Титул «император» и понятие «империя» в России в первой четверти XVIII века

22 октября 1721 года в Петербурге в Троицком соборе царю Петру I был поднесён титул «император». Принято считать, что именно в этот день Российское царство, Московия, официально превратились в Российскую империю и начался отсчёт нового, имперского периода в истории страны.
Время и место объявления России империей (или русского царя — императором) не были случайностью. 30 августа 1721 года победоносно для России завершилась Северная война. Мир, заключённый в Ништадте, не только положил конец военному соперничеству со Швецией, но и, как писал голштинский дипломат Г.Ф.Бассевич, «должен был определить форму и значение русской монархии в Европе» ¹. Ключевым событием в многомесячном грандиозном праздновании Ништадтского мира стала 22 октября торжественная служба в Свято-Троицевом соборе Петербурга. Для участия в ней со всей страны в новую столицу съехались высшие военные и гражданские чины (около 1000 человек), прибыли части 27-и полков армии-победительницы, на Неву в район Троицкой площади подошли 125 галер русского Балтийского флота ².
После литургии, чтения ратификационной грамоты о мире и проповеди состоялась церемония объявления царя Петра I императором. Этим актом публично фиксировался общий итог Северной войны — новый реальный военно-политический вес России в Европе.
Смена политического наименования страны всегда обусловлена особенностями общественной жизни и несёт на себе отпечаток политического самосознания общества. Поэтому в истории присвоения России титула «империя» заслуживают внимание не только причины, предыстория события и его осуществление, но также и рационализация понятия «империя» в данную эпоху и в данном обществе (форма принятия титула, его понимание, истолкование, оценочные ориентации, выбор идей и символов).

Поднесение Петру I титула «император» 22 октября 1721 г. было подготовлено в течение 4-х дней высшими должностными лицами России. Все они упоминаются в названных выше источниках. Исключительно активны были члены Синода — вице-президенты Феодосий Яновский и Феофан Прокопович, которые вели переговоры с царём и готовились непосредственно участвовать в церемонии: Феофан Прокопович произнёс 22 октября проповедь, Феодосий Яновский должен был зачитать обращение к царю. Возможно, что и сама идея празднования Ништадтского мира для поднесения нового титула Петру I принадлежала одному из них. В октябрьских заседаниях участвовали и другие члены Синода: архимандриты московских Симоновского и Новоспасского монастырей Пётр и Ерофей, костромского Ипатьевского Гавриил, иерей Анастасий Кондоиди, протопопы петербургских Троицкого и Петропавловского соборов Иоанн и Пётр, обер-секретарь Синода иеромонах Варлаам Овсянников. По-видимому в стороне от этого важного дела остался глава Синода Стефан Яворский: он не присутствовал ни на одном из подготовительных заседаний.
Что касается Сената, то из 11 его членов оказались причастны к событию 9 человек. Наиболее активны были А.Д.Меншиков (собирал Сенат и вёл переговоры с царём), вице-канцлер П.П.Шафиров (являлся автором первоначального текста обращения к царю) и канцлер Г.И.Головкин (публично зачитывал речь-обращение). В заседании 21 октября и церемонии в Троицком соборе участвовали кн. Дм.Кантемир, кн. Г.Ф.Долгоруков, П.А.Толстой, кн. Д.М.Голицын, граф А.А.Матвеев и обер-секретарь И.Д.Поздняков. Наконец, согласие на титул дал сам Пётр I.
Новый государственный статус страны, тем более статус, как говорили в петровскую эпоху, «первого градуса», не может по своей сути относиться к числу явлений, равных сиюминутному жесту лести всесильному монарху. Событие, произошедшее 22 октября, предполагает более глубокие корни. Представляется, что празднование Ништадтского мира стало лишь удобным моментом для принятия и осуществления давно назревшего решения. Причины же изменения титула русского царя были связаны прежде всего с внешнеполитическими проблемами страны.
«Россия не есть целый свет». Это утверждение Петра I, записанное англичанином Дж.Перри, очень точно отобразило ощущение русских людей начала XVIII столетия ¹⁰. Новый уровень общения с внешним миром, обустройство новых контактов (от ставших нормой дворянской жизни частных поездок на Запад до появления постоянных посольств при крупнейших дворах Европы), новые торговые и военные отношения в связи с выходом к морям и появлением самого современного средства связи — морского флота, потоки информации в области культуры и образа жизни — всё это изменило картину мира русского человека, перевернуло систему его ценностей. Россия перестала быть центром мира, единственным «правильным» (православным) государством; рядом с ней «появились» другие «хорошие» страны с наукой и искусством, «правильными», регулярными армиями, флотами, колониальными владениями, процветающей промышленностью и торговлей. Центром этого нового мира, лежащего за пределами России, была Западная Европа. Налаживание же более близкого общения с ней предполагало, помимо всего прочего, знание политической иерархии европейских государств.
Высшую политическую номинацию в Западной Европе на рубеже XVII — XVIII вв. имела Священная Римская империя, объединявшая, а точнее, регулировавшая отношения десятков немецких государств-княжеств и городов, а также королевств. Затем шли независимые королевства — Англия, Франция и др. Далее — Венецианская республика, Соединённые штаты Нидерландов и пр. Особое место занимал папский престол. Международное право и дипломатический этикет точно фиксировали все исторически сложившиеся связи, представлявшие собой своеобразное международное местничество. Нарушение их вызывало трения и конфликты ¹¹. И хотя такие государства, как, например, Англия и Франция, уже превратились в огромные колониальные державы, в силу цепкости внутриевропейских политических традиций их государи императорских титулов не принимали (только в XIX в. Наполеон Бонапарт принял титул «император», а английская королева Виктория с одобрения парламента стала «императрицей Индии»). Остаётся добавить, что по представлениям, бытовавшим в России, помимо западной Священной Римской империи существовала империя и на востоке — Оттоманская империя ¹².
Сближение России с Европой в начале XVIII в. поставило вопрос о месте страны-новичка в европейской иерархии. Этот вопрос приобрёл оттенок конфликтности, так как взгляд на Россию из Европы и представление о своём месте в Европе русских не совпадали. Для русской стороны понятие «царь» уже был равно «цесарь» (титул императора Священной Римской империи), для Запада же титул русских государей был неопределённым и варьировался в зависимости от обстоятельств. Исходя из политической конъюнктуры, в дипломатических документах русских князей, великих князей Московских, а затем и царей, не сообразуясь с принятой в России титулатурой, именовали князьями, великими князьями, королями (rex), цесарями, императорами. С XVI в. имелись прецеденты, когда русских князей именовали императорами. К этой форме лести неоднократно прибегали папский престол, Польша, Англия (королева Елизавета, Мария и её супруг Филипп), Ливонский орден и др.¹³ В целом же Европа была склонна приравнивать титул русских царей к королевскому.
Что касается Петра I, то западная сторона именовала его императором, быть может, чаще других царей. Так, во время пребывания в Англии в 1698 г. имперский резидент Гофман сообщал, что русского монарха все «называют здесь императором России», а после посещения царём парламента кто-то пустил шутку, что видел «короля на троне и императора на крыше» — Пётр через окно наблюдал, как английский король утверждал билль о поземельном налоге ¹⁴. Императором именовали Петра I и выходцы из Западной Европы, служившие в России. Только так к нему, например, обращался в многочисленных письмах и проектах блистательный французский архитектор Ж.Б.А.Леблон ¹⁵.
Обращение к московскому царю как к императору, по-видимому, было позволительно при отсутствии постоянных дипломатических отношений. В начале XVIII в. ситуация изменилась и потребовалось чётко зафиксировать ранг русского монарха в Европе.
Стремление утвердить императорский титул русского монарха проявилось в русском обществе задолго до 1721 г. В 1700-х гг. вслед за жалованием русским должностным лицам титулов и званий Священной Римской империи жаловать графское и княжеское достоинство своим подданным начал русский царь: первое пожалование в графы российские относится к 1706 г. (Б.П.Шереметев, а затем — И.А.Мусин-Пушкин, Ф.М.Апраксин, Н.М.Зотов и др.), первое русское княжеское пожалование (А.Д.Меншиков) — к 1707-му, до этого времени князьями становились только по праву рождения, по крови ¹⁶.
Следует иметь в виду, что когда-то пожалование титула графа было прерогативой империи. Так, оказавшийся не у дел племянник последнего византийского императора Андрей Палеолог продавал вместе с правом носить инсигнии и оружие византийских императоров и право присваивать графские титулы ¹⁷.
Своеобразным обращением к имперской атрибутике было присвоение высшему судебному органу петровской России наименование Сенат (1711 г.), а двумя годами ранее лицам, возглавлявшим Посольскую канцелярию, наименование государственный канцлер и вице-канцлер. Как отметил один из западных дипломатов, «царские министры... добились у царя титулов имперского великого канцлера и имперского вице-канцлера.., рассчитывая чрез то пользоваться большим почётом и уважением» ¹⁸.
Поворотным пунктом в практическом осуществлении утверждения за Россией звания «империя» стал, по-видимому, 1709 г. Полтавская победа позволила русской дипломатии действовать более активно. «Теперь, после Полтавской победы, — писал датский посол Ю.Юль, — как в России, так и за границей находятся люди, которые ищут понравиться царскому двору императорским титулом, побуждая в то же время царя добиваться ото всех коронованных особ Европы "признания /за ним/ этого титула"».

В начале XVIII в. представление о государстве персонифицировалось в лице монарха, то есть политическая номинация страны определялась титулом государя. Это была одна из особенностей менталитета той эпохи. Поэтому специального объявления России империей не было — новое название государства вытекало из изменения титулатуры Петра I и его мета в иерархии правителей.
Следствием этого изменения стало также внимание и западной, и русской стороны к самому слову «царь», его написанию, которое не являлось прямым аналогом западного латинского «цесарь». Так, Ю.Юль отмечал, что если заменить составляющие слово «царь» русские буквы соответствующими им латинскими, то «надо бы писать "tzar" а не "czar"», то есть сокращённое «caesar», как это было ошибочно принято на Западе. Для русских понятие «царь» и «царство» являлись сокращённым произнесением слова «цесарь», «цесарство» ²³. В русском политическом обиходе они появились ещё в Киевской Руси в XI в.²⁴ В середине XVI в. титул «цесарь»-«царь» стал официальным для русских правителей. Поэтому в начале XVIII в. традиционно «царь» и «цесарь» воспринимались в России как синонимы. Примеры многочисленны, приведём лишь один. В словаре «Вокабулы или речи на словенском, немецком и латинском языках» И.Копиевского 1718 г. издания слова «Imperator, Coesar, Augusftus» переводились как «кесарь, царь», а «rex» — как «король» ²⁵. Западная сторона такой перевод, а следовательно, и равенство этих терминов отрицала. Ю.Юль, например, привёл в своём дневнике целое лингвистическое исследование, призванное уравнять слово «царь» со словом «rex»-король ²⁶.
Что касается самого Петра I, то он разделял сложившийся в XVI — XVII вв. взгляд, что русский монарх является цесарем и преемником византийских императоров ещё со времён Киевской Руси. Об этом свидетельствует собственноручная записка царя-преобразователя о русском гербе, датируемая приблизительно 1712 — 1718 гг. Вот её текст: «[Сей герб] Сие имеет свое оттуду, когда Владимир монарх расийскую свою империю разделил. 12 сынам своим, из которых Владимирския князи возимели себе сей герб С.Егория, но потом Ц.Иван Ва., когда монархию от деда его собранную паки утвердил и короновался, тогда орла за герб империи росиской принял, а княжеской герб в груди оного поставих» ²⁷.
Восприятие в первых десятилетиях XVIII в. терминов «царь», «цесарь», «император» как синонимов означало, что в 1721 г. русская сторона сознательно шла на компромисс, вводя, вопреки собственным представлениям, отличие прежнего титула «царь» от нового «император». Быть может, именно с этим были связаны возражения Петра I на поднесение ему нового титула, а также стремление современников события подчеркнуть, что имперский титул не является чем-то новым для России. Иностранным послам в Петербурге, например, сообщалось, что титул «император всея России» и прежде носили предки Петра, «что это не есть нововведение». Тот же довод прозвучал и в проповеди Феофана Прокоповича «Слово на похвалу... памяти Петра Великого», где отмечалось, что и до принятия в 1721 г. звания «великий император» титул этот «и прежде был и от всех нарицался» ²⁸.
В семантическом поле понятия «империя» важную роль всегда играли географические и этнополитические признаки: огромная территория, полиэтничность, многоступенчатость политической организации, регулирование взаимоотношения местных элит имперским центром. Ни один из этих признаков даже риторически не прозвучал в 1721 г. в связи с провозглашением России империей. По-видимому, в начале XVIII в. эти имперские характеристики воспринимались совершенно нейтрально, в силу чего и оказались оттеснены на второй план, хотя, например, тема огромной территории и многочисленности народов, подвластных царю, присутствовала в русских проповедях петровской эпохи. Интересно, что в 1710 г. не русский автор, а англичанин Ч.Уитворт именовал Россию империей именно при описании её географии ²⁹.

Поднесение имперского титула Петру I стало единственным случаем светской имперской инвеституры в России. Восстановление церковного чина венчания произошло уже в 1724 г., когда была коронована Екатерина I. Причиной этого стали сугубо внутренние события, связанные с проблемой престолонаследия: имперский титул, поднесённый царю в 1721 г., позволил ему ещё раз расставить акценты в сложной семейной ситуации. Наследников мужского пола у Петра I и Екатерины I не было, следовательно, преимущественные права на трон имели не дочери Петра I Анна и Елизавета, родившиеся до брака родителей, а сын царевича Алексея Пётр и дочери царя Иоанна V. В этой ситуации введение указом от 23 декабря 1721 г. императорских титулов для Екатерины I и её дочерей ставило вторую семью Петра I выше других Романовых. В 1722 г. для утверждения их прав был издан указ о назначении наследника «по достоинству», а не «по первородству» ³⁵, а затем, в мае 1724 г., проведена коронация Екатерины I.

Ориентация на европейскую традицию привела к тому, что на коронации Екатерины I впервые для венчания на российский престол были приняты новые имперские инсигнии: императорская, отличная от русских, корона, имперская мантия (золотой штоф с орлами, подбитый горностаями), дополнявшие европейское платье царицы; а также названный имперским скипетр с двуглавым орлом («который издревле употреблен при коронации и помазании императоров Всероссийских») и глобус (держава) «такого фасона, как Глабер в своих историях о древних императорских глобусах упоминает. Дело же глобуса есть древнее римское...»³⁸. Императорские регалии представлялись современникам исключительно важными: их специальное описание завершало печатную реляцию о короновании Екатерины I.
Разумеется, в реляции подданным русского монарха не сообщалось об упразднении не имевших западного аналога царских инсигний «византийского» происхождения: св. креста, венца — шапки Мономаха и барм (диадемы), представлявших собой оплечье с образами. Во второй половине XV, в XVI и в XVII столетиях эти регалии подчёркивали византийскую преемственность («передачу царства») и были исключительно важны для русского самосознания. Не случайно после принятия царского титула Иваном IV в «Родословце» 1555 г. и «Сказании о князьях Владимирских» появляется рассказ о венчании Владимира Мономаха византийским царским венцом, бармами и скипетром. Введение в общественное сознание этой легенды подтверждало средневековую идею о божественном происхождении государственности и переходе царств (государственности) от народа к народу через передачу каких-либо предметов, символизировавших царское (цесарское) достоинство ³⁹.
Ориентация на Запад видоизменила этот взгляд на русское государство и его символы. Отмена византийско-русских знаков власти означало обесценивание идеи византийского наследия и косвенно принижало царское достоинство предшествующих веков. Параллельно с вытеснением идей и символов XVI — XVII вв. в разработке понятия империя наметилось ещё одно направление: по-видимому обращение к древности, уходящие в глубь веков корни являлись обязательной составляющей представления об имперском достоинстве. В силу этого взамен византийских усилился поиск более древних римских (т.е. западного происхождения) прав на имперское звание. Об этом свидетельствует и приведённый выше церемониал поднесения Петру I императорского титула, в котором частично в изменённом виде была возвращена форма римских и ранневизантийских коронаций, и Реляция об этом событии со ссылками на «сингклиты» Греции и Рима, и описание регалий Екатерины I, в котором указывалось на то, что «глобус»-держава выполнен по фасону «древних римских» и что «дело того глобуса есть древнее римское и весьма удивления достойное» ⁴⁰(как известно, «глобус»-«яблоко»-«держава» в качестве русской инсигнии появилась при коронации Бориса Годунова в 1598 г.⁴¹).
Актуализация в петровскую эпоху темы древнего императорского Рима особенно ярко проявилась в обращении к образу Константина Великого. В русский политический обиход образ этого императора вошёл ещё во времена Киевской Руси. В легендах Начальной летописи, в сочинениях Иакова и Иллариона кн. Владимир сравнивается с Константином, затем параллели Владимира Святого — Дмитрия Донского — Константина Великого разрабатывались в памятниках письменности конца XIV — XV вв.⁴²

По христиаским, в том числе и западным, представлениям, «крест Константина» — это «оружие победы, орудие власти, символ христианской силы», «обретение» же креста страной, народом символизировало соединение христианства с земной жизнью, утверждение «царства», вступление государства в период его «истинного существования»⁴⁹. С этой точки зрения, перенесение символа, святыни от шведов к русским могло пониматься как перенесение, передача власти или воинской удачи от одного государства или войска к другому.
В понятие «империя» всегда важную роль играло представление о ней как политическом и культурном центре (центре цивилизации). Эта сторона смыслового поля империи получила своеобразную интерпретацию в России начала XVIII в. Но связана она оказалась не с прошлым, а с представлении о будущем преобразованной Петром I страны, с концепцией предназначения её судьбы как «цивилизованного», «регулярного» государства.
В 1714 г. кн. Дмитрием Кантемиром был написан трактат о природе монархий («Монархий физическое рассуждение»). В нём историософские идеи, уже несколько столетий бытовавшие в Европе, перерабатывались применительно к современной России. Полагая, что история — это чередование восточной (персидской), южной (Ал.Македонского), западной (римской) и, наконец, четвёртой — северной — монархий, Кантемир предрекал перенесение центра всемирной цивилизации в Россию. Именно эта страна, по его взгляду, должна была стать и реально становилась в правление Петра Великого преемницей западных монархий, то есть монархией северной ⁵⁰.
Сам царь-преобразователь представлял будущее своего государства в духе концепции духовного круговорота Г.В.Лейбница. Пётр считал, что «науки, искусства и образ жизни», зародившись в Греции, затем перешли в Италию, из Италии разошлись по всем европейским странам, теперь же очередь дошла до России. Науки «со временем оставят свое место пребывания в Англии, Франции и Германии, продержатся несколько веков у нас и затем снова возвратятся... в Грецию», при этом «русское имя будет вознесено на высшую ступень славы»⁵¹.
В концепциях будущего России и Дм. Кантемира и Петра I была одна общая черта. В основе их лежало представление о существовании центра мира (политического или культурного) и его перемещении из страны в страну. Однако ни тот, ни другой не указывали на прямую связь «цивилизованной» «северной» монархии России с её политическим статусом империи. Это было сделано в последние годы жизни царя-преобразователя в упоминавшемся выше сочинении неизвестного автора «О зачатии и здании... Санкт-Петербурга». Повествуя о том, что в октябре 1721 г. царь принял императорский титул, автор сочинения отметил, что в этот день «начало восприяла четвертая монархия северная, то есть Российская империя». Далее он сообщил, что ещё в 1714 г. «о сей северной монархии» «предложил» кн. Дм. Кантемир, причём сделал это до «наименования России империею» ⁵². Таким образом, в сочинении о начале Санкт-Петербурга представление о «преобразованной России», России — «северной монархии», соединялось с идеей империи как центра мира. Вытеснение на второй план идеи «византийского наследия» (Рима 2-го) и всего, что было с ним связано, компенсировалось ориентацией на Рим 1-й, императорский. Представляется, что 1-й Рим получил особую значимость, ибо воспринимался как «единое» историческое прошлое и Западной, и Восточной Европы. Выстроить исторические связи-ассоциации этого единства позволял образ св. Константина Великого, отсюда — его актуализация в начале XVIII в.
Отказ от традиционных представлений о власти (её происхождении и т.п.) был труден, так как был связан с принижением статуса страны и её правителей в предшествующие столетия. В этом, по-видимому, причина колебаний и черт половинчатости при принятии императорского сана (не коронование Петра I имперской короной, а всего лишь поднесение титула, то есть молчаливое признание прежней царской коронации; смешение старого и нового в государственной символике — сочетание старых и новых инсигний; двойственность декларируемых постулатов — утверждение, что принятие титула «император» не есть «нововведение»; постоянные ссылки на грамоту Максимилиана I и проч., и проч.).
Ставшая актуальной в отношениях с Западной Европой идея имперского статуса России после её публичного декларирования русскому обществу в 1721 г. постепенно стала соотноситься в сознании людей не только с политическим рангом страны во внешнем мире, но и с образом новой России XVIII в., её территориальными, этническими и культурными реалиями, сложившимися к новому времени. Резкие изменения в общественной жизни России начала XVIII в., стремление осмыслить будущее страны привели к поискам новых историософских идей, терминов, концепций. В 1710-х гг. происходящее в России получило отражение в теории 4-х монархий и понятии монархии «северной», в российском варианте культурного круговорота. После принятия Петром I титула «император» в середине 1720-х гг. это историософское истолкование соединилось с представлением об имперском статусе страны.
Таким образом, в сознании русских людей начала XVIII в. возникли новые ассоциации, параллели, связи между римскими и западноевропейскими политическими обычаями, художественными образами и символами, установками сознания Московской Руси и идеями нового времени, образовавших в результате новое смысловое понятие «Россия — империя».

Дата добавления: 2015-07-02