Изучение основных идеологий современности в вузовском цикле социально-гуманитарных дисциплин 1 страница

Бобруйск

УДК 316.3

ББК 60.56

С 84

Научный рецензент – кандидат исторических наук, доцент, доцент Брестского государственного университета имени А.С. Пушкина А.Ю. Бодак

Учебно-методическое пособие рекомендовано для опубликования в открытой печати кафедрой социально-политических и исторических наук Брестского государственного технического университета 22 октября 2010 года (протокол №2)

С 84 П.В.Малашук. Изучение основных идеологий современности в вузовском цикле социально-гуманитарных дисциплин / П.В. Малашук. М.В. Стрелец – Брест: УО «БрГТУ», 2010. – 30с.

ISBN

В настоящей брошюре впервые в учебно-методической литературе дан комплексный анализ основных идеологий современности. Брошюра адресуется преподавателям учебных заведений, студентам вузов, магистрантам, аспирантам, всем, кто интересуется идеологическими аспектами социально-гуманитарных дисциплин.

УДК 316.3

ББК 60.56

ISBN © П.В. Малашук, Стрелец М.В. 2010

©Издательство БрГТУ, 2010

Опыт преподавания социально-гуманитарных дисциплин свидетельствует о том, что для студентов всегда трудно усваивать их идеологические аспекты. Поэтому авторы настоящего учебно-методического пособия решили помочь студенческому корпусу разобраться в основных идеологиях современности. Прежде всего, следует выяснить, что же такое идеология.

Идеология как социальный феномен функционирует на всём протяжении существования человека разумного (homo sapiens). Однако данный феномен был обобщён в определённом понятии только 2 века тому назад, что следует поставить в заслугу А. Л. К. Дестюту де Траси, занимающему важное место в истории французской общественной мысли. Мыслитель рассматривал идеологию в контексте тех теоретико-познавательных поисков, на которых он был всецело сконцентрирован. Считая чувственный опыт исходным пунктом для познавательного процесса, он точно так же объяснял генезис идеологии. Такой подход вписывался в теоретико-познавательную традицию, заложенную Дж. Локком. Находясь в русле данной традиции, А. Л. К. Дестют де Траси показал, что генезис идеологии имеет свою логику, базируется на общих закономерностях, что под общие закономерности подпадает идеология как система, в которой заложены идейные основы науки и социума. Познавательный процесс в сфере идеологии, по мнению французского мыслителя, охватывал три блока первооснов. Первый блок образовали первоосновы морали, второй – политики, третий – права.

Идеология как любое понятие имеет определение. При этом следует иметь в виду этимологическую сторону, трактовку идеологии, в общем, и узком смысле.

«Идеология (греч. ιδεολογία, от греч. ιδεα — прообраз, идея; и λογος — слово, разум, учение) — учение об идеях.

В общем смысле идеология — это понятие, обозначающее структурированную систему определённых (чаще политических, социальных или общественных) чётко сформулированных положений и идей.

В более узком смысле идеология (в рамках системно-управленческого подхода) — это логическая и психологическая поведенческая основа системы политического управления».

Идеологию вполне можно определить как «систему взглядов и идей, политических программ и лозунгов, философских концепций, в которых осознаются и оцениваются отношения людей к действительности и друг к другу, которые выражают интересы различных социальных классов, групп, обществ».

Опыт преподавания идеологических аспектов социально-гуманитарных дисциплин свидетельствует, что у студентов вызывает сложность выяснение соотношения науки и идеологии. Прежде всего, следует обратить внимание на то, что они не тождественны. Вместе с тем было бы неправильным утверждать, что идеология всегда свободна от научных знаний. В идеологических системах прослеживается присутствие соответствующего сегмента. Принципиально важно отметить, что у субъектов познания в идеологической и научной сферах разные мотивации, разные механизмы познавательной деятельности. Субъект научного познания объективен, беспристрастен и в силу этого видит содержание своей деятельности в познании сугубо реального мира. Тот мир, который представлен в идеологических системах, нельзя назвать сугубо реальным. Здесь есть как реальные, так и нереальные идеи. Любой автор идей как реальных, так и нереальных, конечно же, не может не согласиться со следующей цитатой из наследия Маркса: «Идеи только тогда становятся материальной силой, когда они овладевают массами». Практика показывает, что в большинстве случаев поданная в красивой упаковке, рассчитанная на обыденное сознание нереальная идея «овладевает массами» успешнее, чем опирающаяся на мощную доказательную базу подлинно научная идея, рассчитанная на теоретическое сознание, то есть на тонкий слой интеллектуалов, по-настоящему образованных людей. Авторы нереальных идей делят факты окружающей действительности на две части: на выгодные для них и невыгодные и обосновывают эти идеи только выгодными фактами, что никак не допустимо в науке.

Разумеется, различие содержательных сторон предопределяет различие в пропаганде научных знаний и конкретных идеологий. Формы пропаганды совпадают. Соответствующие субъекты пропаганды делают это и в устной, и в печатной форме, используют наглядность, агитируют, постоянно берут в расчёт возможности СМИ. Однако если носители научных знаний стремятся представить истинную картину мира, то пропагандисты конкретных идеологий выдают себя за монополистов соответствующих знаний, не всегда адекватно отражая реалии.

Перечисленные выше моменты характерны для всех идеологических систем, что, естественно, будет учитываться в процессе дальнейшего изложения. Его содержательную сторону составят только те из данных систем, которые имеют существенный удельный вес в современном удельном ландшафте.

Первая из рассматриваемых систем – либеральная. Исходный пункт при её рассмотрении – обращение к соответствующей этимологии, к корням данной идеологической системы.Термин «либерализм» происходит от латинского «liberalism», что означает свободный. Корни либерализма следует связывать с античным наследием. Либералы всех эпох по части позиций мыслят теми же категориями, что и эллины Лукреций, Демокрит. Правда, последние никогда не позиционировали себя как представители либерального течения, не претендовали на то, чтобы заполнять соответствующую нишу в древнегреческом политическом интерьере. Эта ниша стала заполняться не в Древней Греции, а в Западной Европе в разгар становления индустриальной цивилизации, начиная с того времени, когда подходил к завершению XVII век. Именно в этом веке произошла английская буржуазная революция, давшая мощный импульс процессу перехода от прединдустриальной к индустриальной цивилизации в западноевропейском масштабе. Свидетели этого процесса англичане Д. Локк, Т. Гоббс, А. Смит дали ему целостное идеологическое обоснование. Именно благодаря им удалось очертить то поле в идейном интерьере общества, которое однозначно отождествлялось с либерализмом. В тех реалиях английская политическая философия выполнила социальный заказ субъектов капиталистического предпринимательства, которые были втянуты в рыночное хозяйство на основе свободной конкуренции. Разумеется, для этих субъектов и свободная конкуренция, и цивилизованный рынок, и стимулируемое государством предпринимательство были идеалами, полностью совпадавшими с их социальным профилем. Именно эти идеалы составили базис либерализма. Примечательно, что уже ранний либерализм проповедовал органическое единство трёх блоков. В первый блок вошла свобода личности, во второй – однозначно уважительное отношение к фундаментальным правам человека, в третий – прочное гарантирование функционирования института частной собственности. Изложенная выше квинтэссенция либерализма следующим образом конкретизировалась в политической сфере. В данном сегменте либеральной идеологии постоянно присутствует равенство всех граждан перед законом, перманентно исключается признание любой природы государства, кроме договорной. Окончательное утверждение индустриальной цивилизации маркировало включение в политическую философию либерализмаубеждение о «равноправии соперничающих в политике «профессиональных, экономических, религиозных, политических ассоциаций, ни одна из которых» не может иметь «морального превосходства и практического преобладания наддругими».

Либерализм сразу же отметился чётким отмежеванием от этатизма, продемонстрировав свою нелояльность к государству как к ключевому институту политической системы. Он уже на старте своего появления по самым высоким меркам оценивал ответственность субъектов политического процесса, как в лице отдельных граждан, так и в лице отдельных организаций, объединений, ассоциаций, воспринимал плюрализм как оптимальную модель взаимоотношений между данными субъектами. Либералы чётко позиционировали себя как адепты межконфессионального мира, выступали носителями идеи конституционализма.

Конечно, новое течение не могло дать ответы на все вызовы времени. Более того, внутри него имелся проблемный комплекс, наличие которого ощущается до сих пор. «Главными проблемами либеральной идеологии всегда были определение допустимой степени и характера государственного вмешательства в частную жизнь индивида, совмещение демократии и свободы, верности конкретному Отечеству и универсальных прав человека». Перманентно «оказывались внутренне противоречивым интеллектуальным предприятием попытки объединить в рамках либеральной традиции либертаристский пафос и претензии на научность». Разумеется, острота этих проблем детерминировалась конкретно-исторической ситуацией. Вместе с тем они постоянно коррелировались и коррелируются с реалиями, что предопределяло и предопределяет дифференциацию в либеральном лагере. При этом принципиально важно отметить, что субъекты данной дифференциации связаны общим либеральным знаменателем их концепций. Под этим общим знаменателем имеются в виду базовые ценности либерализма.

До XX в. указанная дифференциация проявлялась слабо. Минувший век, ознаменовавшийся неоднократным прохождением экзамена на системную прочность зоны индустриальной цивилизации, становлением и совершенствованием постиндустриальной цивилизации, жёстким противостоянием между индустриальной и постиндустриальной цивилизациями, с одной стороны и с тоталитарным миром, с другой, был отмечен резким усилением данной дифференциации. В нынешнем веке прослеживается не меньшая мозаика либеральных идей, чем в двадцатом.

Касательно градации идей в либеральном лагере, прежде всего, отметим, что в нём всегда была, есть и остаётся ниша для традиционного либерализма. Вместе с тем в XX в. отдельные группировки стали ревизовать его по следующим позициям. Одна группировка предлагала перекинуть мостик между традиционным либерализмом и этатизмом, считая государство тем институтом, на который стоит всецело полагаться для наполнения реальным содержанием базовых либеральных ценностей. Другая группировка была не согласна с тем, что индивид и только он является субъектом обеспечения необходимых для него благ. Она, во-первых, включала в свой идейный арсенал тезис о том, что таких субъектов должно быть два: индивид и общество и, во-вторых, считала, что удельный вес первого субъекта в этом обеспечении должен быть меньшим, чем второго. Третья группировка первой из либерального лагеря дала отрицательный ответ на следующий вопрос: «Должна ли реальная практика властных структур иметь чётко очерченный социальный вектор?» За таким подходом закрепилось название «консервативный либерализм».

Удельный вес первой и второй группировок стал существенно возрастать тогда, когда стал востребованным поиск ответа на следующий вопрос: «Как не допустить повторения того социалистического эксперимента, который был осуществлён в России (Советском Союзе) представителями фундаменталистского течения в марксизме, пришедшими к власти в результате государственного переворота, совершенного 25-26 октября 1917 года?» Именно благодаря названным группировкам правящие круги зоны индустриальной цивилизации стали делать первые, преимущественно робкие, шаги в направлении социализации производственно-экономических отношений, о чём свидетельствовала временная частичная стабилизация капитализма 1924–1929 гг.

«В целом же, усиление элементов государственной идеологии и социальных целей, адаптировавших традиционные ценности либерализма к экономическим и политическим реалиям второй половины XX в., заставило говорить о его исторически обновленной форме — неолиберализме. Важнейшим достоинством поли­тической системы здесь провозглашалась справедливость, а правительства — ориентация на моральные принципы и ценности. В основу политической программы неолибералов легли идеи консенсуса управляющих и управляемых, необходимости участия масс в политическом процессе, демократизации процедуры принятия управленческих решений. В отличие от прежней склонности ме­ханически определять демократичность политической жизни по большинству, стали отдавать предпочтение плюралистическим формам организации и осуществления государственной власти. Причем Р. Даль, Ч. Линдблюм и другие неоплюралисты считают, что чем слабее правление большинства, тем оно больше соответ­ствует принципам либерализма. Правда, представители праволиберальных течений (Ф. Хайек, Д. Эшер, Г. Олсон) полагают, что при плюрализме способны сформироваться механизмы экспроприации большинством богатого меньшинства, а это может поставить под угрозу основополагающие принципы либерализма».

Неолиберализм видит в среднестатистическом гражданине не статиста, а динамично наполняющего реальным содержанием субъекта социальных процессов, перманентно профилирующего себя и в политике, и в предпринимательской сфере, не позволяющего зомбировать себя распространителями предрассудков. Идеологи этого течения считают, что каждый индивид вправе сам определять меру личной ответственности в вопросах нравственного поведения. Идеологи этого течения считают, что каждый индивид вправе сам определять меру личной ответственности в вопросах нравственного поведения. Они конкретизируют настоящий тезис «в виде двух известных максим: 1) индивид не несёт ответственности за свои действия, если эти действия не затрагивают ничьих интересов, кроме его собственных; 2) индивид ответственен только за те действия, которые наносят ущерб другим». Конечно, реализация таких морально-этических установок не может выступать фактором консолидации общества. Перечисленные особенности неолиберализма сужают свободу маневра соответствующей политической элиты в её отношениях с потенциальными избирателями.

Закономерно возникает вопрос: «Какая составляющая неолиберализма была главной в новейшей истории?» Ответ на него даёт опыт выхода из кризисов, имевших системный масштаб.

Первый опыт был накоплен в связи с поиском жизнеспособных инструментариев, направленных на снятие проблемного комплекса, порождённого мировым экономическим кризисом 1929 – 1933 гг.В результате этого поиска в идейном ландшафте стран традиционной демократии впервые стали профилировать себя неолиберализм и кейнсианство. Они, прежде всего, представили своё специфическое видение генезиса системного кризиса, «подорвавшую традиционные представления о безграничных возможностях саморегулируемости рынка. Если Дж.М. Кейнс объяснял недуги рыночной экономики (капитализма) хроническим недостатком совокупного спроса, то основоположники неолиберализма видели непосредственную причину кризисов, безработицы, инфляции в подрыве совершенной конкуренции и монополизации хозяйственной деятельности, нарушающих действие рыночных регуляторов.Неолиберальная концепция и в теоретических разработках и в практическом применении основывается на идее приоритета условий для неограниченной свободной конкуренции не вопреки, а благодаря определенному вмешательству государства в экономические процессы. В центре неолиберализма – личная инициатива, экономическая свобода, конкуренция и ограничение монополий. Неолибералы отрицательно относятся к «благотворительному» государству: социальные мероприятия могут проводиться только за счёт текущих доходов страны, не слишком обременяя экономику». Указанный проблемный комплекс в 1930-х гг. снимался не неолиберальными рецептами, а иными инструментариями, включая кейнсианские.

Неолиберальные концептуальные наработки 1930-х гг. впервые прошли апробацию на западногерманской территории. Сначала речь шла о западных зонах оккупации, а затем о Федеративной Республике Германия. Известно, что во второй половине 1940-х гг. перед соответствующими властными структурами возникла дилемма: или обратиться к ранее апробированным моделям, или сконцентрироваться на принципиально новой модели. Модель мобилизационной экономики, характерная для Третьего рейха, потерпела крах. Кейнсианские инструментарии не пользовались популярностью среди западногерманской политической элиты. Она глубоко уверовала в жизнеспособность такой неолиберальной концепции, как ордолиберализм. «Суть концепции заключена уже в ее названии, которое можно было бы перевести как«свобода в рамках порядка». Эта идея стала основой системы хозяйствования в ФРГ. В 60-е гг. несколько измененный вариант ордолиберализма в ФРГ получил название «социальное рыночное хозяйство». Эта модель экономики до сих пор остается официальной экономической политикой в ФРГ.

Исходной теорией ордолиберализма является учение о двух основных типах экономического строя, которое выдвигал еще в начале ХХ века известный немецкий социолог М. Вебер. Эту идею развил его соотечественник В. Ойкен. Последний считает, что, выделив самые типичные два основных типа экономического строя, можно изучать и объяснять практически все известные в истории человечества хозяйственные системы. Такими типичными или «идеальными» типами экономического строя В. Ойкен называет «центрально-управляемое хозяйство» и «хозяйство общения» (или рыночное). Он предлагает «хотя бы частичное вмешательство государства в «хозяйство общения», положив конец его «пассивности».

Итак, второй опыт был первым опытом реальной апробации неолиберализма. В 1945 году в Германии был точно такой же коллапс народнохозяйственного комплекса, как и во времена мирового экономического кризиса 1929 – 1933 гг. Ориентируясь на ордолиберализм, западные немцы в рекордно короткие сроки покончили с этим коллапсом, а затем создали одну из ключевых экономик в мире. Более того, ряд существенных элементов западногерманской модели был позаимствован многими странами, входящими в зону рыночной экономики. Стало реальностью межсистемное соревнование между зоной социального рыночного хозяйства и зоной социалистической плановой экономики. Последняя потерпела в этом соревновании сокрушительное поражение, что явилось одной из важных причин народно-демократических революций 1989–1990 гг. в Центральной и Восточной Европе, кардинальных геополитических изменений (объединения Германии, распада СССР и т.д.).

Неолиберализм оказался востребован и на постсоциалистическом пространстве. Сначала большая часть государств сориентировалась на неоконсервативные инструментарии системной трансформации народнохозяйственного комплекса. Однако такая ориентация привела к резкому усилению социальной напряжённости и тамошние власть имущие взяли на вооружение неолиберальную в своей основе градуалистическую концепцию.

Таким образом, неолиберализм в анализируемый период профилировал себя, прежде всего экономической составляющей.

Есть все основания считать, что в XX – начале XXI вв. общий знаменатель либеральных течений наложил печать на глобальный идейный ландшафт. Имея потребность в пополнении идейного багажа, к этому общему знаменателю обращались разработчики концептуальных основ национальных движений, ведущие теоретики из лагеря неоконсерваторов, христианских демократов, авторы концепций политического участия, демократического элитизма. География соответствующих субъектов политических процессов расширялась весьма активными темпами, охватив все континенты. «Эти грандиозные исторические изменения, вызванные влиянием либерально-демократических ценностей, позволили ряду зарубежных теоретиков (например, Ф. Фукуяме) полагать, что мировое сообщество уверенно движется к «концу истории», т.е. универсализации государств, воплощающих принципы свободы и равенства граждан и потому способных решить все фундаментальные проблемы человеческого сообщества». Конечно, данные теоретики допустили преувеличение, игнорируя то обстоятельство, что при реализации либеральных установок немало принципиально важных вопросов выносилось за скобки.

В связи с наличием внутри либерализма, ранее обозначенного проблемного комплекса, неспособностью этого течения ответить на все вызовы времени вполне понятным представляется социальный заказ и на другие течения. Сама логика изложения подсказывает, что следующим объектом рассмотрения в настоящей брошюре станет наиболее выраженный антипод либерализма – консерватизм. Термин «консерватизм», как и «либерализм» имеет иностранное происхождение. Во французском языке сonservatisme, а в латинском conservare означает охранять, сохранять. Что же охраняют и сохраняют консерваторы?

«Консерватизм как политическая идеология являет собой не только систему охранительного сознания, предпочитающую прежнюю систему правления (независимо от ее целей и содержания) новой, но и весьма определенные ориентиры, и принципы политического участия, отношения к государству, социальному порядку и т.д.». Из самого определения консерватизма вытекает, что он мог появиться там и тогда, где и когда либерализм переставал выполнять социальный заказ.Известно,например, что Великая Французская революция 1789 г. происходила под знаменем либеральных идей. В первые постреволюционные годы французские реалии никак не работали на либерализм. Альтернативу последнему весьма активно стал предлагать Э. Берк, к которому затем присоединились Ж. де Местор, Л. де Бональд. Все трое были едины в следующих убеждениях.

Во-первых, общественное развитие цементируется преемственностью и, естественно, именно преемственность представляется высшим приоритетом в этом развитии. Все другие приоритеты, включая инновацию, занимают в соответствующей шкале более низкое место.

Во-вторых, не может быть альтернативы для того status quo, которое является результатом естественных процессов.

В-третьих, иерархия в социуме – это данность, исходящая от надсоциальных, надприродных сил. В свете настоящей данности следует рассматривать наличие в социуме двух сегментов: 1) привилегированного сообщества; 2) непривилегированного сообщества.

В-четвёртых, считая ключевыми опорами общественного бытия семью, религию, собственность, Э. Берк, Ж. де Местор, Л. де Бональд одновременно рассматривали их как объект действия незыблемых моральных регуляторов.

В-пятых, охраняя, сохраняя перечисленные выше позиции, консерватизм консолидирует общество, делает его по-настоящему стабильным, детерминирует передачу новым генерациям именно стабильного, консолидированного общества. Безусловно, вопрос о том, какое общество передаёт одно поколение другому, – это вопрос, имеющий прежде всего моральную природу. Это – вопрос о выполнении морального долга. Консерваторы считают, что настоящий долг невозможно выполнить, делая акцент на индивидуальную свободу, придерживаясь твёрдой веры в общественный прогресс.

«На основе этих фундаментальных подходов сформировались и окрепли характерные для консервативной идеологии политичес­кие ориентиры, в частности отношение к конституции как к проявлению высших принципов (которые не могут произвольно изме­няться человеком), воплощающих неписаное божественное право, убежденность в необходимости правления закона и обязательности моральных оснований в деятельности независимого суда, понимание гражданского законопослушания как формы индивидуальной свободы и т.д. И это заставляло консерваторов сомневаться в ценностях эгалитаризма, препятствовало отождествлению демократии со свободой и эффективным управлением обществом».

Cледует иметь в виду, что первоначально консерватизм отвечал на вызовы индустриальной цивилизации. У неё, как и у любой цивилизации были своя логика, свои ценности, свои институты. Среди её несущих конструкций ключевой была бизнес-элита, которую удовлетворял тот вариант взаимоотношений между государством и народнохозяйственным комплексом, который исключал вмешательство властных структур в этот комплекс. Не видя альтернативы свободному рынку, конкуренции, анализируемая идеология, выполняя социальный заказ бизнес-элиты, отвергла тот вариант подобных взаимоотношений, который по определению был несовместим с этими ключевыми моментами индустриальной цивилизации. Кстати, убеждение в подобной несовместимости присутствовало и у либералов.

При ретроспективном обращении к консерватизму оказывается, что и его идеологическая платформа точно так же не оставалась абсолютно неизменной, как и у либерализма. В этом несложно убедиться, обратившись к идейному ландшафту начала и второй половины XX в. И в первом, и во втором случаях речь шла о дифференциации внутри консерватизма.

В первом случае консерватизм отвечал на тупики индустриальной цивилизации. В процессе поисков соответствующих ответов консервативный сегмент идейного ландшафта стали заполнять антисемитизм, расизм, иррационализм, национализм. В этих принципиально новых течениях прослеживались однозначное исключение народовластия как модели функционирования политической системы, умаление прав субъектов социума в силу их социального происхождения, этнической принадлежности. Содержание данных течений никак не стыковалось с тем обстоятельством, что до начала XX в. консерватизм постоянно позиционировал себя предложением политических по своей природе инструментариев для снижения социальной напряжённости. Основоположники указанных течений считали, что настало время заменить настоящие инструментарии силовыми. Несомненно, динамика общественного прогресса совпала с появлением консервативных течений, которые никак не назовёшь прогрессивными.

Консерватизм не мог оставаться неизменным и после Второй мировой войны. Ему было необходимо оперативно адекватно реагировать на рост притягательности либеральных и социалистических идей. По вопросу об оптимальной модели общественного развития позиционировали как традиционный консерватизм, так и его новые модификации. Новое поколение идеологов консерватизма стремилось убедить субъектов социума в том, что предлагаемый им вектор общественного развития по своему характеру не является ни либеральным, ни социалистическим. К этому поколению относились А. Гелен, X. Шельски, Г. Фрейер, с именами, которых отождествлялся технократический консерватизм. У анализируемого течения всё чаще появлялись национальные формы. Впервые заполнилась ниша для христианско-католического консерватизма. Заявили также о себе приверженцы «реформаторского» консерватизма. Идейный багаж консерваторов обновился по следующим позициям.

Во-первых, произошли очевидные подвижки во взглядах на отношения между властными структурами и народнохозяйственным комплексом. Было согласие с тем, что в этих отношениях должен присутствовать момент государственного вмешательства. Консерваторы впервые стали не противиться тому, чтобы корпус субъектов управления производством пополнялся за счёт работополучателей. Вместе с тем перечисленные «идейные течения решительно ставили вопрос об укреплении за­конности, государственной дисциплины и порядка, не признавали инициированных реформ».

Во-вторых, участвуя в поисках оптимальной модели функционирования политической системы, «консерваторы… предлагали… дополнить выборность народных представителей выдвижением в органы управления наиболее «достойных» (с точки зрения властей) граждан».

Следующий этап в истории консерватизма связан с постиндустриальной цивилизацией. Эта цивилизация принесла с собой целый круг вызовов, на которые чрезвычайно сложно было оперативно дать рационально осмысленные ответы. Не удивительно, что часть идеологов консерватизма пошла по линии наименьшего сопротивления и стала объяснять новые реалии с иррациональных позиций, предлагая при этом явно неконструктивную платформу действий. Типичный образец такого подхода – идейные воззрения французских «новых правых».

Другая часть консерваторов пошла по принципиально иному пути. Эта часть, названная неоконсерваторами, убедительно профилировала себя в связи с извлечением уроков из мирового экономического кризиса 1973 – 1974 гг. Они первыми заявили о том, что жёсткая ориентация на теоретическое наследие Д. Кейнса, которая была характерна для Западной Европы до начала 1970-х гг., в посткризисный период была бы контрпродуктивной. Заимствуя всё больше идей у либералов и сохраняя при этом базовые ценности консерватизма, неоконсерваторы выработали эффективную линию в отношении протестных настроений молодёжи Старого Света, беспрецедентный размах которых стал ключевым источником социальной напряжённости в ряде стран.

Идеологи неоконсерватизма своевременно попытались дать ответ на вопрос: «Есть или нет равновесие в системах, в которые вовлечён человек?» Оказалось, что человек не ощущает такого равновесия ни как субъект природы, ни как субъект социума. Его непосредственно затрагивают беспрецедентные по своей динамике изменения, которые никак не могут иметь в качестве своего логического продолжения равновесие духовных, экологических систем. Именно такой динамике подвержены стили жизни, жизненные стандарты, материальные и духовные потребности людей. В условиях научно-технической революции кардинально изменились субъектно-объектные отношения по линии человек – техника. Нет уже ни одной сферы бытия, в которой человек не являлся бы заложником технической среды.

Дата добавления: 2015-06-28