Общая характеристика работы 2 страница

Для домонгольского периода основным ядром средневекового мордовского войска становится пехота. Пешее мордовское войско состояло из воинов, вооруженных универсальными топорами, копьями и редко саблей.

Многочисленность находок наконечников стрел, различных по своему назначению, в погребениях, которые не содержат других видов вооружения, может свидетельствовать о существовании в составе мордовского войска отдельного отряда лучников, выполнявших свои специальные функции. Взаимовстречаемость таких видов вооружения, как лук со стрелами и топор, наиболее характерна для мордвы. Подобное сочетание оружия дальнего боя и оружия ближнего боя представляет из себя универсальный набор охотничье-промыслового и боевого оружия. Такой набор вооружения, без дополнительной переоснастки, позволяет мгновенно менять направление деятельности -переходить от мирных занятий к военным.

Действия пешего войска ограничивались границами проживания мордвы. Значительный воинский контингент собирался в исключительных случаях, когда враг вторгался непосредственно в глубь территории проживания мордовских племен.

Конная дружина, бывшая основной боевой единицей на протяжении всего первого тысячелетия н.э., теперь играет второстепенную роль. Как грозная и мобильная часть мордовского войска, она осуществляет маневры на расстоянии, проводит разведку и завершает сражение. Основным вооружением конного воина была сабля, пика или копье с узким граненным пиковидным наконечником. В семи погребениях наконечники стрел обнаружены вместе с предметами конского снаряжения, что, видимо, говорит о применении способа стрельбы из лука с седла.

§ 3. Военная история средневековой мордвы С XI в. начинается эпоха русско-мордовского военного противостояния, которая будет продолжаться всю первую половину второго тысячелетия н.э. и закончится постепенным включением территории проживания мордовских племен в состав Русского государства.

Военные столкновения между мордвой и дружинами русских князей, длившиеся на протяжении нескольких столетий, имели крайне ожесточенный характер. Русские летописи при описании русско-мордовских сражений применяют такие словосочетания, как "тех тамо избиша", "множество людей посекоша", "землю их пусту сотво-риша", "бьючи, секучи", и т.д. С конца XI в. до первой трети XIII в. предпринимается ряд походов на мордву: 1103 г., 1172 г., 1210 г., 1221 г., 1226 г., в 1228 г. два похода, 1229 г., 1239 г.

Поначалу мордва была втянута в военные действия между русскими и волжскими булгарами за первенство в торговой гегемонии на Оке и Волге. Русским князьям при проведении походов на Волжскую Булгарию неизменно приходилось сталкиваться с мордвой, владевшей в то время самым важным стратегическим пунктом - укрепленным городищем (Обран ош) при слиянии Оки и Волги. После того, как часть мордвы во главе со своим инязором становится союзником булгар, характер таких походов принимает противомордовскую направленность с целью оттеснения мордвы от устья Оки, а затем утверждения русской великокняжеской власти в ближайших землях.

После потери Обраноша (Абрамового городка) в 1221 г. и утверждения там русских, военные вторжения в глубь мордовской территории стали совершаться с завидным постоянством. Политический центр северомордовских племен в это время, видимо, находился где-то в глубине Мордовской земли. Им, возможно, был древний Арта - Арза - Арзамас. Не случайно русские князья пытались проникнуть далеко в глубь мордовской территории "в землю Мордовскую, Пургасову волость".

Начиная с конца XII в., русское войско, снаряжаемое великими князьями для похода на мордву, представляет собой коалицию ратей нескольких княжеств. В этот небольшой временной промежуток на мордву было совершено несколько таких походов.

Тяжелое положение усугубляло отсутствие внутримордовского единства. Летом 1229 г. произошло самое нежелательное внутри-мордовское событие - сражение, в котором с обеих сторон участвовали мордовские воины. Сражение между северомордовским войском под началом инязора Пургаса и южномордовским, под началом иня-зора Пуреша, происходившее предположительно в землях Пуреша, закончилось поражением Пургаса, который с остатками своего войска отступил в свои владения.

В пору татаро-монгольского нашествия мордва во главе со своими инязорами по-разному отнеслась к этому трагическому событию. Северомордовские племена, издавна бывшие союзниками волжских булгар, видимо, принимали участие в событиях 1223 г., когда монгольское войско, исчисляемое в 5 тыс. воинов, под командованием Субе-дея и Джебе оказалось на Средней Волге. В столкновении с булгарами монголы оказались заманены в засаду и большая часть их войска была перебита. Ход боевых действий напоминал тактику лесной войны с использованием засад и ловушек, традиционно применяемую мордвой.

Совсем по-другому складывались обстоятельства на южных мордовских рубежах. Южные границы владений мокшанского инязора Пуреша располагались на стыке леса со степью, не защищенные естественными природными преградами. Мокшанский инязор или его сын, не надеясь на помощь своего Владимирского сюзерена, приняли решение покориться монголам. Возможно, между мокшей и монголами был заключен военный союз, по которому инязор во главе своего войска в качестве союзника и наполовину заложника должен был идти с монголами дальше. Участие мокшанского войска (народ Мок-сель) в западном походе монголов во главе со своим инязором подтверждается сообщением посла французского короля Людовика IX, Гильома де Рубрука, бывшего в ставке Батыя 1253 г. Сведения об

участии мордовских воинов, названных "мордуканами", в западном походе монголов содержатся в послании Вацкого епископа XIII в.

В целом, монгольским войскам потребовалось несколько раз пройти войной по мордовским землям, чтобы обескровить население и привести его в состояние относительной покорности.

В дальнейшем, находясь уже в составе Золотой Орды, но обладая значительной самостоятельностью, мордва во главе со своими князьями не упускала случая в союзе с ордынцами или в составе их войска пограбить и пожечь русские города и села. Во времена междоусобиц она принимала участие в военных походах то на стороне татар, то на стороне русских.

В 1377 г. мордва, используя свое превосходное знание проходов между лесами, навела татарскую рать царевича Арапши на русское войско, в составе которого были полки из Москвы, Владимира, Пре-яславля, Юрьева, Мурома, Ярославля и Нижнего Новгорода. Среди прочих мордовских князей ("больших") особую роль в событиях 1377-1378 гг. сыграл Алабуга. Военные действия, развернутые Ала-бугой, явились последним всплеском мордовской самостоятельности, направленной против русской княжеской власти. Алабуга, по мнению ряда исследователей (В.Юрченков, В.К.Абрамов), являлся последним мордовским инязором, пытавшимся на противоречиях Орды и Великого княжества Московского воссоздать былую мордовскую независимость. Постепенно мордовские князья осознают, что силы татар уже не те. После Куликовской битвы они убедились в истощеннии военных сил Орды. Происходит постепенная переориентация, и уже в составе войска Тохтамыша из мордвы упоминается лишь мокша. В 1444 г. мордва вместе с полками московскими и рязанскими участвует в зимнем походе против татарского царевича Мустафы.

В конце XV в. вместе с русскими княжествами, теряющими свою независимость и постепенно входящими в состав Великого княжества Московского, под протекторат Москвы попадало и проживающее в них мордовское население. Иностранные путешественники (Петр Петрей), характеризуя политическое состояние мордовского населения, говорят о том, что оно сохраняло относительную политическую независимость и представляло значительную военную силу (могло выставить 20 тысяч войска), с которой приходилось считаться великокняжеской администрации. Мордва управлялась своими князьями, которые, находясь в вассальной зависимости от великого князя Московского, несли ему военную службу, защищая свои земли и русскую территорию.

В заключении подведены результаты исследования, сформулированы основные выводы и намечены перспективы дальнейшей работы в выбранном направлении,

По теме диссертации автором опубликованы следующие работы:

1. Оружие мордовских племен в XI - XIV вв. // История культуры, теория культуры и проблемы высшего образования: Тез. докл. Всерос. научи, конф. Ч. II. - Пермь. ГТУ, 1995. - С. 44 - 45.

2. Военная организация средневековой мордвы по данным археологии // Гуманитарные науки и образование: Материалы 1 Сафаргали-евских научных чтений. - Саранск, 1997. - С. 143 - 144.

3. Опыт классификации наконечников копий из средневековых мордовских могильников. Уфа (в печати).

4. Относительная хронология мордовских боевых топориков - чеканов VIII - XI вв. Культуры степей Евразии второй половины 1 тыс. н.э. (вопросы хронологии). - Самара, 1997. С. 54-56.

5. Женские погребения с предметами вооружения в мордовских могильниках конца 1 первой половины II тыс. н.э. // Актуальные проблемы общества: некоторые вопросы переходного состояния. Философия. Информатика. Образование. Саранск, 1998. -С. 106-109.

6. Исследования в бассейне р.Ляча // XIII уральское археологическое совещание: Тез. докл. Часть II - Уфа, 1996, - С. 105 - 106. В соавторстве с И.М.Петербургским и О.И.Комаровым.

7. Наконечники стрел из Стародевиченского могильника. Саранск (в печати),

8. Особенности политического устройства средневековой мордвы. Саранск (в печати).

9. Комплекс вооружения мордвы времени средневековья // Гуманитарные науки и образование: Материалы II - III Сафаргалиевских научных чтений. - Саранск, 1998.- С.232-234.

10. Универсальный топор как боевое оружие и предмет воинского снаряжения в комплексе вооружения средневековой мордвы. Саранск (в печати).

В 1970-х гг. появляется серия работ саранского исследователя мордовских военных древностей В.Н. Шитова. В 1975 г. В.Н. Шитов предпринял попытку комплексного изучения вооружения и военного дела древней мордвы. Используя материалы воинских погребений Старокадомского и Шокшинского могильников, он обратился к изучению вооружения мордовских племен во второй половине I тыс. н.э. (Шитов В.Н.,1975). Автор выделил разнообразные типы мордовского оружия, привлекая широкий сравнительный материал, построил убедительную хронологическую схему рассматриваемого вооружения. Исследователь отмечает наличие многочисленных аналогов старокад омским и шокшинским образцам оружия в других мордовских могильниках изучаемой эпохи. На основании анализа взаимовстречаемости различных типов боевых средств В.Н. Шитов выделил устойчивые группы мордовских воинов, и таким образом, попытался реконструировать структуру мордовского войска и проследить динамику ее развития с середины I тыс. до начала II тыс. н.э.
Исследователь отмечает, что основную часть вооруженных людей представляли пешие копьеносцы, являвшиеся воинами народного ополчения. Автор подчеркивает высокую степень военизации мордовского общества рассматриваемого периода, однако выявляет тенденцию к постепенному уменьшению количества погребений с оружием, что, по его мнению, свидетельствует о сокращении военной роли широких масс. В.Н. Шитов отмечает, что в VII — первой половины VIII вв. происходит заметная смена вооружения, представленного в погребальных комплексах. Исследователь связывает данное явление с крупными изменениями социально-экономических отношений древнемордовских племен, но в первую очередь с распространением на население мордовских земель военно-политического и военно-культурного влияния племен салтовской культуры.

Продолжая исследования вооружения древнего населения региона, в 1977 г. В.Н. Шитов издает статью, посвященную наконечникам копий древнемордовских племен III — начала XI вв. (Шитов В.Н.,1977). Основой для ее написания послужили материалы различных музеев Среднего Поволжья. Автор попытался составить единую типологию мордовских копий, представить целостную хронологическую линию развития данного вида вооружения, однако выводы исследователя носили в целом предварительный характер. Тем не менее, работа В.Н. Шитова послужила основой для дальнейшего более углубленного изучения мордовских наконечников копий.
Исследование данной проблемы продолжил А.В. Циркин. Его работа 1984 г. целиком посвящена эволюции наконечников копий мордовских племен I — середины II тыс. н.э. Автор привлек большое количество до того времени неопубликованных архивных материалов, использовал отчеты раскопок почти всех известных мордовских могильников I — XIV вв. В результате была создана солидная источниковая база, опираясь на которую А.В. Циркин попытался всесторонне осветить развитие мордовских копий на протяжении почти 15 веков. Используя разработки своих предшественников, исследователь построил развернутую классификацию наконечников копий древней мордвы. На основе детального анализа инвентаря воинских захоронений были определены временные границы бытования тех или иных типов наконечников. Путем картографирования находок выявлены преобладающие в различных местностях виды древкового оружия. Наконец, на основе сравнительного изучения мордовских наконечников копий и военных древностей других народов Восточной Европы, исследователь определяет, какие наконечники появились у мордвы под воздействием культурного влияния соседей, а какие возникли на местной основе.

А.В. Циркин убедительно доказывает, что на протяжении всего изучаемого времени мордовские воины пользовались копьями с наконечниками преимущественно местных типов или типов, общераспространенных среди финно-угорских народов Поволжско-Прикамского региона. Это демонстрирует, по мнению исследователя, значительную устойчивость мордвы к военно-культурному влиянию развитых в военном отношении народов, прежде всего степных племен. И в заключении, автор подчеркивает, что на всем протяжении исследуемого периода наконечники копий древней мордвы являлись универсальными, хозяйственно-боевыми по своей функциональной направленности.
В 1987 г. вышла очередная работа А.В. Циркина, в которой автор, продолжая изучение мордовских боевых средств, обращается к другим элементам комплекса вооружения древней мордвы: клинковому оружию и наконечникам стрел (Циркин А.В.,1987). А.В. Циркин предпринимает попытку рассмотреть эволюцию указанных боевых средств с I по XIV вв. н.э. На основе огромного фактического материала исследователь убедительно строит типологию и хронологию образцов клинкового оружия. Автор отмечает, что мордовское клинковое вооружение развивалось под мощным воздействием военного дела степных племен. По направленности данного воздействия исследователь выделяет два временных периода: алано-сарматский (С I по V вв.) и тюркский (с V по XIV вв.). А.В. Циркин прослеживает особенности развития однолезвийного клинкового оружия, отмечая, что в VII - VIII вв. палаш трансформируется в саблю, которая впоследствии вытесняет из широкого применения и палаш, и меч. Автор подчеркивает, что мордовские племена одними из первых в Восточной Европе взяли на вооружение новый вид клинкового оружия — саблю, а впоследствии выработали свой местный тип сабельного навершия. К местным образцам клинкового вооружения исследователь относит палаши с антенным навершием из Андреевского могильника. Как полагает А.В. Циркин, данная форма наверший родилась исключительно в среде местных финно-угорских племен. Исследованию также подверглись такие детали снаряжения мечей и палашей как ножны.

Демонстрируя разнообразие форм мордовских ножен, А.В. Циркин подчеркивает, что многие типы ножен не имеют аналогов в мире кочевников, а наоборот весьма характерны для поволжских финнов.
Особенно тщательному изучению подверглись наконечники стрел из мордовских могильников I — первой половины II тыс. н.э. Используя хорошо датированные вещи из воинских погребений, АВ. Циркин определяет время бытования разных типов наконечников с точностью до полувека. На основе разработанных принципов классификации построена детализированная и развернутая типологическая схема. Автор отмечает широкое распространение трехлопастных стрел, употреблявшихся на протяжении всего изучаемого периода. Преобладание наконечников данного типа исследователь объясняет влиянием кочевых племен. С VII - VIII вв. это влияние возрастает, что выражается в значительном увеличении количества находимых наконечников стрел. В целом, как отмечает А.В. Циркин, комплекс наконечников стрел древней мордвы на всем протяжении изучаемой эпохи носил универсальный характер, с преобладанием наконечников широколезвийных форм и типов, распространенных по всему Восточноевропейскому региону.

Между тем, автор выявляет местные типы наконечников стрел, характерных для финно-угров Поволжья. Как правило, это костяные наконечники стрел. Анализируя находки колчанов древней мордвы, А.В. Циркин показывает их своеобразие и отмечает, что в своей основе они имеют местное происхождение.
В 2001 г. выходит работа СМ. Святкина, посвященная военному делу и вооружению мордовских племен в первой половине II тыс. н.э. (Святкин С.М.,2001). Изучая данную тему, автор нередко обращается к военной истории мордвы середины — конца I тыс. н.э. Он подчеркивает неразрывное единство и преемственность мордовского вооружения и военного дела второй половины II тыс. и I тыс. н.э. СМ. Святкин отмечает, что структура войска осталась неизменной, что в комплексе вооружения преобладающими остаются топоры, копья и стрелы с наконечниками универсальных форм.

Помимо рассмотренных специальных работ по мордовскому вооружению, отдельные вопросы военной культуры финнов Западного Поволжья попутно затрагиваются в трудах, посвященных вооружению и военному делу Волжской Болгарии (Измайлов И.Л.,1991,1992,1993), Древней Руси (Кирпичников А.Н.,1966); посвященных средневековым метательным боевым средствам Восточной Европы (Медведев А.Ф.,1966). В этих же трудах неоднократно приводились отдельные предметы вооружения из мордовских могильников середины I — начала II тыс. н.э.
Возникновение работ, посвященных военным древностям региона, стало возможно в результате раскопок могильников поволжских финнов I тыс. н.э. Начиная с конца XIX в. и по сей день, проводятся планомерные исследования мордовских некрополей. Уже в 1892 г. А.А. Спицын исследовал Серповский, а в 1895 г. и Кошибеевский могильники. Материалы Серповского могильника не были изданы А.А. Спицыным и стали достоянием научной общественности гораздо позднее - в 1959 г. (Алихова А.Е.,1959).

Результаты раскопок Кошибеевского могильника были опубликованы (Спицын А.А.,1901). Исследователь определил данный памятник как древнемордовский могильник и датировал его первой половиной I тыс. н.э. А.А. Спицын попытался систематизировать найденные им предметы вооружения и сделать предварительные выводы. Им была разработана довольно точная типологическая схема кошибеевского оружия, указан ряд аналогий в известных военных древностях Восточной Европы, в том числе отмечена близость кошибеевских мечей к сарматским типам клинкового оружия.
После А.А. Спицына раскопки Кошибеевского могильника продолжил В.Н. Глазов. К сожалению, материалы его работ не были опубликованы при жизни исследователя. Лишь в 1988 г. были изданы отчеты раскопок (Шитов В.Н., 1988а).

Также не были опубликованы В.Н. Глазовым результаты раскопок другого памятника поволжских финнов - Сергачского могильника (раскопки 1908 г.). Тем не менее, исследования русского археолога, безусловно, расширили источниковую основу изучения древней истории населения региона.

После Октябрьской революции в период между I и II мировыми войнами, изучение поволжских древностей было представлено работами П.С. Рыкова. Он начал раскопки одного из самых ярких древнемордовских памятников - Армиевского I грунтового могильника. В 1928 г. материалы раскопок были опубликованы (Рыков П.С, 1928). Это стало важной вехой не только в изучении древней истории мордвы, но и в изучении древнемордовского оружия. Большое количество найденных предметов вооружения было подвергнуто детальной классификации и серьезному анализу. П.С. Рыков выделил различные типы наконечников стрел и копий, связав их с финно-угорскими или степными воинскими традициями. Исследователь отметил значительное сходство армиевских ножей и кельтов с образцами вооружения из других мордовских могильников, и, прежде всего, из Кошибеевского некрополя. П.С. Рыков датировал Армиевский могильник IV-VI вв., с преобладанием погребений — V в.
Проблеме происхождения Кошибеевского могильника и этнической интерпретации населения, оставившего данный памятник была посвящена работа П.П. Ефименко «Рязанские могильники» (Ефименко П.П.,1926). Автор относит некрополь к группе рязано-окских памятников и датирует его III — V вв. Он отмечает значительное культурное своеобразие кошибеевских племен и выделяет три этнических компонента, принявших участие в сложении кошибеевского населения: местный, пьяноборский и западный, связанный с варварским миром Центральной Европы. Однако определяющими были компоненты, связанные с местными финно-угорскими племенами Поволжья и Прикамья. П.П.Ефименко подчеркивает, что указанное своеобразие погребального инвентаря некрополя было в немалой степени обусловлено волнами миграций из пьяноборского Прикамья.
Дальнейшее изучение вооружения древних племен Западного Поволжья стало проводиться уже в послевоенное время. Прежде всего, здесь
13
стоит отметить работы таких исследователей как М.Ф. Жиганов и М.Р. Полесских. М.Ф. Жиганов в 1955 — 70 гг. ведет раскопки двух мордовских некрополей: Волчихинского (1959-70) и Старшего Кужендеевского (1955-56) могильников, а в 1971 - 75 гг. руководит раскопками еще одного крупного памятника — Абрамовского могильника. Большая часть полученных материалов исследований не была опубликована. В печати вышли лишь результаты раскопок Старшего Кужендеевского могильника (Жиганов М.Ф., 1959а, 19596). Исследователь относит могильник к примокшанской группе мордовских памятников. Он датирует некрополь VII-VIII вв., с основным временем погребений — VII в. Анализируя найденные предметы вооружения, он отмечает, что аналоги им (кельтам, наконечникам копий) можно найти во многих памятниках древней мордвы. Вместе с тем, автор указывает на значительное сходство форм и типов боевых средств из Старшего Кужендеевского могильника и могильников рязано-окской группы. Под руководством М.Р. Полесских производятся планомерные раскопки Шемышейского (1958,1971 гг.), Тезиковского (1958-63 гг.), Кривозерского (1966 г.), Селикса-Трофимовского (1967-68 гг.), Селиксенского (1952-58 гг.), Ражкинского (1956-57 гг.), Армиевского I грунтового (1960-69 гг.), Алферьевского (1973 г.), Степановского (1970, 1972, 1973, 1975 гг.) могильников, из них были опубликованы только материалы раскопок Тезиковского (Полесских М.Р.,1966), Армиевского (Полесских М.Р.,1973) и Ражкинского (Полесских М.Р.,1991) могильников. Автор определял данные могильники как памятники древнемокшанских племен III — VII вв. н.э. Проводя типологический анализ оружия из указанных могильников, исследователь отмечает его значительную близость к предметам вооружения из других известных мордовских памятников той же эпохи. М.Р. Полесских выделяет некоторые типы наконечников копий и топоры-кельты в качестве типичных боевых средств поволжских финнов. Вместе с тем, автор отмечает сильное степное влияние, особенно ярко проявляющееся в армиевском комплексе вооружения. Особое внимание
14
М.Р. Полесских уделяет клинковому оружию из Армиевского могильника, в котором оно составляет значительную часть от общего комплекса вооружения. Он предполагает южное происхождение армиевских палашей и связывает их предположительно с аланским миром. Впоследствии исследователь в специальной работе, посвященной клинковым боевым средствам Армиевского некрополя, привел более развернутое и убедительное обоснование выдвинутых им предположений.
В 1963 - 64 гг. П.Д. Степанов производит раскопки Андреевского могильника, а затем публикует отчеты своих исследований (Степанов П.Д.,1980). Он датирует данный памятник рубежом нашей эры — первыми веками н.э. Исследователь показывает особый характер могильника (большое количество воинских погребений и насыщенность захоронений оружием). Автор полагает, что Андреевский некрополь — это некрополь воинов, являвшихся переселенцами. Исследователь выделяет три компонента, легших в основу материальной культуры «андреевцев»: местный, сарматский и пьяноборский. Придя в Цнинско-Окско-Сурское междуречье, мигранты быстро ассимилируются местными племенами, в результате чего, по мнению исследователя, закладываются основы древнемордовской народности.
Под руководством Н.В. Трубниковой и Р.Ф. Ворониной в 1969, 1970 и 1972 гг. проводятся раскопки Иваньковского (Ядринского) могильника в бассейне нижней Суры. Однако материалы исследований до сих пор не опубликованы. В начале появились лишь результаты первых раскопок этого памятника, сделанных в свое время П.П. Ефименко (Ефименко П.П.,1975). Исследователь датирует памятник IV — VII вв. и определяет его как некрополь древнемордовских племен. Автор подчеркивает значительную близость данного могильника синхронным древностям Оки, Мокши и Суры, особенно близость к нижнесурским памятникам армиевского типа.
В 1970-72 гг. В.Н. Шитовым был раскопан Старокадомский могильник, материалы которого впоследствии также были опубликованы (Шитов В.Н., 19886). Исследователь относит данный могильник к
15
памятникам древнемордовских племен бассейна реки Мокши и датирует его V - VII вв. Автор разрабатывает общую типологию обнаруженных в погребениях могильника предметов вооружения. Он выделяет разные виды клинкового оружия (мечи, палаши), описывает наконечники стрел и копий. Исследователь предлагает датировку различных типов вооружения, отмечает наличие многочисленных аналогий старокадомским боевым средствам в военных древностях древней мордвы.
В 1985, 1987 гг. под руководством В.Н. Мартьянова произведены раскопки могильника Красное 3 (Арзамасский могильник). Материалы раскопок были опубликованы (Мартьянов В.Н.,1990). Автор датирует памятник VI-VII вв. и определяет его как древнемордовский. Исследователь указывает на то, что типы и формы вооружения из данного могильника являются традиционными для древнемордовских племен середины-второй половины I тыс. н.э. Аналоги им встречаются в памятниках Примокшанья, нижней Суры и бассейна реки Теши.
Работы представленных археологов создали серьезную источниковую базу для изучения военного дела населения региона. Полученные результаты раскопок мордовских некрополей были использованы при написании указанных выше специальных работ. Однако материалы многих могильников остались не опубликованными, и не попали в поле зрения ученых. До сих пор не опубликованы результаты исследований Абрамовского, Алферьевского, Волчихинского, Иваньковского, Селиксенского, Селикса-Трофимовского и Шемышейского могильников. Это существенно обедняет картину развития военного дела древнемордовских племен. Кроме того, несмотря на то, что исследователи неоднократно обращались к изучению военных древностей Западного Поволжья I тыс. н.э., немало вопросов осталось за рамками их внимания. Предварительный характер или же неполная источниковая база некоторых работ не позволяли в полном объеме и с должной глубиной осветить такие аспекты проблемы как средства защитного снаряжения,
16
топоры-кельты, комплекс вооружения, состав войска, его структурное членение и локальные особенности.
Указанные обстоятельства побуждают нас вновь обратиться к изучению военных древностей племен Окско-Сурско-Цнинского междуречья, используя неопубликованные материалы раскопок воинских погребений мордовских некрополей. Накопленная к настоящему моменту источниковая база позволяет с достаточной долей объективности изучить многие вопросы, не попавшие в поле зрения исследователей, заново рассмотреть особенности вооружения населения региона и военного дела I тыс. н.э. и их место в системе как древнемордовской военной культуры, так и военно-культурного развития Восточноевропейского региона в целом.
Объектом данного исследования являются предметы вооружения из воинских погребений финно-угорских могильников Цнинско-Окско-Сурского междуречья в рассматриваемую эпоху. Предмет исследования это сфера военных отношений финно-угорских племен региона I — VII вв. н.э.
Источниковую базу данного исследования составляют результаты полевых исследований финно-угорских могильников, раскопки которых производили в разное время А.А. Спицын, В.Н. Глазов, П.С. Рыков, М.Ф. Жиганов, В.Н. Мартьянов, М.Р. Полесских, П.Д. Степанов, Н.В. Трубникова, Р.Ф. Воронина, В.Н. Шитов. В работе использованы материалы 270 погребений с предметами вооружения из 17 могильников рассматриваемого периода. Это Абрамовский, Алферьевский, Андреевский, Армиевский I грунтовый, Волчихинский, Иваньковский, Красное 3, Кошибеевский, Ражкинский, Селиксенский, Селикса-Трофимовский, Сергачский "Святой ключ", Серповский, Старокадомский, Старший Кужендеевский, Тезиковский, Шемышейский могильники (Рис.1). Значительная часть исследуемых погребений еще не опубликована и продолжает относиться к категории архивных материалов.
Прежде всего, изучению подвергались воинские погребения тех некрополей, которые, по общепринятому среди исследователей мнению,
17
относятся к древнемордовским памятникам. Это погребения с оружием II — VII вв. из мордовских могильников I тыс. н.э.: Абрамовского, Алферьевского, Армиевского I грунтового, Волчихинского, Иваньковского, Красного 3, Ражкинского, Селиксенского, Селикса-Трофимовского, Сергачского "Святой ключ", Серповского, Старшего Кужендеевского, Тезиковского, Шемышейского.
Вместе с тем, некоторые памятники, использованные в данной работе, не могут быть однозначно отнесены к древнемордовским. Это Андреевский, Кошибеевский и Старокадомский могильники. Старокадомский и Кошибеевский могильники в настоящее время принято относить к группе рязано-окских памятников. Однако их территориальная близость к рассматриваемым мордовским могильникам и значительное сходство комплекса вооружения с вооружением древней мордвы позволяют включить материалы воинских погребений указанных некрополей в рамки настоящего исследования.
Что же касается Андреевского могильника, то стоит отметить, он входит в особую группу памятников «андреевско-писеральского типа», появившихся на территории Западного Поволжья на рубеже — первых веках нашей эры. В эту группу исследователи включают, помимо Андреевского некрополя, также Климкинский, Писеральский и Староардатовский I могильники. А то, что в поле нашего интереса попал именно Андреевский могильник, объясняется выбранными территориальными рамками, которые накладывают определенные ограничения на материал, используемый в исследовании. Андреевский могильник является непосредственным предшественником мордовских древностей на рассматриваемой территории. Не подлежит сомнению, что Андреевский некрополь связан с последующими мордовскими могильниками. Некоторые исследователи напрямую рассматривают Андреевский могильник в качестве древнейшего пласта истории древнемордовских племен I тыс. н.э. (Святкин С.М.,2001; Циркин А.В.,19896; Шитов В.Н.,1975; Степанов П.Д.,1980). Это первый памятник

.В. Нефедов,
аспирант Самарского
государственного университета

Дата добавления: 2015-07-02