Птицы и камень 6 страница

* * *

Сейчас Макс разумел, как трудно было душе до­стучаться до него, даже когда тело пре­бывало в состоянии наибольшего душевного подъема. Ведь его разум оценивал мир через призму материального бытия. Он постоянно убеждал Макса, что это и есть единственно верное отражение действительности. Теперь же Макс понимал, насколько криво было зеркало. Да что толку сейчас от этого пони­мания? Ведь сила преобразовать себя и ре­альный шанс вырваться из цепи реинкарна­ций существовали тогда. Поэтому его живот­ное так усердно и пудрило мозги да туманило очи своими иллюзорными обманами. А нуж­но-то было всего лишь изменить угол зре­ния, убрать все сомнения и полностью дове­риться своему духовному началу, а не отда­вать приоритеты животным инстинктам. Как ясно это видится сейчас и как невероятно сложно это казалось тогда! До боли обидно за свою глупость. Ведь если бы был только один шанс... Но шансов была масса! Сколь­ко их давалось за всю жизнь! Такое количе­ство сейчас трудно не заметить. И нет себе оправдания. А ведь ему действительно тогда выпал счастливый билет. В памяти Макса всплыл самый яркий момент из его утерян­ных возможностей...

* * *

Макс увидел себя сидящим на деревянной лавке в компании ребят. Находились они внутри небольшого аккуратного домика, где принимал пациентов Сэнсэй. Слава об ис­кусном костоправе простиралась далеко за пределами региона. В этот небольшой част­ный домик, расположенный на окраине про­мышленного шахтерского города, съезжались со своей болью люди с разных уголков. Сэн­сэй принимал до пятисот человек в день. И никому в приеме не отказывал, зачастую заканчивая работу и в два, и в три часа но­чи. Но сегодня Сэнсэй освободился доволь­но рано по его меркам — в одиннадцать часов вечера. Ребята съезжались ближе к кон­цу приема. Всяк по своей причине, но в ос­новном поболтать о жизни насущной. Их просто тянуло видеть Сэнсэя каждый день после дневной бытовой суеты. Такие поездки стали для них своего рода традицией. Дело, как говорится, молодое, в свободном време­ни недостатка нет.

Из приемной вышли последние пациенты. Приемной называлась небольшая комнатуш­ка, где стоял топчан, два стула да в углу иконка с зажженной лампадкой. Вот и все убранство. Ребята сидели в следующей комнатке, не­сколько пошире приемной, но не менее скром­но обставленной. Лавки, вешалка да печь, не­весть как сохранившаяся с былых времен.

Несмотря на то, что людей уже не было, Сэнсэй не торопился уходить домой, точно ожидая кого-то. Минут через пятнадцать в коридоре действительно послышалась не­торопливая поступь. Кто-то вежливо посту­чал. Дверь открылась. Вошли две пожилые монашки, которые придерживали под руки необычного вида старика. На вид ему было лет девяносто. Суховат. Очень высокого рос­та, где-то под метр девяносто. Правильные славянские черты лица. Его борода и слегка вьющиеся длинные волосы были белыми, как снег. Одет он был в теплую, несколько старинного покроя рясу. На ногах сельские стё­ганые бурки. Ноги старца явно были боль­ными, поскольку каждое движение давалось ему с большим трудом. Несмотря на такую внешнюю дремучесть, глаза его излучали жи­вительную доброту и внутреннюю силу.

— Мир вам, мир этому дому, — произнес старец, перекрестившись и поклонившись.

Монашки проделали то же самое. Ребята, сидевшие на лавках, даже оторопели от таких чудных, давно забытых слов и необычного ви­да престарелого человека.

— Здрасьте, — только и смогли они произ­нести, растерянно кивая в ответ головами.

В это время появился Сэнсэй из своей при­емной.

— Мир душе твоей, Антоний, — произнес он необычным изменившимся звучным голо­сом, наполненным какой-то умиротворяющей благой силой.

При входе Сэнсэя монашки, склонив голову, стали усиленно креститься. А старец, просияв ликом, попытался припасть к его ногам. В его глазах горел такой душевный порыв, что каза­лось, будто перед ним нет абсолютно никаких теле­сных препятствий. Сэнсэй легонько подхватил его, сказав:

— Негоже тебе, Антоний, преклоняться пе­ред телом сиим.

— Не перед телом, а перед Духом Святым преклоняюсь я.

— Вся жизнь твоя, Антоний, в любви Божь­ей и есть истинное преклонение.

Сэнсэй, нежно поддерживая под руку старца, повел его в приемную. Монахини смиренно присели на свободную лавочку, не переставая креститься и тихо шептать молитвы. Ребята, ес­тественно, были немного шокированы этим зре­лищем. Но ненадолго. Возле Сэнсэя вечно про­исходило что-то необычное. Через минуту они уже увлеклись разговорами о своем насущном. Макс сидел ближе всех к приемной, так что ему было видно и слышно, что там происходило.

Старец, войдя в приемную, вновь перекрес­тился, увидев иконку Спасителя. Сэнсэй усадил Антония на стул, а сам присел на край топчана.

— Спасибо Господу, что вновь сподо­бил с Тобой встречу иметь. Душа радуется и трепещет от благодати, находясь подле Тебя.

Старик смахнул накатившуюся слезу.

— Антоний, разве был хоть один день в жиз­ни твоей, когда не был бы я подле тебя?

— Истинно говоришь. Но все же... взор очей душу ласкает светом Твоим, как солныш­ко ясное на чистом небосводе.

— Ох, Антоний... Недалек тот час, когда ла­скаться будешь под солнцем сиим вечно.

— Радость это великая. Истинное души приобретенье... Но все же не покидает меня боль за тех, кто останется. Ведь страшное вре­мя их ждет. Как облегчить их участь?

— Свет мой, Антоний... Радует мя любовь и забота твоя о пребывающих в мгновении си­им. Но стоит ли душу терзать за тех, кто слу­шал, но не слышал, плотию без чувств делал, по сему душой не проникся?

— Но ведь не все утрачены. Есть ведь и за­блудшие. Ан искать их уж и некому среди тру­щоб безверия.

— Знаю, о чем просить ты пришел меня, Ан­тоний. Думы твои тайные ведомы мне. Хоть и мало осталось таких, как ты, столбов крем­ниевых, на коих держится Православие, лю­бимое мною, кои способны высекать искру божью, но рука не подымается, дабы продлить мучение твое.

— Да, немощны мои телеса, но дух стоек и могуч... Хоть одного, хоть за руку, но смогу еще вывести к свету божьему.

Послышался добрый смех.

— Ох, знаю я тебя, Антоний! Дай тебе волю за руку ввести, так ты взашей погонишь все стадо свое в сады райские.

— Помилуй мя, Свет мой Пречистый! Мне ж дано было увидеть все муки адовы, которые претерпят чада утраченные. А они ж, эти чада, аки котята малые, слепы еще от роду. Не видят, куда идут.

— Видеть не видят. Но Слово-то дано им было. И слышать слышали, но не верят же. А Богу верить нужно. Сказано: «Бди!» Значит бди! Сказано «стяжай любовь», значит, стя­жай.

— Все это так... Но глухота их от нера­зумения. Прельщают их видения миражей пустыни адовой. Ведь не ведают, что сие есть обман призрачный, на погибель душу ве­дущий.

— Не не ведают они, свет мой Антоний, а не хотят сие признавать. Помыслы их лишь о пра­здном, суть которого — прах. Что поделать? Ес­ли садовник с червями не борется, то и плода достойного не сможет обрести...

— Это все суетность мирская покоя им не дает.

— Суетность? Суетность, Антоний, не в ми­ре сокрыта. Не внешнее их томит, но внутрен­нее терзает. Для того я и пришел в тело сие, дабы жизнь человеческую прожить и воочию убедиться, не мешает ли что человеку на пу­ти к Господу. Да ничего не мешает! Лишь сплошная лень да жажда соблазнов тлена.

— Да, слабы еще чада духом. За малым не видят большего. Прости мя, за словеса мои, но почему бы Тебе не открыть лик свой Истин­ный перед стадом заблудшим? Люди веру бы­лую обрящут, к спасенью их души ведущую. Ведь другие сейчас времена.

— Эх, Антоний, свет мой праведный... Дух здесь мой не для проповеди, а для Обличенья, ибо нарушено равновесие, Богом данное. От­крой я лик свой Истинный, для многих это будет смерти подобно. Ибо не выдержат души грешников света ясного, как тьма не выносит солнца яркого. Узреть его могут лишь правед­ные, душою и помыслами чистые... Не вещанья о спасении уж людям нужны, а действа. Нынче некому будет оправдаться в неведе­нии, мол «Господи, искал я и не нашел». По всей Земле горят огоньки истины. Кто хо­чет, тот найдет.

— И то правда. Жаль, время-то уже на ис­ходе, а веры в людях маловато. Но все же ду­ша за них радеет, за них грешных и просит. Ведь многим не хватает самой малости, чтобы обрящить уверенность в поступи на пути к Вратам Господним. Помоги им силою свя­тости Твоей...

— Аки можно тебе отказать в просьбе, преисполненного страдания великого к спа­сению душ человеческих... Быть по-твоему... За заслуги твои и подобно тебе Молящимся дам для стада заблудшего светоч-молитву ду­шеспасительную, преисполненную силой Божьей. Но запомни, молитва сия, аки Перст Господний. Кто знал ее, но отступил­ся, для тех она будет аки камень на шее утоп­ленника. Ибо отступь их богоборству будет подобна. Ан те, кто будет ее исполнять в тру­дах праведных, совести чистой, еще при жиз­ни сей прощенья обрящут. Слова же сей молитвы таковы: «Отче мой Истинный! На Те­бя Единого уповаю. И молю Тебя, Господи, лишь о спасении души своей. Да будет воля Твоя святая...»

* * *

На этих словах видение резко обрывалось. Макс, как ни старался, никак не мог вспом­нить продолжение этой душеспасительной молитвы, ставшей столь важной и столь цен­ной для него сейчас. Каким-то интуитивным чувством он понимал, что если бы смог вос­произвести ее полностью в своей памяти, ему уже не страшны были бы никакие ис­пытания. Он ощутил в этой молитве дейст­вительно скрытую огромную Божью силу. Его душа не просто трепетала, она, даже вспоминая этот фрагмент, насыщалась упо­ительной силой молитвы, словно жаждущий путник в пустыне ключевой водой. Это бла­женное прикосновение первых капель живи­тельной прохлады. И... источник вновь уте­рян. «Как же так? — недоумевал Макс. — Как я мог пренебрегать столь ценным сокровищем? Ведь я все слышал, слышал каждое слово, но не воспринял. Даже потом ни ра­зу не вспомнил. Ну что же мне теперь все время бродить в этой адской пустыне под раскаленным солнцем? Нет смерти, но нет и жизни, а лишь медленное мучительное уга­сание! Как же так получилось? Прошел ми­мо самого важного... Я же был совсем рядом, рядом с Ним!

Как можно было не заметить очевидного? Как можно было быть настолько глухим и слепым, чтобы не видеть и не слышать то­го, что происходило в реальности, именно в той реальности, которую по глупости счи­тал иллюзией? На что я растратил свою жизнь? На напрасное прозябание в каких-то мелочных проблемах? Я же чувствовал веч­ность, почему же променял на никчемные мгновения прихоти своего смертного Эго? Обидно, столь ценное время ушло безвоз­вратно. Как же так?!»

Маленькое тельце содрогалось от нестер­пимой внутренней боли. Словно тысяча хищных зверей раздирало его изнутри сво­ими острыми когтями. Невыносимая боль вместе с жутким страхом охватили все его существо. И... глубочайшая тоска. Это тяго­стное ощущение многовекового душев­ного томления. Из самой глубины сущест­ва с необыкновенной искренностью вы­рвался крик: «Господи! Ну за что мне это?!» Именно в это мгновение в памяти Макса проявилась ужасающая картина его стремительного духовного падения. Эти отврати­тельные сцены чудовищного поглощения материей... Он даже не сопротивлялся. Он просто камнем летел в уготовленную его Эго пропасть.

* * *

По прошествии времени фирмы, которые создавал Сэнсэй, так же внезапно распались, как и были созданы. Макс в одноча­сье лишился своего крутого имиджа и зва­ния директора. Его охватила невероятная злость. И ее объектом он выбрал именно Сэнсэя, поскольку считал, что дочерние фирмы можно было спасти. Животное про­рвалось наружу, словно взрыв вулкана, дав­но скапливающего свои ядовитые газы. Ярость полыхала ярким пламенем. Жизнь покрылась большим слоем разгоряченного пепла. Максом овладела безумная идея во что бы то ни стало стать богатым. Его разум окончательно убедил самого себя, что жизнь дается только раз и что прожить ее нужно на полную катушку. Он захотел стать бога­тым здесь и сейчас, все равно каким спосо­бом, а потом будь что будет. Макс начал ле­леять эту мечту днем и ночью. Наблюдая, как живут обеспеченные люди, он завидо­вал, злился и ненавидел себя за то, что не может достигнуть такого же богатства. А ему так хотелось одним движением руки нажать на кнопку мобильного, и пусть все проблемы вмиг исчезнут, как тогда, раньше, когда он был в команде Сэнсэя.

Жизнь оказалась большой бочкой дегтя, где медом и не пахло. Проблемы навалива­лись одна хлеще другой. Макс столкнулся лоб в лоб с пугающей жизненной реально­стью, о существовании которой даже не до­гадывался. Вначале он еще как-то сопро­тивлялся, но потом и вовсе опустил руки. Макс считал виновным Сэнсэя в том, что жизнь опустила его вот таким унизитель­ным образом, сделала рабом, а не хозяином. А ведь могло быть все иначе, по уму. Мож­но было найти другой выход из ситуации. Все полетело в тартарары: и жизнь, и биз­нес, и философия. Он нашел повод ненави­деть Сэнсэя. Но в то же время осознавал, что данный повод — всего лишь следствие собственного глубинного кризиса, до конца не понятого, но от которого так страдала и ныла душа. Уж слишком болезненным оказался этот процесс стремительной дегра­дации.

В таком разбитом состоянии Макс и по­встречал давнишнего своего друга, когда-то работавшего в команде Сэнсэя. Друга к это­му времени судьба тоже немного потрепала, но удачная женитьба спасла его положение. С помощью тестя он обзавелся собственным магазинчиком на базаре, где торговал крас­кой для авто. Макс переехал к нему в дру­гой город. Стал ему помогать. Потом и во­все выбился в партнеры. Но жажда быть кру­че и богаче не покидала его. Это стало своего рода навязчивой идеей.

За несколько лет до того как Макс капи­тально подставил друга, оставив его семью практически без средств к существованию, в огромных долгах, этот друг получил по поч­те необычную посылку. В ней была книга со странным названием «Сэнсэй. Исконный Шамбалы». Прочитав ее, он поспешил поде­литься с Максом своими впечатлениями, осо­бенно восхитившей его практикой «Цветка ло­тоса». Более того, он откровенно поведал ему о своих потрясающих ощущениях, которые ис­пытал, начав выполнять данную духовную практику. И признался, что такого внутренне­го состояния духовной целостности он еще ни­когда в жизни не испытывал.

Восхищенные отзывы друга в некоторой степени озадачили Макса. Взяв книгу почи­тать, он снова окунулся в гармоничный мир Сэнсэя. Душа затрепетала от былых воспо­минаний... Макс догадался, что скорее все­го эта книга была написана девушкой, ко­торая тоже посещала тренировки и основа­тельно интересовалась духовным путем развития. До сих пор для него оставалось за­гадкой, почему она столь серьезно относи­лась к философии Сэнсэя. Макс также от­метил, что книга написана вроде в художе­ственной форме, но уж слишком достоверна. Он узнал многие события, которые действи­тельно имели место в жизни. Вспомнил Сэн­сэя. Злости, как таковой, к нему уже не ос­талось. Все тайные мысли Эго были в дан­ный момент связаны с участниками текущего бизнеса. Лишенный этой плотной пелены, Макс почувствовал, что его душа всегда бы­ла расположена к этому человеку. Легкая но­стальгия по прошлому овладела им. Он даже попытался вновь заняться духовной практи­кой. Но именно сейчас у него получалось го­раздо хуже, чем раньше при самых неудач­ных попытках. Макс рассердился сам на се­бя. Теряя былую устойчивость, его Эго поспешило возобновить свою главенствую­щую позицию. От злости, от внутреннего бессилия собственного духовного Макс наговорил другу, что художество оно и есть ху­дожество. «Вся эта всеобъемлющая любовь отводит от главной мысли о бизнесе». Макс внутренне возрадовался, когда увидел как поник духом его друг при этих словах. На­конец-то сбылось одно из его тайных жела­ний: именно его слова, а не слова Сэнсэя, пусть даже со страницы книги, возымели действие над другом. Наконец-то он, Макс, обрел долгожданную власть, пусть малую, пусть над собственным другом, но все же собственную власть!..

* * *

От таких страшных воспоминаний новень­кое, молоденькое тельце Макса трясло, словно в лихорадке. Только теперь он понимал, на­сколько глобально его захватило собственное Эго. Ведь по сути даже тогда, когда Макс летел в пропасть своей материи, даже в тот момент его рокового падения, Сэнсэй протянул ему руку помощи. А он из-за собственного раздутого самолюбия просто проигнорировал этот дружеский жест, по глупости считая, что летит в собственный рай. Он даже не предполагал, что этот рай на самом деле окажется кромеш­ным адом.

Спустя несколько лет сбылась его долго­жданная мечта. Макс придумал и разыграл комбинацию, при которой обогатился как в сказке. На кону были большие деньги. Ра­ди этой сделки он уговорил друга взять в банке кредит на солидную сумму. Тот за­ложил все свое недвижимое имущество. Раз­ве мог он тогда предположить, что Макс, давнишний друг и партнер, в одночасье ра­зорит его до нитки, без зазрения совести от­няв у его семьи все, что было нажито за столько лет?..

Именно за счет такой «незначительной жертвы ради большой мечты» Макс и разбога­тел. Все вмиг переменилось в его жизни. Он начал жить в комфортных условиях, стал ди­ректором собственного предприятия, на него стало работать много людей. Деньги полились рекой... И вдруг вместо роскоши — пустота и мрак, вместо упования собственной влас­тью — полное бессилие и неспособность что-либо изменить.

* * *

Безумное отчаяние отразилось на детском личике. Девочка стала боязливо озираться по сторонам. Взгляд остановился на ее мамаше, которая уже вовсю обнималась и целовалась с чужими мужчинами. Макс представил свое тягостное будущее и возопил со слезами на глазах:

— Не-е-т! Сэнсэй, верни меня в прошлое! Я же знаю, это в Твоей власти. Клянусь, я все понял!

— Прошлое? — спокойно произнес Сэн­сэй. — А зачем тебе прошлое? Ты загляни внутрь себя. Что тебя тянет сейчас в прошлое? Завоеванное положение в обществе, матери­альные блага?

— Нет... Да... Нет... Сэнсэй, я не знаю. Но я обязательно исправлюсь! Я же все осознал! Только забери меня отсюда...

— Пребывание в теле сиим — следствие тво­его прошлого. Это был твой выбор!

— Я же не знал, я же не думал, что ты дейст­вительно тогда гово... — Макс осекся на полу­слове.

— Говорил правду? — закончил Сэнсэй его мысль. И немного помолчав, с грустью произ­нес: — У тебя был в жизни более чем реальный шанс. Перед тобой лежали всевозможные ду­ховные инструменты. Но воспользовался ли ты хоть одним из них, чтобы построить для себя спасительный ковчег? Пока ты разглядывал эти инструменты, искал в них недостатки и до­стоинства, отведенное тебе время закончилось. Пожинай теперь плоды своих сомнений.

— Прости меня... Что же теперь со мной бу­дет?! Сэнсэй, ну ты же мне друг... Как же так? Ну, что же я... Почему ты мне не веришь?

— Почему же ты мне тогда не верил? — во­просом на вопрос ответил Сэнсэй.

— Но я все понял! Измени хотя бы мою судьбу! Что же мне теперь всю жизнь в этом дерьме плавать?!

Сэнсэй горько усмехнулся и устало произнес:

— Ничего ты не понял... Ты до сих пор жаж­дешь бананов... Ну что ж, по вере твоей да бу­дет тебе...

Девочка часто-часто заморгала. Взгляд ее снова стал по-детски наивным. Она вытерла на лице неизвестно откуда взявшуюся влагу. По­смотрела на уцелевшие песочные домики. Поднялась и, скривив в недовольстве губки, со злостью их растоптала. Схватив свою люби­мую синенькую лопатку, она побежала к мате­ри. Время точно замедлилось, прокручивая на своей невидимой пленке каждый удаляющий­ся ее шаг.

Сэнсэй перевел взгляд на лежащий рядом один из камешков, которыми девочка укра­шала свои сооружения. Поднял его и подки­нул вверх. Камень устремился ввысь, игриво поблескивая на солнце своей гладко от­полированной поверхностью. Постепенно приложенная сила стала уменьшаться. Израс­ходовав ее, камень достиг своей кульминаци­онной точки. Завис буквально на долю се­кунды и с нарастающей скоростью стал стре­мительно падать вниз. С небесной высоты он грузно рухнул на раскаленный песок, заняв свое привычное положение. Сэнсэй с сожа­лением посмотрел на камень. Потом набрал в руки горсти песка. Сосредоточил на них взгляд. И спустя несколько секунд раскрыл ладони. На них расправляли свои крылышки две прекрасные птицы. Он слегка их подбро­сил. И они полетели, плавно удаляясь в не­бесную даль. Сэнсэй улыбнулся, провожая их взглядом. Потом, опустив взор, оглянулся во­круг. Время продолжало крутить свою замед­ленную устаревшую пленку, неторопливо пе­редвигая людей. Сэнсэй тяжко вздохнул и, глянув вслед удаляющейся девочке, тихо про­изнес:

— Эх, люди, люди... Доколе же вы будете ра­деть о мгновениях, попирая вечность?

Дата добавления: 2015-06-28