Без семьи 13 страница

- Почему, - спросил Маттиа, - скрипку настраивают на одних определенных нотах?

Я думал, что парикмахер даст ему ответ вроде моего и уже втихомолку посмеивался, но тот серьезно сказал:

- Вторая струна должна издавать по камертону звук ля, а остальные подстраиваются к ней таким образом. чтобы между ними получилась квинта14, то есть соль на четвертой струне, ре - на третьей, ля - на второй и ми - на первой, или самой высокой, струне.

Смеялся не я, а Маттиа. Потешался ли он над моей изумленной физиономией, радовался ли тому, что наконец узнал то, что ему давно хотелось знать, но он смеялся от всего сердца.

Пока продолжалась стрижка волос, Маттиа засыпал Эспинассу вопросами, и на все, о чем бы он ни спрашивал, парикмахер отвечал так же легко и уверенно, как и на вопрос о скрипке. Затем он, в свою очередь, стал расспрашивать нас и скоро понял, с какой целью мы к нему явились.

Он громко расхохотался:

- Вот вы какие проказники!

Потом он захотел, чтобы Маттиа сыграл ему что-нибудь.

Маттиа, взяв скрипку, начал играть вальс.

- И ты не знаешь ни одной ноты? - удивился парикмахер, хлопая в ладоши и говоря Маттиа "ты", как будто знал его давно.

Я уже, кажется, упоминал о том, что в лавке были и другие инструменты. Окончив игру на скрипке, Маттиа взял кларнет:

- Я играю также на кларнете и на корнет-а-пистоне.

- Тогда сыграй, - попросил Эспинассу. И Маттиа сыграл по небольшой пьеске на каждом из этих инструментов.

- Мальчишка - настоящее чудо! - закричал Эспинассу. - Если ты останешься со мной, я сделаю из тебя большого музыканта, слышишь ли - большого музыканта! По утрам ты будешь брить вместе со мной моих клиентов, а весь остальной день будешь учиться. Не думай. что я не смогу быть для тебя настоящим учителем, оттого что я парикмахер. Надо жить, есть, пить - вот для чего мне служит бритва.

Слушая его речь, я смотрел на Маттиа. Что он ответит? Неужели мне придется лишиться моего друга, товарища и брата, так же как я потерял одного за другим всех тех, кого любил? Сердце мое сжалось.

Положение до известной степени напоминало то, в каком находился я, когда госпожа Миллиган просила Виталиса оставить меня у нее. Я не хотел упрекать себя так. как упрекал себя впоследствии Виталис.

- Думай только о себе, Маттиа, - взволнованно прошептал я.

Но он быстро подошел ко мне и взял меня за руку:

- Расстаться с моим другом! Нет, этого я не могу, благодарю вас.

Эспинассу продолжал настаивать и добавил, что, когда Маттиа закончит свое первоначальное образование, он найдет средства послать его в Тулузу, а потом в Париж, в консерваторию. Но Маттиа твердил по-прежнему:

- Расстаться с Реми? Никогда!

- Ну ладно, парень, - сказал Эспинассу, - я все же хочу что-нибудь для тебя сделать. Я подарю тебе книжку, в которой ты найдешь то, чего не знаешь.

И он стал рыться в ящиках, пока не нашел книжку под заглавием: "Теория музыки". Она была очень старая, очень истрепанная, но какое это могло иметь значение!

Взяв перо, он написал на первой странице книги:

"Пусть мальчик, когда станет большим артистом, вспомнит о парикмахере из города Манта".

Не знаю, были ли тогда в Манте другие учителя музыки, кроме парикмахера Эспинассу, но нам посчастливилось встретить его, и, конечно, ни я, ни Маттиа никогда его не забудем.

ГЛАВА VIII. КОРОВА.

Я всегда очень любил Маттиа, но после Манта я полюбил его еще сильнее. Ведь Маттиа отказался от спокойного, обеспеченного существования, от возможности получить образование, от будущего успеха, для того чтобы разделить со мной жизнь, полную случайностей и опасностей, без уверенности не только в будущем, но и в сегодняшнем дне.

Я не мог сказать в присутствии Эспинассу, как взволновали меня слова Маттиа о том, что он никогда со мной не расстанется. Но когда мы вышли, я взял Маттиа за руку и крепко сжал ее:

- Знаешь, теперь мы друзья навеки! Он улыбнулся, глядя на меня своими большими глазами:

- Я и раньше был в этом уверен.

Маттиа, прежде так плохо справлявшийся с чтением, стал делать поразительные успехи, с тех пор как начал читать "Теорию музыки" Куна.

К несчастью, он не мог уделять ученью столько времени, сколько хотел: приходилось с утра до ночи быть в пути.

Наконец мы дошли до курортов с минеральными водами, которые были целью нашего путешествия. Действительно, советы вожака медведя оказались правильными, и мы довольно быстро набрали шестьдесят восемь франков. Шестьдесят восемь франков с имевшимися у нас раньше ста сорока шестью составляли сумму в двести четырнадцать франков. Теперь мы могли идти в Шаванон, причем решили пройти через Юссель, где. ожидалась большая ярмарка рогатого скота и где мы могли приобрести корову.

До сих пор эта корова существовала только в нашем воображении, причем каждый из нас представлял ее по-своему. Маттиа хотелось купить белую, а я мечтал о рыжей, в память нашей бедной Рыжухи. Она должна быть доброй, ласковой и давать много молока. В мечтах все это было чудесно!

Но как превратить эту мечту в действительность? Выбрать хорошую корову дело нелегкое. По каким признакам следует ее выбирать, мы не знали. Кроме того, в харчевнях мы наслушались еще различных страшных историй. Крестьянин купил на ярмарке корову с прекрасным хвостом, таким длинным, что она могла отгонять им мух даже с кончика носа. На следующее утро оказалось, что хвост у нее приклеенный. Другой человек купил корову с фальшивыми рогами, третий, когда захотел подоить корову. увидел, что у нее вымя надуто и что она дает в сутки не больше двух стаканов молока.

Какой ужас, если мы подарим матушке Барберен такую безрогую корову или корову, совсем не дающую молока! Но однажды мы услышали рассказ о том, как ветеринар разоблачил плутни торговца. Тогда мы решили пригласить для покупки коровы ветеринара. Это будет стоить лишних денег, зато он поможет нам. Приняв это решение, мы весело пустились в путь и через два дня рано утром пришли в Юссель.

Здесь я уже чувствовал себя как дома. В Юсселе я впервые выступал перед зрителями в пьесе "Слуга генерала Душки", и тут же в Юсселе Виталис купил мне первые кожаные башмаки на гвоздях, доставившие мне такую огромную радость.

Оставив наши мешки и инструменты на том постоялом дворе, где мы когда-то останавливались с Виталисом, мы отправились разыскивать ветеринара. Выслушав нашу просьбу, ветеринар расхохотался:

- В нашей местности нет дрессированных коров.

- Нам совсем не нужна корова, умеющая показывать фокусы, - нам нужна корова, дающая хорошее молоко.

-...и у которой настоящий хвост, - прибавил Маттиа, потому что его сильно беспокоила мысль о приклеенном хвосте

- Господин ветеринар, мы решили просить вас помочь нам: мы боимся быть обманутыми барышниками

- А на кой черт нужна вам корова? - заинтересовался ветеринар.

В нескольких словах я рассказал ему, для кого мы ее покупаем.

- Вы славные мальчуганы. - сказал он. - Я пойду с вами на ярмарку и выберу для вас хорошую корову. Ручаюсь, что у нее не будет фальшивого хвоста.

- Ни фальшивых рогов? - спросил Маттиа.

- Ни фальшивых рогов!

- Ни надутого вымени?

- Нет, это будет красивая, хорошая корова. Только, для того чтобы ее купить, надо иметь деньги.

Я молча развернул платок, в котором находились наши сокровища.

- Чудесно, приходите за мной завтра, в семь часов утра.

- А сколько мы должны заплатить вам, господин ветеринар?

- Ничего. Неужели я возьму деньги с таких ребят, как вы!

Тихий городок Юссель на следующее утро был полон движения и шума. Еще до восхода солнца мы услышали непрерывный грохот катящихся по мостовой телег, ржанье лошадей, мычанье коров, блеянье овец и крики крестьян, приехавших на ярмарку.

Когда мы спустились вниз, двор нашей харчевни был загроможден телегами и прибывающими повозками, из которых вылезали празднично разодетые крестьяне.

Ровно в семь часов мы пришли в ветеринару; он уже ждал нас. Мы отправились вместе на ярмарку, объяснив ему еще раз, какую корову нам хочется купить. В двух словах это можно было изложить так: она должна давать много молока и мало есть.

- Вот эта очень хороша, - заявил Маттиа, указывая на белую корову.

- Думаю, что та лучше, - возразил я, показывая на рыжую.

Ветеринар примирил нас тем, что, не остановившись ни перед той, ни перед другой, подошел к третьей. Это была небольшая рыжая корова с коричневыми ушами, черным ободком вокруг глаз и белым пятном на морде.

- Вот корова, которая вам подходит, - объявил ветеринар.

Тщедушный крестьянин держал ее за веревку. Ветеринар спросил, сколько он за нее хочет.

- Триста франков.

Нам сразу понравилась эта небольшая корова с лукавой мордой, но при словах "триста франков" у меня опустились руки: таких денег у нас не было. Я дал понять ветеринару, что следует искать что-нибудь подешевле. Он с этим не согласился. Тогда между ним и крестьянином начался торг. Ветеринар предложил полтораста франков, крестьянин сбавил десять. Ветеринар прибавил до ста семидесяти, крестьянин спустил до двухсот восьмидесяти. Наконец, постепенно снижая цену, он дошел до двухсот десяти франков и на этом уперся. В это время Маттиа, подойдя сзади к корове, вырвал у нее из хвоста большой клок волос, за что корова лягнула его.

- Ладно, я согласен дать двести десять франков, - сказал я и уже хотел взяться за веревку, но крестьянин не отдал ее:

- А на подарок жене?

Мы снова начали торговаться и в конце концов сошлись на двадцати су. Теперь у нас оставалось всего три франка.

Я опять протянул руку; крестьянин взял и крепко, по-дружески пожал ее.

Понятно, раз я его друг, то не забуду дать дочке на угощение. Угощение дочки обошлось мне в десять су.

Я в третий раз взялся за веревку, но крестьянин снова остановил меня.

- А вы захватили с собой веревку? - спросил он. - Я продаю корову без веревки.

По дружбе он согласился уступить мне свою веревку за тридцать су. Без веревки нельзя было вести корову, и я расстался с тридцатью су, подсчитав, что у нас останется еще двадцать.

Я вынул двести тринадцать франков и в четвертый раз протянул руку к корове.

Наконец корова была нам передана вместе с веревкой. Но теперь у нас почти ничего не оставалось, чтобы кормить ее и кормиться самим.

- Не беспокойся, - сказал Маттиа, - харчевни переполнены. Если мы пойдем порознь, то обойдем их все и к вечеру будем иметь хорошую выручку.

Мы отвели нашу корову в харчевню и, крепко привязав ее в хлеву, отправились каждый своей дорогой.

Вечером оказалось, что Маттиа заработал четыре франка пятьдесят сантимов, а я три франка. Имея в кармане семь франков и пятьдесят сантимов, мы чувствовали себя богачами.

Мы попросили служанку подоить нашу корову и вместо ужина выпили молока. Никогда в жизни не пили мы такого вкусного молока! Маттиа объявил, что оно сладкое и пахнет померанцем, как то, которое он пил в больнице, но еще гораздо лучше. Мы были в восторге и пошли поцеловать нашу коровушку в ее черную морду. В ответ она облизала наши лица своим жестким языком.

На следующий день утром мы поднялись с восходом солнца и отправились в Шаванон. Теперь я уже не заглядывал поминутно в карту. Я знал куда идти, хотя прошло немало лет с тех пор, как я побывал здесь когда-то с Виталисом.

Боясь утомить корову и не желая являться в Шаванон слишком поздно, я решил переночевать в той деревне, где провел свою первую ночь с хозяином. Отсюда на следующее утро мы и отправились в путь, чтобы как можно раньше прийти к матушке Барберен.

До сего времени все шло прекрасно и судьба нам благоприятствовала. но тут случилось нечто совершенно непредвиденное.

Мы решили по дороге сделать привал, чтобы позавтракать самим, а главное, попасти нашу корову. Часов в десять мы нашли местечко, заросшее густой зеленой травой. сняли свои мешки и пустили корову в канаву. Вначале я держал ее привязанной, но она так спокойно и мирно паслась. что я очень скоро замотал веревку вокруг ее рогов и уселся возле нее с куском хлеба. Понятно, что мы кончили свой завтрак гораздо быстрее, чем она. Тогда, вдоволь налюбовавшись на нее и не зная что делать, мы стали играть в шарики. Мы очень любили всякие детские игры, и не проходило дня, чтобы мы не поиграли в шарики, в мяч или в чехарду. Часто Маттиа неожиданно говорил мне: "Давай поиграем!" Мы быстро сбрасывали мешки и инструменты и тут-же на дороге начинали игру. Если бы у меня не было часов, мы зачастую играли бы до поздней ночи. Но часы всегда напоминали мне о том, что надо работать, зарабатывать деньги на жизнь, и тогда я снова надевал арфу на свое натертое лямкой плечо и говорил: "Вперед!"

Мы кончили играть раньше, чем корова кончила пастись. Когда она увидела, что мы подходим к ней, она начала жадно щипать траву, как бы желая показать, что она еще голодна.

- Подождем немного, - сказал Маттиа.

- Разве ты не знаешь, что корова может есть целый день!

- Тогда я сыграю ей на корнете, - предложил Маттиа. который не мог оставаться без дела. - У нас в цирке Гассо была корова, она очень любила музыку.

И Маттиа заиграл туш.

При первых звуках музыки корова подняла голову, а затем, прежде чем я успел схватить ее за веревку, помчалась галопом.

Мы бросились за ней вдогонку.

Я закричал Капи, чтобы он остановил ее. Собака пастуха запрыгала бы перед носом у коровы, но ученый пес Капи начал хватать ее за ноги. Разумеется, это ее не остановило, наоборот, она помчалась еще быстрее. Мы бежали за ней. На ходу я кричал Маттиа: "Ты дурак!", а он, не останавливаясь, отвечал: "Можешь меня вздуть, я это заслужил".

Ближайшая деревня была в двух километрах от того места, где мы отдыхали; и вот по направлению к этой деревне и мчалась теперь наша корова. Она влетела туда, конечно, прежде нас, и мы издали увидели, что люди преградили ей путь и схватили ее. Тогда мы немного замедлили бег; корова не потеряется, ее остановили и отдадут нам, когда мы придем. По мере того как мы приближались, толпа вокруг коровы росла, и когда мы подошли к ней, здесь уже было человек двадцать мужчин, женщин и детей, которые что-то обсуждали, посматривая на нас.

Я воображал, что мне стоит только сказать, что я владелец коровы, как мне ее отдадут. Но вместо этого крестьяне окружили нас и начали задавать вопрос за вопросом: откуда мы идем? Где мы взяли корову? Наши чистосердечные ответы их, однако, не убедили, и некоторые стали говорить, что корова, безусловно, украдена и что до выяснения дела нас следует отвести в тюрьму.

От страха, который внушало мне слово "тюрьма", я побледнел, начал запинаться, а так как от бега запыхался, то и не мог ничего сказать в свое оправдание. Между тем появился полицейский. В нескольких словах ему рассказали, в чем дело. Наши объяснения показались ему подозрительными, и он заявил, что задержит корову, а нас отведет в тюрьму.

Я хотел возражать, Маттиа тоже хотел что-то сказать, но полицейский грубо оборвал нас. Тогда, вспомнив о той сцене, которая произошла у Виталиса с полицейским Тулузы, я велел Маттиа замолчать.

Вся деревня шла за нами до того места, где находилась тюрьма. Нас окружили со всех сторон, толкали, ругали и, вероятно, не будь полицейского, охранявшего нас, побили бы камнями как воров и преступников.

Тюремный сторож подвел нас к двери, запертой большим замком и двумя железными засовами, и открыл ее.

Затем нас обыскали, отобрали деньги, ножи, спички, после чего дверь камеры закрылась с ужасающим скрипом. Мы были в тюрьме. Надолго ли, неизвестно! Когда я мысленно задал себе этот вопрос, Маттиа подошел ко мне и, наклоняя голову, сказал:

- Бей меня, бей по голове, бей изо всей силы за мою глупость!

- Ты сделал глупость, а я тебя не остановил, следовательно, я такой же дурак, как ты,

- Я хочу, чтобы ты меня побил, мне будет не так горько. Бедная наша корова! Бедная корова! - И он заплакал.

Пришлось утешать его. Я объяснил ему, что наше положение не так уж плохо. Мы сумеем доказать, что не украли, а купили корову. У нас есть свидетель ветеринар из Юсселя.

- А если нас обвинят в том, что мы купили корову на краденые деньги, как мы докажем, что они нами заработаны?

Маттиа был прав.

- Затем, - говорил Маттиа, продолжая плакать, - если мы даже выйдем из этой тюрьмы и нам вернут корову, можем ли мы быть уверены в том, что найдем матушку Барберен?

- А почему мы ее не найдем?

- С тех пор как ты с ней расстался, она могла умереть.

Я был поражен в самое сердце этим предположением. И в самом деле: матушка Барберен могла умереть. Хотя я находился в том возрасте, когда с трудом веришь в смерть, но уже знал по опыту, что можно потерять любимого человека. Разве я не потерял Виталиса?

- Почему ты раньше не говорил этого? - спросил я.

- Потому что, когда я счастлив, в моей дурацкой голове бывают одни только радостные мысли, а когда я несчастлив - одни только грустные. А я был так счастлив, что мы подарим корову матушке Барберен, что больше ни о чем не думал.

- У меня такая же дурацкая голова, как у тебя, милый Маттиа. Так же, как ты, я был вне себя от радости.

- Ах, наша корова! - плача, восклицал Маттиа. - Бедная наша корова!

Потом он вскочил и. сильно размахивая руками, продолжал:

- Что, если матушка Барберен умерла, а гадкий, злой Барберен жив? Что, если он возьмет нашу корову и заберет тебя самого?

Без сомнения, крики и угрозы толпы, полицейский, тюрьма навеяли на нас такие печальные мысли. Но Маттиа горевал не только о нас - он беспокоился также и о нашей корове.

- Кто ее покормит, кто ее подоит?

Несколько часов прошли в этих грустных размышлениях, и чем дальше, тем мы все сильнее и сильнее отчаивались.

Я всячески старался утешить Маттиа, говоря, что нас обязательно допросят и неизвестно, как еще обернется дело.

- Ладно, ну а что мы скажем на допросе?

- Правду?

Тогда тебя отдадут Барберену или же допросят матушку Барберен, чтобы проверить, не врешь ли ты... И тогда пропал весь сюрприз!

Дверь с грохотом отворилась, и мы увидели пожилого господина с седыми волосами. Его открытое и доброе лицо сразу успокоило нас.

- Вставайте, паршивцы, и отвечайте господину судье, - обратился к нам тюремщик.

- Хорошо-хорошо, - прервал его судья, - я сейчас допрошу вот этого, - и он пальцем указал на меня. - А вы уведите пока другого; с ним я поговорю после.

Маттиа вышел.

- Вас обвиняют в краже коровы, - заявил судья, глядя мне прямо в глаза.

Я ответил, что мы купили эту корову в Юсселе, на ярмарке, и назвал фамилию ветеринара, присутствовавшего при этой покупке.

- Это будет проверено.

- Очень хорошо. Тогда вы убедитесь, что мы не воры.

- А для чего вы купили корову?

- Чтобы отвести ее в Шаванон и там подарить моей кормилице в благодарность за ее любовь и заботы обо мне.

- Как зовут эту женщину?

- Матушка Барберен.

- Не жена ли она того каменщика, который был искалечен в Париже несколько лет тому назад?

- Да, сударь.

- Хорошо, я проверю.

На эти слова я не откликнулся так радостно, как на слова об юссельском ветеринаре.

Видя мое замешательство, судья стал допытываться, в чем дело... Я объяснил ему, что если он будет допрашивать матушку Барберен, то наш сюрприз не получится, и это меня огорчает. С другой стороны, я чувствовал большую радость. Если судья собирается допрашивать матушку Барберен, значит она жива. Затем судья сообщил мне еще одну важную новость; сам Барберен с некоторых пор находится в Париже. Последнее меня окончательно успокоило, и я сумел убедить судью ограничиться показаниями одного только ветеринара.

- А откуда вы взяли деньги на покупку коровы? Он задал как раз тот вопрос, которого опасался Маттиа.

- Мы их заработали.

- Где и как?

Тогда я рассказал, как мы прошли от Парижа до Варса и от Варса до Юсселя и как по пути зарабатывали и копили деньги.

- А что вы делали в Варсе?

Этот вопрос заставил меня приступить к новому рассказу. Когда мировой судья услышал, что я был заживо погребен на руднике, он остановил меня и спросил мягким, почти дружеским тоном:

- А кто из вас Реми?

- Я, господин судья.

- Как ты это докажешь? Жандарм говорит, что у тебя нет паспорта.

- Это верно, господин судья.

- Хорошо. Расскажи, как произошла катастрофа в Варсе. Я читал о ней в газетах, и ты меня не обманешь. Начинай, я тебя слушаю.

То, что судья стал говорить мне "ты", придало мне храбрости. Я видел, что он настроен благожелательно.

Когда я закончил свой рассказ, судья долго смотрел на меня добрыми и растроганными глазами. Я уже воображал, что он немедленно нас освободит, но этого не случилось. Он ушел, не сказав мне ни слова. Вероятно, пошел допрашивать Маттиа, чтобы узнать, совпадают ли наши показания.

Я довольно долго оставался в раздумье один. Наконец судья вернулся вместе с Маттиа.

- Я наведу справки в Юсселе, и если, как я надеюсь. ваши показания подтвердятся, вы завтра утром будете освобождены.

- А как же наша корова? - спросил Маттиа.

- Вам ее вернут.

- Я не об этом хотел спросить, - ответил Маттиа. - Кто ее покормит и подоит?

- Не беспокойся, мальчуган. Теперь Маттиа вполне успокоился.

- Когда подоят нашу корову, нельзя ли нам дать немного молока? - попросил он. - Мы бы славно поужинали.

После ухода судьи я сообщил Маттиа две важные новости, которые заставили меня забыть о том, что я нахожусь в тюрьме: матушка Барберен жива, а Барберен в Париже.

- Наша корова торжественно войдет в Шаванон! - воскликнул Маттиа.

И от радости он начал плясать и петь Увлеченный его веселостью, я схватил его за руки, а Капи вскочил на задние лапки и начал прыгать между нами. Мы подняли такой шум, что напугали тюремного сторожа, который пришел посмотреть, не взбунтовались ли мы.

Он приказал нам замолчать. Но говорил с нами уже не так грубо, как раньше. Мы решили, что наше положение не так уж плохо, и вскоре получили этому подтверждение. Сторож не замедлил вернуться к нам с большой крынкой молока молока от нашей коровы. Но это было не все. Вместе с крынкой он принес большой ломоть белого хлеба и кусок холодной телятины, которые, как он сказал, послал нам судья. Никогда, вероятно, с заключенными не обращались так хорошо. Уплетая телятину и запивая ее молоком, я изменил свое мнение о тюрьме. Положительно, в ней было совсем не плохо! Таково же было и мнение Маттиа.

- Бесплатные еда и ночлег, - сказал он смеясь. - Нам здорово повезло!

Мне захотелось его попугать:

- А если ветеринар умер, кто будет свидетелем?

- Печальные мысли приходят в голову только тогда, когда ты несчастен, а сейчас для этого неподходящий момент, - ответил он мне, не рассердившись.

ГЛАВА IX. МАТУШКА БАРБЕРЕН.

Мы неплохо переночевали в тюрьме, во всяком случае, нам приходилось проводить гораздо менее приятные ночи под открытым небом.

- Я видел во сне, как мы приводим корову, - сказал мне Маттиа.

- И я тоже.

В восемь часов утра дверь камеры отворилась. Вошел судья в сопровождении нашего друга ветеринара, который приехал сам, чтобы убедиться в том, что нас освободили. Судья не ограничился присланным нам накануне обедом - он передал мне красивую гербовую бумагу:

- Нельзя путешествовать без документов по большим дорогам. Вот паспорт, который я получил для вас у мэра. Отныне он будет вашей охранной грамотой. Счастливого пути, ребята!

Он пожал нам руки, а ветеринар расцеловал нас обоих.

Мы входили в эту деревню в довольно плачевном и жалком состоянии, зато выходили из нее торжествующие, гордо подняв голову и ведя на поводу нашу корову. Стоявшие у своих домов крестьяне провожали нас ласковыми взглядами.

Мы скоро дошли до той деревни, где я когда-то ночевал с Виталисом. Когда мы проходили по деревенской улице, мимо того дома, где Зербино стащил хлеб, мне пришла в голову мысль, которой я поспешил поделиться с Маттиа.

- Помнишь, я обещал угостить тебя блинами у матушки Барберен? Но для блинов необходимо иметь масло, муку и яйца.

- Это, должно быть, чертовски вкусно!

- Ужасно вкусно, ты увидишь. Их свертывают в трубочку и запихивают в рот. Но, вероятно, у матушки Барберен нет ни муки, ни масла - ведь она очень бедная. Как ты думаешь, будет хорошо, если мы ей все это принесем?

- Замечательная мысль!

- Тогда держи корову, но смотри не выпусти ее. Я пойду в лавочку, куплю муки и масла. Яиц лучше не брать, мы можем их разбить по дороге. Если у матушки Барберен их нет, она займет у кого-нибудь.

Я пошел в лавку и купил все необходимое, а затем мы снова отправились в путь.

Я не хотел утомлять корову, и все же, торопясь поскорее прийти, невольно ускорял шаг. Оставалось десять километров, потом восемь, потом шесть... Странное дело, теперь, когда я шел к матушке Барберен, дорога казалась мне длиннее, чем в тот день, когда я от нее уходил. Я был страшно взволнован, лихорадочно возбужден и поминутно смотрел на часы.

- Не правда ли, какая красивая местность? - спрашивал я Маттиа.

- Да, деревья не заслоняют вида.

- Когда мы с холма спустимся к Шаванону, ты там увидишь чудесные деревья: дубы и каштаны.

- А каштаны на них есть?

- Еще бы! А во дворе у матушки Барберен есть кривое грушевое дерево, на котором удобно ездить верхом. На нем растут большие груши - вот такие... и очень вкусные! Да ты сам увидишь.

Что бы я ни описывал ему, я каждый раз повторял: "сам увидишь". Я был искренне убежден, что веду Маттиа в страну чудес. И в самом деле, разве она не была такой для меня? Ведь там мои глаза в первый раз увидели свет, там я начал свою сознательную жизнь, там я был счастлив и любим. Мне живо вспомнились мои детские годы, и я невольно сравнивал их с горестями, страданиями и приключениями моей тяжелой бродячей жизни. Радость все больше охватывала меня, по мере того как мы подходили к деревне. Воздух родной деревни опьянял меня. Я все видел в розовом свете. Все мне казалось прекрасным!

Наконец мы пришли на верхушку холма, откуда начинается спуск и где многочисленные тропинки ведут к Шаванону мимо домика матушки Барберен.

Сделав несколько шагов, мы дошли до того места, где я попросил у Виталиса позволения присесть, чтобы посмотреть в последний раз на домик матушки Барберен.

- Держи веревку, - сказал я Маттиа.

Одним прыжком я вскочил на вал. Ничего не изменилось в нашей долине - она выглядела, как прежде. Между двумя группами деревьев я различил крышу домика матушки Барберен. Из трубы поднималась прямо к небу тоненькая струйка желтого дыма.

- Матушка Барберен дома! - воскликнул я. Легкий ветерок пробежал по деревьям и, коснувшись струйки дыма, пахнул им мне прямо в лицо. Этот дым имел запах листьев дуба. Тогда глаза мои наполнились слезами и, соскочив с вала, я обнял Маттиа. Капи бросился на меня, я взял его на руки и тоже поцеловал. А Маттиа стал целовать морду коровы.

- Давай скорее спускаться, - сказал я.

- Если матушка Барберен дома, то как же мы устроим ей сюрприз? - спросил Маттиа.

- Ты войдешь один и скажешь, что привел ей корову, присланную ей неизвестным, а когда она тебя спросит, кто этот неизвестный, - появлюсь я.

- Как жаль, что мы не можем устроить торжественный вход с музыкой! Было бы замечательно.

- Маттиа, не дури!

- Не беспокойся, второй раз я не сделаю такой глупости. Но если бы эта дикарка любила музыку, звуки фанфары были бы сейчас очень кстати.

Когда мы очутились на одном из поворотов дороги, находящемся как раз над домиком матушки Барберен, мы увидели на дворе белый чепчик. Это была матушка Барберен. Она открыла калитку и, выйдя на дорогу, направилась к деревне.

Я указал Маттиа на нее.

- Она уходит! А как же наш сюрприз? - спросил он.

- Придумаем что-нибудь другое.

- Что же?

- Не знаю.

- Окликнем ее!

Искушение было велико, но я устоял. Я столько времени мечтал о сюрпризе, что не мог теперь от него отказаться.

Мы быстро подошли к калитке моего родного домика, и я вошел в нее так же, как входил много раз прежде.

Зная привычки матушки Барберен, я был уверен в том. что калитка закрыта только на щеколду и что мы сможем беспрепятственно войти в дом. Но прежде всего нужно было поставить в хлев корову. Я нашел хлев таким же, каким он был когда-то, только сейчас в нем хранился хворост. Я позвал Маттиа, мы сложили хворост в угол и привязали корову к стойлу. Все это мы проделали очень быстро, потому что запас хвороста у матушки Барберен был невелик.

- Теперь, - обратился я к Маттиа, - войдем в дом. Я сяду в уголок, у печки. Как только скрипнет калитка, ты спрячешься за кровать вместе с Капи, и она увидит только меня. Представляешь себе, как она будет рада!

Так мы и сделали.

Мы вошли в дом. Я уселся у очага, на том самом месте, где провел столько зимних вечеров. Свои длинные волосы я спрятал под воротник куртки и свернулся клубком, стараясь как можно больше походить на прежнего Реми - маленького Реми матушки Барберен.

Отсюда калитка была хорошо видна, и потому я мог не бояться, что матушка Барберен появится неожиданно. Я стал осматриваться вокруг. Мне казалось, что я покинул этот дом только вчера. Ничто здесь не изменилось, все было на старых местах. Даже бумага, которой было заклеено разбитое мной стекло, была та же, только сильно пожелтевшая и закопченная. Если бы я мог сойти со своего места, я бы с удовольствием посмотрел поближе на каждую вещь, но матушка Барберен могла вернуться с минуты на минуту, и мне следовало быть настороже. Вдруг я увидел белый чепчик, и в то же время заскрипела калитка.

Дата добавления: 2015-07-02