Царство медное 16 страница

Виктор кивнул молча, и Динику усмехнулся снова.

- Вот видите, - нравоучительно сказал он. - Сколько бед может наделать всего один неконтролируемый зверь. Подумайте об этом.

Затем Динику распрощался и ушел.

Виктор проводил его до двери, после чего вернулся в квартиру, опустошенный и уставший. Ныли сросшиеся заново кости, ныла изломанная душа.

"Дай людям то, что они хотят получить. И, когда они расслабятся и поверят, нанеси ответный удар".

Виктора не покидало чувство, что его поймали, словно мышь на кусочек сыра.

30. In vivo.

Было раннее утро, и солнце еще не успело взобраться на остывшее за ночь небо. Это был один из тех дней, которые люди называют "неблагоприятными".

Виктор не хотел подниматься с кровати. Не хотел встречаться с спецслужбами. Он хотел только одного: просто лечь и умереть, чтобы избавиться, наконец, от жуткой мигрени.

Ученый выпил обезболивающее, и это принесло ему облегчение, но ненадолго. Вероятно, измотанный организм, исчерпав все ресурсы, наконец-то дал сбой.

- Не рановато ли для встречи? - съязвил он, неуклюже вползая на заднее сиденье автомобиля.

В отличие от ученого, Штефан Динику имел цветущий и довольный вид.

- Кто рано встает, тому бог подает, - нравоучительно сказал агент. - Бросьте, профессор. В нашем деле промедление совершенно излишне, и даже вредно.

Улыбка Динику выглядела вполне искренней, но напряжение еще держало нервы Виктора в состоянии натянутых струн. Он задыхался. Он был утомлен этими играми: Яном, Лизой, военными и спецслужбами...

...он только хотел, чтобы это поскорее закончилось.

- У меня с утра адски болит голова, - мрачно ответил Виктор. - И я хочу поскорее добраться до дома, принять ванну и лечь в постель.

- Я не задержу вас долго.

Виктор выругался про себя. Эта сделка была адом. Вся его жизнь была адом.

- Хорошо, только поскорее покончим с этим! - пробормотал он.

Динику усмехнулся по своему обыкновению, но ничего не ответил. Вместо этого приказал шоферу ехать, и Виктор закрыл глаза, стараясь расслабиться и не смотреть на пролетающие мимо деревья. Это мельтешение походило на ткацкий станок в его голове.

- Чем именно мне придется заниматься? - наконец спросил он.

- Тем, что вы уже начали делать, - повторил когда-то сказанное агент. - Мы в основном работаем в сфере биомедицинских технологий, а вы будете нашим консультантом. Ведь вы первый, кто вошел в контакт с васпой, и кто уже достиг некоторых результатов в сфере синтеза новых лекарственных средств.

- Это был, скорее, эмпирический путь, - рассеянно ответил Виктор, не глядя на агента. - Считайте, я застопорился на этапе доклинических исследований. In vitro.

- Ну, на основе ваших наблюдений и записей мы зашли чуть дальше. Теперь мы на стадии in vivo, - в тон ему сообщил Динику.

- На живых организмах? И каковы результаты?

- Наши технологи на основе образцов клеток и тканей синтезируют совершенно новые препараты. Мы подтвердили наличие противомикробной активности на микроорганизмах, которую заметили и вы. А также наличие гипогликемической активности по способности понижать уровень сахара в крови подопытных животных.

- Меня это не интересует, - быстро сказал Виктор и спросил снова:

- Так вы взяли ткани для исследований у... него?

- Именно так, - подтвердил Динику. - Вы оказали нам просто неоценимую услугу! Знаете, - он понизил голос, - мы почти отчаялись уже выловить одного из них. Но по иронии судьбы он сам пришел к нам в руки!

Динику торжествующе засмеялся, и Виктор натянуто улыбнулся ему в ответ.

"А так и надо!" - мстительно подумал он.

Пусть теперь этот самоуверенный и лживый сукин сын, ни во что ни ставящий жизнь людей, побудет в роли подопытного кролика.

- Откуда они только взялись вообще? - вслух пробормотал он. - Какую цель вы ставили?

Динику стрельнул черными глазами вбок.

- То есть, вы не думаете, что васпы это космические пришельцы или демоны из преисподней, или биологические мутанты?

- Если только фигурально выражаясь, - угрюмо буркнул Виктор.

Динику засмеялся.

- Знаете, профессор. Настолько это волнительно: увидеть детище рук своих. Узнать, во что эволюционировал проект, который когда-то пошел по своему собственному пути развития. Независимо от твоего желания и первоначальной цели.

- И что это было? - все еще хмуро спросил ученый. - Генная инженерия? Евгеника?

- Немного того, немного сего, - туманно ответил Динику. - Я сам не ученый, я лишь курирую проект. Но вы знаете, как это бывает. Не для прессы, конечно...

- Это ваши игры, - с раздражением отмахнулся Виктор. - А я в своей работе не допускал ничего сомнительного. Чего нельзя сказать о вас.

- Любой эксперимент изначально сомнителен, - возразил агент. - Надо обладать не только умом и соответствующим нюхом, но еще и смелостью воплотить в жизнь свои самые безумные идеи. Именно это отличает настоящего ученого. И я рад, что сегодня вы наконец-то решились.

Виктор на это не ответил ничего, но сказал:

- История знает немало примеров, когда подобный подход оказывался не только вредным, но и бесчеловечным.

- Как правило, осуждают только провальные проекты, - спокойно парировал агент. - Но когда цель достигнута, когда человечество получает такие качества, как увеличение силы и выносливости, продление молодости, усиление регенерации тканей, снижение риска различных инфекционных заболеваний - кто вспомнит, насколько человечными были начальные разработки? Есть непреложное правило, профессор. И оно справедливо для всех эпох, и гласит: победитель всегда прав.

Слушая агента, Виктор вдруг подумал, что понимает, откуда взялась бесчеловечная логика Яна. Логика силы и власти, логика холодного ума, не обремененного моралью, но четко обозначившего цель и напролом идущего к ней.

Эта модель поведения проверялась веками. Возможно, она была единственно верной с эволюционной точки зрения.

- Мы исправляем порочность средств чистотою цели, - вспомнил Виктор. - Такая поговорка была в ходу у ордена иезуитов.

- И они были совершенно правы.

- А какая цель у вас?

- Модификация генома человека, конечно.

- Недурно! - Виктору захотелось язвительно рассмеяться, настолько пафосно прозвучало это заявление. - Создание высшей расы?

- Скорее, улучшение старой, - мягко поправил его Динику. - Человечество задавалось этим вопросом на протяжении веков. Но в Сумеречную эпоху, после того, как последствия катастрофы были минимизированы, появилось больше возможностей осуществить это.

- Радиация, раковые заболевания, нежизнеспособные мутации...

- Не будьте так скептичны, - Динику недовольно поджал губы.

- Васпы не тот вид, на который я хотел бы быть похожим через несколько сотен лет.

Динику вдруг рассмеялся и замахал руками.

- О, нет, нет! - воскликнул он. - Вы меня удивляете, профессор! Только не говорите мне, что всерьез приняли солдафона за будущее человечества!

Виктор угрюмо молчал.

- Так вы приняли! - агент всплеснул руками и покачал головой. - Что ж... Признаю, что иногда они могут быть довольно внушительны и даже зловещи. Но поверьте. Это лишь побочный продукт селекции. Второй сорт. А иначе, зачем бы нам понадобился образец? Наука не стоит на месте, профессор.

- То есть, что значит - побочный продукт? - переспросил удивленный Виктор.

- Понимайте буквально, - сказал Динику. - Так называемые васпы - только начальная ступень в эволюции. Но она была необходима, понимаете? Страна нуждалась в сильных солдатах. Выносливых, абсолютно послушных. Тех, кто мог бы защитить будущее человечества. Разработки в этом направлении велись всегда. И в сфере биотехнологий, и в сфере кибернетики. Но так уж вышло, что сошествие Сумерек не только изменило окружающую среду, но и отбросило науку почти на столетия назад. Выбор был очевиден.

Машина тем временем выехала за город и свернула с трассы на узкую гравийную дорогу, припорошенную снегом. Местность была незнакомой.

- Но почему именно осы? - спросил Виктор.

Головная боль отступала обратно пропорционально тому, как возрастал его научный интерес ко всему, что рассказывал спецагент.

- Честно говоря, я сам задавался этим вопросом некоторое время, - развел руками Динику. - Изучал архивы. Вы знаете, насекомые вообще удивительные создания. Это самый многочисленный класс живых существ на земле. Насекомые разнообразны и так непохожи на нас. Вы знаете, почему многие люди интуитивно боятся насекомых? Испытывают к ним от отвращения до панического страха?

Виктор поежился.

И жители Выгжела, и граждане Дербенда, да и он сам старались держаться от Яна на расстоянии. И дело было не в его шрамах, и даже не в манере держаться. Было в нем что-то такое, что сразу выделяло его из толпы. Что-то, навсегда встроенное в геном васпы. И каждый, встретивший его, интуитивно понимал: перед ним чужак.

- Это не просто переживание опасности, - будто подтвердил его мысли агент. - Это осознание того, что бок о бок с тобой на одной планете живут неизвестные монстры. Как и мы, они едят, спят, размножаются. Но живут по своим законам, зачастую непонятным нам. Мы можем видеть их каждый день, но мы слишком озабочены собственными проблемами, слишком уверены, что именно человек является царем природы, чтобы замечать их. Но эти существа... Они куда древнее нас. Возможно, именно они, а не мы, являются хозяевами планеты.

- Из вас получился бы хороший энтомолог, - пробормотал Виктор.

Динику засмеялся.

- Это не моя стезя, - возразил он. - Я лишь пытался разобраться в мотивации. Но все оказалось куда проще. Насекомые всегда использовались в экспериментах. Они просты, многочисленны, разнообразны и выносливы. Вы знаете, что гусеницы некоторых видов бабочек способны выдерживать температуры до минус семидесяти градусов по Цельсию? А чернобрюхая дрозофила и вовсе является одним из основных модельных организмов.

- Дрозофила действительно используется для изучения механизмов, которые лежат в основе иммунитета или рака, например, - подтвердил Виктор. - Или диабета... Все потому, что в ее генетическом коде пятьдесят процентов белковых последовательностей имеют аналоги у млекопитающих. Но почему были взяты осы?

- Думаю, дело в общественной организации. Кастовый полиэтизм общественных насекомых, фиксированное разделение функций внутри одной группы так напоминает субординацию военных, вы не находите?

- Почему же тогда ваши послушные и такие дисциплинированные солдаты вышли из-под контроля? - съязвил Виктор. - Или обретение автономности было запланированным ходом?

- Увы, нет, - с вздохом согласился Динику. - Васпы должны были остаться тем, кем являлись вначале - слепым оружием в руках командования. Именно поэтому такое значение придавалось муштре и опытам по увеличению иммунитета, выносливости в экстремальных условиях. Недаром для экспериментальной площадки были выбраны северные области Дара. Перелом произошел с появлением первой матки.

Дорога сделала петлю, и взору Виктора открылись стены военной базы. В воображении ярко вспыхнула картинка кружевной паутины. Именно такую аналогию вызывали переплетенные ограждения с колючей проволокой поверху.

Машина подъехала к пропускному пункту и встала перед шлагбаумом. Динику был вынужден прервать свой рассказ, пока часовые проверяли его документы. После чего автомобиль еще некоторое время продвигался по территории базы, и Виктор рассматривал круглые невысокие строения ангаров, лабораторий и административных зданий, чем-то напоминающие скопления опят в осеннем лесу. Стройными рядами стояла военная техника, вокруг которой муравьями деловито сновали люди. Воздух наполнился запахом смазочных масел и топлива.

Проехав еще несколько ярдов, автомобиль остановился перед очередным куполообразным зданием.

- А теперь я покажу вам нашу небольшую лабораторию, - любезно сказал Динику.

"Небольшая лаборатория" оказалась громадным помещением с таким интенсивным освещением, что Виктор почувствовал жжение в глазных яблоках. Это напоминало ему сны о Дарских ульях, где свет был белым, слепящим и холодным, и где спали законсервированные в коконах эмбрионы будущих чудовищ.

Он слегка протер веки и два раза тряхнул головой, прежде чем зрение пришло в норму.

И тогда он заметил еще кое-что...

Все люди, работающие в помещении, смотрели на него.

Не прямо, конечно. Это были косые, быстрые взгляды, едва заметные повороты головы, напряжение в позвоночнике и чрезмерная сосредоточенность на выполняемой работе, когда Виктор в ответ смотрел на них...

...ученый не был уверен, что такое внимание ему по душе.

- Не беспокойтесь, профессор, - уловил его заминку Динику. - Вы здесь что-то вроде легенды. После стольких лет вы первый человек, установивший контакт с васпой, и оставшийся после этого в живых.

- Вы в курсе всех событий, не так ли? - холодно осведомился Виктор.

Его правая рука сейчас находилась в гипсе, и крестообразный шрам на ладони был скрыт повязкой. Но это не мешало ученому чувствовать себя не в своей тарелке.

Будто он сам стал частью эксперимента, который давно уже перешел за рамки опытов "в пробирке".

- Так что насчет королевы? - снова спросил ученый.

- Да. Королева... - задумчиво отозвался Динику, сворачивая в широкий и безлюдный коридор. - До сих пор мы можем лишь предположить, откуда она взялась. Возможно, она тоже оказалась очередным детищем генной инженерии. Или именно здесь проявила свою силу матушка природа. На самом деле у нас нет никаких записей, подтверждающих ее происхождение. Зафиксирован только сам факт ее появления в Даре - более семидесяти лет назад.

Как раз тогда впервые в северном фольклоре появились упоминания о васпах. К этому же периоду относились и археологические находки, и письменные источники. "Кладязь бездны" была открыта руками не ангела, но человека.

- Мы думаем, что образовалась связь между маткой и мужскими особями-солдатами, - сказал Динику. - Именно поэтому послушные рабы вдруг превратились в убийц своих собственных хозяев. По крайней мере, первый улей был построен аккурат на месте дарской военной базы. Тогда же вероятно и образовались касты. Первые солдаты стали гвардейцами Королевы. Последующие поколения - солдатами.

- Вы рассказывали это ему? - спросил Виктор.

Динику удивленно вскинул брови.

- В этом нет необходимости, - беспечно отозвался он. - Вы ведь не станете разъяснять свою мотивацию дрозофиле, не так ли?

Он засмеялся, довольный шуткой, затем добавил пылко:

- Не думайте, что военные не пробовали уничтожить матку и созданных чудовищ! Но творение не всегда оказывается подвластно своему творцу. Но теперь мы надеемся возобновить опыты и наконец-то взять ситуацию под контроль.

Виктор молчал. Фактически, холодное чувство опасения начало расползаться вдоль его спинного хребта. Ему показалось, что все это уже было когда-то. История повторялась по спирали. Безрассудная игра в бога, ответственность за сделанные открытия. И он, Виктор, был ответственным тоже. За все случившиеся убийства, за стертые с лица земли города, за своих коллег, позволивших создать настолько чудовищное, бесчеловечное подразделение, как Дар.

"Чем же ты отличаешься от меня?" - вспомнился насмешливый вопрос Яна.

Виктор потер вновь заломившие виски.

- Я не смогу, - слабо проговорил он.

Твердая ладонь агента легла на его плечо.

- Сможете, - с уверенной холодностью сказал Динику. - Начинать всегда страшно. Но вы удивитесь, когда узнаете, на что способен ради науки настоящий профессионал.

31. К солнцу.

...Сияние ламп ослепляет. Они похожи на скопление маленьких солнц, и жар растекается по всему телу. Гимнастерка становится липкой от пота и крови.

Кровь бьет тугой струей из глубокой раны в горле Харта, его глаза смотрят в упор. Но в них нет страха, только удивление: почему? разве я плохо заботился о тебе, мой маленький Ян?

Он поворачивает нож, плашмя втыкая его между ребер. У огнестрельного оружия есть свои преимущества, но ничто не сравнится с удовольствием физического контакта, когда расстояние между тобой и жертвой сокращается до величины лезвия.

Харт хватает ртом воздух. Глаза наливаются кровяной влагой. Руки сжимают Яна за локти, но он вырывается и глубже загоняет лезвие. Оно идет рывками, туго, преодолевая сопротивление мышечной ткани. Живот Яна тоже становится горячим и влажным от чужой крови. Он молчит, и Харт молчит тоже. Только бульканьем содрогается горло и по телу проходят конвульсии, похожие на прибой у дальних берегов Эгерских фьордов. Когда-нибудь Ян побывает и там, и воды окрасятся темнеющей медью, а бриз насквозь пропахнет нагретым железом.

Ян знает это совершенно точно. Ему не чуждо некоторое тщеславие, и власть опьяняет его не меньше, чем ощущение липкой влаги на собственной коже.

Он отбрасывает обмякшего, но все еще дергающегося Харта, как сбрасывал когда-то оболочку кокона. Тело заваливается на пол с сырым шлепком выпотрошенной рыбы, но умирает не сразу. Смертоносный механизм отлаживался годами непрекращающихся пыток и бойни, и сапоги еще некоторое время скользят по разлившимся на бетоне лужам. Потом изо рта выплескиваются темные сгустки. Налитые глаза стекленеют.

Прощай, наставник Харт, садист и палач. Ты умер быстрой и милостивой смертью. Теперь твоя тень обречена на долгие страдания в Эребе.

Ян молчит и только слегка улыбается помертвевшими губами. На душе становится легко. Так легко, будто густая тьма разом озаряется слепящей вспышкой новорожденного солнца. Тепло охватывает его за плечи, входит через глаза и разливается по артериям кипящей лавой.

Она так горяча и ее так много, что тело не может справиться с переполнившим его бременем и раскрывается, подобно распустившемуся бутону цветка. Ян видит, как отслаивается его плоть, сползает с груди вместе с тканью гимнастерки. Кожа чувствует прикосновение металла. И, распахивая глаза, Ян понимает, что это пришли за ним преторианцы, чтобы покарать за совершенное убийство. Но не противится этому. Ведь это справедливо и правильно.

Потом огненная лава начинает вытекать из него волнами, сгущается и жирными каплями падает вниз, в трепещущую тьму. Солнца вспыхивают в его мозгу с каждым щелчком ломающихся костей. И этот все нарастающий жар медведем наваливается на него и лижет пламенным шершавым языком прямо в лицо. Тогда боль становится такой нестерпимой, что мир просто перестает существовать. Внутреннее солнце, пылающее позади его глаз, гаснет.

А затем, спустя целую вечность, вспыхивает снова.

Но несет в себе не могущество, а слабость. Не обновление, а боль.

Ян едва сдерживает крик, втягивая воздух сквозь сжатые зубы. Уцелевшее глазное яблоко пульсирует, словно в него воткнули раскаленный прут. И хотя стены каземата еще расплываются радужными пятнами, он видит перед собой аккуратно сложенный медно-красный преторианский китель. И знает, что это приготовлено для него. Мягкое северное сияние вспыхивает над погонами и застежками мундира. На поясе висит длинный прут стека - символ высшей власти.

Ян хочет смеяться, но губы его стиснуты плотно. Только кадык ходуном ходит в тощем горле. И чей-то шепот, похожий на шелест листьев, проникает прямо в его мозг:

- Смотри...

Он поднимает взгляд, и это взрывается в его голове снова: медная вспышка, превращающаяся в сверхновую. Ян невольно отшатывается назад и слепнет. Слезы текут по щеке, но он даже не может вытереть их, и только сквозь мутную пелену заворожено смотрит на Дарскую Королеву, богиню севера и солнца. Ее лучи не ласкают, а выжигают дотла.

Она наклоняется над ним. Ее поцелуй пахнет приторной сладостью и свежестью только что выпавшего снега.

Яд мгновенно ударяет в голову.

На секунду Яну становится дурно. Он отшатывается назад, чувствуя, что его вот-вот вывернет наизнанку. Горячий водоворот с чудовищной быстротой засасывает его в свою мерцающую глубину. Сердце останавливается, а потом начинает работать в удвоенном ритме, разнося по сосудам восхитительную и смертоносную смесь.

Ее поцелуи избавили от всех печалей и страхов...

...сознание было еще одурманено наркотиками, но глубоко в мозгу, перекрывая все мысли и ощущения, продолжал отщелкивать секунды неумолимый таймер, потому что время теперь играло против него. Запертый в каменной коробке, в темноте и тишине, Ян сидел на жесткой постели, уставившись в одну точку, не обращая внимания на окрики и насмешки, не различая ни голосов, ни лиц.

Он вслушивался в пустоту вокруг себя, и иногда ему казалось, что он слышит ее шепчущий голос, похожий на атмосферные помехи в радиоприемнике, или на тоскливый шелест листьев в осеннюю ночь.

Единственное существо, которое любило его. Заботилось о нем. И которое он предал.

Если бы не препараты, которыми Яна накачивали ежедневно, он мог бы испытывать даже что-то вроде сожаления.

- Вы его на чем-то держите?

Голос доносился издалека и казался знакомым.

- Разумеется, - прозвучал ответ. - Мы ведь не хотим лишних проблем.

Ян разлепил ресницы и с трудом сфокусировал взгляд.

Ему были знакомы люди, стоящие по ту сторону матовой стены. Но Ян смотрел мимо них, потому что за их спинами, выплывая из бесцветной пустоты, раскрывался бутон живого огня.

- Ян?

Имя прозвучало откуда-то издалека, словно раскат медного колокола. В средостении нового солнца сворачивались электрические сполохи, похожие на тонких ленточных червей.

- Вы уверены, что он нас видит?

Человек, привезший Яна в Дербенд, взволнованно всматривался через стекло. От него пахло тревогой и лекарствами. Правая рука покоилась на перевязи.

- Думаю, да, - отозвался стоящий рядом черноволосый цыган (тот самый, что привез Яна на базу). - Не стоит его недооценивать. Хотя мы накачали его лошадиной дозой, васпы на самом деле очень устойчивы к ядам.

Самодовольство сияло вокруг этого мужчины, будто гало. Это было знакомо и понятно, а потому не страшно. Очень скоро сияние поглотит его, и мужчина вспыхнет, как пропитанная керосином бумага.

С тонким шипением дверь камеры отъехала в сторону, пропуская внутрь профессора Тория. Его силуэт казался темным на фоне закручивающегося в спираль сияющего облака. Взбухало и пенилось жидкое пламя.

- Ты слышишь меня?

С профессором вошло еще два человека в белых халатах. В руках одного из них короткая палка с раструбом на конце - когда разъем соприкасался с телом, из него бил голубоватый электрический разряд. Яну уже пришлось познакомиться с этим устройством однажды, и он схватывал урок с первого раза, а потому сидел тихо.

- Ян? Ты будешь говорить со мной?

Он с трудом поднял голову. Ее будто нашпиговали свинцом, и сознание плыло, растрескивалось, словно лед на озере, обнажая бездны, полные огня и мрака.

- Все равно... найду, - даже не пробормотал - еле слышно прошелестел васпа. - Вырежу всех... всех!

Его лицо исказилось, задергалось. Люди в халатах отступили. Профессор отступил тоже. Его глаза были похожи на ледяные проруби, в зрачках плескался страх.

- Он ничего вам не сделает, - произнес рядом кто-то, но голос не звучал слишком уверенно.

- Не сделаю, - послушно повторил Ян. - Договор.

- Твой договор довел меня до больницы, - сердито ответил ему Виктор.

Губы Яна дрогнули в улыбке.

- Было необходимо.

- Помолчи уже, бога ради! Пока я не прибил тебя прямо здесь!

В голосе человека слышалась крайняя степень раздражения. Ян чувствовал, как жажда мести эмбрионом пульсировала под его сердцем. Кажется, из Яна все-таки мог получиться хороший наставник: умел он привить нужные взгляды даже такому хлюпику, как профессор.

Раструб электрошока врезался под ребра, но это была лишняя мера: Яна крепко держали кожаные ремни. Он со спокойным безразличием глядел, как профессор берет образец его крови. Масляная жидкость почти мгновенно наполнила колбу шприца. Кровь - это квинтэссенция жизни. Власть и сила. В этом она сродни огню - очищающему, послушному в умелых руках.

- Где она? - спросил Ян.

Профессор сморщился и дернулся, будто его самого только что ударило током.

- Где Лиза?

Между бровями Виктора легла страдальческая складка. Уголки губ задрожали, покривились.

- Не знаю и не хочу знать, - слишком резко отозвался он, поворачиваясь к васпе спиной. За ним дышал и пенился зародыш нового солнца.

Почему говорят, что конец мира обязательно будет отмечен тленом и мраком? Нет. Он будет прозрачен и светел. Он будет румян, как пропитанное ядом яблоко. Как расцвеченные закатным солнцем сосульки на исполинских кедровых лапах.

Когда солнце вспыхнет - ничто не будет важным для всех живущих на земле.

Ян опустил тяжелую голову на грудь.

- Жаль, - прошептал он. - Я любил ее...

На этот раз Торий обернулся так стремительно, что полы его халата взметнулись на манер крыльев. Медное пламя услужливо лизнуло их изнутри.

- Ты? Любил? - в голосе профессора насмешка и яд.

По его одежде начали расплываться чумные пятна, ткань закручивалась бахромой по краям, будто вокруг разверстых ран. Резко пахнуло гарью.

Когда васпы шли - земля дрожала под их сапогами. Они оставляли за собой следы, подобные ужасным язвам, воздух становился таким горячим, что его нельзя было глотать. Небо содрогалось. Земля содрогалась. И над всем миром восходило медное солнце, словно исполинское колесо, грохоча и лязгая железными спицами. Белым шрамом проступал след чудовищного обода, возвещая прибытие Дарской Королевы.

- Да, - сказал Ян. - Я пожертвовал собой. Чтобы жила она.

Жар докрасна накалил стены камеры. Ян прикрыл ресницы, пытаясь приглушить сияние, от которого плыла и тяжелела голова. Но и тогда видел плавающие в его собственном внутреннем океане жаркие золотые искры.

- Скажи ей, - в бреду продолжил он. - Я был сломлен - она любима. Я истекал кровью - она смеялась. Я был убит - она обрела жизнь. Это ли не любовь?

(...когда солнце без остатка вошло в его глаза, он умер для всего, что было значимо в его прошлой жизни...)

Ян снова поднял взгляд. В оплавившемся воздухе перед ним дрожало мокрое от пота и ужаса лицо профессора. Торий отступал - черный бумажный силуэт, - прямо в разверстую пасть вечно голодного солнца.

Прощай, профессор Торий. Жалкий творец, нелепый в своем напускном величии. Все твои желания, и надежды, и мечты осыплются мишурой с пришествием нового бога.

Стены начали оплывать свечным воском. Двери из прочного бронированного стекла вспучились болотными пузырями, потекли вниз раскисшим тестом.

- Разве я не заслужил немного благодарности?

Двери камеры разошлись, будто раскрылся гниющий рот. Люди уходили, снова оставляя его одного в темноте и тишине камеры. Но он все еще слышал - тихо-тихо в своей голове. Слышал отчаянье и шепот, похожий на белый шум в радиоэфире или на тоскливый шелест листьев промозглой ночью.

Может, Королева тоже была одинока. Как одинок любой из богов - крохотная крупица огня во всей тьме и холоде Вселенной. Может, она просила его вернуться...

Но прошлое таяло за его спиной, погружаясь в гниющий мрак и небытие. Утонул в небытие и наставник Харт, и Рихт, и девы, лежащие в холодных болотах. Больше ничто не имело значения, только оно - только спелое, взбухающее свежей кровью молодое солнце.

- Она обязана мне всем...

Тогда бутон солнца раскрылся.

Протуберанцы живого огня вырвались на свободу, и медно-красное пламя воссияло на лицах людей, будто божественное благословение. Всего на какую-то секунду. Потом кожа на их лицах начала чернеть и трескаться. Плоть изъявлялась насквозь, облетала хлопьями золы, обнажая ломкие кости.

Жаркая волна подняла Яна на восходящем потоке, и бросила в кипящий водоворот огня. Кружилась ли это отяжелевшая голова, или весь мир вращался под ним?

(...Ян помнил миг, когда солнце без остатка вошло в его глаза. Тогда он умер. И воскрес богом...)

32. Ларец Пандоры.

Уже который день Виктор жил с ощущением неотвратимой беды.

Он втягивал это с первым глотком утреннего кофе. С морозным ветром, прорывающимся через открытое окно автомобиля. Беда шла за ним неотступно ровно с того момента, как Виктор впервые увидел перед собой исполинскую цитадель Улья.

Возможно, вся экспедиция была ошибкой. Некоторые тайны должны оставаться таковыми.

Работа не приносила ему удовольствия. Он приезжал на базу к десяти утра, прохаживался по лаборатории, изучая заметки дежурных. Лабораторные животные при его появлении забивались в углы клеток. Но не оттого, что Виктор ассоциировался у них с болью или другими неудобствами. Нет. Виктор почти ни к чему не прикасался, а только изредка давал советы по тем или иным возникающим вопросам, и до двух часов пополудни запирался в кабинете, изучая образцы через микроскоп или заполняя формуляры. Но что-то было в нем тревожащее, неуловимое, словно тонкий аромат мыла, который остается на коже еще некоторое время после принятия душа. Запах, который могли почуять только звери с куда более развитым обонянием, нежели у человека.

"Или знак зверя на правой ладони".

Виктор почти забыл о шраме, скрытом гипсовым панцирем. И никакой зуд больше не беспокоил его, кроме покалывающего зуда в срастающихся костях. Но в памяти периодически всплывало искаженное лицо Яна - накачанного наркотиками, почти обезумевшего существа, обреченного до скончания своих дней быть подопытным кроликом. И хотя сердце грело осознание того, что такое обращение этот садист и убийца заслужил, как никто другой, в камеру к васпе Виктор больше не совался.

Дата добавления: 2015-06-30