Часть 1. Мир и мирoвой процесс 2 страница

Объективность мира есть, безусловно, его внутренняя определен­ность, которая "сильнее" его бесконечности, однако она еще не есть его качество. Качество - это "наличное бытие" (49), а оно в принципе может меняться, приобретать, оставаясь на "якоре" объективности, ту или иную специфичность, зависящую от того, какие предметы существуют, уже исчезли или еще не появились в мире. Например, мир, в котором есть жизнь, качественно отличается от еще или уже безжизненного мира.

В силу единства конечного и бесконечного, диалектического тождества мира и отдельной вещи об интегративном качестве мира можно адекватно судить по самому сложному из существующих в нем объектов. Он является своеобразным маркером его интегративного качества потому, что он бо­лее всего подобен в этот момент субстанции-системе по богатству заключенного в нем низшего и высшего, потому, что при переходе к более простым ее составляющим это сходство становится все отдаленнее. По описанию элементарной частицы, например, нельзя сказать, устроен ли мир в целом так, что в нем где-то есть и жизнь, а из описания жизни это автоматически следует в отношении элементарных частиц. Если не подменять "качество" как достаточно простую мысль заведомо невыполни­мым требованием знания всей структуры мира во время существования в нем, допустим, жизни как самого сложного на рассматриваемый момент предмета, можно сказать, что мир имеет некое жизненное качество, хотя в целом он, разумеется, не является живым. "Живой" мир в этом плане качественно отличается от "химического" или "мыслящего" миров. Интегративные качества таких миров являются, очевидно, функцией их слож­ности: "химический" проще "живого", а "живой" - "мыслящего". Если мир в целом мыслить как неизменный, - так, будто в нем всегда есть все, что в принципе может в нем быть, - признавая вместе с тем некоторую градацию его составляющих по сложности, эта логика остается в силе, и ему просто следует приписать какое-то неизменное интегративное ка­честве. В любом случае нужно иметь в виду, что и сложность, которую имеет мир как система, является единством конечного и бесконечного, и через его интегративное качество она выступает как "зараженная" ко­нечным и в известном смысле односторонняя бесконечная сложность. Это аналогично пониманию Гегелем качества "субъективного духа", которое "обнаруживается в духе постольку, поскольку последний находится в несвободном, болезненном состоянии... в состоянии страсти, дошедшей до сумасшествия... когда сознание всецело проникнуто чувством ревнос­ти, страха и т.д." (50). В таком смысле и жизнь, продолжая пример, можно было бы назвать болезнью материи.

Последнее в нашем ряду системообразующее отношение мира - отно­шение его к самому себе - характеризует поведение субстанции-системы во времени и требует ответа на вопрос, меняется ли и как интегратив­ное качество мира. Абсолютно неизменное бытие - теоретическое прошлое философии, однако глубина, направленность и закономерность его изме­нений оцениваются по-разному. Принципиальность расхождений особенно очевидна при ответе на острую постановку этого вопроса: является ли сознание атрибутом материи, всегда ли мир имеет качество мыслящего в только что рассмотренном плане?

Положительный ответ дал, например, в свое время С.Т. Мелюхин - "возможность образования сложных химических соединений из элементар­ных частиц, появления жизни и разумных существ на различных мирах вы­текает из всеобщих закономерностей взаимодействия и развития матери­альных объектов и поэтому где-то во Вселенной она должна быть в каждый данный момент реализована" (51). С этих позиций Вселенная, тем более мир в целом, никогда не претерпевает крупных качественных изме­нений, мир находится в некотором равном самому себе состоянии, не ус­ложняясь и не упрощаясь радикальным образом, и в нем всегда представ­лены основные объекты всего возможного диапазона шкалы "низшее - высшее". Логическое завершение эта позиция получила в "Космо­логии духа" Э. В. Ильенков при попытке определить роль социального в так относящемся к самому себе мире. "В материи в целом развитие в каждый момент времени актуально завершено, в ней одновременно акту­ально осуществлены все ступени и формы ее необходимого развития. Взятая в целом, материя не развивается" и, таким образом, "постоянно обладает мышлением как одним из своих атрибутов" (52), но "по отноше­нию к каждой отдельной конечной сфере ее существования верно то, что мышление возникает на основе и после других, более простых форм су­ществования материи" (53). Мировой процесс - это совокупность соседс­твующих круговоротов, находящихся в разных фазах, так что "гели в од­ной точке бесконечного пространства материя губит... мыслящий мозг... она воспроизводит его в то же время в какой-то другой точке" (54). Однако по существу содержание и характер ее отношения к самой себе исчерпываются уже тем, что представляет собой только один из таких круговоротов. "Истинная бесконечность... имеет форму... круговорота", и "в рождении мыслящего мозга мировая материя достигает такой ступе­ни, на которой исчерпываются все возможности развития «вверх»... Далее путь может идти только «вниз», по пути разложения этой органи­зации" (55), но "признать абсолютно высшую форму невозможно, не приняв ее противоположность, абсолютно низшую, абсолютно простейшую форму материи" (56). Материю следует, таким образом, мыслить как принципи­ально конечное многообразие ее основных форм. Если не считать при этом человека случайным и побочным продуктом круговорота, приходится предположить, что "без его участия, без его помощи этот процесс не­возможен", что "мышление оказывается необходимым опосредствующим звеном, благодаря которому только и делается возможным огненное «омоложение» мировой материи" (57), фактором который только и может открыть, пожертвовав собой, путь вниз. Сознание выступает в этой модели атрибутом материи, если, во-первых, она конечна и заперта в своих изменениях между наипростейшей (первоматерия) и наисложнейшей формами; если, во-вторых, соседние круговороты не связаны и не могут, подобно шестерням, вращать друг друга, поскольку в этом случае "жерт­ва духа" перестает быть необходимым условием каждого круговорота и сознание из фактора, бег которого мировой процесс невозможен, превра­щается в теоретически побочный его продукт; если, в-третьих, кругово­роты находятся в разных фазах, что, однако, необъяснимо, если они не связаны и каждому нужен собственный дух.

Своеобразны взгляды В. И. Вернадского, считавшего, по-видимому, что не сознание, а жизнь является атрибутом, если и не материи в фи­лософском ее понимании, то нашего эмпирического мира - космоса. В ос­нове этого "лежит представление о жизни как постоянном, необходимом и непроизводном свойстве мира... Жизнь вечна. Она признак космической реальности... Биологическое пространство-время - одно. Остальные времяподобные формы: геологическое, астрономическое, историческое, соци­альное - есть модификации биологического времени и протекает на его фоне" (58). "Путь материи в мире начинается не с атомов, а с вечных, никогда не создававшихся сложнейших соединений, штампуемых матрицами наследственности... За пределами организма эти соединения в виде кристаллов, минералов, горных пород постепенно... распадаются" вплоть до элементарных частиц, "которые снова организуются живым веществом. Круг замкнулся" (59). Вероятно, В.И.Вернадский был склонен гипостази­ровать геологическую вечность жизни, открыв фундаментальную роль жи­вого в формировании этой оболочки Земли.

Опыт атрибутирования материи сознания или жизни сопряжен с выво­дом, что мир находится в круговороте, посредством которого в масштабах бесконечного времени поддерживается его в принципе равное самому себе состояние. Он сопряжен также с идеей конечности многообразия воспроизводимых круговоротом низших и высших форм материи. Вместе с тем ему присуща идея их необходимого, а не случайного, при­сутствия в мире.

Представление, что сознание (как и жизнь) не является атрибутом материи, имеет два варианта. Во-первых, это взгляд, что их появление случайно и не коренится глубоко в системообразующих отношениях мира, который, образно говоря, не стремится к крупным изменениям своего ка­чества, каково бы оно ни было. С наибольшей прямотой его выразил Ж.Моно, полагавший, что априорная вероятность осуществления любого из возможных во Вселенной событий стремится к нулю, что Вселенная никогда не была чревата жизнью, как и биосфера - человеком, и вплоть до самого появления их шансы были бесконечно малы (60). Эту позицию он считал противоположной позиции диалектического материализма.

Вторым здесь является взгляд, что мир находится в бесконечном и внутренне необходимом ему процессе бесконечного восхождения от низших форм материи к высшим, закономерно меняя в таком направлении и свое интегративное качество, т.е. относится к себе во времени как высшее к низшему. Человек к сознание закономерно возникают в данном процессе как условие его продолжения путем преобразования человеком предшест­вовавших его появлению форм материи и сопряженного с этим социального прогресса, который потенциально может быть бесконечным, поскольку бесконечна последовательность форм материи, приведшая к человеку и подлежащая преобразованию с его стороны (61). Это - естественное следствие отказа от идеи существования наипростейшего уровня материи и следующего из нее положения о мировом круговороте при сохранении мысли о неслучайном характере человека и его важной вселенской мис­сии. Заслуживает гибели не все, что возникает.

Отношение мира к самому себе - наиболее сложное из его системообразующих отношений, так как включает два других отношения - вещей друг к другу и вещи к миру. Вопрос о характере этого отношения, или вопрос о развитии как мировом процессе, является пограничным между материализмом в его оговоренном выше аспекте и диалектикой. Допускает ли логика философского материализма мысль с едином мировом процессе, а логика диалектики - его прогрессивную в целом направленность?

Глава 2. РАЗВИТИЕ: ЛОГИКА ПОНЯТИЯ И ДИСКУССИИ

Современное состояние проблемы развития характеризуют принципи­альные расхождения уже по коренным для нее вопросам об атрибутивности и направленности развития. Существует взгляд, что развитие не явля­ется атрибутом материи, ему противостоит признание развития таким ат­рибутом; имеется три взгляда на его направленность: развитие как кру­говорот, как необратимые качественные изменения, как восхождение от низшего к высшему. Тот или иной взгляд на атрибутивность развития предполагает и определенное понимание его направленности, что порож­дает довольно пеструю картину его трактовок, которые анализируются с разных авторских позиций во многих работах (62). Вместе с тем креп­нет убеждение, что проблема развития - это прежде всего проблема раз­вития систем, что развитие есть системно-целостный процесс, который сам имеет определенную структуру, является некоторой системой измене­ний (63), и это служит, очевидно, основой преодолении отмеченных рас­хождений в представлении о развитии как о едином мировом процессе.

Любая трактовка развития имеет свои логические основания в пони­мании ряда универсальных сторон действительности и познания. Речь идет прежде всего о всеобщем (общем) и единичном, абстрактном и конк­ретном, абсолютном и относительном. Наделение соответствующих им ка­тегорий тем или иным смыслом существенно предопределяет направление трактовки развития, интерпретации частнонаучного материала. Однако в работах о развитии анализ и сопоставление этих смыслов редко выделя­ется в самостоятельную задачу, авторы чаше просто придерживаются одного из них или даже меняют их на протяжении работа Более глубокому пониманию развития, как и сути соответствующих разногласий, должно способствовать поэтому приведение к некоторому единству названных ос­нований, мы попытаемся при этом снять базирующиеся на них "идеологи­ческие" возражения против трактовки развития как единого мирового процесса восхождения от низшего к высшему. Первым основанием выступа­ет "всеобщее".

1. Общее, единичное и проблема атрибутивности развития

В настоящее время в философской литературе наиболее распространены две обстоятельно рассмотренные недавно Г.Д. Левиным концепции всеобщего: общего-сходного и "конкретно-всеобщего" (64). В первой под общим понимается признак, сходный с признаками всех объектов некоторого класса. Отношения общего и единичного (особенного) в ней - это отношения признаков, а не самих предметов - их носителей, и в этом смысле "общее" и "единичное" являются здесь абстрактными понятиями. Общее в ней не включает в себя единичное. Обладающие сходным призна­ком предметы соотносятся как элементы соответствующего класса. Во второй общее рассматривается как целое, или его структура (закон свя­зи), или его "зародышевая клетка", а единичное понимается в конечном счете как часть целого, как подлежащий связи отдельный, обособленный фрагмент бытия. Отношения общего и единичного рассматриваются в ней, таким образом, как отношения уже не признаков, а самих предметов - целого и частей. Эта предметность делает "общее" и "единичное" конк­ретными, так или иначе отображающими предметы понятиями. "Конкрет­но-всеобщее" конкретно еще и в том плане, что включает соответствующим образом понятое единичное (особенное) (65). Очевидно, такое понимание общего предполагает, что между предметами, в частности, между частями целого имеется и отношения, фиксируемые концепцией об­щего-сходного.

Взаимные претензии сторонников названных концепций сводятся к то­му, что общее-сходное, будучи отвлеченным от особенного и единичного, не является их теоретическим выражением (66), так как их содержание остается внешним содержанию общего-сходного, с одной стороны, и что "конкретно-всеобщее" есть не общее, а целое, и соответствующая кон­цепция лишь маскирует, не решая, проблему соотношения общего и еди­ничного с целым и частью (67), с другой стороны. Эти возражения нерав­ноценны. Первое ставит под сомнение диалектичность и, следовательно, глубину самого содержания концепции. Второе - главным образом его терминологическое оформление. Сторонники концепции общего-сходного по существу принимает (при условии "переименования") основные положения концепции "конкретно-всеобщего", поэтому проблема заключается в том, выразимы ли они и на языке "общего-сходного".

Всеобщее интересует нас прежде всего в связи с вопросом об атри­бутивности развития. Если развитие - атрибут материи, оно всеобще. "Достоинством" атрибута является, однако, не всеобщность сама по се­бе, а всеобщность абсолютного - абсолютного в смысле выражения какой-то стороны субстанциальности, самодостаточности первичного. Именно в этом смысле развитие, как и движение, атрибутируется материи, а не сознанию.

Обращение к процессуальной стороне мира в концепции "конкрет­но-всеобщего" позволяет считать атрибутом материи процесс, который включает в себя, как система или целое, все многообразие изменений отдельных вещей, т. е. некий единый мировой процесс. Его носителем яв­ляется вся, вместе взятая, объективная реальность, и он автоматически удовлетворяет поэтому условию абсолютности или самообусловленности: мировой процесс заведомо не вызван и не направлен никакими внешними ему процессами, условиями, обстоятельствами. Ничто с позиции данной концепции не мешает назвать такой процесс развитием, однако не все согласятся считать его всеобщим, поскольку существует концепция обще­го-сходного и ее возражение, что целое - это не общее.

По ее логике атрибутом является признак, которым обладает всякая отдельная вещь. Признание развития атрибутом сталкивается при этом с двумя трудностями, связанными с условием абсолютности. Первая состоит в том, что изменение отдельной вещи не является саморазвитием (как и - заметим - самодвижением) в полном смысле этого "само-", поскольку зависит от некоторых внешних условий. Развитию часто отказывают в ат­рибутивности потому, что оно "реализуется не при всех, а лишь при вполне определенных условиях" (68), хотя для подобного отказа достаточно уже просто зависимости от условий как таковой. Последнее обстоятельство остается в тени, так как на всеобщность исследуют обычно не абсолют­ность, а направленность отдельных изменений. Вторая трудность явля­ется своего рода инверсией первой: полная самообусловленность, если бы она была присуща изменениям отдельных вещей, делает необъяснимыми имеющиеся различия как этих изменений, так и самих вещей. Что и как можно атрибутировать материи в качестве развития с позиции обще­го-сходного? Ответ нуждается в дополнительном соотнесении двух трак­товок всеобщего и углублении в содержание общего-сходного.

Очевидно, что абсолютность "конкретно-всеобщего" (целого) миро­вого процесса требует наличия всех частей или всего "единичного", ко­торое он в себя включает, и возникает прежде всего вопрос, может ли и общее-сходное быть, подобно этому "общему-целому", конкретным, так сказать, через или за счет единичного, имеет ли принцип невключения единичного в общее-сходное исключения. Им является, вероятно, признак "быть частью целого" - частичность. Он свойственен всем отдельным из­менениям, составляющим мировой процесс, но отличается от их других общих признаков моментом тождества единичному и особенному. Быть частью какого-то целого - значит обладать, наряду с признаками, "классически" повторяющимися и у других частей, такими и только таки­ми особенными и единичными признаками, которые делает это целое воз­можным, и не иметь признаков, которые бы исключали его существование. Реальность частичности как свойства, приписываемого предмету или про­цессу, есть, следовательно, в существенной мере реальность неповторимой совокупности его особенных и единичных признаков (в чем легко убедиться, порвав на части лист бумаги, например). В этой мере фор­мальные отношения общего-сходного и единичного сменяются их взаимопроникновением: общее оказывается единичным, единичное - общим в одном и том же отношении. В их тождестве частичность (общее) получает опре­деленность богатства единичных (и особенных) признаков предмета или процесса и оказывается в данном смысле конкретно-общим признаком. Та­кое тождество имеет, конечно, диалектический, а не формальный, харак­тер, сохраняющий момент невключения единичного в общее (ни одна часть не обладает единичными признаками других частей и, фигурально выража­ясь, не знает, что они в этом отношении собой представляют) и, следовательно, момент несводимости общего к единичному, частичности – к отличию одной части от других, к единичному как таковому. Однако не­зависимое изменение одной из частей автоматически разрушает весь класс, лишая частичности все входившие в него предметы (порвав лист бумаги, можно для наглядности заменить один кусочек из его середины на больший, исключив этим возможность совмещения всех обрывов в целый и сплошной лист), и это свидетельствует о том, что в единстве особен­ных к единичных признаков частей действительно заключен соответствую­щий общий признак. Общее-сходное, как видно, в данном случае оказыва­ется конкретным через диалектическое тождество определенному богатству единичного, и утверждение, что содержание общего-сходного не может быть теоретическим выражением этого богатства, становится неверным.

Концепция общего-сходного исходит не из "целого", а из "класса", поэтому далее встает вопрос, какую сторону отношений целостности мо­гут выражать ее понятия. Ясно, что целое (мир как целое) является ареной, где развертываются отношения общих и единичных признаков входящих в него предметов и процессов.

"Класс" логически отличается от "целого" произвольностью своих элементов - отсутствием между ними необходимых каждому функциональных или генетических связей, самостоятельным, независимым существованием каждого из них. Предметы образуют класс не путем взаимного порождения и воздействия друг на друга, ведущим к целому, а тем, что имеют сход­ные признаки. Признаки не могут физически непосредственно влиять друг на друга, они изменяются вследствие такого взаимодействия своих носи­телей. Концепция же общего-сходного, отвлекаясь от этого взаимодейс­твия, имеет дело с признаками как "последней" реальностью, которую она не объясняет - не отвечает на вопрос, почему они таковы. Однако признаки в ней есть то, что определяет существование или несущество­вание класса. Таким образом концепция общего-сходного отражает прису­щий всякому целому момент суммативности.

Целое не сводится к сумме частей также и потому, что содержит и их сумму или все части. На своем суммативном уровне оно существует как класс частей, не определяя их признаков и не влияя на них, тогда как существование этого специфического класса обязано всем признакам каждого его элемента, вместе взятым: формально-общим (от которых мы временно отвлеклись), особенным и единичным, т. е. частичности - конкретно-общему-сходному признаку, сходству через различие. Каким бы ни был механизм появления и трансформации частей целого и их свойств, на своем суммативном уровне целое, образно говоря, отдыхает от это гро­хота, полностью полагаясь на части, которые имеет, и на свойства, ко­торые у них есть. Здесь господствует часть, здесь она делает его це­лым. Этот аспект отношений целостности и выражается, очевидно, концепцией общего-сходного, когда оно берется конкретно - с элементом диалектического тождества особенному и единичному, причем выражается в острой форме абсолютизации самостоятельности части по отношению к другим частям и к целому. Однако в "диалектике относительно (релятивно) и различие между релятивным и абсолютным. Дня объективной диа­лектики в релятивном есть абсолютное" (69).

Абсолютность есть интегративный признак мирового процесса в це­лом, но она основана на частичности его составляющих и как бы распределена среди них. Наиболее явно эта распределенность представ­лена суммативным уровнем целостности мирового процесса и его отраже­нием в понятиях концепции общего-сходного. Когда изменению отдельной вещи приписывается частичность в качестве понятого конкретно обще­го-сходного признака, ему атрибутируется, во-первых, момент абсолют­ности мирового процесса (который без одной из частей уже не является, так сказать, абсолютно абсолютным), и, во-вторых, элемент нетождествевности изменениям других вещей, определенная особенность и единич­ность. Потеря последних означала бы потерю им частичности (т.е. со­держательно богатого, конкретного сходства с изменениями других вещей) и с ней - момента абсолютности.

Отмеченные выше трудности концепции общего-сходного в трактовке развития снимаются, таким образом, в признаке частичности отдельных процессов и, следовательно, при теоретическом допущении единого мирового процесса. Говоря далее о развитии, нужно иметь в виду известную условность неизбежного в логике общего-сходного отождествления мате­рии с отдельной вещью: атрибут материи в ней - это свойство, которым наделена каждая в отдельности вещь, каждый субстрат. Всякой вещи свойственно не просто изменение вообще (движение), а определенное, имевшее свою особенность и единичность изменение, которое схоже с превращениями других вещей не только в моменте движения, но и как часть мирового процесса. Ничто в концепции общего-сходного не мешает назвать эту частичность, в отличие от изменения вообще, развитием и считать его атрибутом материи. Тогда "изменение вообще" будет входить в содержание понятия развития в качестве формально-общего момента или стороны.

В этом смысле развитие есть все, что происходит с предметом, и все, следовательно, развивается, даже ржавеющий на запасном пути па­ровоз. "Развитие может быть однолинейным и многолинейным, в том числе дивергированным; прямолинейным и зигзагообразным; восходящим и попят­ным, возвращающимся к прежним состояниям; общим и локальным; ускорен­ным и замедляющимся; гармоничным и дисгармоничным (даже конфликтным); индивидуальным и историческим (межвидовым, формационным) и т.п." (70) до бесконечности при условии, что существует некий единый мировой процесс. Это условие не всегда подразумевается в подобных приведенно­му дизъюнктивных определениях. Между тем оно прямо связано с идеей закономерного характера развития: изменение отдельной вещи не может быть каким угодно, оно подчинено определенным ограничениям, поскольку является частью целого - мирового процесса. Своеобразие понятий кон­цепции общего-сходного, отражающих преимущественно суммативный уро­вень его целостности, состоит, однако, в том, что они схватывают не механизм ограничений, а фиксируют в "частичности" лишь результаты его действия, и это, конечно, не вся закономерность.

Главный итог анализа смыслов, которыми наделяют "всеобщее", состоит в том, что его различные понимания позволяют выработать не только не исключающие друг друга, но хорошо согласующиеся по содержанию "полуфабрикаты" понятия развития как атрибута материи. Концепции "конкретно-всеобщего" соответствует трактовка развития как единого мирового процесса, как того, что происходит с объективной реальностью в целом. Концепции общего-сходного, если учесть, что и оно может быть конкретным за счет особенного и единичного, соответствует понимание развития как того, что происходит с отдельными предметами. Развила каждого отдельного предмета согласуется с мировым процессом как часть с целым и, естественно, предполагает существование этого целого. Даже если "конкретно-всеобщее" есть не общее, а целое, идея единого мирового процесса, тем не менее, остается основой атрибутирования развития материи в соответствии с логикой общего-сходного.

Ответ на вопрос, что же в общем происходит с объективной реаль­ностью в целом и с отдельными предметами в ней, требует конкретизации "развития" и во многом зависит уже от смысла, вкладываемого в "конкретное" и "абстрактное".

2. Абстрактное и конкретное. Что происходит в мире и с миром?

Прежде всего нужно иметь в виду упоминавшееся логическое деление понятий на абстрактные и конкретные. Абстрактное понятие отражает признак предмета, а конкретное - признак в единстве с его носителем, предметом. "Белизна", например, - абстрактное понятие, а "белила" - конкретное. Первый шаг формирования конкретного понятия - выделение тех или иных признаков предмета. Второй - отождествление этих призна­ков с самим предметом. Оно делает признаки "предметоподобными". Фор­мирование абстрактного понятия также начинается с выделения призна­ков, но отличается отождествлением предмета с ними, что делает "признакоподобным" сам предмет. При формальной симметричности логи­ческие процедуры превращения признака в предмет (конкретное понятие) и предмета в признак (абстрактное понятие) различаются на содержа­тельном уровне (71). Так, в "белизну" можно превратить и белила, и мо­локо, и снег, но превратить ее обратно в один из этих предметов, исходя из ее содержания, нельзя уже потому, что она не является приз­наком только одного из них. Очевидно, не всякий признак потенциально "предметоподобен" и может служить содержательной основой для выработ­ки конкретного понятия, тогда как при выработке абстрактного понятия предмет может быть уподоблен любому из своих признаков.

Требования к признаку, на котором базируется конкретное понятие, зависят от сферы его (понятия) применения. В производственной и быто­вой сферах содержание такого признака должно выражать природу его но­сителя как объекта практического использования (белизна не делает снег красителем или белила - пищей). В науке это содержание должно, как минимум, представлять объект как предмет ее определенной отрасли (не белизна делает молоко предметом биохимического анализа или, ска­жем, гидродинамики). Разумеется, граница между признаками, ведущими к конкретным и абстрактным понятиям, относительна, и белизна, в част­ности, тоже может вести к конкретному понятию, делая своих носителей предметом оптики, например. В идеале же это содержание должно, веро­ятно, выражать сущность предмета. Мы будем пока "работать по миниму­му".

Развитие, с одной стороны, является признакам объективной реаль­ности, с другой стороны, оно есть предмет (которым логически может выступать не только субстрат, но и процесс), обладающий в свою оче­редь какими-то признаками, о содержании которых спорят. Чтобы припи­сать материи развитие в качестве признака, его нужно определить как предмет, т.е. конкретно. Какой признак того, что происходит, может быть для этого взят за основу или - "по минимуму" - какой признак де­лает то, что происходит, предметом собственно философского исследова­ния, что вообще является процессом с точки зрения философии?

Всякий процесс имеет сменяющие друг друга стадии или ступени, составляющие некую последовательность состояний его носителя - того, что пребывает в процессе. В процессе вещь начинает отличаться от са­мой себя, и его ступени - это в конечном счете различные вещи. Усло­вием выработки конкретного понятия процесса является отражение как их тождества, так и их различия. Без первого процесс теоретически лиша­ется носителя, без второго - своих стадий, в обоих случаях ускользая от мысли. Каждая наука видит сами процессы постольку, поскольку они вывивают различия, природу которых, включая и отмоченный момент тож­дества, она может выразить своими понятиями. Вопрос, что является процессом для философии, упирается поэтому в вопрос, природу каких различий между вещами она способна выразить собственными средствами. Он обсуждался уже в предыдущей главе, где было показано, что это раз­личие есть различие в сложности - богатстве содержания.

Дата добавления: 2015-06-27