ВАЛГИНА.Н.С. Теория текста. Текст и его восприятие 1 страница

http://evartist.narod.ru/text14/04.htm

Правильность восприятия текста обеспечивается не только языковыми и графическими единицами и средствами, но и общим фондом знаний, по-другому «коммуникативным фоном», на котором осуществляется текстообразование и его декодирование, поэтому восприятие связано с пресуппозицией (пре — лат. ргае – впереди, перед; suppositio – предположение, презумпция).

Пресуппозиция – это компонент смысла текста, который не выражен словесно, это предварительное знание, дающее возможность адекватно воспринять текст. Такое предварительное знание принято называть фоновыми знаниями. Пресуппозиция может возникнуть при чтении предшествующего текста или оказаться вовсе за пределами текста как результат знания и опыта составителя текста.

Фоновые знания – это знания реалий и культуры, которыми обладают пишущий (говорящий) и читающий (слушающий)^[5][

Текст как продукт речемыслительной деятельности автора и материал речемыслительной деятельности интерпретатора (читателя) есть прежде всего особым образом представленное знание: вербализованное знание и фоновое знание. В тексте линейно упорядочена совокупность знаковых единиц разного объема и сложности^[6][6], т.е. это материальное образование, состоящее из элементов членораздельной речи. Однако это в целом материальное образование несет в себе нечто нематериальное, содержание (знание, событие). Более того, знание не всегда реализуется целиком вербальными средствами.

Автор обычно вербализует «разность», полученную в результате «вычитания» из замысла предполагаемых знаний интерпретатора^[7][7]. Интерпретатор же, в свою очередь, «суммирует» эту разность с собственными знаниями.

Поскольку отправитель и получатель сообщения располагают и определенным объемом совместных знаний (фоновых), сообщение всегда оказывается формально фрагментарным, но фактически полным.

«Нормальное» изложение в тексте обычно рассчитано на оптимальное сочетание вербального и невербального представления информации. Отклонение от этой нормы ведет либо к гипервербализации, либо к гиповербализации, т.е. меняется степень свернутости – развернутости текста. Эта степень может планироваться автором в зависимости от целевой установки текста. Причем степень свернутости – развернутости может меняться по всей длине текста: одни фрагменты даются более развернуто, другие – менее.

Итак, для адекватного восприятия текста необходимо наличие фоновых знаний, которые рассматриваются как информационный фонд, единый для говорящего и слушающего, в нашем случае порождающего текст (автора) и интерпретирующего текст (читателя). Фоновые знания служат условием успешности речевого акта. Еще A.M. Пешковский писал, что естественная речь «по природе своей эллиптична», что мы всегда не договариваем своих мыслей, опуская из речи все, что дано обстановкой или «предыдущим опытом разговаривающих»^[8][8]. Этот предыдущий опыт (знание) и есть невербализованное в тексте знание.

Фоновые знания могут быть определенным образом классифицированы. В частности, такую классификацию находим у В.Я. Шабеса^[9][9].

Типы фоновых знаний:

1) социальные, т.е. те, что известны всем участникам речевого акта еще до начала сообщения;

2) индивидуальные, т.е. те, что известны только двум участникам диалога до начала их общения;

3) коллективные, т.е. известные членам определенного коллектива, связанным профессией, социальными отношениями и др. (например, специальные медицинские знания, политические и др.).

Надо сказать, что фоновые знания могут перемещаться из одного типа в другой. Например, гибель конкретной женщины – это факт индивидуального знания, а гибель принцессы Дианы явилась национальным, даже мировым событием, и, таким образом, этот частный факт вошел в знание социальное. Или: бытовой факт появления мышей в доме, на кухне – это индивидуальное знание, касающееся жизни отдельной семьи (или одного человека). Но появление мышей на кухне в замке королевы английской Елизаветы стало фактом социального знания (об этом рассказали по телевидению 19 февраля 2001 г. – в программе НТВ «Сегодня»).

Фоновые знания можно квалифицировать и с другой стороны, со стороны их содержания: житейские, донаучные, научные, литературно-художественные. Кроме того, фоновые знания могут подразделяться на тривиальные и нетривиальные. Как правило, тривиальные знания в тексте не вербализуются, они могут быть реализованы лишь в особом, учебном контексте, например при обучении ребенка.

Литературно-художественные знания в качестве фоновых знаний используются в публицистике, в газетных публикациях. Как правило, они выявляются через прецедентные тексты (от лат. praecedens, род. п. praecedentis – предшествующий) – «чужие» тексты (или отдельные художественно-литературные образы), представленные в авторском тексте в виде литературных реминисценций.

Индивидуальные фоновые знания часто служат средством создания подтекста. Понятие подтекста прежде всего связано с художественной литературой, оно полностью сориентировано на предварительное знание. В ряде случаев автор, используя те или другие высказывания, упоминая какие-либо факты, прямо рассчитывает на понимание посвященных, т.е. на индивидуальное знание. Например, Ю.М. Лотман, комментируя роман А. Пушкина «Евгений Онегин», обращает внимание на строку поэта «Зизи, кристалл души моей...», которая могла быть понятна лишь тем, кто знал, что «Зизи – детское и домашнее имя Евпраксии Николаевны Вульф»^[10][10]. Ряд примеров подобного рода приводит и А.М. Камчатнов^[11][11].

http://evartist.narod.ru/text14/04.htm

In translation, Realia (plural noun) are words and expressions for culture-specific material things. The word realia comes from medieval Latin, in which it originally meant “the real things”, i.e. material things, as opposed to abstract ones. The Bulgarian translators Vlahov and Florin, who were the first to carry out an in-depth study of realia, coined the modern sense of the word. They indicate that since realia carry a very local overtone, they often pose a challenge for translation^[1]. Realia must not be confused with terminology: the latter is primarily used in the scientific literature to designate things that pertain to the scientific sphere, and usually only appears in other kinds of texts to serve a very specific stylistic purpose. Realia, on the other hand, are born in popular culture, and are increasingly found in very diverse kinds of texts. Fiction, in particular, is fond of realia for the exotic touch they bring

Орехов, Б. В. Типология филологических «антиответов»: фоновые знания и речевые регистры [Текст] / Б. В. Орехов // Культура без(с)словесности: филологиское образование в современном российском контексте. Материалы Всероссийской научной конференции, г. Воронеж, 9 октября 2008 г. / Под ред. доц. А. А. Житенева]. — Воронеж, 2008. — С. 13—16. http://nevmenandr.net/personalia/typesanti.php

М. Л. Гаспаров в книге «Записи и выписки» упоминает случай, который навёл его на следующие мысли: «Я подумал: вот какие бывают хозяйственные филологи: заметил то же, что и я, а сделал целую статью» [1: 133]. Нам также хотелось бы вести свои рассуждения, опираясь на тот материал, который знаком решительно всем практикующим педагогам, но который зачастую не выходит за рамки профессионального фольклора. Речь идёт о неудачных и даже смешных ответах студентов на аттестационных мероприятиях (зачётах и экзаменах). Такие высказывания экзаменуемых мы называем «антиответами». С точки зрения «хозяйственного филолога»-преподавателя, антиответы вполне могут быть любопытным материалом для экспликации и классификации встающих перед студентом-филологом типичных затруднений. Некоторая коллекция антиответов, звучавших на экзаменах и зачётах по преимущественно зарубежной литературе, собрана нами в небольшой книжке [3]. На её основе мы и попытаемся построить схематичную и, без сомнения, требующую ещё множественных уточнений, типологию.

Прежде всего, следует оговориться, что эта коллекция собиралась вовсе не затем, чтобы поглумиться над незадачливыми студентами, как и, например, собирание текстов анекдотов, эксплуатирующих стереотипные представления об определённых социальных и этнических группах, не имеет целью опорочить честь и достоинство представителей этих групп. Сам процесс учёбы в вузе предполагает, что промахи будут обязательно, а избавленному от несовершенства человеку нечему и незачем учиться. Таким образом, речь идёт о некоторым образом естественных, а потому никак не располагающих к глумливому отношению предметах, а интерес к ним продиктован чисто академическими

задачами, хотя и нельзя скрыть, что отдельные экземпляры коллекции принесли составителю изрядное эстетическое удовольствие.

Самое общее деление, которому поддаётся коллекция антиответов, можно провести по стилистическому основанию. Значительная часть студентов оказывается не способной к переключению стилевого регистра в коммуникативной ситуации ответа на экзамене. Последняя подразумевает известную степень соответствия языка изложения статусу адресата высказывания и излагаемого материала. Нечувствительность к стилистическим требованиям речевого жанра ответа перед экзаменатором (что реже), либо невладение навыком переключения (что, как представляется, проявляет себя чаще) становится причиной такого рода высказываний: Агамемнон украл у Ахиллеса его девушку, <относительно исхода Троянской войны:> предсказатели делали прогноз, выясняли, как кончится вся эта заваруха, я своей хозяйке Овидия читала, а она громко смеялась. Очень прикольный, трижды просит Оливье Роланда затрубить в чудесный рог Олифан, чтобы призвать на помощь Карла, Роланд трижды отказывается это сделать, не желая лохануться, в «Ипполите» Еврипида он женоненавистник, а у Расина милый, хорошенький такой и т. д. Эта группа неудачных высказываний не составляет количественного преимущества, но в целом довольно заметна на общем фоне. Очевидным образом слова «девушка» (Тонкость этого случая в том, что слово «девушка» в значении ‘girlfriend’ совершенно неадекватно для описания отношений между Ахиллом и Брисеидой, так что здесь помимо стилистической неудачи присутствует и искажение фактических данных), «заваруха», «прикольный» «лохануться», «хорошенький» никак не вписываются в дозволенный на экзамене лексический тезаурус.

Противопоставленную этой группу антиответов составляют те, в которых главной причиной неудачи становится не стилистически неадекватное высказывание, а искажение фактической информации, приводящее к причудливому сочетанию трудносочетаемого или комическому нонсенсу. Вследствие количественного преобладания и качественного разнообразия таких случаев имеет смысл представить их более дробную классификацию.

Подавляющее большинство здесь составляют случаи, спровоцированные сложностями с восприятием имён собственных и терминов иностранного происхождения.

Имена собственные: греки стояли в гавани Овидия, характерный пример эпического героя — Эсхил <Ахилл>, прорицатель Тирецкий <Тиресий> сообщил Эдипу волю богов, Иоксата <Иокаста>, Эдит <Эдип>, Офигенная <Ифигения>, Потрогал <Патрокл>, римский поэт Пропорций <Проперций>, Смори Стурлусон <Снорри Стурлусон>, Гейне родился в Дюссельфорде, Жан-Батист Поклей <Паклен> (Удивительным и, конечно, никак не подразумевавшимся образом внутренняя форма этой

«фамилии» перекликается с главным занятием королевского обойщика, носившего её «прототип». Хотя строго говоря обои наклеивают только наши современники, во времена Мольера стены дворца именно обивались тканями.), трактат Мильтона «Аргеопатика», философская повесть Вольтера «Кандидат», Вольтер Скотт, Жермена Дасталь и др.

Термины иностранного происхождения: поэма написана дактилоскопическим гекзаметром, новоантическая комедия, — Что такое Треченто? — Какая-то личность. Я не узнавала его биографию, Петрарка много творил в жанре сонаты и др.

Легко увидеть в действии народную этимологию: миннезантропия и др. Причины востребованности этого приёма освоения заимствований очевидны: трудности, которые обнаруживают для нас антиответы этой группы, оказываются зачастую связаны с острой недостаточностью в области фоновых знаний, необходимых для восприятия актуального материала. Данте подробно изучал и современных, и отличных <античных> авторов. Не секрет, что современная школа часто даёт слабую подготовку будущему студенту, для которого слово «античный» может и не иметь адекватного смыслового наполнения.

Лакуны в фоновых знаниях рождают подчас чудовищные примеры модернизации и упрощения представлений о культурном и материальном контексте эпохи: крестовые походы совершались для того, чтобы завоевать Прекрасную Даму, вассалы служили сюзеренам тем, что чистили им коней, Иенская школа — это такая школа, в которой преподавали братья Шлегели. Похожий трогательный пример представляет собой графическое, а не пространственное представление о расположении географических точек: Мавры — это на Аравийском полуострове, который напротив Африки.

Не очень большую, но, как нам кажется, требующую особого внимания группу, составляет нонсенс, рождающийся необдуманным употреблением (чаще всего — контаминацией) литературоведческих клише: раннее творчество Шекспира характеризуется оптимизмом веселых тонов. Надо сказать, что злоупотребление клише (среди которых самым раздражающим, пожалуй, является словосочетание-симулякр глубокий смысл <художественного текста>) вообще провоцирует студентов на центонное постижение теоретического материала и закрепление бессознательного стереотипа, что достаточным для ответа на экзамене является усвоение ряда ключевых терминов, введение их в активный словарный запас без цельного представления о явлении, которые они могут описывать.

Благодаря сделанным обобщениям можно дать некоторые рекомендации, исполнение которых, возможно, минимизировало бы появление антиответов. Во-первых, современному студенту в некоторых случаях следует пояснять специфику речевого жанра ответа на экзамене. Не лишней представляется и практика обучения тому, как переключаться с разговорного на официальный академический стилистический ре-

гистр. Этому может быть посвящена часть времени, отводимого на предэкзаменационную консультацию.

Во-вторых, особое внимание следует уделить форме доведения до студента собственных имён и графического оформления терминов.

В-третьих, при изложении историко-литературного материала следует стараться исключать возможную модернизацию аудиторией представлений о предшествующих культурных эпохах, и, насколько лектор оказывается в силах, давать культурологические комментарии, которые бы акцентировали внимание на бытовых, ментальных и прочих различиях.

В-четвёртых, следует избегать устоявшихся клише, провоцирующих студента на автоматизм воспроизведения теоретического материала (почти только из таких асемантичных «пустышек» состоит учебник Зайцева и Герасименко [2], к которому читатель может обратиться за бесчисленными примерами решительно ничего не значащих высказываний, якобы характеризующих творчество писателей XX века).

Как кажется, нам удалось показать основные кризисные точки, обнаруживающие себя в неудачных студенческих ответах и обозначить возможные пути решения проблем, хотя более пристальный взгляд, конечно, будет способен разглядеть в собранном материале гораздо больше полезного.

Литература

1. Гаспаров М. Л. Записи и выписки. — М.: НЛО, 2001.

2. Зайцев В. А., Герасименко А. П. История русской литературы второй половины XX века. — М.: Высшая школа, 2004.

3. Орехов Б. В. Антиответы, или Как не надо отвечать на экзамене по зарубежной литературе. — Уфа: Вагант, 2008.

http://nevmenandr.net/personalia/typesanti.php

Владимирова Е.В. Фоновые знания как семантическая категория в коммуникативно-прагматическом аспекте. Канд.дисс.М., 2003. Выводы ко 2-ой главе и заключение.

Заключение:

Выводы по II главе

Подытоживая все сказанное, сформулируем в самом общем виде основные положения и выводы, которые вытекают из рассмотренных в этой главе вопросов.

Системный подход к номенклатуре имплицитных смыслов, определяемых в лингвистической науке как пресуппозиция, импликация, коннотация, подтекст, фоновые знания, позволяет посмотреть на них как на своеобразное поле взаимосвязанных и пересекающихся содержательных феноменов, связанных с функционированием языка.

Сфера всего неязыкового, т.е. когнитивного мышления и всякого рода экстралингвистических ситуаций служит источником имплицитных смыслов. Вытекая из этой сферы, имплицитные смыслы, однако, лишь тогда становятся таковыми, т.е. получают статус подразумеваемого содержания, когда обретают языковую опору. Эти смыслы являются имплицитными, вернее, постольку имплицитными, поскольку имеют свою эксплицитную языковую соотнесенность, т.е. так или иначе какую-то языковую экспликацию. Вторгаясь в языковую сферу, имплицитные смыслы обретают и свою лингвистическую значимость, получают своеобразный лингвистический статус.

Исходя из наблюдения над конкретным языковым материалом (функционированием языка в текстовой коммуникации), мы видим возможность следующей систематизации имплицитных смыслов:

1. Прежде всего - это имплицитные смыслы, обусловленные контекстом ситуации и не имеющие никаких опорных языковых единиц, за которыми эти смыслы были бы константно закреплены в системе языка. Такого рода имплицитные смыслы стоят часто за эллиптическими языковыми выражениями в целом и являются логическими предпосылками, а также логическими следствиями по отношению к эксплицитному содержанию соответствующих языковых выражений (Мебельный центр - без выходных).

2. Разновидностью имплицитных смыслов, стоящих за языковыми выражениями без константной закрепленности за ними, являются смыслы, обусловленные контекстом различных жизненных ситуаций и соответствующей информированностью коммуникантов о происходящих текущих событиях. Это имплицитные смыслы такого же вида, как и указанные выше, характерные, однако, для полных языковых выражений, без эллипсиса или с минимальным эллипсисом (.Гречка по сходной цене может привидеться только во сне).

3. Другим видом имплицитных смыслов являются смыслы, обусловленные одновременно контекстом ситуации и определенными языковыми маркерами (языковыми единицами), за которыми те или иные смыслы константно закреплены, т.е. носят узуальный характер, и являются выводными эмоционально-оценочными отношениями социального плана (Краткость не всегда сестра, а иногда и теща).

4. Качественно иной вид имплицитных смыслов представляют собой имплицитные смыслы-знания, относящиеся к области социо-куль-турного наследия вплоть до современности, включительно.

Такие имплицитные смыслы-знания отличаются константной закрепленностью за определенными языковым выражениями - именами собственными выдающихся личностей, примечательными географическими названиями, названиями исторических событий, событий политической, культурной, научной и т.д. жизни как в общечеловеческом, так и в идиоэтническом плане. Данный вид имплицитных смыслов-знаний часто порождает выводные смыслы, ассоциации эмоционально-оценочного характера (Земля и небо Эллады; Весь мир — Бродвей, и мы актеры).

Выделенные виды имплицитных смыслов проявляются в текстовой коммуникации не изолированно, а во взаимодействии одного вида с другим.

Предлагаемое разграничение имплицитных смыслов представляет собой разграничение их по характерным для каждого из выделенных видов признакам.

Если выделенные виды имплицитных смыслов привести в соответствие с номенклатурой распространенных терминологических понятий, покрывающих область подразумеваемого содержания, то вырисовывается следующая картина:

Имплицитный смысл, проглядывающий сквозь эллипсис как нечто само собой разумеющееся, известное, обусловленное контекстом ситуации, на которую указывает языковое выражение, более всего соответствует, на наш взгляд, понятию пресуппозиции. Пресуппозиции, таким образом это - само собой разумеющиеся логические предпосылки, возникающие часто в эллиптических, а также и в полных высказываниях -микротекстах. Далее - выводные смыслы, вытекающие в качестве логических следствий из всего целостного содержания высказывания, очевидно, могут быть определены как импликации (Место для кондуктора; Лифт для служебного пользования).

Выводные имплицитные смыслы, представляющие собой эмоционально-оценочные отношения к содержанию высказывания соответствуют, видимо, понятию и термину - «коннотация». Они могут возникать и на базе имплицитных смыслов - пресуппозиций и также на базе разного рода импликаций.

Особо отмеченный вид имплицитных смыслов-знаний более всего соответствует понятию и термину - «фоновые знания». Думается, что имеются основания выделить данный вид имплицитных смыслов как специфическую содержательную категорию, имеющую непосредственное отношение к языку как системе.

И, наконец, самый общий охват всякого рода подразумеваемого содержания, различных имплицитных смыслов всех видов, стоящих за языковыми выражениями, т.е. за эксплицитным языковым текстом, представляет собой подтекст. И таким образом, понятие и, соответственно, термин «подтекст» предстает как самое широкое обобщение в номенклатуре имплицитных смыслов.

Таким образом, имплицитные смыслы как система могут быть представлены следующим образом: подтекст как'вся область имплицитных смыслов охватывает пресуппозиции, импликации, коннотации и фоновые знания. Самым массовым в этом охваченном подтекстом подразумеваемым содержанием будет пресуппозиция. Пресуппозиция в единстве с эксплицитным содержанием порождает импликации и коннотации. Импликации как выводные смыслы могут в свою очередь быть отягощены коннотациями.

Пресуппозиции взаимодействуют и с имплицитными смыслами-знаниями, т.е. с фоновыми знаниями. И в этом взаимодействии опять таки возникают различного рода коннотации.

В этом системном переплетении имплицитных смыслов вырисовываются две основополагающие области - пресуппозиции и фоновые знания. Если первое, т.е. пресуппозиции - это житейские имплицитные смыслы, представляющие собой само собой разумеющиеся логические предпосылки, то фоновые знания - это имплицитные смыслы-знания, предполагающие культурно-историческую или текущую социо-культур-ную, политико-экономическую и разного рода области, относящиеся к жизни общества.

Фоновые знания и пресуппозиции могут быть разграничены по нескольким основаниям, и прежде всего по языковому (системному) и речевому (контекстно-ситуативному) источникам. Для фоновых знаний в качестве первичного источника характерно первое, в то время как для пресуппозиции - второе. Фоновые знания воспроизводятся, т.е. репродуцируются в коммуникативных процессах, в частности, в текстовой коммуникации, в то время как пресуппозиции производятся, порождаются, продуцируются во множестве ситуативных контекстов.

Фоновые знания отличаются своим временным диапазоном и могут быть представлены как разные временные типы, в частности: ф.зн.Дь ф.зн.Д2; ф.зн.Дз и ф.зн.Сь ф.зн.С2. Это один из возможных вариантов временной "типологий фоновых знанйиГ Каждый из выделенных типов имеет свою временную характеристику в направлении от диахронии разных ступеней (Дь Да, Дз) к синхронии также разных ступеней (Cj и С2).

Особенно выделена специфика транспонированных в синхронию диахронных фоновых знаний, которые являются не столько целью, сколько, и даже главным образом, средством достижения коммуникативно-прагматического эффекта. Транспонированные в синхронию диахронные фоновые знания выполняют характеризующую функцию по отношению к синхронным (современным) фактам жизни общества. Актуализованные в синхронном функционировании языка диахронные фоновые знания необходимо отграничивать от актуальных фоновых знаний, как новых, возникших в самом ближайшем настоящем времени, так и возрожденных исторических или также не утративших своей актуальности фоновых знаний прошлых времен. Специфика актуальных фоновых знаний состоит в том, что они всегда относятся к цели, преследуемой соответствующим языковым выражением, в то время как актуализованные диахронные фоновые знания относятся, как уже было неоднократно подчеркнуто, к характеризующему средству и основанию для сравнения по отношению к различным сторонам современной жизни общества.

Коммуникативно-прагматический аспект фоновых знаний более всего раскрывает природу феномена фоновых знаний. В сфере коммуникации фоновые знания первично, с самых древних времен зарождаются и с течением времени уходят в запас, в систему языка, чтобы затем в те или иные временные периоды напомнить снова о себе, возродиться и стать в определенных социальных условиях функционирования языка снова актуальными.

В реальных коммуникативных процессах наблюдается, как мы уже отмечали, достаточно сложное взаимодействие фоновых знаний не только с пресуппозицией, но и~со всеми видами имплицитных "смыслов." Можно заметить также, что во взаимодействии фоновых знаний и пресуппозиции фоновые знания закономерно как бы инициируют пресуппозицию в различных ситуациях общения. Такое отношение может показаться односторонним. Однако, имея в виду фоновые знания в качестве источника пресуппозиции, следует учитывать и тот факт, что порожденные фоновыми знаниями в контексте ситуации пресуппозиции оказывают также, в свою очередь, обратное влияние на породивший их источник, т.е. на фоновые знания. И в конечном итоге мы имеем дело не с односторонним отношением, а с взаимодействием фоновых знаний и пресуппозиций.

Возникшие в соприкосновении с фоновыми знаниями пресуппозиции в единстве с ними порождают такие выводные имплицитные смыслы как коннотации и импликации.

Таким образом, в реальных ситуациях общения и, в частности, в текстовой коммуникации достаточно сложно выделить указанные имплицитные смыслы и представить их как бы изолированно, вне взаимодействия друг с другом. И тем не менее, в целях прояснения сути фоновых знаний мы сосредоточили внимание на функциональном проявлении фоновых знаний и их актуализации в реальной жизни языка, не детализируя сложного переплетения разных видов имплицитных смыслов.

Из всего изложенного в данной главе вытекает основной вывод, который состоит в следующем:

Фоновые знания - это прежде всего такой феномен, который может обсуждаться в связи с содержательным аспектом языка. При этом следует иметь в виду закрепленность данного феномена за языковыми выражениями, обозначениями, единицами в системе языка. Однако, главная лингвистическая и одновременно социолингвистическая релевантность данного феномена заключается в его проявлении, возрождении, иначе -актуализации в сфере языковой коммуникации. Особенную коммуникативно-прагматическую" значимость получают "фоновые знания "в " своей характеризующе-оценочной функции по отношению к обозначаемым современным ситуациям. В таких достаточно распространенных случаях фоновые знания часто выступают в модифицированном виде не в качестве объекта обозначения, а в качестве средства описания и основания для сравнения. И поскольку в качестве объектов обозначения являются события современной жизни (из области политики, экономики, культуры, социальных условий и отношений и т.п.), можно, видимо, синхронную актуализацию фоновых знаний рассматривать в социолингвистическом русле.

Дискуссионный вопрос об отнесенности феномена фоновых знаний к языковой или неязыковой сфере может обсуждаться, на наш взгляд, с учетом того, что феномен фоновых знаний не мыслим вне языка в принципе, как категория, как имплицитное мыслительное содержание. В связи с этим фоновые знания предстают в соотнесенности с языковым значением как соотнесенность имплицитного и эксплицитного содержания, иначе -имплицитной и эксплицитной семантики. В соответствии с этим фоновые знания и значения оказываются имплицитным и эксплицитным аспектами содержания языковых выражений в целом.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Необходимость изучения фоновых знаний вызвана возросшим и всё возрастающим интересом к функциональному аспекту языка, к различным сторонам его экстралингвистической обусловленности. Необходимость 'уточнения"спёцйфики фоновых" знаний как фактора, влияющего на понимание и интерпретацию содержания языковых выражений (текстов) объясняется тем, что в современной лингвистической теории не наблюдается достаточной определенности по отношению к понятиям, покрывающим область имплицитных смыслов. Эти понятия образуют своего рода номенклатуру имплицитных категорий, обозначенных терминами - «пресуппозиция», «импликация», «коннотация», «подтекст» и «фоновые знания».

При попытке осмыслить указанные категории на основе лингвистической литературы обнаруживаются различные тенденции их освещения. Обсуждение проблематики имплицитных категорий осложняется смешением логической и лингвистической ориентации в решении как частных, так и общих вопросов, относящихся к выявлению специфических черт разных по своему существу имплицитных смыслов.

В результате анализа изложенных в лингвистической литературе концепций имплицитных смыслов можно убедиться в том, что область подразумеваемого содержания представляет собой недостаточно четко расчлененное мыслительное пространство, охватываемое пересекающимися и накладывающимися друг на друга понятиями и, соответственно, терминами. Часто то, что определяется как пресуппозиция, в других случаях определено как фоновые знания и наоборот. Под понятие «фоновые знания» подводятся также все виды подразумеваемого содержания, которое относят и к понятию «подтекст». Не вполне ясно большей частью толкование пресуппозиции и фоновых знаний в плане их дифференциации. Во всяком случае не обнаруживается их однозначной трактовки в этом плане. Наблюдается пересечение, смешение и даже отождествление указанных понятий. Это объясняется не в последнюю очередь, видимо, и тем, что понятие и, соответственно, термин «фоновые знания» были как бы заслонены использованием в лингвистической науке понятия «пресуппозиция» благодаря широкому распространению повсеместно понятийного-аппарата "логики. И собственно лингвистическому исследованию фоновых знаний, именно в данном терминологическом определении, посвящено сравнительно мало работ, в то время как различные трактовки пресуппозиции содержатся во многих работах, посвященных изучению функционального аспекта языка (см., например, Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. XVI, 1985; - Вып. XXIII, 1988 и другие работы).

Дата добавления: 2015-06-30