Неужели знаменитый «конфликт религии и науки» исчерпан?

Значит можно так сказать: православный человек должен воспринимать компьютер очень спокойно, как некий прибор, вносящий в его жизнь дополнительное удобство, а неправославные люди должны спокойнее воспринимать выходки некоторых людей, которые называя себя православными считают возможным всех клеймить за несоответствие их представлениям?

- Я думаю, что все немножко сложнее. Да, компьютер вносит определенное удобство, но Интернет – это нечто большее, это не только некое удобство, но это еще и зона опасности, потому что там, где мы не будем зажигать свечи, там будет распространяться тьма. И потому Интернет – это пространство работы и ответственности для христианина. Как и любое иное место, в которое приходят люди…

РАЗГОВОР В УНИВЕРСИТЕТЕ

- Мы в Университете. Какие у православия отношения с наукой? На Западе сейчас имеет место быть воинствующий католицизм, который пытается опровергнуть каждое открытие…

- Нет, нет, это не в Европе и не у католиков. Это чисто сектантский феномен так называемых фундаменталистов-неопротестантов (баптисты, адвентисты, пятидесятники….). Это не католики и не православные, это узкая сектантская идеология, распространенная, прежде всего, в южных штатах США. Это отнюдь не весь запад и отнюдь не весь христианский мир.

- Присутствие Церкви в университете Вы считаете нормальным?

- Есть в нашей жизни то, в чем Россия не по хорошему уникальна: ни в досоветские годы, ни в послесоветские в наших университетах не создавали богословских факультетов.

Это плохо и для Церкви, и для науки. Студенты-богословы лишаются возможности повседневного общения со своими светскими сверстниками и тем самым не впитывают ту культуру, в которой им и предстоит работать в будущем. А светские студенты оказываются до позорного беззащитны перед лицом самых диких мифов, касающихся веры и истории Церкви. Они не обретают навыка мысли на религиозные темы, а, значит, остаются заложниками безмыслия[288].

А уж как полезно для лектора-богослова выносить свои тезисы на суд университетской аудитории! Тут уж точно нельзя действовать по принципу «из нашего теста лапша для всяких ушей хороша». Как стыдно бывает сидеть на церковно-научных конференциях, когда командированный из епархии батюшка косноязычно и голословно что-то пробует «проповедовать» смиренно сидящим в зале и тяжко вздыхающим университетским профессорам...

В светском вузе к лектору-богослову относятся заведомо критически, в зале сидят студенты с разных факультетов, а, значит, каждый на свой зубок будет пробовать каждое его слово. И это хорошая проверка. Кстати, курсы богословия, которые читались в дореволюционных университетах (я имею в виду прежде всего Б. Мелиоранского в Петербургском университете и Светлова в Киевском) поразительно интересны и сильно отличны от аналогичных академических курсов.

Мне бы хотелось, чтобы в этом отношении наши университеты стали похожи на университеты Европы. Мне хотелось бы, чтобы исчез ненужный налет «сенсационности» с богословских лекций. В конце концов, лектор-богослов, показывая на христианскую почву, на которой выросла европейская культура, просто говорит: «эта земля была нашей, пока мы не увязли в войне… пора вернуть эту землю себе», пора перестать быть иностранцами в своей собственной стране.

Впрочем, это я сказал бы и в интервью 10-летней давности. А сегодня я замечаю, как новая тень легла на порог моей аудитории. Церковь начинают воспринимать как часть официоза. И, соответственно, сторониться ее. Понимаете, обиднее всего – расплачиваться за удовольствие, которого не получал. Церковь не обладает никакой властью в светском обществе, и прежде всего не обладает властью цензурной (оно, может, и к лучшему, ибо христианину трудновато пришлось бы быть цензором в языческом обществе). И хотя госвласть (в том числе и Минобраз) с нами совершенно не считается – о нас все равно сплетничают как о государственной церкви. И это сказывается и на отношении части академических кругов к преподаванию богословия в университете. Нам бросают упрек, что мы навязываем теологию светской системе образования.

Странное дело: если философскому факультету предложат спецкурс по философии Платона – его с радостью примут. Если историкам предложат курс по истории доколумбовых цивилизаций Америки – и его примут без звука. А вот о христианской мысли и истории рассказывать носители этой мысли права не имеют?

Но здесь, правда, уже многое зависит от нас: сможем ли мы сами провести грань между изложением и анализом – и зазыванием и пропагандой.

Что касается меня – то я не ставлю перед собой задачу привести моих МГУшных студентов в Церковь (хотя несколько моих бывших слушателей уже несут священническое служение). Я понимаю, что к вере придут единицы. Но я надеюсь, что у большинства из тех, кто прослушали курс, будет воспитан вкус к богословской мысли по крайней мере в такой мере, что сектантские изделия им покажутся просто безвкусными. Сохранить человека для науки, спасти его от бегства в секту - разве это мало с точки зрения университетского образования?

- Отец Андрей, были времена, когда наука воинственно доказывала, что «никаких следов» Бога ни на облаке, ни в космосе, ни под землей нет. Теперь, наоборот, появляются серьезные научные публикации со «спектральным анализом» - в доказательство историчности существования Христа…

- Вечный коммунальный вопрос – вопрос соседства науки и религии… Принцип мира между нами ясен: чем выше забор, тем крепче дружба. Истинный профессионал – физик ли, богослов ли – точно знает границы своей компетенции, своих возможностей. И свой инструментарий. И не путает сферы, описуемые разными языками и средствами. Наука уже давно (со времен Канта или уж по меньшей мере с теоремы Гёделя или «принципа неопределенности» Гейзенберга) умеет собственными методами определять свои принципиальные границы, доказывать свою неполноту. Наука не может найти Бога. Она может найти лишь повод к своему собственному смирению: в мире и в нас есть нечто, что нельзя описать на языке математики… А от смирения до понимания Евангелия уже один шаг. Шаг воли, желающей обрести новый опыт.

В конце ХХ века было осознано то, с чем так яростно не соглашался век «Просвещения»: естественнонаучная модель рациональности не есть единственная форма рациональности. Знание может быть не математическим и не физическим. Оно может быть гуманитарным. Рациональность же определяется тем, как человек обрабатывает ту или иную информацию, поступающую к нему, а не тем, из какого именно источника (научной лаборатории, инстроспекции, библиотеки, храмовой проповеди или из уличного разговора) поступает эта информация (анализ уличных разговоров и базарных пересудов может быть вполне научным – это будет отрасль науки по имени «социология»).

Оказалось, что миф более рационален, чем казалось прежде. А наука более мифологична, нежели думал о ней XIX век. Православие прилагает рациональные процедуры к анализу своих преданий. А светская наука, как оказалось, не может жить без догм. Доказательство Куртом Гёделем в 1931 г. знаменитых теорем «о неполноте формальных систем» и «о невозможности доказательства непротиворечивости формальной системы средствами самой системы» показало, что интеллектуальные процедуры всюду работают одинаково: любая теория зиждется на некоем наборе догм (которые в светской науке стыдливо именуются аксиомами).

Аксиома христианства – это доверие к опыту Присутствия. Аксиома атеизма – доверие к опыту пустоты. В принципе, рационально можно прокладывать логические цепочки и от одной аксиомы, и от другой. Другое дело, что эти логические цепочки приводят к расширению изначального опыта. Путь религии идет от опыта Присутствия предмета веры к опыту Преображения в предмет веры. Путь атеизма ведет от опыта пустоты к опыту тошноты (см. «Тошноту» Сартра) и к самоубийству (см. «Бесы» Достоевского).

Законы рациональности едины – и для верующих людей, и для неверующих. Различие лишь в том, что предпочитается в качестве «момента истины», в качестве точки доверия и опоры. Откуда идти и к чему – вот где наши различия. А техника интеллектуальной «ходьбы» одинакова у математиков и богословов.

- Да, мы перешли от конфликта к сосуществованию. В науке и культуре как в коммунальной квартире: чтобы не было конфликтов, каждый должен четко знать свои права и обязанности, пределы своей жизненной территории. Помните, как у Булгакова: “люди-то они хорошие, вот только квартирный вопрос их испортил”, - потому что в коммуналке было непонятно, кто ответственен за свет в туалете, ванной и т.д. А когда люди разъезжаются по разным блокам, значительная часть источников конфликта исчезает. Так вот, что касается отношений Церкви и Науки – конфликт растворяется по мере того, как каждый из нас осознает, где граница нашей компетенции.

Повторюсь: в науке же признаком профессионализма считается умение четко осознавать пределы своей компетентности. Как токарь знает, каким сверлом какой материал на какой скорости надо обрабатывать, так и ученый знает границы своего метода: вот этот круг проблем моя теория, моя модель могут разрешить, а для других проблем нужны другие методы [289].

Конфликт возникает оттого, что нам кажется, будто в чужой речи мы услышали ответ на наш вопрос. Представьте, я спрашиваю попутчика: «Мы успеем проскочить на зеленый свет?” А он отвечает: ”Думаю, что в следующем году удастся!”. Случай свел меня с идиотом или с шутником? Нет, все проще: я просто не заметил, что в ухе у моего собеседника наушник от мобильного телефона, и он вел разговор не со мною, а с кем-то другим.

А вот иное видение: представьте, что жена посылает меня в магазин и, вручая мне 50 рублей, настойчиво твердит: «Купи два пакета молока!.. Нет, ты понял? Два пакета молока! Повтори: два пакета молока! Посмотри мне в глаза и скажи еще раз! Ты понял? Два пакета молока, а не два номера «Богословского вестника», как ты в прошлый раз притащил!». Получив эту инструкцию, я иду в магазин и по дороге повторяю как мантру: «два пакета молока… два пакета молока…». И вот, уже на подходе к кассе я слышу, как стоящий передо мною покупатель говорит кассиру: «А мне два батона хлеба, пожалуйста!». Имею ли я право в эту минуту сказать: «Ну что за недоумок это мужик! Все передовое человечество покупает два пакета молока, а этот пень покупает зачем-то два батона хлеба!!!»?

Так вот, прежде, чем обвинять Библию в антинаучности и глупости, неплохо было бы поинтересоваться: а на какие вопросы Библия намерена дать ответы. Те ли это вопросы, какие изучают на геологическом или биологическом факультетах, или же это ответы совсем другим людям на совсем другие вопросы. Если мы научимся понимать вопросы, которые люди задавали Моисею, мы поймем (и примем) и его ответы… Мы поймем – за чем он был послан.

Как-то В. Гейзенберг так пояснял своему коллеге – физику ядерщику Вольфгангу Паули свое видение отношения религии и науки: «Ког­да мы видим в небе самолет, то можем с известной степенью достоверности заранее рассчитать, где он будет через секун­ду. Сначала мы просто продлим его траекторию по прямой ли­нии; или же, если мы успели заметить, что самолет описывает кривую, то мы учтем и кривизну. Таким образом, в большинст­ве случаев мы успешно справимся с задачей. Однако траекто­рию мы все же еще не поняли. Лишь когда мы сначала погово­рим с пилотом и получим от него объяснение относительно нечаемого полета, мы действительно поймем траекторию… Разговор ненадолго прервался, потому что на расстоянии нескольких сот метров мимо нас проплыл большой пассажирский пароход, который со своими многочисленными огнями выглядел в светло-синих сумерках сказочным и почти нереальным. Мне пригрезились в этот миг человеческие судьбы, которые, вероятно, разыгрывались за освещенными окнами кают, и в моем воображе­нии вопрос Вольфганга превратился в вопрос о пароходе. Что такое в действительности этот пароход? Масса железа с машин­ным отделением, системой электропроводки и лампочками? Или же выражение целеустремленности человеческого намерения, структура, образовавшаяся как результат отношений между людьми? А может быть, он просто следствие биологических природных законов, которые в качестве объекта своей форми­рующей силы использовали на этот раз не только молекулы белка, но и сталь, и электрический ток? Тогда слово "наме­рение" в человеческом сознании представляет просто отражение этой формирующей силы или природных законов? И что означает в этой связи слово "просто"?" [290].

Движение того корабля, входившего в копенгагенский порт, и в самом деле можно было описать двояко. Можно сказать, что на нем установлен такой-то двигатель, в нем сгорает такое-то топливо, газы при сгорании давят на поршень, движение которого по системе трансмиссий передается на винт и в результате корабль плывет. А можно сказать, что этот корабль движется здесь потому, что он был зафрахтован такой-то фирмой для того, чтобы перевезти груз хлопка из Америки в Европу. Первое описание будет научным. Второе - религиозным.

Наука отвечает на вопрос «почему» и «как». Религия - на вопрос «зачем».

Если я хочу куда-то поехать, я должен подойти к расписанию поездов. Расписание поездов составлено на научной основе, но сколько бы я ни изучал расписание, я из него никогда не узнаю, куда нужно ехать мне самому. Вот это и есть пример соотношения этики, религии и науки. Религия дает ценности: ради чего человек живет, каких целей добивается, куда идет, а наука говорит, какими путями можно добраться до намеченной станции.

Есть вопросы, которые не ставит перед собой религия. Есть вопросы, которых не ставит перед собой наука. А потому не стоит искать у нас ответы на вопросы, которые мы не исследуем. И наши вопросы не следует переводить на язык не-наших ответов.

Когда Библия говорит, «И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так» (Быт. 1,9), то она описывает не геологический катаклизм. Она говорит о той воде, о которой ничего не знают современные химики (но о которой еще знают моряки). Вода, море на языке архаики – это Океан. Это та мощь, которая живет своей жизнью, абсолютно несоразмерной с человеком и с его силами. Но та мощь, что лишь одним своим дыханием может стереть город или разломить корабль – эта мощь абсолютно послушна воле библейского Бога. Раз Он сказал – то вода послушно течет туда, куда надо Ему. Верховному правителю шумерских богов Мардуку для одоления водной мощи (которую символизировала богиня Тиамат) понадобилось крайнее напряжение всех его сил (и сил союзных ему богов). Но для Ягве даже нет проблемы покорения водного хаоса. Все Им создано и все Ему послушно. Ты понял теперь, человек, почему и ты должен молиться не Океану и не Нептуну, а Богу? Ты понял теперь – Кто желает союза с тобой, Кто просит тебя – “сыне, дай Мне сердце твое”?!

Понимание наших различий поможет избежать не только ненужных конфликтов, но и ненужных союзов. Ведь сегодня нам приходится обороняться от ученых, которые хотят задушить нас в своих объятиях. Дня не проходит, чтобы в патриархию не пришло письмо или не постучался какой-нибудь человек и не сказал, что изобрел очередной харизмометр, замерил энергетику Святого Духа, вывел компьютерную формулу Троицы и так далее... Но опять же - не надо устраивать коммунальную квартиру. Пусть религиозное и естественно-научное мышление живут в разных плоскостях.

Когда некоторые ученые забывают об этом и позволяют себе вторгаться со своими методами и формулами в мир религии – это пошло. Это псевдонаука, и конфликт происходит не между церковью и наукой, а между наукой и псевдонаукой.

В диалоге с учеными наша задача – не дать людям конкретных наук оказаться в плену у каких-то ненаучных идеологий, избежать слишком поспешных отождествлений результатов собственно научной работы с некоторыми модными идеологическими догмами. Например, не торопиться делать атеистические выводы из наблюдения факта эволюции.

Мы говорим ученым: ваша наука не побуждает Вас к неверию. Но она и не тождественна нашей вере. Между нами есть дистанция. Если Вы хотите – вы можете преодолеть ее усилием своей воли. Это и будет подвигом веры. Но – если захотите. Если увидите, что у нас есть что-то, чего не синтезировать в ваших лабораториях. Ведь, в отличие от таблицы умножения, Бог Себя не навязывает. Он умеет быть незаметным.

Нормальная светская наука помогает богословию оттачивать его методы размышления над тем, что Бог сказал нам о Себе и своем замысле о нас (речь идет, понятно, не о физике, а о текстологии, источниковедении, лингвистике, археологии, истории и т.д.). Религия же напоминает людям науки, что они тоже – люди. И, значит, им тоже свойственно ставить вопрос “зачем”. Если вопрос поставлен правильно, а способы поиска ответа честны – ответ однажды прояснится.

Дата добавления: 2015-06-27