Действуют накопительные скидки!!! 8 страница

– А что – моя дочь?

– Вы не имеете права здесь оставаться… Ей… Клио уже ничем не поможешь…

Он поднял руки к лицу, защищаясь.

– Клио ничем не поможешь, – упрямо повторила я. – Но Карпик… Карпик нуждается в вашей помощи. Она нуждается в вашей защите. Она здесь совсем одна. И ей страшно, как только может быть страшно тринадцатилетней девочке.

– Карпик, – тихо повторил за мной Сокольников.

– Ей страшно, ей очень страшно. И только вы можете защитить ее. Вы обязаны сейчас пойти к ней… Она ваша дочь…

– Да, да… – Сокольников потер виски и тут же резко отдернул руки: Клио была убита выстрелом в висок.

– Идемте, Валерий… Ваша девочка вас ждет. Ей больше не на кого положиться.

– Да, да…

Я аккуратно потянула отяжелевшее от горя тело банкира на себя. Он не сопротивлялся. Впервые он посмотрел на меня осмысленно.

– Здесь холодно, – жалобно сказал он.

– Идемте, или вы замерзнете здесь окончательно.

– А… Клио?

– Она будет здесь.

– Да, я понимаю.

– Куда идти, Макс? – шепнула я механику, и тот кивком указал мне на дверь в противоположной стене трюма.

Он помог мне открыть дверь, и мы с обмякшим банкиром протиснулись в нее.

– Теперь наверх, по трапу. Выйдете на палубу, там открыто, – сказал мне Макс.

Напоследок я обернулась и увидела, как Антон накрывает шубой тело Клио…

…Сокольников медленно приходил в себя:

– Господи, как больно ногам…

– Конечно, вы же босой…

– Босой… Да, я не надел ничего на ноги.

– Пойдем быстрее. Сейчас нужно успокоиться, нужно выпить чего-нибудь крепкого…

– Да-да… А где Карпик? – вспомнил банкир.

– Она ждет вас. Не ложится спать, – увещевала я Сокольникова, больше всего боясь, что ясность сознания покинет его и снова навалится безумие.

– Проводите меня к ней, Ева… Я так виноват… Господи, ну почему я отпустил ее…

– Не нужно, прошу вас…

– Хорошо, что вы есть, Ева… Что вы сейчас здесь…

– Конечно, Валерий. – Я даже не вслушивалась, что говорит банкир. Только бы скорее добраться до палубы.

Когда я толкнула тяжелую металлическую дверь, то сразу же увидела Карпика. Она стояла во мраке ночи, маленькая и всеми покинутая, она ждала своего отца.

– Карпик! – Сокольников бросился к ней и упал на колени. – Карпик, доченька, любимая, девочка моя, почему ты здесь?

– Я жду тебя, папочка… Я так давно жду… Я боюсь.

– Не бойся, родная моя. – Сокольников покрывал беспорядочными поцелуями лицо и голову девочки. – Ничего не бойся, папа с тобой, он никуда не уйдет…

– Ты правда никуда не уйдешь, папочка?!

– Никуда, моя хорошая…

Карпик подняла на меня наполненные слезами глаза.

– Ева! – сказала она дрожащим шепотом.

– И Ева с нами. – подхватил Сокольников. – Все хорошо, все хорошо…

– Идите в каюту, – сказала я девочке. – Ему нужно тепло, Карпик. И обязательно поспать.

– А ты?

– Я тоже скоро приду. Идите, я вас догоню.

– Пойдем, девочка! – Банкир обнял Карпика за плечи, и они побрели по палубе, отец и дочь, маленькие и несчастные под почти нереальным северным небом. Чтобы не заплакать, я закусила губы и запрокинула голову.

Флаг по-прежнему парил над кораблем, надо мной, над всеми нами:

"Я имею на борту опасный груз. Держитесь от меня в стороне”.

* * *

…Я вернулась в разделочный цех.

Макс и Антон уже выбрались наружу и теперь сидели на транспортере.

– Все в порядке? – спросил у меня Макс.

– Насколько вообще хоть что-то может быть в порядке…

– Вы быстро вернулись.

– Я сдала банкира с рук на руки Карпику. Думаю, лучше всего будет, если рядом с ним сейчас окажется дочь. Это приведет его в чувство.

– Карпик? – Макс нахмурился. – А что делала на палубе Карпик?

– Она пришла за отцом… Я так думаю.

– Нельзя позволять девочке ходить ночью по кораблю одной. Вы должны сказать ей об этом, Ева.

– Нельзя позволять никому ходить по этому кораблю. Ни днем, ни ночью…

– Ну, пока мы ничего не можем изменить, – сказал Макс. – Пока мы не владеем ситуацией. Пока. Пассажиры там, наверное, с ума сходят, а?

– Да, пожалуй, их настроение не назовешь радужным. – Я грустно улыбнулась. – Как бы не поубивали друг друга.

– Из чего? Ружей-то, слава богу, нету.

– Ружей нет. А Клио была убита выстрелом в висок, – сказала я, удивляясь тому, как громко прозвучали мои слова в пустынном зале.

– Значит, ружья есть, – меланхолично сказал Макс. – Только вот у кого они?

– Я не знаю.

– Вы, я смотрю, не верите в сверхъестественность происходящего.

– А вы?

– Не знаю. – Макс неожиданно зевнул. – В любом случае все это выглядит чертовски неприятно. Паршиво выглядит. Дай бог, чтобы этот труп был последним.

– Об этом мы узнаем завтра, Макс, – сказал Антон, до сих пор хранивший молчание. – Думаю, без предупреждения нас не оставят.

– До завтра еще надо дожить. А вот что мы будем делать с кораблем сегодня ночью?

– А что с ним нужно делать? – взволнованно спросил Антон.

– Во-первых, кому-нибудь все равно нужно находиться в ЦУПе и на ходовом мостике. Вахта есть вахта, нужно поддерживать свет и тепло. Я так думаю, что мы на сегодняшний день составляем самое здравомыслящее ядро. Все остальные просто деморализованы. Я правильно понимаю, Ева?

– Похоже на то, – вынуждена была согласиться я.

– Значит, рассчитывать можно только на нас. – Макс потер забинтованную голову. – Нас трое, а охватить мы должны, как минимум, рубку и машинное…

– Я отправляюсь в рубку, – быстро сказала я.

– Я-то вообще хотел отправить вас спать, Ева. Вы ведь и предыдущую ночь не очень-то отдохнули.

– Я не устала. – Странно, но почему-то мне казалось, что самым безопасным местом на корабле является именно рубка, с ее неработающими приборами. С их помощью мы добрались до этого краешка света. Может быть, они помогут нам выбраться…

– Думаю, мы управимся вдвоем с Антоном.

– Да, – не очень уверенно сказал Антон.

– Все-таки, если возможно, я заночую в рубке. А вам останется машинное отделение. – Я не собиралась отступать.

– Ну, если доктор не боится, – осклабился Макс.

– Я не боюсь. – Бедный Антон, он так хотел казаться мужественным.

– В таком случае Ева остается в рубке, а мы с тобой двигаем. Хотя, если честно, я могу подежурить и один…

– Тогда я пойду вместе с Евой, чтобы она не была там одна. Если ты не возражаешь, Макс, – быстро сказал доктор. И покраснел.

Я рассмеялась. Если Антон сейчас пойдет со мной, то я вынуждена буду поддерживать с ним разговор, стараясь унять сердце, бьющееся чуть сильнее обычного. Возникшая невесть откуда симпатия к хирургу, которой я не могу противостоять, – только этого сейчас мне и не хватает. Я не должна забивать себе голову корабельным флиртом. Это выглядит неприлично, по крайней мере на фоне того кошмара, который происходит. Необходимо остаться одной, чтобы сделать попытку анализа того, что творится на корабле. Пока я еще способна сохранить здравый взгляд на вещи… Еще один день таких безумных аналогий с “Эскалибуром” семидесятилетней давности, и я сама поверю в предзнаменования, в мистическую ловушку, в перст Судьбы…

– Нет уж, Антон, оставайтесь с Максом. И смотрите, чтобы с вами не произошло то же, что и с Лаккаем…

Напоминание об исчезнувшем политике на секунду омрачило лицо Антона.

– Ничего, – успокоил Макс. – Я посажу тебя на свое место. В крайнем случае отделаешься раной на черепе. Ты ведь все равно хирург, выпутаешься…

У входа на палубы мы расстались. Антон с Максом отправились в помещение центрального пульта, а я поднялась в рубку.

– Закрывайтесь, Ева, мы будем вам звонить, – сказал Антон и улыбнулся, видимо, эта идея понравилась ему: вести длинные ночные разговоры с симпатичной ему женщиной.

– Буду ждать с нетерпением.

* * *

…Только оказавшись в рубке, я поняла, как сильно я устала. С анализом ничего не получится, милочка, и лучше тебе хорошенько выспаться, прежде чем появится новое сообщение от капитана Николаса О'Лири.

Закрывшись в рубке, я вдруг подумала о том, что замки на этом проклятом корабле еще никого не спасли. И, издеваясь в душе над собственной трусостью – горячий привет от адвоката Альберта Бенедиктовича! – я придвинула к двери кресло, в котором прошлой ночью спала Карпик, и уселась в него. Теперь, если кто-то захочет совершить ночную экскурсию по капитанскому мостику, он непременно натолкнется на меня. И у меня будет временной люфт, чтобы не отдать собственную жизнь так просто…

Свернувшись калачиком в кресле, я положила голову на подлокотник и закрыла глаза.

Почему Клио сказала, что выйдет всего лишь на минутку за выпивкой в кают-компанию, и оказалась в носовом трюме? Что заставило ее пойти туда? Что было в конверте, который лежал в заднем кармане ее кожаных штанов, и было ли там вообще что-нибудь? Может быть, Андрей прав, – мы можем судить о том количестве времени, которое отсутствовала Клио, только со слов Сокольникова. Нет, он не стал бы врать, его горе было слишком искренним, слишком глубоким, слишком неподдельным. Сыграть так невозможно. (О, еще как возможно, Ева, ты прекрасно знаешь, что это возможно, ты и сама могла бы так сыграть при других обстоятельствах и в другой жизни…) Я тряхнула головой.

Нет.

Сокольников действительно испытывал к Клио безумную, всепоглощающую страсть, я видела каюту, в которой они спали. Аромат такого секса подделать невозможно. И если он говорит, то говорит правду… Господи, они все говорят… Обо всем можно судить только с чьих-то слов – адвоката, Макса, Сокольникова… Ни единого факта. Ни единого материального факта, что-то подтверждающего или что-то опровергающего… Опровергающего… Подтверждающего… Даже тюлени притихли… Не хотят мешать мне спать. Спать… Спать…

…Я проснулась от настойчивого зуммера телефона.

Чертов доктор, ему не терпится поговорить со мной, а ведь я так сладко заснула, впервые за последние несколько суток. Самая обычная астения, пора бы уже к этому привыкнуть… Иначе как объяснить то, что мне хочется спать в самые экстремальные моменты.

Телефон был настойчив, он звонил и звонил.

Поднявшись с кресла и на ходу разминая затекшие мышцы, я подошла к нему.

– Да, слушаю.

– Привет! – Это был не Антон, а Муха.

– Ты с ума сошел! Который час?

– Скоро три. – Голос Мухи плыл в трубке, очевидно, он здорово набрался за последние несколько часов.

– Господи, нашел время для звонков.

– Для звонков всегда есть время… А ты, я смотрю, дрыхнешь, и ничто тебя не волнует.

– Я не спала предыдущую ночь.

– Никто не спал в предыдущую ночь. Я и сейчас заснуть не могу. Уже столько в себя коньяка влил…

– Это заметно.

– Бутылки две, не меньше. Не берет, зараза.

– Ты вообще где, Муха? – Глупый вопрос, ведь телефон стоит в кают-компании.

– Где обычно, у стойки бара.

– А почему не идешь к себе в каюту?

– Временно перебрался сюда. Боб как-то перестал меня устраивать. Слишком пресный… – Я не сразу поняла, что он говорит о своем холеном любовнике Борисе Ивановиче.

– Решил окончательно переключиться на швейцарского подкаблучника?

– Нет, не греет… Тем более что после того, как вы увидели нас в пикантной ситуации, он меня просто возненавидел. Еще и убьет под сурдинку, раз уж всех здесь убивают. А одно лишнее убийство вполне может прокатить. Ты как думаешь? По-моему, это выглядит вполне изысканно. – Все-таки он сильно опьянел, иначе не стал бы говорить об убийстве таким развязным тоном.

– Тогда закройся на все замки. – Я решила поддержать Муху. – Андрей вполне реальный человек, так что сквозь щели не просочится.

– Более чем реальный. Слыхала его выкладки в кают-компании? Прямо комиссар Мегрэ, мать его, но до чего хорош! Ты как думаешь?

– Не знаю. Лучше тебе проконсультироваться у Аники.

– Он меня к ней на пушечный выстрел не подпускает. Думает, что начну его шантажировать, бедняжка. Вот и приходится закрываться.

– Но попасть-то к тебе можно, или все эти благословенные декалитры останутся недосягаемыми для широкой общественности?

– Конечно. Приходи прямо сейчас. Я буду ждать.

– Нет уж, Муха, лучше дождаться утра.

– А что? – Идея с моим визитом неожиданно взволновала Муху, слышно было, что ему опостылело одиночество.

– Нет.

– Серьезно, Ева.

– Утром. – Тащиться к Мухе через несколько палуб было выше моих сил. – Тем более что я стою здесь на вахте.

– Да брось ты! На вахте она стоит! Я до тебя десять минут дозвониться не мог.

– А ты откуда узнал, что я здесь?

– Макс сказал. Они с докторишкой тоже на вахту отправились, так Макс за водкой забегал. Он душка, правда?

– Не знаю.

– У тебя атрофирован вкус, Ева. Один шрам чего стоит. Он меня по-настоящему волнует…

– Ну, не так много надо, чтобы тебя по-настоящему взволновать…

– Приходи, правда, поболтаем о мужиках. О мужчинках, о мужчиночках. – Он все еще не терял надежды заманить меня к себе, в мрачную ночную кают-компанию. – Есть коньяк и все прочее. Приходи, Ева.

– Это вряд ли…

– А я, между прочим, кое-что вспомнил, – выложил свой последний козырь Муха. – Помнишь наш разговор о роскошных морячках с роскошными татуировками?

– Ну! – выдохнула я, чувствуя, как у меня останавливается сердце.

– Я видел одну забавную татуировочку, когда кое с кем в душе мылся… Нет, не подумай ничего дурного, ни пальцем, ни взглядом я его не касался… Но штука очень необычная, множественный оргазм тебе обеспечен.

– И кто же это? – срывающимся голосом спросила я.

– Хитренькая какая, – хихикнул Муха. – Даже по голосу слышу, что уже несколько возбудилась. Вот спускайся ко мне, и я скажу.

– Да ты просто блефуешь. – Конечно же, он вспомнил о нашем разговоре минуту назад и теперь решил дожать меня доморощенным психоанализом.

– Как знаешь.

– Хорошо, – вдруг решилась я, предчувствуя, что совершаю ошибку, идя на поводу у Мухи.

– Просто замечательно. Я приготовлю коньяк… Постучишь в дверь условным стуком. – Муха пробарабанил в трубку банальное “Бери ложку, бери хлеб, собирайся на обед”. Но не успел он последний раз стукнуть по трубке, как я услышала точно такой же, только далекий, стук на том конце провода.

– Ну вот, кого-то опять за бухлом несет. Подожди, не клади трубку, я сейчас разберусь, выдам жаждущим их ночную норму…

Я смутно слышала, как Муха подошел к двери и открыл ее: “О, привет, какие люди, рад видеть, конечно…”

Секунд через десять Муха снова возник на другом конце провода.

– Слушай, Евуля, – начал он извиняющимся голосом.

– Ладно, можешь не продолжать. Все понятно. Мой приход уже не так обязателен, да?

– Ну-у… – Он жарко зашептал в трубку:

– В общем…. Ты же умница… Я тебе перезвоню. Все, отключаюсь.

Я положила трубку и улыбнулась: Муха так трогателен в своем бесстыдстве, на него нельзя сердиться. Вот только неизвестно, сказал ли он правду о татуировке или просто решил заманить меня к себе таким бесхитростным способом…

Спать больше не хотелось. Я прошлась по рубке и подошла к стеклам. В ночном пейзаже ничего не изменилось, разве что он стал еще более ясным, еще более выпуклым. Подумав секунду, я открыла ближайшее ко мне окно, – сделать это оказалось непросто, слишком давно его не открывали.

Может быть, с тех самых пор, когда исчез экипаж. Я до сих пор не могла объяснить себе ни его исчезновения, ни того, почему все-таки остался Макс. Объяснение должно быть, к черту английский “Эскалибур”, оно должно быть самым простым. Может быть, я уже несколько раз проходила мимо него. Мы все проходили мимо него.

И Клио тоже. Клио, которой больше нет. Но есть убийца, если он, конечно, не исчез вместе с экипажем. Лаккай тоже исчез, если верить Максу. Можно ли ему верить, и кому тогда верить? Карпику, Мухе, адвокату… Клио, – потому что она мертвая… Да, именно так, только мертвым можно верить, от них уже нечего ждать подвоха. Но убийца все-таки на “Эскалибуре” – человек, виновный в гибели старпома Митько. Смерть старпома была не такой ритуальной, но это можно объяснить: маньяк защищался, он не хотел, чтобы кто-то знал о нем правду. Но почему убили Клио? Это не по правилам, а все серийные убийцы подчиняются правилам… Или это все-таки эфемерное зло, пришедшее сюда с “Эскалибура” 1929 года?..

Я высунула голову в окно, подставляя слабому ночному ветру разгоряченное лицо.

Действительно оттепель… Черт возьми, опять телефон. Это наверняка Антон. Или Муха, чье свидание пошло прахом. Если это так, то я вполне могу узнать, кому принадлежала татуировка. Если это так и если Муха не врет…

Я сняла трубку.

– Ну что? – На Мухе я попробую отыграться. – Свидание вслепую накрылось?

На том конце провода молчали – только едва уловимый шорох, как будто на трубку набросили платок или что-то в этом роде…

– Алло! Муха, ты заснул, что ли? Или это вы, Антон?

Я даже не успела договорить, не успела ничего понять, когда услышала этот глухой, искаженный, совершенно бесплотный голос. Голос, заставивший меня вздрогнуть.

– PELLIT ЕТ ATTRAHIT. – Прерывающаяся латынь змеей вползла в мой готовый взорваться мозг, обвилась вокруг шеи, и я почувствовала, что задыхаюсь.

Трубку мягко положили на рычаг, и, как сквозь толщу воды я услышала короткие гудки.

Отбой, отбой, отбой…

Pellit et attrahit.

Притягивает и отталкивает. Притягивает добро и отталкивает зло. Притягивает зло и отталкивает добро. Надпись, которую прочел на груди у убийцы чудом спасшийся Калью Тамм.

Он показался. Он вышел на тропу.

– Нет! – закричала я. – Нет! Нет! Нет!..

Мой собственный крик, ударившийся о стены рубки, вернулся ко мне и ударил меня под дых. Он позвонил мне – именно мне, – он знал, что я здесь, что Муха разговаривал со мной. Он произнес слова нежно, он хотел утешить меня, сообщить мне о себе.

Он знает, что я знаю о нем.

Конечно же, папка. Она пропала из моего собственного чемодана, и я сочла за лучшее забыть о ней. Теперь, на исходе ночи, я буду расплачиваться за это. Я буду сидеть и ждать, пока он не поднимется сюда, чтобы разделаться со мной так же, как он разделался с Митько. Или еще страшнее, – конечно же, страшнее… Я судорожно обвела глазами рубку – мне нечем даже защититься, дура, дура, дура, даже увалень Антон брал с собой нож.

Антон брал с собой нож…

Нет, я не могу здесь оставаться и ждать, пока меня не исполосуют, как кролика, срежут кожу и бросят ее на один из этих чертовых гидравлических манипуляторов, заменяющих штурвал…

Почему я никому ничего не сказала, почему он был уверен, что я ничего никому не скажу?.. Он уже несколько дней знал о том, что я прочитала папку… Но как он мог ее найти? Почему он решил, что папка может быть у меня… Я не могу здесь оставаться.

Не могу.

Я оттолкнула кресло от входа в рубку и выскочила на трап. Я скатилась по нему вниз и увидела Антона. Он неотвратимо приближался ко мне, я даже заметила легкую извинительную улыбку у него на губах. Времени, чтобы подняться сюда из кают-компании, у него было достаточно.

Неужели это ты?.. Нет, нет, только не ты.

Я сжалась в комок, страх парализовал меня, я не могла сдвинуться с места.

– Что с вами, Ева? – спросил он, приближаясь. – Что-то случилось?

Я всхлипнула. Я знала, что если придет расплата, то она будет неотвратимой. И я ничего не смогу сделать, ничего…

– Не подходите ко мне! Слышите! Так просто!..

– Да что с вами?! – По его лицу пробежала легкая тень ужаса. – Что с вами происходит?

– Я знаю, что это вы…

– Конечно, я. Не пугайте меня… Нет, он спокоен, он чересчур спокоен, никаких следов борьбы.

– Что вы здесь делаете? – Я попыталась взять себя в руки; я ухватилась за край полыньи, в которую провалилась, и не собиралась выпускать твердый сопревший наст.

– Ничего. Я хотел… Я просто шел к вам.

– Зачем?

– Хотел узнать, как вы… Там что-то случилось в машинном. С сепаратором. Макс отправился туда, чинить… Я не хотел оставаться один.

Я немного успокоилась. Звучит не очень убедительно, но убивать меня он явно не собирается.

– Идемте, Антон.

– Куда?

– В кают-компанию.

– Я должен вернуться в машинное отделение: Макс может прийти в любую минуту и наверняка подумает, что я пропал. Как Лаккай.

Ты же только что сказал, что идешь ко мне, следовательно, собирался пробыть здесь какое-то время. Не очень-то ты последователен, друг мой. И почему ты так боишься кают-компании?..

– Идемте, – твердо сказала я. – Кажется, там что-то произошло.

– С чего вы взяли?

"Притягивает и отталкивает, притягивает и отталкивает…”

– Я разговаривала с Мухой… А потом нас прервали. Идемте. У вас есть… что-нибудь для обороны?

– Вы же знаете. – Он виновато улыбнулся и вытащил из-за пазухи нож. Я вздрогнула.

– Тогда быстрее…

…Дверь в кают-компанию была приоткрыта. Да, то, что я услышала по телефону, не было бредом воспаленного сознания.

– Подождите… – Я ухватилась за руку Антона. – Сейчас.

Впрочем, готовить себя к тому, что я могу увидеть, – бесполезно. Я знаю, что должна увидеть… Но я все еще надеялась…

– Муха, – позвала я. – Муха. Где ты, Мухамеджан?

Уже от двери мы увидели голые ноги Мухи, едва скрытые стойкой. Теряя сознание, я подошла к лежащему телу.

– Что это? – спросил Антон сразу же севшим голосом.

Муха лежал на боку возле одного из столиков. Он был полностью обнажен, но его голову и торс скрывал пиджак, небрежно брошенный на тело. В ярком свете кают-компании я ясно увидела пуговицы этого пиджака. Они назойливо лезли мне в глаза, их количество все время увеличивалось, и спустя секунду, не в силах выдержать это, я прикрыла веки.

Совершенно одинаковые пуговицы. Монеты в пять рейхсмарок тысяча девятьсот тридцать восьмого года… Одну из них нашла Карпик в машинном отделении. Антон подошел к телу Мухи и протянул руку к пиджаку.

– Нет! – закричала я. – Нет, не нужно! Не стоит.

Но было уже поздно. Антон сдернул пиджак и едва не упал. Он повернул ко мне разом постаревшее, посеревшее лицо, губы его прыгали, по вискам струился пот.

– Боже мой, как чудовищно…

Я все знала. Я уже читала об этом в папке старпома, – но там все было заключено в старые, полустертые буквы, они потрясали, но не давали полного представления об ужасе реальном. Теперь я увидела все. И оказалась к этому не готова.

Отброшенный пиджак обнажил картину чудовищного надругательства над телом несчастного Мухамеджана: в его вылизанном, тщательно подбритом паху теперь зияла страшная рана: половые органы были варварски отрезаны и запихнуты в рот, исказившийся в нечеловеческой муке. На спине, пониже лопаток, был вырезан небольшой треугольник кожи. Он был заполнен лепестками каких-то цветов: определить их первоначальный цвет не представлялось возможным – они уже пропитались кровью и сукровицей.

– Боже мой… – Прерывающийся голос Антона вывел меня из состояния кошмарного созерцания.

– Накройте его… – сказала я, даже не соображая, о чем говорю.

– Боже мой, как чудовищно…

– Нужно принести что-нибудь… Завернуть его… В одеяло, в простыню… Нельзя так его оставлять…

– Да… Просто бред какой-то…

– Принесите… Одеяло… – Я бережно накрыла тело Мухи пиджаком, чтобы не дать взорваться от ужаса собственным глазам.

– Да, – как сомнамбула повторял Антон, не двигаясь с места.

– Возьмите себя в руки! – закричала я. – Вы же врач…

– Я врач, а не живодер…

Антон медленно приходил в себя. Он подошел к телефону (тому самому, по которому разговаривал Муха перед тем, как его убили) и снял трубку. Через секунду я услышала:

– Макс, это Антон… Ты вернулся, слава богу… У нас здесь просто кошмар… Нет, не в рубке… В кают-компании. Ты не слушаешь… Его убили… Муху…

Антон почти рухнул на стойку и повернул ко мне изможденное лицо. – Макс сейчас придет…

– Принесите одеяло, Антон, – сжав зубы, повторила я.

– А вы?

– Я пока останусь с ним.

– Да. – Антон наконец-то подчинился и, натыкаясь на стулья, вышел из кают-компании.

Я и Муха остались вдвоем. Совершенно обезумев, я пыталась хоть как-то справиться с пиджаком, хоть как-то защитить поруганное тело Мухи. Я не слышала никого и ничего, пока над самым моим ухом не расплылся пьяный голос:

– Эй, где здесь наливают, бармен! Куда ты пропал, черт тебя дери?! Нажрусь в стельку за упокой души великой певицы…

Я подняла голову: недалеко от меня стоял совершенно пьяный Вадик Лебедев.

– Ева? – спросил он заплетающимся языком. – Ты уже и дома не ночуешь, по мужикам шляешься, отрываешься… А каюта стоит открытой, специально оставил, чтобы “нечто” передало мне привет… А вы на полу устроились?..

Вадик еще не видел тела Мухи, не мог видеть: я почти полностью перекрывала его.

– Уходи отсюда! – сказала я.

– А что, помешал?

– Пошел вон! – Я сорвалась. – Пошел вон, в каюту, куда угодно!..

– Что случилось? – Вадик медленно трезвел.

– Уходи, умоляю тебя…

– Что-нибудь… серьезное? – Он чуть переместился и увидел тело Мухи, распростертое на полу.

– Уходи.

– Убили?! – Вадик перешел на фальцет. – Он мертв?.. Кто это?..

– Уходи…

– Убили… Он неживой, да? Почему он так лежит?

– Уходи, сволочь! – не выдержала я. Вадик вдруг страшно захохотал.

– Убили! Убивают уже без предупреждения, правила меняются, вот здорово. – Он пошатнулся, но не упал. И взял со стойки бутылку коньяка, все так же продолжая хохотать.

– Уходи!

– Это надо вспрыснуть. – Он уже не соображал, что говорит.

– Проваливай отсюда, или я тоже убью тебя…

– А ты не можешь… – Он был совершенно безумен. Или пьян. Или то и другое вместе. – Ты не можешь убивать. Это не по правилам. Только корабль может убивать…

Он стянул бутылку со стойки и побрел прочь из кают-компании.

Нет, Вадик, ты не прав, – сейчас ты не прав, как никогда: корабль не убивает. Если у меня и были какие-то сомнения на этот счет, то теперь они полностью рассеялись. Корабль не убивает. Убивает человек.

И тотчас же в пустом и гулком коридоре пассажирской палубы я услышала разрывающий барабанные перепонки крик Вадика Лебедева:

– Эй! Выходите все! Он опять убил… Я вздрогнула. И почти тотчас же в кают-компанию ворвался Макс.

– Что случилось, Ева?

– Убили Муху, – прошелестела я.

Макс присел рядом со мной на корточки, снял пиджак и внимательно осмотрел труп Мухи Я увидела, как на его лицо взошел лихорадочный румянец, а по щекам запрыгали желваки.

– Убили – не то слово. Больше чем убили… Сейчас этот подонок перебудит всех, кому все-таки удалось заснуть. Мать его… – Макс грязно выругался. – Нужно во что-то завернуть тело, Ева. Нельзя, чтобы он здесь лежал… В таком виде.

– Да. Я отправила Антона за одеялом.

– Отлично. – Было совершенно непонятно, к чему относится это “отлично”. – Вы его нашли?

– Да. Я и Антон.

– Что думаете по этому поводу?

– Сказки про корабль-призрак не проходят. Это сделал человек. Вы ведь понимаете. Ни одно абстрактное зло не сможет так надругаться над телом.

– Да, – подумав, сказал Макс. – Вы кого-то подозреваете?

– Не сейчас, Макс, завтра.

– Если подозреваете – скажите сейчас. – Его щека с устрашающим шрамом была совсем рядом, но шрам не отпугивал, а скорее успокаивал меня.

– Это долго.

– Ну хорошо, тогда отправляйтесь к себе. Хватит для вас потрясений на сегодняшний день. Когда придет доктор, мы займемся телом.

Антон уже входил в кают-компанию, неся в руке мягкое верблюжье одеяло.

– Вы уходите, Ева?

– Конечно, – ответил за меня Макс. – Или ты думаешь, что молодой женщине приятно с утра до вечера возиться с трупами…

Доктор вспыхнул – он понял всю неуместность вопроса.

– Ваш ненормальный оператор всех перебудил. Сейчас придут сюда.

– Если не побоятся. – Макс уже взял у нейрохирурга одеяло. – А вы хорошенько запирайтесь, Ева…

– Вы же знаете, что это никого не спасает, Макс.

– И все-таки…

– Вы починили ваш сепаратор?

Мой вопрос прозвучал так глупо, что он даже не понял его:

– Какой сепаратор?

– Антон сказал мне, что вы чинили сепаратор.

– А-а… Да. Все в порядке. Все в порядке, кроме все возрастающего количества трупов. Идите к себе, Ева.

– Да.

* * *

…В коридоре я увидела сидящего на полу Вадика. Он пил коньяк, и тягучая темная жидкость стекала по его подбородку. На меня он даже не обратил внимания. Я тоже не стала поднимать его. Пусть делает, что хочет. А Муха мертв. Я побрела в сторону своей каюты.

– Ева! – Чей-то придушенный голос остановил меня.

Я обернулась и увидела Андрея, шоколадного короля. Он был полностью одет, несмотря на глубокую ночь.

– Мне нужно поговорить с вами, Ева…

– Нет… Не сейчас.

– Ваш оператор. Он кричал как безумный… Что-то опять случилось?

– Да.

– Скажите, это ведь не Муха… Не Мухамеджан, правда?

– А почему вы подумали, что это он? Почему вы так решили?

– Вы же знаете, наша каюта… Наша с женой каюта. Она на другом борту – Господи, почему он все так длинно объясняет? – Я увидел вас, вы выходили из кают-компании… У вас был такой вид… Я сразу же понял, что случилось что-то ужасное… Ведь вы вышли из кают-компании… А он обычно ночевал там… Я просто это знал… Все это знали…

Дата добавления: 2015-07-02