаких сомнений и лишний раз напоминали Райану: существует реальность, отдельно от которой существуют представления о ней, и эти два явления крайне редко соприкасаются. Эту мудрость Арни ван Дамм неоднократно (по большей части тщетно) пытался вбить в голову Райану, пока тот был президентом. А Райану гордость никак не позволяла проглотить эту пилюлю. Что‑то представляет собой истину и никуда от этого не деться. И есть представления об истине, будь они прокляты… Тот же факт, что большинство американских избирателей, похоже, позабыли об этом факте – иначе они не избрали бы Килти – до сих пор не давал покоя Райану. С другой стороны, он ведь не был объективным наблюдателем. Если бы в Овальном кабинете сидел Робби… Задача состояла в том, чтобы не дать никому почувствовать своего недовольства. Нравится ему действующий президент или не нравится, пусть он вовсе никчемный осел, но критиковать его – крайне дурной тон.

Дверь в артистическую (вернее, в комнатушку, примыкавшую к Макнировской аудитории) открылась, и мимо охранявших вход агентов Секретной службы прошла их начальница, Андреа Прайс‑О’Дей.

– Осталось пять минут, сэр.

– Как там народ? – осведомился Райан.

– Полный зал. Но ни факелов, ни вил не видно.

Райан не смог удержаться от смеха.

– Что ж, это хороший знак. Мой галстук в порядке?

Он давно усвоил, что Андреа справляется с «виндзорским узлом» галстука куда лучше, нежели он сам, почти так же ловко, как Кэти, но добрый доктор сегодня спозаранку уехала в больницу, и ему пришлось завязывать галстук самому. Он вполне мог ошибиться.

Андреа склонила голову и осмотрела своего подопечного.

– Неплохо, сэр. – Она прикоснулась к галстуку и коротко кивнула. – Похоже, моя служба в охране уже не главное.

– Ни в коем случае, Андреа. – Прайс‑О’Дей находилась при семействе Райанов уже давно, так давно, что мало кто из них вспоминал о том, что она постоянно вооружена и готова убивать других и погибнуть сама ради их безопасности.

В дверь постучали. Один из агентов приоткрыл дверь, выглянул в щель и, громко объявив: «Шортстоп!» (этим термином из бейсбола Секретная служба называла сына президента), распахнул дверь и впустил Джека‑младшего.

– Джек! – шагнул ему навстречу Райан‑старший.

– Привет, Андреа! – сказал Джек‑младший.

– Мистер Райан.

– Приятный сюрприз, – сказал бывший президент.

– Мнэ‑а… У меня сорвалось свидание, и я…

– Что ж, приоритеты верные, – усмехнулся Райан.

– Слушай, я не имел в виду…

– Не обращай внимания. Рад тебя видеть. Ты занял место?

Джек‑младший кивнул.

– В первом ряду.

– Отлично. Бросишь мне мячик, если у меня возникнут трудности.

Расставшись с отцом, Джек вернулся в коридор, спустился на этаж и направился к аудитории. В коридоре было темно, почти все люминесцентные лампы, висевшие под потолком, были потушены. Как и большинство образовательных учреждений, Джорджтаунский университет старался соответствовать стандартам «зеленых». Проходя мимо одной из малых аудиторий, Джек услышал изнутри металлические звуки, словно кто‑то возил по полу ножками стула. Он приостановился и заглянул в узкое окно. Там уборщик в синем комбинезоне сидел на полу и ковырялся отверткой в перевернутом вверх щетками электрополотере. Повинуясь неясному импульсу, Джек толкнул дверь и просунул голову в помещение. Уборщик поднял голову.

– Привет, – сказал Джек.

– Привет, – ответил уборщик с сильным испанским акцентом. – Вот, щетку меняю.

– Извините, что побеспокоил, – сказал Джек и прикрыл дверь. В коридоре он вынул из кармана сотовый телефон и набрал телефон Андреа. Та отозвалась на первом же гудке.

– Я шел в аудиторию, – сообщил Джек. – Тут уборщик…

– Зал номер два‑б?

– Да.

– Мы его уже проверили, но будем смотреть и дальше. Мы ведь все равно идем с обходом.

– Хорошо. Я так, на всякий случай.

– Ищете дополнительную работу? – осведомилась Прайс‑О’Дей.

Джек хохотнул.

– А как у вас платят?

– Гораздо меньше, чем вы зарабатываете. И времени свободного не остается. До встречи. – Андреа прервала связь.

Джек направился в аудиторию.

– Пора начинать, сэр, – сказала она бывшему президенту Райану. Тот поднялся и поправил манжеты. Это был чисто индивидуальный жест Джека Райана‑старшего, но Прайс‑О’Дей видела, что между отцом и сыном имелось немалое сходство, ну, а звонок «Шортстопа» насчет уборщика сказал ей кое‑что еще: в умственном отношении сынок был тем самым яблоком, которое падает недалеко от яблони. «Интересно, может существовать особый ген шпионажа?» – мельком подумала она. Если да, то у Джека‑младшего он определенно имеется. Как и его отец, он был очень любознателен и мало что принимал на веру. Естественно, они проверили здание, и Джек знал об этом. И все же он обратил внимание на уборщика и подумал: «Непорядок». Пусть тревога ложная, но подход абсолютно верный, задавать такие вопросы агентов Секретной службы учат и во время подготовки, и на практике.

Андреа взглянула на часы и мысленно прошла предстоящий маршрут, представляя себе план здания и сверяя по времени все повороты и отрезки пути. Решив, что все правильно, она дважды стукнула костяшками пальцев по двери, предупреждая агентов, что «Фехтовальщик» сейчас выйдет. Потом подождала пару секунд, чтобы они расположились, как нужно, и вышла, жестом пригласив Райана следовать за собой.

Сидя в аудитории, Джек‑младший машинально просматривал программу вечера, глаза перебегали от слова к слову, но мозг совершенно не воспринимал текста. Что‑то свербело у него в подсознании – невнятное ощущение чего‑то незавершенного… Может быть, он забыл сделать что‑то по работе перед тем, как покинул Кампус?..

На сцене появился президент университета, сопровождаемый вежливыми жидкими аплодисментами.

– Добрый вечер, леди и джентльмены, – произнес он, подойдя к трибуне. – Поскольку наша программа на этот вечер состоит только из одного пункта, я буду краток в своем вступительном слове. Бывший президент США Джон Патрик Райан имеет огромный опыт служения…

Уборщик. Слово самовольно всплыло в мозгу Джека. Андреа сказала, что его проверили. Но все же… Он потянулся к сотовому телефону, но остановился, не успев сунуть руку в карман. Что он скажет? Что у него возникло предчувствие? Со своего места он видел левую сторону сцены. Появились двое агентов Секретной службы, одетые в черные костюмы, потом шла Андреа, и за нею – его отец.

Не успев даже понять, что делает, Джек поднялся на ноги и поспешил к боковому выходу. Там он взбежал по ступенькам и быстро пошел по коридору, считая двери.

«Отвертка…» – думал он на ходу. Тут‑то и прояснилось то, что он воспринимал как нечто недоделанное. Уборщик с отверткой, по его словам, менял щетку, но щетка‑то держится на болте с гайкой!

Чувствуя тревожное сердцебиение, Джек остановился в нескольких футах от нужной двери. Сквозь то самое окошко проникал свет, но теперь уже в аудитории было совершенно тихо. Джек беззвучно подошел к двери и взялся за ручку. Заперто. Тогда он посмотрел в окошко. Полотер так и лежал щеткой кверху. Рядом валялась та самая отвертка с прямым наконечником. А уборщика не было.

Джек повернулся и рысцой помчался к большой аудитории. Около двери он остановился, перевел дух, осторожно вошел и бесшумно закрыл за собой дверь. На его появление почти никто не обратил внимания, разве что один из агентов Андреа взглянул, кивнул, сообщая, что узнал его, и вернулся к наблюдению за аудиторией.

Джек занялся тем же самым. Сначала он поискал взглядом синий комбинезон, но тут же сообразил, что уборщик вряд ли пойдет в аудиторию. В глубине сцены никого быть не могло – там все расчистили люди Андреа. Слушатели, агенты, охрана Кампуса…

Один из них – его лицо было частично скрыто тенью – стоял у восточной стены, сложив руки на животе. Как и агенты, он следил за собравшимися. Как агенты… Джек нашел взглядом прочих представителей наемной службы охраны Кампуса. Пять человек. И ни один из них не разглядывает толпу. Не обученные ремеслу телохранителей, они следили не за аудиторией, откуда с наибольшей вероятностью могла исходить опасность, а за происходившим на сцене. Кроме одного, который стоял у восточной стены. Тут он повернул голову, и его лицо на мгновение осветилось.

Джек выхватил из кармана сотовый телефон и быстро набрал сообщение для Андреа: «Охранник восточная стена = уборщик».

Андреа стояла в десяти футах слева от трибуны и чуть позади нее. Джек видел, как она вынула из кармана свой телефон, взглянула на экран и тут же убрала его. Дальше она действовала молниеносно. Поднесла браслет с микрофоном ко рту и тут же опустила руку. Агент, стоявший в центральном проходе, как бы между прочим, сделал несколько шагов вперед и, оказавшись на перекрестке с другим проходом, направился по ковровой дорожке к восточной стене. Андреа же, как хорошо видел Джек, вышла из‑за спины его отца и переместилась так, чтобы перекрыть линию между Райаном и охранником.

Агент в зале тем временем добрался до прохода, тянувшегося вдоль восточной стены. Когда до лжеохранника оставалось футов тридцать, тот повернул голову, взглянул на приближавшегося к нему мужчину, затем вновь на сцену, где Андреа уже загородила своего подопечного. Отец Джека, несомненно, увидел ее маневр, глянул в ее сторону, но продолжал говорить как ни в чем не бывало. «Конечно, он понимает, что делает Андреа, – подумал Джек, – но вряд ли представляет, откуда может исходить данная угроза».

Лжеохранник у восточной стены тоже заметил маневр Андреа. С непринужденным видом он сделал пару шагов вперед по проходу, наклонился к сидевшей с краю слушательнице и что‑то прошептал ей на ухо. Женщина подняла голову, удивленно взглянула на охранника и поднялась. Охранник расплылся в улыбке и, поддерживая ее под правый локоть, пошел вместе с нею по проходу к находившемуся рядом со сценой выходу. Когда они поравнялись с четвертым рядом, Андреа сделала еще один шаг вперед, продолжая блокировать прямую между охранником и Райаном.

И расстегнула свой пиджак.

Злоумышленник неожиданно выпустил локоть слушательницы и, перехватив ее левой рукой за воротник, шагнул в сторону и двинулся вдоль переднего ряда. Женщина завизжала. Все головы повернулись к ней. Лжеохранник запустил правую руку за пояс брюк, а левой развернул женщину, чтобы она закрывала его, как щит. Андреа вскинула пистолет.

– Стоять! Секретная служба!

За ее спиной остальные агенты уже окружили бывшего президента, заставили его пригнуться и, закрывая собой, оттеснили на противоположную сторону сцены.

Рука злоумышленника вновь оказалась на виду, но теперь в ней чернел 9‑миллиметровый пистолет. Увидев, что намеченная жертва может вот‑вот исчезнуть из пределов досягаемости, он заторопился и совершил‑таки ту самую ошибку, которой дожидалась Андреа. Направив пистолет в сторону сцены, он шагнул вперед. И на полфута вышел из‑под прикрытия, ради которого и тащил с собой женщину, как живой щит.

Андреа выстрелила только раз. С пятнадцати футов низкоскоростная разрывная пуля попала точно в цель, угодив в голову охранника между левым глазом и ухом. Пуля, созданная специально для стрельбы на короткие расстояния и в многолюдных помещениях, сработала именно так, как обещала реклама – развернулась грибом в мозгах лжеохранника, выплеснула всю свою энергию за тысячную долю секунды и остановилась, как выяснится во время вскрытия, не дойдя трех дюймов до противоположной стороны черепа.

У охранника подогнулись ноги, и он умер раньше, чем опустился на ковер.

– Андреа сказала мне, что сегодня всех нас спас ты, – сказал бывший президент Райан через двадцать минут в своем лимузине.

– Всего лишь подал сигнал, – ответил Джек.

Эта история, при всей ее сюрреалистичности, оказалась все же менее сюрреалистичной, чем последствия. Хотя все происходило очень быстро (с момента, когда человек в форме охранника поднял с места женщину, и до выстрела Андреа прошло всего лишь пять секунд), в голове Джека события переигрывались так, будто были сняты «рапидом». Слушатели были так потрясены выстрелом, что вскрикнули лишь несколько человек, да и то из тех, прямо перед которыми рухнул замертво несостоявшийся убийца.

Джек, со своей стороны, понимал, что при таких обстоятельствах лучше сохранять неподвижность, и стоял у западной стены, пока настоящие охранники и агенты из группы Андреа выпроваживали народ из аудитории. Его отца, под прикрытием агентов Секретной службы, убрали со сцены еще до того, как прогремел смертоносный выстрел Андреа.

– Все равно, – сказал Райан, – спасибо тебе.

Наступила затянувшая пауза, во время которой оба ощущали себя все более неловко. Ее прервал Джек‑младший.

– Страшноватая фигня, да?

Бывший президент Райан кивнул.

– Скажи, а почему ты вернулся – в смысле: решил еще раз проверить уборщика?

– Когда я его увидел, он сказал, что меняет щетку, а у него не было ничего, кроме отвертки. А щетку нельзя снять без гаечного ключа.

– Очень толково, Джек.

– Дело в том, что отвертка…

– И это тоже. Но главное, что ты не впал в панику. И дал профессионалам возможность выполнить их работу. Восемь человек из десяти не обратили бы внимания на то, что этот тип пользуется не тем инструментом. Из тех, кто заметил бы, большинство запаниковало бы, не зная, что делать. Многие кинулись бы самостоятельно задерживать подозреваемого. А ты все сделал правильно, как говорится, от закуски до десерта.

– Спасибо.

Райан‑старший улыбнулся.

– А теперь давай подумаем, как преподнести все это твоей матери…

Глава 15

Они так и не улетели. Самолет только‑только покатил по рулежной дорожке, но вдруг развернулся и вновь подъехал к выходу, из которого производилась посадка. Никаких объяснений не последовало, лишь обращенная к нему и к Чавесу короткая фраза: «Будьте любезны пройти со мной», сопровождаемая заученной, но твердой улыбкой, присущей лишь профессиональным бортпроводникам, при виде которой сразу становится ясно, что любые возражения не дадут ровным счетом ничего.

– Динг, ты что, забыл заплатить за стоянку? – невинно осведомился Кларк, обращаясь к своему зятю.

– Нет, что ты. Я никогда не нарушаю правил.

Они быстро поцеловали жен, попросили их не волноваться и направились за бортпроводницей к уже открытой двери. В посадочном рукаве их ожидал представитель Лондонской столичной полиции. По черно‑белому клетчатому околышу фуражки Кларк понял, что это не простой «бобби», а нашивка на кителе извещала, что он принадлежал к ДСР11, управлению разведки, входящему в состав Директората специальных расследований.

– Извините, что пришлось помешать вам вернуться домой, джентльмены, – сказал коп, – но ваше присутствие сочли необходимым. Попрошу за мной.

Британские манеры входили в число тех вещей, к которым Кларк так и не смог до конца привыкнуть. Наряду с обычаем ездить не по той стороне дороги и называть жареный картофель чипсами. Особенно это касалось высших армейских эшелонов. Вежливость всегда лучше, чем грубость, кто бы спорил, но как‑то нервирует, когда ведешь такой… э‑э… цивилизованный разговор с человеком, который убил больше плохих парней, чем рядовой обыватель видит за всю свою жизнь. Кое‑кто из здешних знакомых Кларка мог в мельчайших подробностях объяснить, каким образом они намерены убить тебя столовой вилкой, выпить твою кровь и содрать, не попортив, кожу, причем все это звучало, как приглашение выпить пятичасового чаю.

Кларк и Чавес прошли за копом по посадочному коридору, миновали несколько постов охраны и, в конце концов, через дверь с электронным замком, где вместо ключа использовалась специальная карточка, попали в центр безопасности Хитроу. Там их проводили в небольшой зал заседаний, где их встретил, стоя за ромбовидным столом, в холодном свете люминесцентных ламп, Алистер Стэнли, все еще занимавший официально должность заместителя командира «Радуги‑шесть». Стэнли был выходцем из САС, специальных авиадесантных сил, самого известного из британских воинских подразделений особого назначения.

Кларк вряд ли сознался бы в этом на людях, но по части эффективности, постоянной уже в течение многих лет, САС не знали себе равных. Конечно, существовали части не хуже, например, его alma mater, «морские котики» ВМФ. Но британцы давным‑давно установили «золотой стандарт» для современных войск, занимающихся специальными операциями. Еще в 1941 году, когда офицер шотландской гвардии Стерлинг (позже эту фамилию прославит его однофамилец, организовавший выпуск автоматов «стерлинг») со своим подразделением «L» из шестидесяти пяти человек изводил части немецкого вермахта в Северной Африке. За время, прошедшее с первых диверсионных вылазок в Северной Африке до охоты на позиции ракет «скад» в иракских пустынях, САС успели много чего повидать, много чего сделать и заодно написать немало книг о том, как следует проводить специальные операции. Как и все его старшие собратья, Алистер Стэнли был великолепным воином. Кларк редко думал о Стэнли как о своем заместителе, а скорее считал его своим напарником по командованию – так он уважал этого человека.

Наряду с движением задом наперед и жареной картошкой, одной из вещей, к которым в Англии было необходимо привыкнуть, являлась для Кларка структура корпуса САС. Британцы, по своему обыкновению, сделали ее уникальной: три полка – 21‑й, 22‑1 и 23‑й, – и батальоны, обозначенные буквами от A до G. Причем буквы, ради каких‑то целей, шли не по порядку, с несколькими пропусками. И все же Кларку предстояло лишний раз (словно в этом была какая‑то необходимость) признать, что британцы все делают с великим своеобразием.

– Алистер, – сказал Кларк, приветствовав Стэнли официальным кивком. Выражение лица англичанина явственно говорило, что то ли произошло что‑то серьезное, то ли ожидается в самое ближайшее время.

– Что, Стэн, уже соскучился? – спросил Динг, протягивая руку.

– Если бы, дружище. Чертовски неприятно, что пришлось прервать вашу поездку. Сдается мне, что вам, парни, придется, вроде как сгонять в одно место и только потом отправляться на все четыре стороны. Подвалила кое‑какая интересная работенка.

– Откуда? – спросил Кларк.

– От шведов, но окольным путем. Похоже, что они вдруг потеряли свое консульство в Триполи. И это их очень беспокоит.

– Ты сказал: «Потеряли», – перебил его Чавес. – Надеюсь, это не значит, что они заблудились где‑то в городе?

– Ты прав, извини. Типично британское преуменьшение. Красиво, но не всегда практично. Разведка пытается что‑то сделать, но, учитывая место, где все случилось, даже если они и рискнут назвать преступника, это мало поможет делу.

Кларк и Чавес придвинули кресла и уселись около стола. Стэнли последовал их примеру. Потом он открыл кожаный портфель и вынул оттуда большой исписанный блокнот.

– Ну‑ка, послушаем, – сказал Кларк, переводя мыслительный процесс на повышенную передачу.

Еще десять минут назад он пребывал в гражданском состоянии (по крайней мере, настолько гражданском, насколько мог себе позволить). Сидел рядом со своими родными и собирался отправиться домой, но это было тогда, а теперь он оказался здесь. Теперь он снова стал командиром «Радуги‑шесть». И, если признаться честно, ему это нравилось.

– Там было восемь человек, вот и все, что мы пока знаем, – сказал Стэнли. – Местная полиция живенько окружила дом – без всяких происшествий. Со спутников видно, что на участке лежат четыре человека, вероятно, шведские fallskärmsjägares.

Fallskärmsjägares, десантники, представляли собой, по существу, шведский вариант спецназа. Туда отбирались лучшие из лучших военнослужащих шведской армии. Погибшие, по всей вероятности, входили в Sarskilda Skyddsgruppen, специальную охранную группу, и были прикомандированы к САПО, шведской службе охраны, для работы в посольстве.

– Там серьезные ребята, – промолвил Чавес. – Кто‑то хорошо подготовил домашнее задание… И стрелять тоже подучился. Изнутри консульства хоть что‑нибудь поступает?

Стэнли покачал головой.

– Радио молчит.

«Так и должно быть», – подумал Кларк. Любой, у кого хватило ума и сноровки, чтобы в мгновение ока проникнуть на хорошо огороженную и охраняемую территорию и разделаться с четырьмя fallskärmsjägares, должен был догадаться сразу же овладеть узлом связи.

– Кто‑нибудь взял ответственность на себя? – задал следующий вопрос Чавес.

– Пока что нет, но, думаю, скоро объявятся. Ждать недолго. Ливия зажала прессе рот, но, боюсь, долго им так не продержаться.

При той мешанине из террористических организаций, которая сложилась на Ближнем Востоке, всегда находилась масса желающих приписать себе любой сколько‑нибудь заметный акт насилия. И дело здесь было не столько в борьбе за престиж, сколько в намеренном стремлении замутить воду, в которой орудует разведка. Все это очень походило на те сложности, которые приходится преодолевать полицейским детективам, расследующим серьезные убийства. Быстрых признаний и доносов от всяких сумасшедших по дюжине на пенни, и все нужно расследовать со всей серьезностью, чтобы не прошляпить настоящие улики и настоящего преступника. С терроризмом дела обстояли точно так же.

– И, как я понимаю, не предъявлялось никаких требований, – утвердительно произнес Кларк.

– Верно.

Без всяких требований такие дела обходились довольно часто. На Ближнем Востоке зачастую похищали заложников лишь для того, чтобы привлечь внимание всего мира к той или иной группировке, которая затем убивала похищенных и лишь после этого объясняла, зачем и для чего это было сделано. Не то чтобы Кларк видел особую разницу между похитителями людей того или иного сорта, но до тех пор, пока какой‑нибудь правительственный чиновник не скомандует: «Вперед!», «Радуга», как и любое другое подразделение специального назначения, пребывало в полной власти политиканов. И лишь после того, как они решат, что пора спускать с цепи боевых псов, «Радуга» получит возможность заняться тем, что она умеет лучше всех на свете.

– Вот только есть тут одна хитрость, – сказал Стэнли.

– Политика? – предположил Кларк.

– Снова угадал. Как ты наверняка понимаешь, наш друг Полковник хочет пустить на это дело своих Стражей джамахирии – вернее, они уже готовы приступить, – но шведского генерального консула эта идея не слишком вдохновляет, поскольку он имеет некоторое представление об их боевом уставе.

Корпус Стражей джамахирии являлся, по существу, личным спецназом полковника Муаммара Каддафи, в него входило около двух тысяч человек, которых набирали на его родине, в окрестностях Сирта. Кларк знал, что они отличные бойцы и хорошо обеспечены своими собственными разведкой и транспортными средствами. А вот осмотрительностью и стремлением избежать сопутствующего ущерба в отношении как неживых, так и живых объектов они не отличались. Если Стражи джамахирии пойдут на штурм, шведы, скорее всего, недосчитаются значительной части уцелевшего персонала.

«Все‑таки интересный тип этот самый Каддафи», – подумал Кларк. Как и подавляющее большинство представителей разведывательных кругов США, Кларк сильно сомневался насчет того, что Каддафи действительно превратился из североафриканского плохого парня в олицетворение гуманности, отрицающее терроризм. Старинное библейское высказывание насчет того, что барс не может переменить пятна свои, можно считать штампом. Можно говорить, что оно фальшиво звучит, но Кларк был глубоко уверен, что полковник Муаммар бен Мухаммед Абу Меньяр аль‑Каддафи, «братский лидер и руководитель первосентябрьской Великой революции Социалистической Народной Ливийской Арабской Джамахирии», был, есть и будет тем самым барсом вплоть до своей естественной или не слишком естественной кончины.

В 2003 году по указанию Каддафи ливийское правительство официально проинформировало ООН, что готово понести ответственность за случившийся пятнадцать лет назад над Локерби взрыв самолета компании «Пан‑Американ», летевшего 103‑м рейсом в Нью‑Йорк, и согласно выплатить родственникам погибших компенсацию в размере почти 3 миллиардов долларов. Этот жест был немедленно вознагражден не только словами одобрения с Запада, но и снятием экономических санкций и дипломатично высказанными похвалами со стороны многих европейских стран. Но барс не остановился на этом. Сначала он открыл свои программы вооружения для инспекторов международного сообщества, а потом осудил теракт 11 сентября.

У Кларка были свои соображения насчет причин перемены взглядов Каддафи, и он считал, что причина ее – вовсе не старческое добродушие, а добрая старая экономика. Точнее говоря, цены на нефть, которые на протяжении 90‑х годов быстро снижались, в результате чего Ливия сделалась беднее, чем была в те времена, когда в пустыне царили верблюды, а не черное золото, и лишилась возможности содержать ручных террористов Полковника. Конечно, напомнил себе Кларк, подтолкнуть Каддафи на перемену поведения вполне могло и вторжение США в Ирак, глядя на которое он наверняка понял, что может произойти в недалеком будущем с его маленькой вотчиной. Честно говоря, Кларк считал, что всегда лучше иметь дело с барсом, который только делает вид, будто меняет свои пятна до тех пор, пока у него не затупятся клыки. Теперь, когда нефть вновь поднялась в цене, вопрос заключался в том, вернется Полковник к своим прежним играм или нет. Воспользуется ли он этим инцидентом, чтобы поднять скандал?

– Конечно, верховное руководство в Стокгольме хотело бы прислать туда своих собственных вышибал, но Каддафи и слышать об этом не хочет, – продолжал Стэнли. – Я знаю только, что Розенбад ведет переговоры с Даунинг‑стрит[9]. Так или иначе, нам объявили боевую готовность. Херефордшир уже собирает всех наших. Двое отсутствуют – один болен, один в отпуске, – но все остальные должны быть готовы не позднее чем через час и безотлагательно выехать к нам. – Стэнли посмотрел на часы. – Скажем, семьдесят минут, с учетом дороги.

– Ты сказал – боевая готовность, – вновь заговорил Чавес. – А где? – Вопрос был вполне резонным – даже с использованием самого быстроходного транспорта путь из Лондона в Триполи займет много времени. Возможно, больше, чем осталось жить заложникам из шведского консульства.

– В Таранто. Marina Militare любезно согласилась разместить нас на своей базе, пока политики будут договариваться. Если поступит приказ, нам останется только перепрыгнуть через море – и мы в Триполи.

Глава 16

Оперуполномоченный милиции лейтенант Павел Росихина отвернул простыню – вернее, скатерть, – которой какая‑то добрая душа накрыла труп, и уставился в широко раскрытые глаза еще одной (в этом он был заранее уверен) жертвы мафиозных разборок. Хотя, может быть, и нет. Несмотря на бледность, было ясно, что убитый не чеченец, но и не этнический русский, что, учитывая место, где все произошло, было довольно странно. Русский с Кавказа… Интересно.

Единственная пуля вошла в череп мужчины на дюйм выше левого уха и чуть ближе к глазу, а вышла… Росихина наклонился над столом, стараясь не прикасаться ни к чему, кроме скатерти, и всмотрелся в правую сторону головы убитого, покоившейся на мягкой перегородке кабинки. Ага. Выходное отверстие размером с куриное яйцо находилось за правым ухом. Кровь и мозги, выплеснувшиеся на стенку за перегородкой, позволяли довольно точно определить траекторию пули. Убийца стоял… Вот тут. Прямо перед дверью в кухню. Точное расстояние пускай определяет эксперт, но Росихина, глядя на входное отверстие, и сам видел, что стреляли не в упор. Не было ни ожога вокруг раны, ни следов от впечатывающихся в кожу мельчайших крупинок пороха. Сама рана была идеально круглой, что тоже говорило о том, что стреляли не в упор – в таких случаях на коже обычно остается хорошо различимая «звездочка». Росихина зажал пальцами нос от резкого запаха кала. Как часто бывает в случаях внезапной смерти, у жертвы опорожнились прямая кишка и мочевой пузырь. Потом он аккуратно откинул полы спортивной куртки убитого сначала слева, затем справа, и осмотрел карманы в поисках бумажника. Но там не оказалось ничего, кроме серебристой шариковой ручки, белого носового платка и запасной пуговицы от пиджака.

Дата добавления: 2015-06-04