Н. А. Красавский 12 страница

Технические возможности сегодняшнего дня (пресса, телевидение, другие средства массовой коммуникации, напр., всё более распространяемая и набирающая в геометрической прогрессии популярность система Internet) объективно сближают культуры разных народов, что в перспективе, вероятно, может привести к появлению нескольких мультикультурных образований. Не случайно ряд исследователей высказывает мысль о том, что происходящие в современном мире интеграционные процессы прежде всего в экономике и как следствие также в других сферах человеческой жизнедеятельности «гомогенизируют» изначально различные культуры; их национальные варианты могут просто исчезнуть и уже начинают исчезать (Lash, Urry 1994, p. 4. – Цит. по: Hannerz 1995, S. 72. – Перевод наш. – Н.К.; см. об этом также: Арнольдов 1993, с. 183–188).

Заслуживает внимания мнение (возможно, дискуссионное) Г.Д. Гачева, признающего факт унификации культуры разных народов, их быта («у всех телевизоры и авто...») и мышления («интернационализм и математизация наук»), но вместе с тем полагающего, что «в ядре своём каждый народ остаётся сам собой до тех пор, пока сохраняется особенный климат, времена года, пейзаж, национальная пища, этнический тип, язык» (Гачев 1988, с. 430). Последние, по мысли известного лингвоэтнографа, «непрерывно питают и воспроизводят национальные склады бытия и мышления» (Гачев 1988, с. 430). К данной проблеме мы ещё вернёмся при лингвокультурологическом анализе ЭК в главе III.

ЭК мы дефинировали не только как культурно, но и как этнически обусловленные ментальные образования. Их этническая специфика определяется такими социо-культурно-психологическими характеристиками конкретного сообщества людей (своего рода формами его материальной и духовной экзистенции), как традиции, обычаи, нравы, особенности быта, стереотипы мышления, модели/образцы поведения и т.п., исторически складывающиеся на всём протяжении развития, становления той/иной этнической общности. Их учёт, безусловно, важен не только для этнографических и исторических исследований, но и для лингвокультурологических работ, в частности, для адекватного изучения концептосфер разных языков.

Так, напр., этнолог Г. Корфф утверждает, что при изучении культуры непозволительно пренебрегать, казалось бы, на первый взгляд не столь уж таким и важным её характерологическим свойством, как «нормы повседневной жизни» (Alltagsnormen): «Alltagsnormen gehoeren genauso zur Kultur wie epochal dominierende Lebensgefuehle» – «Нормы повседневной жизни так же относятся к культуре как эпохально доминирующие жизненно важные чувства» (Korff 1980, S. 30. – Перевод наш. – Н.К.). Их равно как и другие признаки социума этнологам можно рассматривать в качестве «действенного инструмента объяснения культурных понятий» («als tragfaehiges Erklaerungsinstrument der Kulturbegriffe») (Korff 1980, S. 30. – Перевод наш. – Н.К.).

Этническую обусловленность ЭК мы бы хотели проиллюстрировать на примере понимания феномена любви в античных цивилизациях – греческой и римской. Здесь следует указать, с одной стороны, на схожесть, а с другой – на различия в интерпретации этого концепта древними греками и римлянами. Как в древнегреческой, так и в римской культуре любовь считалась божественным даром, ниспосланным свыше человеку, о чём свидетельствуют сохранившиеся до наших дней многочисленные мифы. Мифическими образами, символизирующими любовь в Древней Греции и Риме, были богини Афродита и, соответственно, Венера. Примечательно, что древнегреческое сознание чётко дифференцировало несовпадающие функциональные сферы бога Эроса и богини Афродиты. Последняя символизировала непосредственно физическую как гетерогенную, так и гомогенную близость между людьми, принципиально лишённую переживания каких-либо глубоких чувств. Подобного рода общение греками расценивалось как совершенно нормальное, естественное деяние. Этой, если так можно выразиться разновидности любви, противопоставлялась любовь духовная, которую олицетворял собой Эрос. Духовная (душевная) любовь при этом не была, однако, лишена сексуальной компоненты; она её предполагала, но к ней полностью не сводилась. Духовная (душевная) любовь, на которой в отличие от любви физической, постоянно акцентировалось внимание греков, мыслилась как сложное переживание. Оно было для них, по своей сути, дуалистическим, амбивалентным. С одной стороны, любовь представляла собой высшую форму душевного чувствования, наполненного божественной чистотой, и, следовательно, непременно облагораживающая человека. С другой стороны, как глубочайшее страдание, сильная душевная боль, способная иногда даже лишить рассудка человека, привести его к совершению непоправимых, роковых ошибок, ослабить морально и физически. Не случайно любовь часто называли душевной болезнью.

Понимание римлянами универсального феномена любви было несколько отлично от его древнегреческой интерпретации. Так, в частности, как свидетельствуют исторические данные, римские императоры постоянно указывали своим подданным на пагубное воздействие этого чувства на человека, его организм, прежде всего душу. По словам историка Плутарха, император Катон (234-149 гг. до н. э.) считал, что «ein verliebter Mann erlaubt seiner Seele, im Koerper eines anderen Menschen zu leben» – «Влюблённый мужчина разрешает своей душе жить в теле другого человека» (Plutarch Cato Maior. – Цит. по: Feichtinger 1993, S. 61. – Перевод наш. – Н.К). Перемещение же души мужчины в тело женщины или другого мужчины осуждалось, считалось большим грехом.

В римском обществе поощрялись те поступки мужчин, которые вели исключительно к физической любви, в особенности с женщинами-рабынями или мужчинами-рабами. Создание культа физической (sinnlich), а не душевной (seelisch) любви среди населения Рима – в отличие от культа душевной (духовной) любви в Древней Греции (Feichtinger 1993, S. 61) – объясняется во многом политическими факторами, в частности, желанием элиты избежать каких-либо потрясений в обществе, в конечном счёте, стремлением его правителей всяческими способами сохранить Великую империю.

Как можно видеть из небольшого экскурса в историю древних цивилизаций, в разных этносах было несколько различное понимание природы такого важного ЭК, как «любовь». В то время как в Древней Греции предпочтение отдавалось любви духовной (это, однако, не исключало полностью и её «физической» разновидности), то в Римской империи санкционировалась, культивировалась любовь физическая, что объясняется в значительной степени разными социально-историческими условиями, в которых находились сопоставляемые нами культуры.

Этническую обусловленность концептов не менее убедительно и красочно, как нам кажется, иллюстрирует пример, приведённый в одной из работ широко известного культурантрополога К. Клакхона, сопоставляющего содержательный состав ЭК «ревность» в разных культурах. В данном случае речь идёт о причинах, способных вызвать это столь распространённое (по крайней мере, в европейских этносах) человеческое переживание. Он пишет: «Многоженство «инстинктивно» кажется американке отвратительным. Она не в силах понять, как женщина может избежать ревности и дискомфорта, если ей приходится делить мужа с другими. Она чувствует, что согласиться с таким положением «неестественно». В то же время женщина из племени коряков с трудом бы поняла, как можно быть столь эгоистичной и равнодушной к женской компании, чтобы ограничивать своего мужа лишь одной супругой» (Клакхон 1998, с. 39-40).

ЭК мы определяем как структурно-смысловое интегративное ментальное образование. Что здесь имеется в виду? Концепт – это, прежде всего, интегративная, суммарная мыслительная конструкция, фиксирующая в вербальной форме само понятие, его ценность для концептоносителей и образы их языкового сознания. В концепте как сложно оформленной ментальной структуре фокусируются результаты освоения человеком мира. Рефлексия действительности, основанная на перцепции как способе познания, приводит к формированию определённых понятий. Понятие же, согласно логическим дефинициям, есть человеческая мысль, которая фиксирует «признаки отображаемых в ней предметов и явлений, позволяющие отличать эти предметы и явления от смежных с ними» (Горский, Ивин, Никифоров 1991, с. 150). Формой же зарождения самого понятия является представление.

Понятия как конденсаторы признаков, свойственные тем/иным предметам (термин употребляется в широком смысле), оцениваются человеком, стремящегося квалифицировать окружающий его мир. Человеческое сознание по своей природе пытается при распредмечивании действительности, её систематизации определить конкретный предмет, его признаки, всякое явление с точки зрения ряда универсальных категорий (утилитарных, эстетических, моральных и т.п.). Фрагменты мира оцениваются человеком как полезные и бесполезные, хорошие и плохие, красивые и безобразные и т.д. Поскольку рефлексивная деятельность человека, по сути, оценочна, следовательно, и её результаты – понятия – обладают определёнными ценностными свойствами для того/иного сообщества.

Сформировавшиеся вербализованные понятия обеспечивают соответственно коммуникативно-гносеологический процесс. Их трансформация в концепты как более сложные мыслительные образования проистекает в конкретном пространственно-временном континууме определённого человеческого сообщества. Концепт, таким образом, есть понятие, погружённое в конкретный лингвокультурный контекст, в конкретную сферу его употребления в пространстве и времени. Он размещён в определённой системе идеологии (этот термин применяется нами в его расширительном варианте толкования).

Структура ЭК – понятие, оценка и образы – изменчива во времени, что обусловлено в целом многочисленными лингвокультуральными факторами (социально-экономическими трансформациями общества, сменой моральных ценностей, выбором ценностных приоритетов и т.п.; языковыми изменениями – заимствования, деривационные процессы, метафоризация, метонимия и т.п.).

Когнитивная структура (понятийное содержание) ЭК изменчива, поскольку сама среда их обитания – культурное и временное пространство – постоянно трансформируется, подчиняясь определённым диалектическим законам развития общества и природы. В качестве примера здесь могут быть названы многочисленные случаи изменения значения слов, номинирующих рассматриваемые концепты. Примечательно, что семантика этих слов с течением времени может трансформироваться настолько значительно, что в ряде случаев возникает новый эмоциональный концепт. Так, например, немецкое слово Wehmut (первичная форма – wemot) в XV веке имело два значения «душевная боль» (Schmerz) и «гнев» (Aerger), а затем, с XVII-XVIII веков, оно употребляется уже в значении «тоска» (EW 1989, S. 1840).

Сказанное выше позволяет заключить, что ЭК как фиксаторы мыслительного процесса этноспецифичны. Как знаки, встроенные в определённую систему человеческих идей, они обладают соответственно определёнными смысловыми особенностями этнического характера.

ЭК как знаковые элементы представляют собой лабильные, как правило, оязыковленные фрагменты языковой картины мира. Высокая плотность вербализации эмоций как в русском, так и в немецком языках (см. Вежбицкая 1997в, с. 302-315; Городникова 1985; Красавский 1992) может быть объяснена в первую очередь их социально-психологической релевантностью для жизнедеятельности человека. Учёные (напр., Кубрякова 1999, с. 7-8; Сепир 1993а, с. 270-284; Hudson 1991, p. 9-11), рассматривающие проблему облигаторности - факультативности вербализации существующих в нашем сознании понятий, утверждают, что действительно релевантные концепты для той/иной культуры оязыковляются. В своей книге «Sociolinguistics» Р. Хадсон пишет: «We may predict that most concepts relevant to the culture will have words in each language to express them» – «Мы можем предположить, что большинство концептов (понятий), значимых для культуры, должно иметь своё словесное выражение в каждом языке» (Hudson 1991, p. 10. – Перевод наш. – Н.К).

В предложенной читателю дефиниции ЭК отмечается, что они, как правило, оязыковлены равно как вербализована и сама человеческая культура, по крайней мере, её основные фрагменты, на что аргументировано указывают многие исследователи. Заметим, что вербализация концептов не всегда обязательна. Концепты как «смысловые сгустки» могут иметь скрытую форму своего существования; нередко они оказываются «рассеянными» в том/ином языке.

В качестве не очевидной формы существования концептов назовём языковые лакуны – «белые пятна» на семантической карте того/иного языка (лат. ‘lacuna’ – «углубление», «впадина», «полость»). Лакунами признаются те иноязычные слова, которые выражают понятия, не закреплённые языковой нормой данного языка и для передачи которых в этом языке требуются более или менее пространные перифразы – свободные словосочетания, создаваемые на уровне речи (Бархударов 1977, с. 23; Муравьев 1975, с. 6).

Выше мы уже говорили о том, что мысли, идеи, понятия, лексически выраженные в одном языке, в принципе переводимы на другой язык. Однако при этом, по утверждению ряда исследователей, не исключены некоторые смысловые потери (коннотации), в особенности при переводе художественного текста с одного языка на другой. Часть эмотивного смысла, эксплицированная в тексте-оригинале, нередко оказывается не полностью транслируемой в другой язык, что позволяет говорить о так называемых эмотивных лакунах (Шаховский, Сорокин, Томашева 1998). Права А. Вежбицкая, заявляющая о том, что «некоторые идеи на одних языках выразить легче, чем на других» (Вежбицкая 1997в, с. 291).

Трудности трансляции ЭК, в том числе и субстантивно оформленных, с одного на другой язык обусловлены спецификой их культурного места в национальной картине мира. Совпадение ядерной, т.е. понятийной, части концепта ещё не значит тождественности его периферии – оценки, в целом ценности и многочисленных образов, ассоциируемых с ним.

Проведённое нами ранее на материале русского и немецкого языков сопоставительное исследование базисных ЭК (Красавский 2000, с. 18-28), представленных в лексикографических источниках, обнаруживает значительные сходства в толкующих их словарных (филологических и, в особенности энциклопедических, психологических) дефинициях. Этот факт, на наш взгляд, служит аргументом в пользу признания общности ядерной компоненты ЭК, т.е. их понятийной основы. В то же время их периферийные части, в частности образы, эксплицированные в разноязычных словарных статьях как особом типе текста, обнаруживают очевидные различия, что свидетельствует об их несовпадающих ценностных характеристиках, оценочных представлениях в данных лингвокультурах. Более подробно эта проблема будет рассмотрена в главе III.

Определяя сущность ЭК, мы указали на их заместительную функция, которую в качестве важнейшей впервые при характеристике понятия «концепт» была отмечена ещё в первой половине XX века С.А. Аскольдовым. Концепт, по его мнению, замещает нам «в процессе мысли множество предметов одного и того же рода» (Аскольдов 1997, с. 269). ЭК как когнитивные структуры, словесно выраженные, действительно замещают нам в мыслительно-коммуникативной деятельности определённые знания, представления о фактах, событиях, происходящих в реальной и виртуальной жизни. Выполняя функцию замещения, вербализованные ЭК (номинанты, экспликанты, дескрипторы эмоций), фиксирующие результаты человеческой познавательной деятельности, имеют разную природу, что детерминируется непосредственно способами освоения мира человеком, на характеристике которых мы остановимся в следующей главе.

Выводы

Определение сущности ЭК необходимо предполагает изучение другого лежащего в их основе феномена – самих эмоций. В нашей работе термин «эмоция» имеет обобщающее, собирательное значение: под ним понимаются все психические переживания человека – аффекты, чувства, состояния. Выбор термина «эмоция» обусловлен уже сложившейся в лингвистике традицией – именно ему отдается предпочтение в большинстве научных филологических работах (по крайней мере, отечественных).

Эмоции относятся к самым таинственным явлениям мира, всё ещё недостаточно удовлетворительно изученным человеком несмотря на их био-психо-социальную значимость. Существует труднообозримая научная литература, описывающая природу эмоций. Естественно то обстоятельство, что они наиболее изучены в психологической науке (как в традиционной, так и в «глубинной» психологии). В рамках самой психологии существуют различные интерпретации онтологии этого явления. Сегодня в науке насчитывается более 20 теорий эмоций. В рамках этих теорий обнаруживаются существенные различия в понимании природы эмоций. Наиболее важным при этом следует признать, главным образом, различие в определении их функциональной стороны. К функциям эмоций относят отражательную, регуляторную и когнитивную. Дискуссии среди психологов ведутся, как правило, при выявлении доминантной функции эмоций. В последние десятилетия учёные на основании экспериментальных данных всё чаще говорят о значительной роли эмоций на мыслительные операции человека, что, как можно предположить, объясняется бурным развитием во второй половине минувшего столетия когнитивных наук.

Меньше разногласий среди психологов в определении источников возникновения эмоций. Ими является воздействие на человека объектов окружающей его действительности. Находящийся в постоянно изменяющемся состоянии мир стимулирует человеческое сознание к рефлексии соответствующих физически воспринимаемых Homo sapiens объектов, которые видоизменяются, трансформируются, но при этом всегда способны вызывать у него те/иные эмоциональные реакции, следовательно, и переживания. Объекты мира воздействуют на наш организм, возбуждая его рецепторы, которые посылают сигналы в кору головного мозга.

Нет ясности при определении формы протекания психических (эмоциональных) переживаний человека. Здесь называются ощущения, эмоции, «чувствования», чувства-ощущения (Юнг 1996), чувства, аффекты. Данные термины имеют разные толкования. Терминологическая путаница затрудняет, с одной стороны, профессиональное общение самих психологов, а с другой (что не менее важно!) – лингвистическое изучение эмоций.

Принципиальное значение имеют экспериментально установленные содержательные характеристики эмоций, которые соответственно кладутся в основу их классификации: первичность – вторичность (или производность) (Риман 1998; Нойманн 1998), элементарность – абстрактность (Юнг 1996), культурная значимость (или моральная ценность в терминологии Б.И. Додонова) (Додонов 1975, с. 21-33), интенсивность (Вилюнас 1984, с. 20), продолжительность, осознанность (Вилюнас 1984, с. 20-21), полярность (положительные и отрицательные) (Рубинштейн 1984, с. 152-161; Kirchgaessner 1971). Данные характеристики (качества) психических переживаний будут лингвистически верифицированы нами в ходе анализа ЭК.

Изучение работ по психологии, психоанализу, экзистенциальной философии, этнографии и культурологии позволяет констатировать факт разной степени социальной релевантности разных эмоций в жизни человека. Исследователи выделяют базисные и вторичные (периферийные) эмоции (Витт 1983; Изард 1999; Нойманн 1998; Рейковский 1979; Риман 1998; Buck 1984 и др.). В основу данной классификации кладутся как минимум следующие три признака: 1.первичность – вторичность эмоций в филогенезе человеческого сознания (Изард 1999; Нойманн 1998; Риман 1998 и др.) (Ср.: «Фундаментальные эмоции являются врождёнными» (Изард 1999, с. 31); 2.культурная значимость или моральная ценность (Додонов 1975, с. 21-33 и др.); 3.экзистенциальная субстанция (Кьеркегор 1993; Сартр 1994, с. 433-470; Хайдеггер 1993; Ясперс 1991). Как отечественными, так и зарубежными учёными называется разное количество базисных эмоций, но практически всеми к их числу относятся страх, радость, гнев и печаль. Этот факт мы попытаемся верифицировать на лингвистическом материале.

ЭК занимают важное место как в наивной, так и научной картинах мира. Человеческие представления, понятия, знания отражены в языке – семиотической системе сознания. Форма их экзистенции – языковое сознание, языкомышление. Языковая форма существования картины мира позволяет выделять её особую разновидность – языковую картину мира. Наряду с такими языковыми картинами мира, как универсальная и идиоэтническая; общенациональная, коллективная и индивидуальная (Черемисина 1995, с. 15-16), мифолого-религиозная (Мечковская 1998, с. 33) и др., выделяют также и эмоциональную языковую картину мира (Бабенко 1995, с. 65-66; Шаховский 1995а, с. 72-73). Эмоциональная картина мира – это оценочная деятельность человеческого сознания при ментальном освоении фрагментов мира. Осмысление этого мира всегда сопровождается классификационно-квалифицирующими ментальными поступками человека. Компоненты эмоциональной картины мира – это эмоциональные представления, эмоциональные понятия и, наконец, эмоциональные концепты. Эмоциональная картина мира – сложное структурно-смысловое образование, фрагменты которого, как правило, оязыковлены. Её феноменологическое существование – зарождение, становление, развитие в целом – в определённой степени обусловлено самим языком. Эмоциональная картина мира проецируется в нашем языковом сознании. Эмоциональную языковую картину мира мы понимаем как определённое множество эмоционально «проработанных» человеком на базе перцептивных образов, исходящих от окружающей среды, и представлений, восприятий, ощущений и, как правило, оязыковлённых понятий, концептов, являющихся проекцией внутреннего, психического мира.

ЭК, в нашем понимании, – это этнически, культурно обусловленное, сложное структурно-смысловое интегративное, ментальное, как правило, лексически и/или фразеологически вербализованное образование, базирующееся на понятийной основе, включающее в себя помимо понятия, образ, оценку, культурную ценность, и функционально замещающее человеку в процессе рефлексии и коммуникации однопорядковые предмете (в широком смысле слова), вызывающие пристрастное отношение к ним человека.

Культурная обусловленность концепта выражается в том, что он рождается в конкретной социально-исторической ситуации, в конкретной этнической общности на определённом этапе её развития. Иногда он ею может заимствоваться извне первоначально как понятие, затем рефлексироваться «чужим» для него сознанием, а впоследствии трансформироваться непосредственно в более сложный феномен – концепт. Трансформация эмоционального понятия в эмоциональный концепт сопряжена с приобретением последним оценочного опыта. Условиями же появления и дальнейшего существования концепта следует считать такие важнейшие факторы, как совместная трудовая деятельность людей и социализация личности.

ЭК мы определили не только как культурно, но и как этнически обусловленные ментальные образования. Этническая обусловленность ЭК определяется такими социо-психо-культурологическими характеристиками конкретного сообщества людей (своего рода формами его экзистенции), как традиции, обычаи, нравы, особенности быта, стереотипы мышления, модели поведения и т.п., исторически сложившиеся на всём протяжении развития, становления этноса. Эти характеристики чрезвычайно важны для любого сообщества цивилизованных людей.

Следующей составляющей ЭК является его когнитивный, ментальный компонент. ЭК базируется на эмоциональном понятии; он включает его в себя. Эмоциональное понятие можно определить как человеческую мысль, фиксирующую признаки, свойства ментальных, эмоционально насыщенных с точки зрения их квалификатора явлений, отличающихся от противоположных им рационально оцениваемых человеком явлений. Эмоциональное понятие основано на перцептивных образах реального мира; оно есть представление человека об определённом предмете, явлении и т.п. Представление как форма зарождения понятия рефлексируется человеческим сознанием, что приводит к появлению самого понятия. Предметы мира могут мыслиться эмоционально. Более того, некоторые из них в силу своих природных свойств не могут эмоционально не мыслиться.

В основе эмоциональных понятий лежит оценка. Её можно считать онтологическим свойством человека, который не может в своей познавательной деятельности не квалифицировать окружающий его мир. Человеческое сознание изначально пытается при освоении действительности, её систематизации определить конкретный предмет, его признаки, всякое явление с точки зрения ряда общечеловеческих универсальных категорий (утилитарных, эстетических, моральных и т.п.). Человек квалифицирует фрагменты мира как полезные и бесполезные, хорошие и плохие, красивые и безобразные и т.д.

ЭК отличается от эмоционального понятия тем, что он имеет более сложную смысловую структуру. ЭК – это не только понятие, не только набор определённых когнитивных элементов, но и оценочные представления о самом понятии. Оязыковлённый ЭК, базирующийся на понятии, по мере погружения в культурное пространство конкретного этноса обрастает дополнительными вторичными признаками (образ, оценка).

Жизнь слова как основного носителя ЭК детерминирована как экстралингвистическими факторами (строением культуры, особенностями исторического развития общества, его традициями, менталитетом конкретного этноса), так и собственно интралингвистическими факторами (напр., асимметрией языкового знака, тенденцией к единообразию определённых языковых парадигм, открытостью к заимствованиям и т.д.). Здесь можно назвать способы вторичной и косвенной номинации в языке, чтобы хорошо себе представить траекторию полета человеческой мысли, обусловленную определёнными как универсальными, так и культурно специфическими способами функционирования нашего языкового сознания, мышления.

ЭК есть лабильные, как правило, оязыковлённые фрагменты концептуальной картины мира. Высокая плотность и разнотипность вербализации рассматриваемого феномена объясняется его психологической, в целом социальной, культурной релевантностью для человека. Изменение содержания ЭК определяется средой их обитания – культурным и временным пространством, которое постоянно трансформируется.

ЭК, как правило, эксплицированы языковыми знаками. Вместе с тем они могут иметь и скрытую форму своей экзистенции, т.е. пассивно существовать как мыслительное образование в понятийной системе носителей определённого языка. ЭК как языковые категории могут быть скрытыми, формально не эксплицированными в том/ином языке. Относительно онтологии лексически скрытых категорий интересные рассуждения находим уже у Л.В. Щербы. Он пишет: «Само собой разумеется, что должны быть какие-либо внешние выразители этих категорий. Если их нет, то нет в данной языковой системе и самих категорий. Или, если они и есть благодаря подлинно существующим семантическим ассоциациям, то они являются лишь потенциальными, но не активными...» (Щерба 1957, с. 64. – Курсив наш. – Н.К.).

В этой связи возникает вопрос о транслируемости мыслей, идей, понятий из одного языка, одной культуры в другой язык, другую культуру. Мы полагаем, что эти ментальные образования, актуализированные в определённом языке, принципиально переводимы в другую культуру и принципиально рефлексируемы её носителями. При этом, однако, как кажется, не исключена объективная потеря, «недотранслируемость» некоторых периферийных компонентов смысла, понятия. Этот факт объясняется в значительной мере определёнными этнокультурными факторами. Аккультурация транслируемых смыслов, понятий может приводить к появлению несколько отличных от них смыслов, понятий. Последние, «пересаженные» из одной культуры в другую, оказываются в смысловом поле другой культурно-понятийной системы, выстроенной по несколько иным «правилам». Данные «правила», в сущности, составляют специфику культуры, этнической общности (её своеобразные традиции, обычаи, нравы, её национальный менталитет).

Возможно, что при трансляции идей, смыслов, понятий может иметь значение как сам их характер (смыслы, идеи, понятия могут быть самыми разнообразными – ср. напр.: заимствования технической терминологии и слова, семантика которых содержит национальные, этнические признаки), так и родственность культур, напр., их географическая близость или удалённость и т.п. Считаем, что отсутствие вербального знака в конкретном языке (в частности, слова) ещё не говорит о том, что для его носителей принципиально невозможно, чуждо понимание определённых смыслов, понятий, концептов, чётко вербализованных в иной культуре.

ЭК выполняют в мыслительно-коммуникативной деятельности человека функцию замещения определённых понятий, представлений о фактах, событиях, происходящих в нашей жизни. При этом они имеют разную природу, что определяется способами освоения человеком мира. В зависимости от способов распредмечивания действительности (конкретная практическая повседневная человеческая деятельность, искусство, наука) формируются соответственно обиходные, художественные и научные ЭК. Данные типы концептов содержательно различаются степенью своего абстрагирования. Таким образом, глубина понимания человеком психических феноменов, разная степень проникновения человеческого мышления в их сущность находит своё выражение в названных разнотипных ЭК.

В заключение считаем необходимым ещё раз указать на сложность установления условий зарождения концептов, их трансформаций, в целом их функционирование в культурно- и этнически обусловленном человеческом языковом сознании. Фундаментальный анализ ЭК как культурных феноменов обязательно должен проводиться с учётом экстра- и интралингвистических данных.

ГЛАВА II

СПОСОБЫ СИМВОЛИЗАЦИИ И СРЕДСТВА ЯЗЫКОВОЙ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ ЭМОЦИЙ

I. Невербальная и вербальная коммуникация как способ символизации эмоций

Утверждение об актуальности глубокого всестороннего исследования понятия «коммуникация» и в теоретическом, и в прикладном аспектах вряд ли может вызвать у учёных (филологов, семиотиков, философов и т.д.) какие-либо возражения. По справедливому замечанию Г.Г. Почепцова, «коммуникация входит в число постоянных объектов гуманитарной науки» (Почепцов 1998, с. 9), что обусловлено в целом всё более усложняющимися социальными реалиями человеческого бытия, необходимостью его рациональной организации и регулирования и т.д.

Дата добавления: 2015-07-02