Жертвоприношение дочери

.

ди зависимых людей, которые оказываются навсегда привязаны к объекту своей зависимости: это «донжуаны», бегающие от одной юбки к другой, «сыночки», покорно пресмыкающиеся перед влас­тными женами, «папочки», соблазняющие романтическими отно­шениями собственных дочерей. Некоторые из них за короткое время совершают головокружительный взлет, как, например, ки­ноактер Джеймс Дин или рок-звезда Джим Моррисон, но лишь для того, чтобы пасть жертвой склонности к саморазрушению и затем стать легендой или даже культовой фигурой, выражающей архетипическую природу их очарования.

Дочери таких «вечных юношей» в детстве не имеют перед глазами необходимой модели проявления самодисциплины, опре­деления границ и, повзрослев, зачастую не ощущают безопаснос­ти, страдают от нестабильности, неуверенности в себе, тревожно­сти, фригидности и в общем - от ощущения слабости Эго. Более того, если отец был откровенно слабым (не имея постоянной ра­боты или будучи зависимым), вполне вероятно, что дочь будет его стыдиться. А если дочери было стыдно за своего отца, то вполне возможно, что она перенесет это чувство стыда и на себя. В таких случаях она создает образ идеального мужчины и отца, и вся ее жизнь становится поиском такого идеала. В своих поисках она может привязаться к «духовному возлюбленному» (ghostly lover), т.е. к идеальному мужчине, который существует только в ее вооб­ражении⁸. Следовательно, очень вероятно, что ее отношения с мужчинами, особенно в сфере сексуальности, будут нарушены. Вполне вероятно, что отсутствие обязательств, которое она испы­тала в отношениях с отцом, породит общее отсутствие веры в мужчин, которое может распространяться на всю духовную сфе­ру, т.е., выражаясь языком метафоры, - на «Бога Отца». На самом глубинном уровне она страдает из-за нерешенной религиозной проблемы, ибо ее отец не создал для нее сферы духа. Как же ей тогда ее обрести? Анаис Нин, у которой был такой отец, сказала об этом: «У меня не было духовного наставника. Мой отец? - В моих глазах он представляется мне моим ровесником»⁹.

Другие отцы склоняются в сторону ригидности. Жесткие, хо­лодные, а иногда и вовсе безразличные, они порабощают своих до-

⁸ М. Esther Harding описала образ «духовного возлюбленного» в своей
книге "The Way of All Women" (New York: Harper and Row, 1970), p. 36-38.

⁹ Anais Nin, "The Diary of Anais Nin", vol. 1 (New York: Harcourt, Brace and
World Inc.), p. 194.

черей силой авторитарной установки. Довольно часто такие муж­чины оказываются лишенными живой жизненной энергии, отре­занными от своей внутренней фемининности и чувственной сфе­ры. Они ставят во главу угла послушание,. долг и рациональность. И они настаивают на том, чтобы их дочери разделяли эти ценнос­ти. Подчинение установленному порядку становится правилом. К невыполнению социальных норм они относятся с подозрением и недоверием. Такие отцы - чаще всего властные старики, в основ­ном озлобленные, циничные, раздраженные и лишенные вкуса к жизни. Так как для них главное - контроль и правильное поведе­ние, им, скорее всего, чужда спонтанность и неожиданность, они закрыты для творчества и чувств. И они пытаются относиться к таким вещам с насмешками и сарказмом. Если говорить о положи­тельной стороне отношений с властным стариком, то признание им главенства авторитета и долга порождает ощущение безопасно­сти, стабильности и порядка. Негативная сторона отношений со­стоит в том, что в них чаще всего подавляются «фемининные» ка­чества: проявления чувств, эмоциональность и непосредствен­ность. Вот некоторые примеры отцов, для которых характерно по­ведение властного старика: это «патриархи», сохраняющие конт­роль над всеми материальным ресурсами и тем самым подавляю­щие своих жен и детей; «законники», создающие определенные правила и требующие от всех неукоснительного их выполнения; «мечтатели», ожидающие от дочерей небывалых успехов в жизни; «домостроевцы», требующие, чтобы дочери исполняли предназна­ченные им фемининные конвенциональные роли; а также «герои», не признающие ни малейшей слабости, недомогания или какого-то отличия от других.

В последующей жизни дочери таких властных стариков час­то оказываются практически полностью разобщенными со своими фемининными инстинктами, так как их отцы не могли по-настоя­щему признать их фемининность. Поскольку такие женщины ис­пытывали на себе жесткое и грубое отношение со стороны отца, то, вероятно, они будут так же относиться к себе или другим. Даже если они начнут бунтовать, то в этом бунте часто ощущает­ся нечто безжалостное и резкое. Одни дочери покоряются автори­тарным правилам, и тогда они навсегда отказываются жить соб­ственной жизнью. Другие, хотя и могут бунтовать, остаются под контролем отца и поступают с оглядкой на него. У дочерей как слишком властных, так и слишком мягких отцов чаще всего не

32

Глава 1

Эмоциональная травма дочери, присущая ее отношениям с отцом

складываются здоровые отношения с мужчинами и возникают трудности в проявлении творческой духовности.

Итак, я описала две крайние тенденции, которые могут суще­ствовать в отношении отца к дочери. Но отношение большинства отцов представляет сочетание этих двух тенденций. И даже если отец проявляет в жизни лишь одну из этих крайностей, то другую тенденцию он зачастую отыгрывает бессознательно¹⁰. Есть много примеров ригидно-авторитарных отцов, у которых неожиданно случаются иррациональные взрывы эмоций, что представляет уг­розу ими же установленному порядку, нарушает чувство безопас­ности и порождает ощущение абсолютного ужаса у дочерей. По­скольку такие отцы сознательно не признают свою эмоциональ­ность, то потому время от времени бурные эмоции переполняют их, но дети, наблюдающие проявление этих эмоций, все больше и больше пугаются. Иногда в спектре эмоций усиливаются сексу­альные обертоны - например, когда отец физически наказывает свою непослушную дочь, так что она ощущает исходящую от него угрозу на сексуальном уровне. Таким образом, хотя сознательное поведение отца может быть продиктовано его родительским дол­гом и на рациональном уровне он может не переступать существу­ющую грань, такие ноты могут прозвучать на фоне незрелых юно­шеских (puerile) настроений и импульсов, которые прорываются бессознательно и в самые неожиданные моменты. Вместе с тем вполне вероятно, что отцы, потакающие дочерям, также не лише­ны презрительного цинизма ригидного судьи, скрываемого на зад­ворках психики. Такой отец может неожиданно накинуться на свою дочь, осуждая ее за те же самые импульсивные проявления, которые он не любит в себе.

Несомненно, что в развитии дочери другим важным факто­ром является роль матери¹¹. Так как моя книга посвящена иссле­дованию отцовско-дочерних отношений, то я в ней не обращала особого внимания на исследование вопросов, связанных с влияни-

¹⁰ Эти две крайности, а также их скрытое взаимодействие Джеймс Хилл-ман описал в своей статье: "Senex and Puer: An Aspect of the Historical and Psychological Present", Eranosjahrbuch XXXVI, 1967.

" Роль матери в развитии женщины и женственности является крайне важным фактором, а потому на эту тему было написано очень много. Так, напри­мер, Нэнси Фрайди (Nancy Friday) в своей книге "My Mother, My Seir (New York: Dell Publishing Co., 1977) исследует проблему влияния матери на поиск дочерью своей идентичности. С юнгианской точки зрения Эрих Нойманн в сво­ей книге "The Great Mother" анализирует архетип «Великой Матери» и его связь с развитием сознания (Princeton: Princeton University Press, 1963).

ем матери, поэтому я лишь укажу на некоторые важные моменты. Очень часто среди супружеских пар можно увидеть определенное сочетание психологических характеристик партнеров. У отца, ко­торый является «вечным юношей», зачастую жена является «ма­мой». В таких случаях мать часто является хозяйкой в доме и сле­дит за соблюдением порядка в семье. Только через нее формиру­ются ценности, авторитет и организация уклада, которые обычно создаются отцом. Иногда такая мать может быть более ригидна, чем большинство ригидных стариков-отцов. И вместе с этой ри­гидностью проявляются ее сильные женские эмоции. Если отец слабый и любит потакать, а мать - сильная и властная, у дочери появляется двойная проблема. В таком случае отец не только не может стать для нее моделью маскулинности, он не может проти­востоять матери и помочь дочери от нее отделиться. Дочь может сохранять бессознательную связь с матерью и идентифицировать­ся с ней. Вполне возможно, что в таком случае она бессознатель­но заимствует материнские ригидные установки. Кроме того, если матери приходится играть роль отца, иногда дочь не получает в достаточной мере ни отцовского, ни материнского влияния.

Прямо противоположной парой является старик-отец и дочь, которая для него играет роль жены. В этом случае он подавляет и мать, и дочь, - таким образом мать вследствие своей пассивной зависимости не создает для дочери модели подлинной феминин­ной независимости. Поэтому весьма вероятно, что у дочери будет повторяться паттерн фемининной зависимости или же, если она бунтует, это происходит скорее вследствие защитной реакции на властное отношение отца, чем ради удовлетворения своих феми­нинных потребностей.

Бывает и так, что «вечно юными» являются и отец, и мать, как это было у супружеской пары Скотта и Зельды Фитцдже­ральд¹²; в таких случаях обычно каждый из партнеров мало спо­собствует формированию стабильности, организованности и авто­ритета. Тогда зачастую ответственность каждого из партнеров ока­зывается очень слабой, и брак и семья могут распасться, оставив дочь в состоянии хаоса и тревоги. Или же может случиться так, что ригидными стариками являются и отец, и мать, которые созда-

¹² Скотт Фитцджеральд (1896-1940) - известный американский писатель, его история красивой романтической любви и затем выставленной напоказ се­мейной жизни заканчивается трагически: Зельда, страдавшая шизофренией, схо­дит с ума, писатель спивается. - Примеч. ред.

34

Глава 1

Эмоциональная травма дочери, присущая ее отношениям с отцом

ют в семье атмосферу жесткой власти. И тогда дочь оказывается отсеченной с обеих сторон от источников эмоциональности и ес­тественности.

У своих клиентов и у себя самой я обнаружила два противо­положных паттерна, которые часто формируются вследствие на­рушения в отношениях е отцом. И зачастую эти оба конфликтую­щих между собой паттерна существуют вместе в психике женщи­ны, имеющей эмоциональную травму, вступая между собой в борьбу. Один паттерн я назвала «вечная девушка» (или puella aeterna)¹³. Другой я назвала «амазонкой в панцире». В этой главе я хочу лишь описать оба типа в общих чертах, а в последующих главах дать их более подробное описание.

«Вечная девушка», или пуэлла, - это женщина, которая пси­хологически остается юной девушкой, даже если ее физический возраст составляет шестьдесят-семьдесят лет. Она остается зави­симой дочерью, имеющей тенденцию принимать ту идентичность, которую на нее проецируют другие. Тем самым она целиком отда­ет другим свою силу и ответственность за формирование соб­ственной идентичности. Очень часто она выходит замуж за ригид­но-авторитарного мужчину и становится воплощением образа именно такой женщины, которую он хочет видеть. Зачастую она кажется невинной, беспомощной и пассивной и ведет себя соот­ветствующе. Или же она может бунтовать, но в своем бунте она остается беспомощной жертвой, над ней довлеют чувства жалос­ти к себе, беспомощности и пассивности. В любом случае она не является хозяйкой собственной жизни.

Каждый день у себя в кабинете я принимала женщин, кото­рые были внешне успешными, профессионально компетентными и материально независимыми. На первый взгляд они производи­ли впечатление сильных и энергичных, независимых и уверенных в себе. Но, оказавшись в безопасной терапевтической обстановке, они позволяли себе плакать, предъявлять жалобы на усталость, слабость и внутреннюю опустошенность, а также на ужасное оди­ночество. В сновидениях у них многократно появлялся образ пан­циря. Одной женщине приснился слабый, маленький мужчина, уставший от жизни и почти что умирающий, который был одет в

¹³ Puella (лат.) - «девушка», puella aeterna (лат.) - «вечная девушка»; это характерный фемининный тип личности, аналогичный маскулинному типу риег aetemus.

защитный кольчужный плащ, был в шлеме и держал щит и меч. Позже, в процессе анализа, когда она избавилась от ненужного панциря, ей приснилось, что она нашла бриллиант, скрытый под грудой вскрытых устричных раковин. Сосредоточившись на том, чтобы прочувствовать этот момент и открыться отношениям с другими людьми, она ощутила себя более мягкой и спокойной. Теперь раковина раскрылась, и ей стала доступна истинная твер­дость, присущая бриллианту.

В сновидениях другой женщины панцирь был представлен тяжелыми зимними шубами. В одном сновидении летом женщи­на выходит из родительского дома, в котором выросла, и вдруг осознает, что в руках у нее несколько тяжелых деревянных веша­лок от зимних шуб, но шубы исчезли. Затем она увидела позади себя двух молодых людей. Они были простодушными, шутили и забавлялись, но ее это испугало. Поэтому она ускорила шаг, что­бы увеличить дистанцию, но они легко ее догнали, и один из них развязал шнурок ее ботинка. Она испугалась еще больше и, пы­таясь от них скрыться, забежала в дом, который казался забро­шенным, войдя в него, она обнаружила сонм парализованных и безумных женщин. Излишне объяснять, в каком ужасе она про­снулась. На самом деле этой женщине следовало сбросить с себя защиту в виде зимней шубы и научиться легко и непринужден­но общаться с этими простодушными парнями, однако она по-прежнему их боялась.

«Женщина в панцире амазонки» так же отчуждена от своего внутреннего центра, как и «вечная девушка». По существу, боль­шинство женщин эти два паттерна могут совмещать. Согласно моему собственному опыту, сначала проявляется паттерн «панци­ря амазонки». Однако за ним скрывается испуганная маленькая девочка, которая то показывается, то исчезает, не имея возможно­сти где-нибудь задержаться, привязавшись к какому-нибудь мес­ту или человеку. Другие женщины поначалу ведут себя как очаро­вательные уступчивые жены, а затем становятся несговорчивы­ми, жесткими противниками в семейных схватках и поединках. У большинства женщин присутствуют оба эти паттерна, время от времени один из них сменяется другим. Например, одна женщи­на, которая вела активную социальную жизнь, при этом ощущала себя неуверенной, хрупкой девочкой, которая все время боялась проявить свою слабость, в то время как у нее это сочеталось с ощущением уверенного в себе и пользующегося авторитетом ора-

36

Глава 1

Эмоциональная травма дочери, присущая ее отношениям с отцом

тора. Она удивлялась, когда узнавала, что окружающие люди, в особенности мужчины, воспринимали ее как сильную и компе­тентную личность, тогда как внутри себя она чувствовала робость и застенчивость.

Мне до сих пор сложно ответить на вопрос, почему разви­тие одной женщины следует паттерну «вечной девушки», разви­тие другой - паттерну «амазонки в панцире»; это обстоятельство требует дальнейшего исследования. Я склоняюсь к тому, что на особенности развития каждой женщины влияет множество раз­ных факторов. По моему мнению, главными из них являются темперамент женщины, а также ее положение и роль в семье. Еще один фактор - ее отношения с матерью. Очень существен­но физическое состояние женщины, особенности ее телосложе­ния, а также расовые и социально-экономические различия. До­вольно часто я сталкивалась с тем, что у старшей дочери суще­ствует тенденция к развитию паттерна «амазонки», тогда как развитие младшей дочери следует паттерну «вечной девушки». Но так случается не всегда. Еще один фактор состоит в том, идентифицируется ли она с отцом или матерью и повторяет ли она паттерн доминирующего родителя или, наоборот, бунтует против него. Согласно моему представлению, эти два паттерна («вечной девушки» и «амазонки в панцире») присутствуют у большинства женщин, хотя при этом кто-то из них может прожи­вать их более или менее осознанно.

И «вечная девушка», и «амазонка в панцире» довольно час­то испытывают отчаяние в связи со своим внутренним состояни­ем. Они ощущают отчуждение от своего внутреннего ядра, ибо они обе лишены связи с очень важными частями своей личности. Метафорически можно привести такое сравнение: в их распоряже­нии имеется целый огромный особняк, но они занимают в нем всего несколько комнат.

Философ Серен Кьеркегор помог мне понять истоки этого самоотчуждения и отчаяния, существовавшего и у меня самой, и у моих клиенток. В своем труде «Болезнь к смерти» Кьеркегор считает, что отчаяние не связано с Самостью, с источником чело­веческого бытия¹⁴. Согласно Кьеркегору, существует три основ-

¹⁴ Soren Kierkegaard, "Fear and Trembling", "The Sickness Unto Death" trans. Walter Lowrie (New York: Doubleday & Co., Inc., 1954). (В рус. переводе: Кьерке­гор С. Страх и трепет. - М.: Республика, 1993.)

ные разновидности отчаяния: бессознательное отчаяние; созна­тельное отчаяние, которое проявляется как слабость, и сознатель­ное отчаяние, которое выражается в форме неповиновения.

Бессознательное отчаяние нарушает связь человека с Само­стью, однако об этом не подозревает. Согласно Кьеркегору, такой человек ведет гедонистическую жизнь, растворяется в чувствен­ном ощущении текущего момента и не ощущает себя причастным к тому, что оказывается выше влечений его Эго. Таково состояние человека, склонного к эстетизму и донжуанству. В данном случае речь идет о таком виде бытия, при котором люди не имеют созна­тельного представления о своем отчаянии, хотя, как отмечает Кьеркегор, навязчивое стремление к нескончаемому чувственному наслаждению, к которому периодически примешиваются харак­терные всплески черной меланхолии и тревоги, свидетельствует о том, что дело обстоит не так уж хорошо.

Если человек позволяет темным силам скуки и тревоги за­владеть своим сознанием, он начинает осознавать свое отчаяние и разобщенность с Самостью, и у него появляется ощущение, что он слишком слаб для выбора Самости - выбора, который потре­бует признания своей силы, чтобы принимать решения. В данном случае человек отчаивается вследствие своей слабости, не позво­ляющей ему посвятить себя чему-то более высокому, чем влече­ния Эго. На мой взгляд, многие пуэллы мучительно страдают, ис­пытывая отчаяние из-за слабости: они хотят быть мужественны­ми и принимать на себя риск, связанный с реальной жизнью и от­ветственностью, но вместе с тем боятся и не могут совершить этот решительный шаг.

Но если человек еще глубже осознает причину своей слабо­сти, то к нему приходит осознание того, что эта извиняющая его слабость является лишь способом избежать признания своей силы. То, что человек изначально принимал за слабость, теперь рассматривается как неповиновение, то есть отказ от исполнения долга! Для Кьеркегора отчаяние неповиновения является выс­шей степенью осознания - осознания того, что человек обладает достаточной силой, чтобы выбрать Самость или, как выражает­ся Кьеркегор, совершить качественное изменение веры, требую­щее признания неподвластного и трансцендентного. Однако он делает свой выбор, отказываясь от изменения, упрямо не пови­нуясь силам, лежащим за пределами разума и человеческой смертности! В отчаянии неповиновения он отвергает возмож-

38

Глава 1

Эмоциональная травма дочери, присущая ее отношениям с отцом

ность изменений и возможность бессмертия. Отказ от одного вместе с тем означает отказ и от другого. На мой взгляд, отчая­ние слабости - это аспект «вечной девушки». А отчаяние непо­виновения мне представляется аспектом «амазонки в панцире». И вместе с тем в глубине они представляют собой одно и то же -два полюса расщепленной Самости.

Женщинам, подпадающим под архетипический паттерн пу-эллы, подавленной отчаянием из-за слабости и уязвимости, нуж­но осознать свою силу и избавиться от идентификации с жерт­вой. Женщинам, с характерным для «амазонки в панцире» стремлением к порядку, нужно увидеть, что это стремление ста­новится ложной силой, и осознать, насколько важно быть откры­той для всего неизвестного и не поддающегося контролю. Со­гласно Кьеркегору, решимость и трансформация приходят имен­но тогда, когда удается преодолеть все стадии отчаяния благода­ря качественному изменению веры. Благодаря такому измене­нию человек признает одновременно и свою силу, и свою сла­бость, переплетение в человеческом бытии конечного и бесконеч­ного, а также осознает, что нить человеческой жизни может быть протянута между противоположностями, а не должна идентифи­цироваться с абсолютом.

С точки зрения терапии огромную помощь в понимании си­туации, складывающейся в жизни многих людей, я нашла в ра­ботах психиатра Карла Густава Юнга. Юнг считал, что жизнь любого человека является настоящей мистерией. Однако инди­видуальное развитие человека, начиная от ранних детских пере­живаний в родительской семье, под влиянием культуры и осо­бенностей темперамента происходит однобоко, так что внешне проявляется одна часть его личности, а другая, конфликтная часть остается скрытой. При этом подавленная сторона, добива­ясь своего признания, часто внедряется в признаваемую сознани­ем часть личности, тем самым воздействуя на поведение челове­ка и нарушая его отношения с другими. По мнению Юнга, зада­ча личностного роста заключается в том, чтобы научиться видеть ценность обеих сторон личности и попытаться их интегрировать так, чтобы они могли действовать вместе на пользу человеку. Я считаю, что с терапевтической точки зрения это очень важно для женщины, имеющей эмоциональную травму и оказывающейся в состоянии внутреннего конфликта между двумя паттернами: «вечной девушки» и «амазонки в панцире». Каждая линия пове-

дения может что-то позаимствовать у другой, а их интеграция лежит в основе развития.

И если женщина имеет эмоциональную травму вследствие нарушения отношений с отцом, у нее есть возможность работать над собой, чтобы исцелить себя. Все мы несем на себе след психо­логического воздействия своих родителей, однако мы не обречены оставаться навсегда лишь продуктами их воздействия. Согласно Юнгу, психике присущ природный исцеляющий процесс, направ­ленный на достижение равновесия и целостности. Кроме того, в психике существуют природные паттерны поведения, которые мы называем архетипами и которые вполне могут служить нам внут­ренними моделями, даже если внешние модели отсутствуют или нас не удовлетворяют. Так, например, внутри женщины существу­ет весь потенциал архетипа отца, и этот потенциал может быть реализован, если женщина захочет пойти на риск и вступить в контакт с бессознательным. Следовательно, даже при том, что род­ной отец или культурно-историческая фигура изначально может сформировать в нашем сознании образ женщины и образ возмож­ной деятельности во внешнем мире, у нас внутри присутствуют позитивные и творческие аспекты архетипа отца, которые могут компенсировать многие негативные влияния разных событий, происходящих в реальной жизни. У каждой из нас есть внутрен­ний потенциал, чтобы установить лучшую связь с отцовским на­чалом. В образах сновидений часто раскрываются ранее неизвест­ные черты образа отца, которые мы можем ощутить в своих пе­реживаниях, чтобы достичь большей целостности и зрелости. Ил­люстрацией этому утверждению может служить следующий кли­нический случай.

Одна женщина, которая проходила у меня терапию, выросла под властью авторитарного ригидного отца, который не признавал ценность фемининности. Воспитывая дочь, он ставил во главу угла упорную работу и дисциплину, а также мужские виды дея­тельности. Не допускалось никакой слабости и уязвимости. По­этому она впитала в себя эти ценности и всегда крайне деловито планировала и свою жизнь. Она не позволяла себе расслабиться или проявить какую-то слабость. Но эта часть ее личности оказа­лась эмоционально отчужденной от других людей и от внутренне­го центра ее личности. Она начала терапию вскоре после того, как у нее развилось кожное заболевание, которое становилось все бо­лее и более заметным для окружающих. Говоря на символическом

\ \

40

Глава 1

Эмоциональная травма дочери, присущая ее отношениям с отцом 41

языке, ее уязвимость как бы хотела своего признания. Она боль­ше не могла это скрывать, ибо болезнь распространилась на части тела, которые видели окружающие. В самом начале терапии она увидела сон, в котором она зависла на крыше небоскреба, пребы­вая в крайне затруднительном положении. Оттуда ей открылся широкий вид на город, она могла видеть движение транспорта по улицам, но при этом не могла спуститься вниз и заниматься ка­ким-то делом. Наконец, один смельчак вскарабкался на небоскреб и помог ей спуститься на землю, а затем она по траве бегала боси­ком и играла с ним. Это сновидение показало ту сторону маску­линности, которая отсутствовала в ее развитии, ибо ее лишил вни­мания жесткий и строгий отец. Ей нужно было сформировать связь с инстинктивным внутренним мужчиной, который бы мог с ней играть.

Ей также приснился сон, который показал, какое влияние оказывал на нее отец. В этом сне она захотела показать отцу свое кожное заболевание, однако он отказался на него смотреть. Он отказался допускать, что она хоть в чем-то уязвима, и она бессоз­нательно переняла у него эту установку по отношению к себе. Это повлияло не только на ее эмоциональную жизнь, но и на творческие способности. Хотя у нее был и немалый артистизм, и творческий потенциал, она занялась изучением точных наук, да так и не смогла закончить обучение. Это выглядело так, будто она шла отцовским путем, а не своим собственным. В процессе анализа она постепенно начала признавать свою ранимость и разрешила себе играть. Образ мужчины из ее первого сновиде­ния фактически стал образом, побудившим ее принять эти час­ти своей личности. В реальной жизни она вскоре встретила ду­шевного эмоционального мужчину и, влюбившись, открыла ему уязвимую часть своей личности. Она снова пошла учиться, но на этот раз тому, что ей нравилось. Вскоре после этого образ отца в ее сновидениях изменился. В одном из них ей сказали, что ее отец умер. Затем она услышала колокольный звон, который звал ее на другой берег реки. Она стала переходить реку по мосту, но мост оказался недостроенным, поэтому она спрыгнула в воду, чтобы добраться до другого берега. Смерть ее отца символичес­ки означала конец его ригидной власти над ней, и теперь она ус­лышала голос, зовущий ее на другую сторону реки, к совершен­но новой части ее личности. Для нее это означало влиться в по­ток жизни и своих чувств. Как только у нее это получилось, об-

раз отца в ее сновидениях снова изменился: принятие ее отцом существенно возросло. В одном сновидении она потеряла что-то из вещей, принадлежащих ему, и вместо того чтобы ее обвинить, он ее простил. В другом сновидении отец был творческой лично­стью - рок-музыкантом, и она им гордилась. Получалось так, словно ее сновидения переходили в бытие; и в сновидениях, и в реальности - в каждой области по-своему происходили сдвиги, которые способствовали ее вступлению в жизнь, протекающую в совершенно иной размерности. Благодаря последовательному развитию самопознания и установлению связи со сновидениями в процессе терапии у нее появилась возможность соединиться с игривой, непосредственной, чувственной частью своей личности, а также высвободить свою фемининность и творческие способно­сти. Когда она ощутила энергию компенсации, исходящую из от­цовского архетипа, началось ее выздоровление от старой эмоци­ональной травмы, полученной в отношениях со строгим, ригид­ным и эмоционально отчужденным отцом.

42

Глава 1

Глава 2

Жертвоприношение дочери

Твой дух высок, царевна-голубица, Но злы они - богиня и судьба.

Еврипид

Эмоциональная травма, связанная с отцовско-дочерними отноше­ниями, является характерной чертой нашей культуры и в какой-то мере - психологической особенностью современных мужчин и женщин. Зачастую считается, что женщины стоят ниже в своем развитии, чем мужчины. Мужчин часто осуждают, если они про­являют фемининные качества. Эмоциональную травму, связан­ную с отцовско-дочерними отношениями, характеризует наруше­ние связи между маскулинным и фемининным началом¹⁵. Нару­шение этой связи затрагивает не только отдельных людей и их партнеров по общению, но и целые группы людей и даже обще­ство в целом. От него страдают и мужчины, и женщины. И тех и других заводит в тупик проблема собственной идентичности и роли в межличностных отношениях.

История эмоциональной травмы между отцом и дочерью уходит корнями в глубокую древность, что мы можем, например, ясно видеть в трагедии Еврипида «Ифигения в Авлиде». Здесь показано, как царь Агамемнон принимает решение принести дочь в жертву, как он опечален и травмирован, будучи вынужден так поступить¹⁶. В трагедии также раскрывается характерное для пат­риархального общества ограничение во взглядах на феминин-ность. Ифигения - старшая и любимая дочь Агамемнона. И при

¹⁵ Более подробное обсуждение этого вопроса см.: Ulanov, The Feminine.

¹⁶ Действие трагедии относится к тому времени, когда обычай приносить
человеческие жертвы был давно утрачен, и то, что отец приносит в жертву дочь,
даже по тем меркам считалось ужасной жестокостью. - Примеч. ред.

этом, как известно из сюжета, родной отец приносит в жертву са­мого дорогого человека. Как же это случилось? Как смог отец со­вершить подобное жертвоприношение?

Главный герой трагедии Агамемнон пребывает в глубоком отчаянии, он близок к безумию, ибо решает возложить на алтарь дочь свою Ифигению. Эллины развязали войну против Трои из-за того, что троянский царевич Парис обольстил и похитил у них прекраснейшую из женщин - Елену, жену спартанского царя Менелая - брата микенского царя Агамемнона. Но когда гречес­кое войско собралось в Авлиде, на греческом берегу, обращенном к Трое, готовое на всех парусах отправиться в сражение, на₍ море стоял полный штиль: боги не давали ахейцам попутного ветра. Обезумевшие от бездействия воины возроптали, и власть Ага­мемнона сильно пошатнулась. Опасаясь, что войско выйдет из повиновения, Агамемнон отправился к оракулу, который сказал ему, что тот должен пожертвовать первородной дочерью во сла­ву Эллады. Жертвой надлежало умилостивить богиню Артеми­ду, чтобы она попутным ветром вздула паруса ахейских кораб­лей. В отчаянии Агамемнон решил послушаться оракула и по­слал за Ифигенией, в письме сообщив, что выдает ее замуж за Ахилла. Однако это мнимое замужество было лишь предлогом, чтобы доставить Ифигению в Авлид, где ее должны были прине­сти в жертву. Впоследствии Агамемнон осознал свое безумие, но было уже поздно.

В гневе Агамемнон набросился на Менелая со словами, что красота Елены затмила его разум и что теперь он готов потерять и разум, и честь. Менелай обвинил Агамемнона в том, что тот со­гласился принести Ифигению в жертву, лишь бы любой ценой удержать власть. В разгар жаркой ссоры братьев явилась Ифиге­ния, и тогда Агамемнон ощутил свое полное бессилие перед не­умолимостью судьбы. Даже Менелай, почувствовав внезапную жалость к племяннице, осознал, что был неправ, и стал просить Агамемнона не приносить дочь в жертву, но Агамемнон уже при­нял решение довести дело до конца. Он боялся, что из-за его от­каза угодить богине, которая укротила ветер, разъяренные воины взбунтуются и падет жертвой не только Ифигения, но и он сам. Поэтому царь Агамемнон, движимый страхом, в своем стремлении сохранить власть ради славы Эллады, счел себя обязанным отдать на заклание родную дочь Ифигению.

44

Глава 2

Жертвоприношение дочери

Ифигения с матерью Клитемнестрой прибыли в Авлид счас­тливые, полагая, что Ифигению выдадут замуж за Ахилла. Одна­ко дочь почувствовала, что отец чем-то очень встревожен и опеча­лен. А когда Агамемнон повелел Клитемнестре покинуть Авлид перед свадьбой, та посчитала это распоряжение странным и от­казалась уехать. В конце концов, разгадав замысел царя, она при­шла в ярость. Ахилл также разгневался, узнав, что Агамемнон его одурачил, и поклялся не щадя жизни защищать Ифигению. Пол­ная отчаяния и ужаса, Клитемнестра рассказала Агамемнону все, что ей стало известно. Сперва муж уклонялся от ответа и не согла­шался с обвинениями жены, но в конце концов признал горькую правду. Разгневанная Клитемнестра заставила его устыдиться еще больше, когда напомнила, что Агамемнон, убив ее первого мужа и продав в рабство грудного ребенка, взял ее в жены силой. Но по­скольку родной отец Клитемнестры смирился с этим браком, она подчинилась и стала послушной женой. Клитемнестра попыталась убедить Агамемнона, чтобы тот изменил свое решение. Сама Ифи­гения умоляла отца сохранить ей жизнь. Они обе вопрошали Ага­мемнона, почему Елена, которая приходилась Клитемнестре сест­рой, а Ифигении тетей, стала для него важнее дочери. Но беспо­мощный и беспощадный Агамемнон, не в силах смирить жажду власти и ставя превыше всего свой долг перед Элладой, ответил, что у него нет иного выбора.

Сначала Ифигения проклинала Елену, проклинала своего кровожадного отца и войско, жаждущее захватить Трою. Но ког­да даже Ахилл оказался бессилен усмирить разъяренных воинов, она сдалась. Она благородно решила отдать свою жизнь за Элла­ду, так как все эллины верили, что, приняв жертву, Артемида на­полнит попутным ветром паруса. Почему Ахилл должен за нее умирать, спросила она, если «один ахейский воин стоит нас десят­ков тысяч»?¹⁷ И как может она, простая смертная, перечить боги­не Артемиде? Но выражающий истину греческий хор ей отвечает: «Твой дух высок, царевна-голубица, / Но злы они - богиня и судьба»¹⁸. Тем не менее благородная Ифигения смиренно готовит-

ся принять смерть, прощая отца и убеждая мать не гневаться на него, не держать на него зла¹⁹.

Какое отношение к фемининности прослеживается в этой трагедии? Женщина является здесь собственностью мужчины. Три главных женских персонажа выступают в качестве объектов, которые принадлежат мужчине. Поскольку Менелай считает себя владельцем Елены, ее похищение побуждает эллинов отпра­виться на войну с Троей, чтобы Елену вернуть. Агамемнон счи­тает, что имеет полную власть над своей послушной женой Кли­темнестрой. И наконец, Ифигения - это дочь, которую отец мо­жет принести в жертву. Следовательно, фемининности не дают проявиться из ее собственного внутреннего источника; она ос­лаблена и низведена до форм, совместимых с доминирующими мужскими установками.

Вместе с тем главной маскулинной целью является власть; основной долг мужчины - любой ценой отстаивать интересы Эл­лады. По существу, то, что Парис соблазнил Елену, становится для греков поводом начать войну против Трои. Агамемнон понял, правда, было уже слишком поздно, что «...похотью палимые, ахей­цы / Вблизи своих заснувших кораблей / В мечтах казнят фри­гийцев...»²⁰. И в конечном счете именно это кровожадное вожделе­ние потребовало, чтобы Ифигения стала жертвой.

В трагедии показано расщепление фемининности. Одна роль предназначена Елене, которая служит воплощением красоты. Дру­гая - Клитемнестре, послушной и преисполненной долга жене и матери. Из всех женских ролей здесь представлены только две эти формы проявления фемининности. Вся сфера фемининности обесценивается до уровня исполнения прихотей мужчины, удов­летворяя его потребность либо в красоте, либо в послушании. Идеал красоты сводит всю ценность женщины лишь к экрану для проекций мужских желаний и заставляет ее оставаться в по­ложении пуэллы с характерной для нее зависимостью, присущей девушке. Чувство долга и послушание делают ее безвольной служанкой хозяина-мужчины. И в том и в другом случае она существует не внутри себя и не для себя, а обладает лишь той

¹⁷ Euripides, "Iphigenia in Aulis" in Orestes and Other Plays (Baltimore:
Penguine Books, Inc., 1972), p. 429. (В рус. переводе: Еврипид, Ифигения в Ав-
лиде (Ифигения-жертва) // Еврипид. Трагедии. [Пер. И. Анненского]. - В 2 т. -
М.: Наука: Ладомир, 1999. - Т. 2.)

¹⁸ Ibid.

¹⁹ Согласно некоторым версиям трагедии, в последний момент Артемида
спасает Ифигению, и та становится жрицей в храме этой богини-амазонки, тем
самым в этом мы видим зачатки компенсации, характерной для нашего совре­
менного общества.

²⁰ Euripides, "Iphigenia in Aulis", p. 412.

46

Глава 2

идентичностью, которая соответствует потребностям мужчины. Отец, царь Агамемнон, потворствует обесцениванию фемининно-сти, когда в конце концов соглашается пожертвовать дочерью ради того, чтобы ахейцы смогли вернуть Елену. И он полагает, что жена Клитемнестра подчинится его воле. На первом месте для него -честолюбие и стремление лс власти, а жизнь и благополучие доче­ри его волнует в последнюю очередь.

Как две сестры, Елена и Клитемнестра, служат воплощением расщепленного фемининного идеала красоты и послушания, так и два брата, Менелай и Агамемнон, внутренне соответствуют этим противоположностям. Менелай, младший брат, пылкий живой юноша, настолько увлечен красотой Елены, что ради нее готов по­жертвовать всем - не только многочисленными преданными вои­нами, но и даже жизнью своей племянницы. В отличие от него старший из братьев - Агамемнон - сделал свою душу заложницей честолюбия и непомерной жажды власти над Элладой, несмотря на то что роль правителя заставляла его быть в изоляции и не да­вала возможности выражать обычные человеческие чувства, в дан­ном случае - отцовскую любовь к дочери. Быть может, для Ага­мемнона мучительнее всего было то, что он даже не мог плакать. Вот что он говорит:

О, тяжко это новое ярмо...

(Иронически.)

Украшен им на диво царь микенский,

Что демона хотел перехитрить...

Им хорошо, незнатным... могут плакать,

Когда хотят, и сердце в речи вылить...

Стоящий наверху стыдится слез:

Они его бесчестят... Гордость правит

Царями, а посмотришь - так они

Рабы своей же черни, да... и только...

Стыд отнял у меня отраду слез,

Но высушить источник слез не властен.

Пред этим морем бедствий я - не царь.²¹

Что же это за ярмо, в которое попал Агамемнон как царь и отец? Видимо, речь идет о бессилии духа, символически выражав­шемся в безветрии, которое охватило море. И, как возвещает хор,

«...злы они - богиня и судьба». Агамемнон оказался заложником своевольного мужского стремления к власти во имя Эллады, а зна­чит, ради этого он должен принести в жертву свою дочь, которая станет душой Греции. Но сначала она должна умереть как простая смертная. Царь, внешнее воплощение божественного закона, созна­тельно поддерживает ценности, признаваемые культурой. В этой культуре фемининные ценности снижены и служат лишь удовлет­ворению маскулинных потребностей. Следовательно, здесь женщи­на не обладает реальной властью. Елену просто соблазняют, ибо она является ■«красивой вещью». Клитемнестра, послушная жена, обязана подчиняться мужу. Как мать она должна бы иметь какую-то власть в доме, но оказывается бессильной спасти жизнь дочери, и ее приносят в жертву политической мощи государства. Ифиге-ния говорит отцу, умоляя его сохранить ей жизнь: «...природа / Судила мне одно искусство - слезы, / И этот дар тебе я прино­шу...» ²² Однако ее чистота и невинность и ее слезы не имеют силы, если высшей ценностью является политическая власть. Таким об­разом, культурное обесценивание фемининности, которое поддер­живает царь Агамемнон, заставляет его пожертвовать дочерью. И, несмотря на свою чистоту и благородство, Ифигения, которая про­щает отца, видя, что его решение окончательно и ей придется по­кориться жестокой судьбе, в конечном счете признает это обесце­нивание фемининности. Она приносит себя в жертву Элладе, про­возглашая, что «один ахейский воин стоит нас десятков тысяч». Признавая проекцию души своего отца, она говорит:

Я умру - не надо спорить, - но пускай, по крайней мере, Будет славной смерть царевны, без веревок и без жалоб. На меня теперь Эллада, вся великая Эллада Жадно смотрит; в этой жертве беззащитной и бессильной Все для них: попутный ветер и разрушенная Троя...²³

Становясь душой Эллады, Ифигения отрекается от собствен­ной фемининной идентичности и от ценности своих слез: «...О, не тебе над нашей славой плакать... Могилой мне алтарь богини бу­дет»²⁴. Но хотя она покоряется и прощает, ее мать, полная ярости

²¹ Euripides, "Iphigenia in Aulis", p. 383.

Дата добавления: 2015-07-02